Цыгане

     Табор всегда появлялся неожиданно, вроде по щучьему велению. Шатры, костры, шумная суета и задорный смех вперемешку с весёлой руганью. Границу не переступить – от чёрных, озорных глаз не укрыться. Все, от мала до велика, между делом, приглядывают за своим имуществом и жилищем. Лучше не пытаться. Цыгане расселялись на привокзальной площади среди кустов акации, под густыми кронами тополей.

Вокзальная площадь наполнялась весёлым гомоном, песнями, плачем, ржанием породистых лошадей, яркими платками, юбками, шароварами и рубахами. В город пришли цыгане, значит на пороге лето,  танцы под звёздами, костры на берегу реки и много много веселья, споров, обид, свиданий и … всего того,  где кончается русский и начинается цыган … и наоборот …, хотя наоборот почти никогда … Цыган всегда остаётся цыганом!

Сколько помню себя в детстве, цыгане всегда жили рядом. Это были другие цыгане, и мы были другими … Добра среди людей много ещё оставалось, это потом его в одночасье на деньги поменяли и, как всегда, не разобрались, да прогадали. Потом сообразили, что не всё за деньги … многое – нет, главное человеку за любовь полагается. Потеряли люди друг друга. Вот, с этими деньгами и потеряли.

Скажете, сгущаю, мол, краски, нагнетаю …, совсем даже нет. У меня от этих костров под гитару, цыганскую песню со звёздами и луной в реке и на небе голова и сейчас кругом идёт и в груди грусть разливается. Какие ночи незабываемые!  Во хмелю от счастливых прикосновений, нежных объятий, поцелуев, слёз, клятв, сладкого девичьего дыхания … И много-много чудесного, чистого, настоящего.
Здорово, что со мной это случилось. Нам  всегда кажется, это только ради нас и во имя нас. Так и есть – мы всегда в центре, потому, что мы режиссёры, сценаристы и художники нашей жизни. Что задумаем, то и получится – и радость и горе – вот они – выбор за нами.

С детских лет ложился и вставал с молитвой. Бабушка приучила. Ушла бабуля, меня жизнь закрутила армейская со своими «молитвами» и порядками. Уставы, приказы и прочая армейская премудрость. Но иконку бабушкину с собой возил из гарнизона в гарнизон. Много воды утекло с тех пор, а пришёл час и обратился к Господу нашему напрямую.
Понял, что не поможет никто – на краю руки раскинул … чуть-чуть осталось до полёта … По ночам у окна стоял, с чёрного неба глаз не сводил - просил, каялся и молился – помоги, Господи, дай мне шанс …
Услышал ОН меня или кто передал мою просьбу, но изменилось всё в моей жизни…
Пробовал отступить и вроде как с недоверием, что не навсегда, … и каждый раз ОН меня на край возвращал. Смотри, мол, и накрепко запомни… Глуп человек, не благодарен и забывчив. Получил же помощь, и жизнь заиграла красками – нет, надо усомнится вместо того, чтобы благодарить и прославлять ... 

С цыганами мы как-то научились ладить. Бывало, идут по улице шумной ватагой и бросают курицам или уткам зёрнышки, а вслед зёрнышек крючок на леске летит, а на крючке червячок – раз, и подсекли курочку, подтянули, голову круть и в мешок. Ну, это так – экзотика. Где меняли разные веши на деньги, кому гадали, золотишком промышляли и много разных секретов у цыган припасено для вольной жизни. На то они и секреты - нам туда путь закрыт.
В сырую погоду зал ожидания превращался в цыганский шатёр. Спали вповалку на полу под цветастыми одеялами. Пассажирам приходилось пробираться к кассам на цыпочках, ступая на свободные пяточки пола, просвечивающегося между телами.
Днём цыгане уезжали в Иркутск – там промышляли, добывали на пропитание … Каждый знал свои обязанности и владел ими на «отлично». Вечером сдавали выручку и получали взамен – кто похвалы, кто – затрещины. Ну это понятно – кому, что полагалось …

Закончилась дружба с цыганами неожиданно. Трагически погибли муж и жена – хорошие люди. По обе стороны от вокзала по четыре улицы вдоль железной дороги. Друг друга, конечно, все знали с детства, да и родители и родители родителей тоже знакомы с далёких времён. Остались мальчик и девочка – брат и сестра. Сестра, Танюша - красавица глаз не оторвать. Всё в ней на загляденье – и фигурка, и личико, и умница … Ну, и как ведётся – у парней кулаки не заживают, а подруги вслед шепчутся. Братишке её ,Витьке, лет четырнадцать исполнилось, а Танюшке семнадцатый годок пошёл.
Остались одни в большом доме, со своим горем и братской любовью. Витька повзрослел в один день. За сестру предупредил парней – убью, если что …

А тут цыгана на волю выпустили. Был в таборе один шальной... Сколько из-за него паршивых случаев пришлось пережить – и предупреждали его – бесполезно. Нож за голяшкой, кудри до плеч, глаза огнём и чёрт не брат. Драки устраивал на дню по десять раз. В общем, спать нам было некогда – молотились по чём зря. Он нас как-то в проулке прижал, нож вытянул из сапога – у нас загривки ёжиком. Из забора доски выдрали, гвоздями землю царапаем – целимся, чтобы разом угодить и тоже улыбаемся в ответ. Посмотрел он на нас, посмотрел, поиграл ножичком, понял, что перебор, и в шутку решил перевести эту безнадёгу.
Мы по рукам ударили меж собой – не простили ... и шуточку решили вернуть … Не успели ...

Усмотрел Рома Танюшку на рынке и потерял покой вместе с головой. Выследил, где живёт, узнал, что дома один парнишка-молокосос и давай к сиротам в гости ломиться. Ночь в ставни стучит, вторую спать не даёт … и так, неделю мучал ребят. Предупредили его парни местные, как могли, а он только посмеивается и слова хитрые в ответ – конечно, мол, всё понял …сиротки …понимаю…
Витёк вокзальской породы пацан, не из маминых сынков – знал, как с разными инструментами управляться, а с ружьишком тем более.
Часа в три ночи Рома заявился с дружками и давай в окна тарабанить, а потом раздухарились и за ставни взялись.
Ставни в Сибири снаружи железным притвором прижимают, а притвор через отверстие в оконном косяке чекушат через болт. Снаружи не открыть никак. Проглядели один болт брат с сестрёнкой, а может, провернулся болт и выпала чека – не закрепили.

Распахнул цыган ставни и давай рамы выворачивать. Видать совсем берега перепутал. Танюшка кричит Витьку, умоляет – защити, брат … Витёк двустволку со стены рванул, два патрона картечи в стволы спровадил, курки взвёл и успокоился … Дал время шансом воспользоваться – иди, мол, Рома, своей дорогой. У Ромы пена на губах и нож в руке. Раму выдрал и в проёме обозначился. Витька уговаривать не стал – последнее дело эти уговоры. Вскинул стволы на грудь цыганскую и бахнул дуплетом  с трёх метров. Перезарядил ружьё и к окну, разглядел на заборе тени и по ним пальнул прицельно. Рома к своему Цыганскому Богу отправился, ответ держать. Шанс Витькин товарищам своим оставил – их задело чуток, но так – понарошку. Успел Витька в последний момент стволы опустить и заряд низом послал - каблуки только с цыганских сапог срезало, да кое где шаровары со шкурой выдрало горячей картечью. 

Танюшка оглохла от выстрелов, очнулась и к брату – беги, Витенька, братик мой родненький, беги, куда глаза глядят, и не возвращайся, пока шум не уляжется – сама позову. Не побежал Витька ...
Мужики с цыганами перетолковали - разобрались кто прав, кто виноват и договорились, чтобы табор ушёл от греха подальше. Не ровен час беда в рост пойдёт и кровушка хлынет – народ с обеих сторон спуску не даст. Лучше уж сразу договориться и разойтись тихо и с понятием. Так и порешили. На рассвете табор растаял, как утренний туман.
На суде людей было, что на демонстрации – оправдали Витю. Как не оправдать? Сестрёнку защищал – дело святое. Отец и мать гордились бы таким сыном.

Такая вот история ...


Ноябрь 2010г.


Рецензии