Автор и Тени. Эпизоды

Большая комната было освещена свечами и камином, отчего освещение было тёплым, мягким уютным, и казалось живым. Да оно и было живым, ибо пламя тоже есть форма жизнь. Оно бывает весёлым, грозным, шальным, тихим, капризным, как человек. На него можно не только смотреть, ища упокоения, но и с ним можно вести тихую непринуждённую беседу, и пламя тебе ответит снопом искр, с треском взметнувшихся в чёрной пасти камина, причудливым танцем огненных языков, то сплетающихся в едином порыве, то разбегающихся  порознь, на секунду затухая, чтобы вспыхнуть с новой силой, смеясь над твоими доводами о ценности жизни, с жадностью поедая крупные поленья некогда могучих, необхватных сосен, стройных берёз и осин.
Автор сидел перед камином в забытом временем плетёном кресле-качалке, укрытый пледом, с неизменной трубкой в руке и смотрел на пламя в камине, иногда что-то бормоча, да время от времени выпуская густые клубы дыма, раскуривая постоянно затухающую трубку, отчего на время седая голова пряталась в этом облаке, и он больше походил на призрак, нежели на творение Господа из плоти и крови.
Собственно, в некотором роде Автор и был призраком, потерявшимся во времени, который, не найдя дорогу назад в бесконечных лабиринтах миров, так и остался среди живых.
Комната была большой, и совмещала в себе и спальную, и гостиную, и кабинет. Это было его пространство вмещающее всё необходимое: на стене в изящной резной раме из-под какого-то полотна неизвестного художника, мастера соцреализма и политического плаката, висела большая старая плазменная панель,  письменный и компьютерные столы составляли деловой угол, книжная стена от края до края, журнальный столик и два кресла к нему, расположенные так, чтобы была видна и панель и камин,  да диван-кровать, на каминной полке стояли часы с курантами и подсвечники с зажжёнными свечами, которые отражались в огромном зеркале, начинающемся от  пола, и обтекая камин уходящего в потолок, отсутствие рамы создавало впечатление разрезанного пространства,  будто бы всё, что было там за зеркалом жило своей жизнью.
От внешнего мира пространство было отгорожено тяжёлыми плотными портьерами на массивных подгардинниках, и от туда не проникал ни свет ни звуки. Это была тщательно охраняемая зона, охраняемая им самим от самого себя, от химер будущего и призраков прошлого, рождённых и воскрешённых им для того, чтобы жить и умереть среди родных, но давно ушедших образов, но которые со временем стали захватывать не только мысли, но порой и пространство.
Да, он хотел отгородиться и от них, от их, порой, назойливых посещений, стараясь хранить их в банке памяти и доставать лишь по мере необходимости, не выпуская на волю без нужды, что давалось с трудом и не всегда.
Колыхнулось пламя и на диване показалась какая-то тень, очертание человека в плаще с накинутым капюшоном, вольно закинувшего ногу за ногу, лицо которого прикрывал капюшон, лишь свет свечей искрился пламенем в глазах.
-- Привет.
-- Ты как сюда попал? У меня что, открыта дверь?
-- Я ведь Память, мне дверь не нужна, ибо я всегда с тобой. Мне иногда скучно в чулане подсознания и я выхожу в Свет.
-- Но я же тебя убил в последнем действии.
-- Меня нельзя убить, я ведь вечный. Ты сам так решил, надолго определив мою судьбу… Да и свою тоже.
-- Ну уж нет! – Возразил Автор: -- Я смертен, и путь мой близиться к концу. Я уже сед, стар и слаб. Забудут меня быстро, да и знали немногие.
-- Вот тут ты ошибаешься. Ты вообще, любишь ошибаться. Вспоминай себя. Почему мне приходиться постоянно напоминать? «Средь звёзд мерцанья и планет,
                Затерянное чьё-то имя…»
Да, ты не стал классиком или каким-то откровением, но ты к этому и не стремился. Ты всегда был в тени, сам туда уходил и созерцал на бренный мир, как зритель в театре. Но ты успел посеять в головах червь сомнения, пусть малую толику, но это даст свои плоды.
-- А ты?
-- А что я? Я твоею милостью был помещён в гущу событий. Мне там не нравилось, но я не волен был собой распоряжаться, ибо я твой образ. Твой раб…
-- Рабы не перечат своему хозяину.
-- Глупые рабы да, однако я не глуп. Или ты так не считаешь?
-- Послушай! Давай прекратим этот балаган. Сгинь! Я отдохнуть от тебя хочу. От всех вас, от себя, от Города, сожравшего во мне всё живое…
В камине среди горящих поленьев, вдруг,  появился БТР, корма которого была объята пламенем, со всех щелей валил густой дым, из люка пытается вылезти боец и тянет руку взывая о помощи. Немой крик перекосил лицо, но не взирая на миниатюрные размеры, пламя и копоть, угадывалось что-то до боли в сердце знакомое. Тем временем рука из камина вытянулась в комнату, почти дотянувшись до лица Автора, от неё шёл жар.  Запах паленой резины, горелого мяса и тлена заполнил комнату.
Автор небезопасно резко отшатнулся в своём кресле, но его что-то задержало.
-- Осторожно, милый. Огонь не только успокаивает, но и уводит сознание далеко за пределы реального, -- услышал он знакомый мягкий, заботливый голос. Из зеркала на него смотрела «Лиса».
-- Но…Но тебя же нет?! – вырвалось у него, и в душу запал предательских холодок – ему стало страшно.
-- Нет конечно. Ты меня убил. Как многих.  «Пулемёт и девичье тело выясняли кто сильней – победил пулемёт». Красиво, -- мечтательно произнесла она. – Никакого глупого геройства, просто красиво, и всё. Но ты прав, меня нужно было убить. А вот «Рыжую» жалко. Она ведь любила…
--  Я её не убивал. Она пропала, исчезла и всё, -- вдруг, начал оправдываться он.
-- Пока. Пока, милый. Но ты не удовлетворён, и вытащишь её рано или поздно из заказника, дорисуешь и убьёшь. Но даже если и нет, то это разумеется само собой. В твоих троеточиях можно спрятать и убить эпоху, не то что влюблённую дурочку.
-- А где Батя? – послышался ещё один голос со стороны дивана, это оказался «Гном».
Автор медленно оглянулся и увидел свою комнату заполненную персонажами. Они сидели на креслах, просто на полу, столах, ходили из угла в угол, и молчали, искоса поглядывая на него. Здесь была и «Рыжая» с копной огненно-рыжих волос, которую венчал маленький чёрный беретик, Лёха чистил свою СВД, Печенег полулежал в углу и жевал травинку, здесь были почти все.
 Это был бунт. Мятеж.
-- Он там, -- указал на зеркало автор, в которой держал, вдруг,  задымившую, вечно тухнувшую было трубку.
-- Но там Вечность.
-- Всё правильно. Вы все там, а мне в другую сторону. Я хочу вас забыть. Всех. Я устал. Вы теперь сами по себе. Там.
-- Конечно, -- вдруг, согласился «Гном», -- но мы ещё вернёмся, когда ты нас позовёшь. Мы ведь не приходим без звонка, воспитание не позволяет. А ты позовёшь, ибо мы одно целое – ты пока здесь, мы всегда там…и с тобой. Ты нас родил и оживил, хоть мы этого и не просили, потому ты и в ответе за всех, и за всё.
-- До свидания, милый, -- проворкотала на прощание «Лиса».
Свечи постепенно гасли, утихало пламя в камине, лишь в надвигающейся тьме ярко светили угли, переливаясь рубинами, и слабо потрескивали.
Автор спал. Один в этом мире химер и призраков