Ах, мамочка!

               
    «Шестьдесят два, конечно, не сорок, - думала   Мария Викентьевна,  глядя на себя  в зеркало. -  Но, ведь, и не восемьдесят, поэтому называть меня  бабулькой  бестактно. Но как объяснить это  соседям с их дурными манерами?»

   - Мамочка! – услышала она  мелодичный голос  Ксении из другой комнаты.

   - Иду,  иду,  мой дорогой! – Мать просеменила по коридору и остановилась, пораженная, в дверях:  "Ах, как идет к русым волосам Ксенечки это розовое платье с мережкой!"

   -  Что ты застыла, мамочка? – Ксения, придерживая крышку фарфорового кофейника,  осторожно разливала кофе. 

   - Ничего,  -  испуганно сказала Мария Викентьевна  и села.

   «До чего хороши у Ксенечки глаза,  - думала она,  придвигая к себе чашку.  – И взгляд голубой,  холодноватый. Как у свекрови.  Дворянских кровей была свекровь, настоящих дворянских, хотя злее ее не было».

 - Не находишь ли ты, мамочка, - ласково улыбаясь, спросила дочь через некоторое время, все заполненное  звуками трапезы, по сравнению с которыми щебет воробьев на балконе мог показаться резким, - не находишь ли ты, мамочка, что пирожок нынче удался?

   -Удался, удался, милая.  Тебе все удается, мой дорогой! –  гудок автомобиля под окном заставил ее вздрогнуть и бросить тревожный взгляд на дочь.

   - Все потому, что тесто вышло неплохое, - все так же улыбаясь, заметила Ксения,  - а тесто - главное в пирожке.

   Этот разговор, приятный обеим, наверное,  затянулся, если бы не гудок, повторенный на этот раз дважды.

   - Игорек ждет, -  несмело сказала мать.

   - Знаю, мамочка. – Ксения, не торопясь,  приложила салфетку к губам, и, выйдя на балкон, изящно взмахнула кистью руки.

….   Увидев Ксению, Игорь заулыбался и пошел ей навстречу.
«В этой бабе, и правда, что-то есть! «19 век, старик, - вот тебе крест! - вспомнил он слова Витьки-трубача, который их познакомил. – Поглядишь и скажешь:  тургеневская Ася. Помнишь такую? Ася, но в бальзаковском, старик, возрасте».

   «Полноват и староват,  но, в целом,  ничего - не в первый раз отметила про себя Ксения, взглянув на Игоря. – Зато – первая скрипка в оркестре. Посмотрели бы на него наши дамы. Впрочем, он не в их плебейском вкусе». 
 
   -  Не люблю машин, - сказала Ксения, удобно устраиваясь на  сиденье. Эту фразу она произносила каждую субботу, чтобы он не думал о какой-то корысти с ее стороны.

- Солнце печет уже с утра,  - сказал Игорь, включая зажигание.
 
  – Денек обещает быть неплохим, - милостиво согласилась Ксения.

   - А как Вы спали, Ксения? Что Вам снилось?

   -  Спала я хорошо, благодарю Вас, Игорек, - неторопливо начала она, - а снилась мне река ... 
    "Это надолго, - обрадовался он.  -  Как  они все, глупые и умные, любят пересказывать свои сны».

    Центр миновали удачно и,  повернув на Приморское шоссе, влились в поток маниакально стремящихся за город машин. Хорошо, что после Лахты на шоссе стало свободнее.

   -  На Щучье? – спросил Игорь, прекрасно знающий их обычный маршрут.

   - Нет. - Строго сказала Ксения. - Сначала к Анне Андреевне.

    У могилы Анны Ахматовой уже стояли люди. Ксения положила на камень цветы, немного постояла, опустив голову, потом посмотрела на Игоря и тихо продекламировала:

   Сказал, что у меня соперниц нет. \ Я для него не женщина земная. \ А солнца зимнего утешный свет. \  И песня дикая родного  края.

    Писатели из дома творчества, стоящие у могилы, с пониманием смотрели на нее, как бы принимая в свою кампанию.

    Ксения  помедлила,  потом повернулась и быстро пошла к воротам: не проводить же весь день на кладбище. (Писатели, разумеется, с интересом глядели им вслед.)

    Игорь лежал на спине, опираясь на локти, и смотрел, как  Ксения осторожно пробирается к воде, брезгливо обходя лежащих.  «Королева, ей - Богу! И такое впечатление, что она никогда, ни с кем, и нигде! Ну, это уж ты, брат, хватил!  У нас это, да, бывает, а у них  - нет!»
   Непонятно, как Витька на нее вышел. «Есть, старик, невеста по твоим запросам. Не знаю, правда, по твоим ли зубам».

   -  Так, может, и не надо? – спросил Игорь,  большой  ценитель блицкрига.
   Но на уговоры поддался. Какой там блиц! Осаде пошел пятый месяц. Сколько денег ушло на конфеты – букеты, сколько бензину на поездки по литературным местам!
 
   Ксения подошла, аккуратно промокнулась полотенцем и села.

    - Вода сегодня, по-моему, неплохая.

    «Неплохая»  – ее  любимая  мера всему. Никогда не скажет: холодная или грязная. А только так: неплохая».  Ну, как к такой подберешься? - Игорь вздохнул и решительно положил руку на  плечо Ксении.

   -  Не кажется ли вам, Игорек, - она деликатно освободилась от его руки, - что этот пейзаж немного напоминает Моне?

   «Моне? Только Моне нам и не хватало», -  подумал  Игорь.  Толстуха в  сиреневом белье неожиданно появилась слева  и закрыла собой пейзаж Моне.

   «Откуда у нас столько народу?» – раздраженно подумала Ксения. -  Куда ни пойдешь, куда ни поедешь, крик, шум  - везде».

  - Пойду  искупаюсь, - сказал Игорь и, сделав несколько шагов, поравнялся с толстухой.
   
    «Как они похожи! – удивилась Ксения. – У него такие же  ручки и ножки, воткнутые в жирное тело. И  такое впечатление, что он - никогда, ни с кем и нигде. Впрочем, у них так не бывает. У нас – да, а у них – нет!» – Ксения вздохнула, и вдруг крики детей и взвизги женщин сначала стали тише, а потом пропали. Будто она  была на  острове, маленькая, беззащитная, одна.
   «Как я их  всех ненавижу! - Она смотрела на Игоря в воде. - И его? И его тоже! Но ведь только что было все хорошо? Наверное, меняется давление. Ну, так и есть!»

   Откуда-то сзади, со стороны леса, подкрадывалась к озеру и к ней темная зловещая туча. Надо немедленно ехать!  – мысленно приказала она и увидела Игоря,  выходящего  из воды.

   -  Что с вами, Ксения? 

   -  Я  хочу домой!

   - Сейчас поедем, - сказал он.

   Машины, несущиеся по шоссе, казалось, уходили от преследования.

   - Вы читали последней номер «Звезды»? - попытался нарушить Игорь тишину. – По-моему, он вышел удачным. А, Ксюша?

 -  Я не Ксюша, - отрезала она и потом молчала до  самого дома.У ворот она через силу ласково улыбнулась:

   - Это была неплохая прогулка.  Не провожайте. Благодарю вас, Игорек.

   Потом проворно вылезла из машины, и через мгновение  платье с мережкой скрылось в парадном.
   Игорь удивленно присвистнул, достал фляжку с коньяком  и открутил пробку: облом требовал раздумий.
   Ксения чмокнула мать в щеку и прошла на балкон. Машины уже не было. Она вдохнула резкий аромат цветов, что поднимался из палисадника, и немного постояла. Темнело на глазах: знакомая туча, лиловая посредине и серая по краям, уже висела над соседним домом.
«В последний раз»,– прошептала Ксения.  Закрыла балкон, прошла на кухню, распахнула холодильник и стала быстро перегружать его содержимое в две сумки.

   Мать, стоя в дверях, с ужасом следила за ней.

   -  Останься,  Ксенечка!   

   -   Я уже большая девочка, мамочка!

   Потом, спотыкаясь, шла она, нет, бежала, между темных домов.
   Под взмахом ее руки частник прижал машину к бровке.

   -  На Гражданку?  Со скоростью света, мадам!

   Но Ксения не поддержала шутки: холодная противная дрожь сотрясала все ее тело так, что стучали зубы. «Скорее, - кричала она про себя. –  Скорее!»

  У знакомого дома она сунула шоферу деньги,  с трудом волоча сумки,  поднялась по лестнице, остановилась и сейчас же услышала, как обрушились на город потоки дождя.

   За дверью квартиры раздавались тяжелые шаги и ругань.
Ксения прислонилась к стенке и в блаженстве закрыла глаза.
«Любит! Ревнует!» – улыбалась она, прислушиваясь к раскатам мужского голоса.

   Дверь сама собой распахнулась.

- Явилась! – мужчина на пороге был небрит, ворот его несвежей фланелевой рубашки обнажал немолодую шею; темные глаза смотрели независимо и зло.

   Он отошел назад, пропуская Ксению. Она поставила сумки на пол и ласково дотронулась до его худой щеки:  «Опять печень?»

  Но он грубо отпихнул ее в сторону и, подхватив сумки, ушел на кухню.

   Ксения присела на стул у кухонного стола и вытянула ноги, чувствуя, как  покидает ее напряжение долгого дня. Потом посмотрела на  занавески – надо бы замочить - на лампочку  без абажура и мужчину, который быстро извлек из сумок  цыпленка, зелень, хлеб, огурцы и  - оп! - бутылку вина:

   -  Молодец, крошка!

   «Почему мы, женщины, никогда не бываем такими несчастными?» – думала Ксения. А вслух между тем быстро говорила:

   - Сегодня у нас  на работе…

      Мужчина, молча, возился с бутылкой, которая  не поддавалась,  крыл всех и вся, и казалось, что под его зубами вот-вот хрустнет  стекло.  Наконец, темная жидкость полилась в стаканы.

   Выпив свой залпом, он покосился на второй:

   -  Чего не пьешь? А,  давай его сюда!   

   Этот стакан он пил не торопясь, смакуя, и Ксения смотрела, как оживает его лицо, как  разгораются в глазах знакомые хищные огни. И под его взглядом возникала и захлестывала ее сладкая волна.

   -  Ну, что, Ксюшка?  На работе, говоришь,  до сих пор была? Ну, и кто тебя   ….  на работе? А,  Ксюшка? Первый менеджер или второй?

   И слышал в ответ счастливый и неприличный смех Ксении.

…  -  Знаешь, почему ты ко мне липнешь,  Ксюшка? –  спрашивал он после, когда Ксения, опустившись на грязный пол, стояла на коленях, прижимаясь головой к его ногам.

   Он задумался, подбирая  приличный эквивалент для своей мысли:

   -  Люблю я хорошо! Ага. Никто из баб не обижался, - говорил  он, несильно дергая ее за волосы, но Ксения не воспринимала его слов.

   «Не пара он тебе, доченька. - Слышала она отчаянный голос матери. – Не пара. Извини меня, дорогая, -  «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».

  «Не можно. Не можно, - твердила про себя Ксения. – Я знаю, мамочка:  не можно. Ах, как мне жаль, мамочка, что не можно!»

 «