Часть 3. Глава 1

                Часть 3. Ах ты, ноченька...

Глава 1.

- Ну, как ты? – послышался голос Ники.
Денис поморгал глазами, потрогал виски и кисло улыбнулся:
- Опять отключался...
- Отключался? В смысле... терял сознание? И опять ничего не помнишь?
- Абсолютно. В теле появилась лёгкость, а голова уже ясная, как никогда...
- Да... Не прост этот камушек, если всё так, как ты говоришь.
- Обожди-ка...  Мы ведь хотели разобрать, что тут ещё внизу написано.
- Да-да, - поднялась Ника, и они вместе стали рассматривать под рисунком причудливую вязь, которая смутно напоминала старославянскую.
Скоро пришли к выводу, что без специалиста тут не обойтись. Снова уселись на диван и машинально придвинулись друг к другу. Девушка положила голову на плечо парня, он приобнял её и вдруг ощутил, что продолжает держать в ладони чудо-камень.  Хотел положить его на стол, но тепло, исходящее от Ники было таким обволакивающим, нежным, что задержался. Машинально провёл пальцем по каменистой поверхности...

*  *  *
          Крытые телеги, расположенные полукругом; исходящий из центра сизый дымок от потухшего костра; пасущиеся лошади и лёгкий туман, который уже пронзали первые утренние лучи – всё говорило о том, что здесь расположился цыганский табор. В лощине, умостившейся в пойме небольшой речки, было по-особенному уютно, умиротворённо и патриархально. Пахло травой, сыростью, лошадьми и навозом.
Уже неслись первые птичье напевы, когда из лесочка, что играл красками на краю лощины, пригибаясь низко к земле, россыпью, перебежками появились люди. Они были вооружены крестьянскими оружием: вилами, топорами, косами. Людской поток растекался ручейками вокруг табора, окружая его со всех сторон.
Однако ещё кольцо не замкнулось, как раздался крик тревоги! Тишина раскололась, разверзлась и взорвалась разноголосьем. Послышались женские причитания, надрывный плач детей и команды, отдаваемые зычным решительным голосом. Не прошло и нескольких минут, как вокруг телег выстроились цыгане, вооружённые ножами, пиками, саблями. Нападавшие выпрямились в рост и приостановились в движении. Из строя цыган вышел высокий, с густой чёрной бородой и горящими большими глазами мужчина. В руке он держал саблю. Осмотрев застывших в напряжении крестьян, он прокричал:
- Не надо крови! Мы навсегда уйдём из этого края...
- А лошадей кто возвернёт, ворованных? – пророкотал в серой суконной рубахе широкоплечий увалень, стоявший чуть впереди крестьянской цепи с топором в руках.
- А кур моих?
- А порося?... – понеслось по нарастанию.
- Детишек из Бугаево, кто увёл?
Цыган грозно округлил глаза и с натугой прохрипел:
- Не брали мы детишек... А остальное вернём, тут же...
Очевидно, драки никто не хотел, и слова цыганского вожака-барона остудили пыл возмущённых крестьян. Они вопросительно уставились на увальня. Тот замялся на миг, обернулся к своим и крикнул:
- Примем словеса их, али биться будем?
- Примем... – донеслось издали робкое, а потом зароптали и остальные. – Ежли всё краденое возвернут и умыкнут отселя! – раздалось уже громче и дружнее.
- Знать договорились... – примирительно опустил саблю барон.

      Большая половина лощины уже переливалась солнечными бликами, когда последняя цыганская телега тревожно мигнула на прощание лучом, отражённым ободом колеса, и исчезла вдали. А толпа крестьян возбуждённо гудела, разбирая ворованное. Не сразу обратили внимание на молодого человека, сидящего одиноко на куске обгоревшего бревна возле остатков костра. Он проясняющимся взглядом осматривался вокруг и казался не в себе.
Первым подошёл увалень – звали его Илейка. Он присел перед парнем на корточки:
- А ты... – и запнулся, сморщив лоб.
Потом обернулся к крестьянам, которые с интересом подходили ближе.
- Гляньте, мужики! По обличью схож на барина, молодого, а? Братцы?
- И правда... – стали мужики почёсывать затылки, бороды и щипать усы.
- Дык, сказывали, брата барина цыгане утянули малым годов надцать назад! – высказал кто-то предположение. – Звали Дениской, а теперь цыгане ево и кинули со страху...
- Верно! – хлопнул по коленкам Илейка. – Ты-то чевой молчишь? – тронул он рукой парня. – Дениска, ай нет?
- Дениска...
- Ну и дела... Однако, цыганва и имя оставила то же... – сел на землю увалень. – Таперя барин нам бочку вина расстарается без оглядки...
Мужики заволновались, заговорили разом, обсуждая новость. А Денису казалось, что он всё это видел, слышал и помнит: даже этого сурового здоровяка.

       Капитон Гаврилович Светёлкин, потомственный дворянин, род которого тянулся от удельных князей, служивших самому Калите, любил по утрам трапезничать в саду. А сад у него был отменный! Барин одно время увлёкся и кропотливо выискивал по округе у друзей-дворян, у самого губного старосты Еремея Косолапого, замечательные яблоньки, груши, сливы и иные плодоносящие деревья. И теперь наслаждался плодами трудов своих и садовника Терентия, первейшего знатока-садовода, выкупленного в тверском околотке у своего боевого сподвижника Прошки Дубинина.
Этим утром барин привычно сидел в беседке за широким столом, установленным  разносолами. За его спиной почтительно стояли повар Антошка Сипатый и дворовая девка Катька. На их лицах застыла угодливая готовность выполнить любую прихоть хозяина.
Капитон Гаврилович был ещё не старым, крепким мужчиной с чуть наметившимся брюшком и округлыми лоснящимися щеками. Властный взгляд, аккуратно подстриженная бородка и усы придавали ему королевский вид с картин западных художников, которыми он как-то обзавёлся в один из военных походов в Лифляндию. Трапезничал он солидно, не спеша, с толком, приправляя откушанное глотками домашнего вишнёвого вина.
Идущий по аллее быстрой походкой, слегка наклонившийся вперёд Парамон Застёжка,  управляющий имением, вызвал лёгкое раздражение: не любил  Капитон Гаврилович, когда отвлекали от приятного действа.
Управляющий резво вскочил на ступеньки и низко склонился:
- Ваше сиятельство, прошу не серчать, но срочной важности дело. Дозвольте доложить?
Барин степенно дожевал, вытер салфеткой рот и по-военному отчеканил:
- Докладывай! Раз уж пришёл...
- Холопы Ваши с утра побить цыган вздумали...
- Тех, что мне намедни жеребца каурого в дар привели?
- Их самых.
- Кто дозволил людей добрых бить? – грозно напыжился барин. – Самоуправство не допущу! – и Капитон Гаврилович стукнул кулаком по столу, так что упал кувшин с вином.
Однако Антошка среагировал мгновенно – подхватил посудину и не дал вину вылиться на цветастую льняную скатерть. А Катька воспользовалась моментом и подложила барину кусочек свининки. Парамон же побледнел, вытер пот с подбородка:
- Оно то конечно... самоуправство, Ваше сиятельство, да тольки цыгане в воровство ударились: у Петра Ноздрёвкина кобылу увели, у Стешки Лопатой поросят, поговаривают и детей...
- Воно как... – утихомирился барин и потянулся к бокалу с вином. – Так что – побили?
- Уговорились миром...
- Миром? Ну... надо было хоть бочины помять цыганве. Не по-нашему вышло, - вытерев усы, опять нахмурился Капитон Гаврилович.
- Цыгане, по уговору, ворованное вернули и уехали, и свершилось чудо, Ваше сиятельство, - заискивающе осклабился управляющий, - братка Вашей светлости, Дениска объявился там... где пришлые гуртовались...
- Что?! – барин приподнялся. – Братец Дениска?... Где он?
- Сей момент! – приободрился Парамон и шустро поспешил к воротам.
Вскоре Парамон Гаврилович обнимался с Денисом и недоверчиво разглядывал его, поворачивая в разные стороны:
- Ну, будто я, когда ужо девок щупал! – восклицал он и теребил парня за плечи. – Где ж ты пропадал? У цыган? Как же жилось  у этих, чернобородых?
Денис ждал, когда закончится “братский” приём, и только пожимал плечами. Наконец, вымолвил:
- Ничего не помню...
- Знать опоили дурманом, подлецы... – констатировал барин. – Ничего, мы тебя быстро приведем в порядок. Парамон! Баньку сготовь, да одёжу нашенскую и светёлку в доме подбери попросторней и удобней... А пока, братец ты мой, садись со мной – небось голодный? Давай-ка отпразднуем твоё воскрешение. Антошка! Тащи ещё вина! Да гусляров и девок-плясуний сюда! И шустрей...
В этот раз утренняя трапеза барина затянулась... Он так разохотился, развеселился, что слегка перебрал хмельного. Впрочем, и Денис, который хоть и старался лишь голубить бокалы, скоро опьянел. Он с детской непосредственностью осматривался, слушал старинные песни, внимал народным пляскам и ощущал себя не меньше как в раю. А старший брат подпевал гуслярам, успевал обниматься с воскрешённым родственником, иногда пускался в пляс, пока не упал обессилено на стул:
- Парамон... Веди нас в дом – отдохнуть надобно...
После чего, прислуга осторожно взяла братьев под руки и повела в опочивальни...
Так у Дениса началась жизнь в барском имении...

*  *  *
Время пролетало быстро...
Денис обвыкся в новых условиях так, будто жил здесь всегда. Возвращение его праздновали неделю, после чего парень при запахе и виде вина содрогался. Капитон Гаврилович посмеивался:
- Неужто у цыган хмельного не пьют? Али не давали? Вспомнил что, как жил?
Денис мотал головой, кривился:
- Теперь это уже не важно. Главное – я дома! Всё мне знакомо: и этот двор, и люди, и лес вдали, и поле...
- Ну и добре, - благодушно сверкал очами барин. – Вскорости и на охоту снарядимся... А там и осень, свадьбы пойдут. Девку ещё не пробовал?... А, впрочем, ты ж ничего не помнишь...
Но перед охотой случилась заминка...

Накануне закончились долгие дожди. Настырный ситничек так обильно полил землю, что дороги развезло основательно. Жизнь в деревне и на барском подворье замерла... Но только последняя тучка лениво мигнула лиловым глазом на западе, как выкатилось оранжевое светило и разгулялось так, что уже через день даже мелкую лужу или латку грязи было не найти!
Братья допивали утренний мятный чай, в той же беседке, когда появился управляющий Парамон. В этот раз он шёл с блудливой ухмылкой, не склонялся вперёд, а наоборот,  вымеривал шаг по дорожке ровно, чётко, почти строевым шагом!
У всех было приподнятое настроение, которое навевала и погода, и предстоящая охота. А Капитон Гаврилович особенно приободрился: голова и тело успокоились после празднеств и сладко томили предчувствиями новых удовольствий. Он мотнул головой в сторону Парамона и пробасил Денису:
- Ежли идёт как на плацу, знать порадовать желает... Знаю я его как обглоданную свинячую костяшку.
Дошагав, управляющий демонстративно отвесил глубокий поклон, спрятал усмешку и бесстрастно стал докладывать:
- Елизарка сын Агафона Курносого прибыл на поклон с прошением о женитьбе и подношением-откупом...
- Жениться собрался?... – заёрзал на месте Капитон Гаврилович. – И на ком? – вытянул он вопросительно голову вперёд.
- На Ульяне Цветастой...
- На Ульяне? – глаза у барина укрылись масленой плёнкой. – Ужели выросла деваха? Ты гляди, как время скачет? – повернулся он к Денису. – Будто недавно бегала в помощницах своей мамки и подавала мне квасок с устатку и вот те на... выросла. А красотой блистала с детства. И как она счас? Что-то я давненько её не видывал?...
- На дальней заимке они зимовали... Да и летось там же. Вот и не показывались на очи Ваши светлые, - склонился Парамон. – А девка Ульяна налилась соком, как берёза по весне, да разрумянилась как солнце ноне. Хороша...
- Всё идёт в руку! – загорелся барин, обращаясь к Денису. – Будем из тебя мужика лепить!
Денис слушал этот разговор, допивал чай и блаженствовал, наблюдая за солнечными проказами. В суть беседы не вникал: к таким докладам управляющего, касающихся разных хозяйственных сторон жизни имения, он уже привык. Однако...
- Я вроде и не девка, - отшутился Денис, совершенно не понимая о чём разговор.
- Ясное дело. Но бабу-то ишо не тискал? А... Вижу! Не знаешь сию сладость!
Такой поворот смутил Дениса - он покраснел, но потом оправился:
- Всему своё время. Только причём тут... Ульяна. Как я уловил, она невеста этого... Елизарки.
- Эх! Отбили цыгане память молодцу, - развязно хлопнул по плечу брата барин. – Запамятовал право первой ночи?... Первой ночи! Сладость-то какая – попробовать первым созревший плод девичий, а? Парамон?
- Истинно так, Ваша светлость... Только Елизарка откупиться желает...
- Чево?... – набычился, а потом затрясся смехом Капитон Гаврилович. – Откупиться?... А это, как я гляну... – ехидно протянул он. – Мне братка молодого надобно в мужицкую струю пускать. А он – откуп! Гони его, а Ульяну... на кухню, пока не решим с Дениской, когда её в женщины определять да жениху отдавать. Пущай потом плодится и милуется с ей! Понял? Выполняй!
Парамон козырнул, резво развернулся и уже рысцой кинулся выполнять приказ.
- Не понимаю... – сдерживая раздражение, заупрямился Денис. – Что значит право первой ночи? Она, Ульяна, перед тем, как выйти замуж за своего возлюбленного, должна с кем-то другим... того?...
Капитон Гаврилович даже разгорячился:
- Пустая твоя башка! Не с кем-нибудь, а с хозяином своим, барином! А поскольку ты тоже барин, то...
- Вон как... – подивился парень. – Однако, странно всё...
Пока старший брат расхваливал этот неписаный закон, идущий издревле, Денис не мог определиться со своими чувствами: то его обдавало волнительным жаром, то чем-то липким, неприятным. В горле почему-то запершило, и он попросил Антошку принести кваса. Напиток показался перекисшим, и барин отругал повара. А Денис вдруг успокоился: наверное, кислый дух ударил в голову и слегка опьянил.
Потом, успокоившись, братья осмотрели охотничьих борзых на просторной псарне, затем поупражнялись в стрельбе из ружей. Чтобы развеяться, прокатились по округе на дрожках. И Капитон Гаврилович с умилением показывал свои обширные владения. В течение этой прогулки, он, нет-нет, да и возвращался к “праву первой ночи”. Так убедительно отстаивал своё мнение, что Денис заколебался: предки плохих обычаев не оставят.
- Ведь, подумай. Убеждал старший брат. – Какая честь для простой крестьянки зачинать замужнюю жизнь, будучи обласканной самим хозяином, барином! Здесь, в имении, я царь и бог! Плохо что ль божью милость получить? Кровь барскую влить в крестьянскую? Помозгуй...
И Денис задумался...

На обед опоздали, но прогулка внесла свою разрядку.  Капитон Гаврилович вновь повеселел и откушал, как всегда, вкусно, сытно и обильно. В конце трапезы он вызвал Парамона и отчитал: почему до сих пор не привели Ульяну на “очи его”?
- Одну её не пущает Елизарка. Да вот они сами идут... – опешил управляющий, увидев, как на дорожке появились молодые крестьяне, он и она.
       Девушка была одета в длинный цветастый сарафан. Её, цвета степной травы, волосы спереди были перехвачены белой полоской, которая оттеняла ровный лоб, чёрные брови и небесной синевы, с печалью, глаза. На парне топорщилась на угловатых плечах и боках льняная длинная рубаха, перевязанная кушаком, а на ногах серели завязками растоптанные липовые лапти. На его, с редкой порослью лице застыла бычья напряжённая угрюмость. Правой рукой он придерживал девушку, а в левой - тащил мешок...
Капитон Гаврилович даже приподнялся – такого увидеть никак не ожидал - холоп без предварительного дозволения шёл к нему в момент, когда барин занят! Хотел вознегодовать, приказать всыпать плетей и посадить на цепь наглеца, но что-то остановило... Ах, да – красота Ульяны! Такой свежести, юности, уходящей детской кротости и рвущейся женственности, он давненько не видывал...
Разволновался и Денис. Его тоже поразила нетронутая, даже диковатая, красота юной девы. Печаль в синих глазах, перемешанная со страхом, робко трогающим черты округлого лица, только добавляла прелести.
Парочка уже подошла и низко склонилась...
Барин по-прежнему молчал, а Елизарка (это был он) выпрямился и, преодолевая робость, заговорил:
- Бог Вам в помощь... здравия Вам, барин, Капитон Гаврилович, на долгие лета... Не серчай на холопа свово, беспутного Елизарку... – речь давалась парню с трудом, но он достойно выходил из ситуации и не сбивался. – Отдай мне в жёны Ульяну, дочь Цветастого Петьки, и прими откуп... от первой ночи...
Елизарка поставил мешок на землю, и молодые вновь склонились.
Наступила напряжённая тишина...
Капитон Гаврилович крякнул, выдыхая воздух, намешанный и на восхищении, и на гневе, и обратился к Денису:
- Видал, каков наглец, а? Такую... такое вздумал за вшивый откуп отхватить. Не быть тому! Дениска – забирай девку, а хама сего... Парамон, пока я добрый, - пару-другую плетей и – вон!
- Обожди-ка, братец, Капитон Гаврилович! – поднялся и Денис. – Не спеши творить расправу. Раз за мной тут дело, то я принимаю откуп и...
Поначалу Капитон Гаврилович оторопел и покраснел, как мак в цвету. Заминка длилась недолго.
- Чево? – взревел он медведем. – Хоть ты мне и брат, но честь свою ронять перед холопами не дозволю... Ежели не желаешь по воле моей идти, то... я сам возьму сию красоту!
Барин взъерошился от гнева, глаза его выпучились и бегали по сторонам, будто выискивали чего-то. Не совсем он был уверен в правильности своего решения, но остановиться не мог.
Глядя, как разошёлся старший брат, как сжался пружиной Елизарка и потемнела Ульяна, будто ночь укрыла её очи, Денис взорвался:
- Тогда уйду я от тебя! И не сам!
Парень решительно вылез из-за стола, подхватил сначала Елизарку под руку, потом Ульяну и потянул их за собой к воротам. Капитон Гаврилович не ожидал такого исхода и на время потерял дар речи. И Парамон только отчаянно водил глазами, как преданный  пёс, и ждал команды хозяина, боясь предпринять что-либо самостоятельно.
Тут громыхнуло, и оказалось, что уже давно, незаметно подкралась угольная тучка. Она сверкнула молнией, ударила раскатами грома, вздыбив на дорожке, на которой ещё оставались следы ушедших, первые водяные фонтанчики. А Капитон Гаврилович облизывал мокрые губы, сердито вытирал лоб и всё никак не мог опомниться...