Гагола

Курочка на бутылочке

Думаю, пора искать другой угол, другой формат. Со старым закончим в Мутаборе, соберем коллекцию и поставим на полочку. Как-то очень далеко отпрыгнул. Все раздражает, быт, слова, кино, слова в кино, сериалах, слова знакомых и клиентов, близких и далеких. Слова, слова. Напрягают невинные комментарии, вполне обыденные реплики, просьбы или замечания. Хуже, напрягает тишина и безмолвие, поди пойми.
Умные скажут, авитаминоз, весенняя депрессия или еще что-нибудь не менее банальное и остроумное. Вам надо отдохнуть, расслабиться, съездить на воды или просто попить чайку, ведь если не можешь изменить ситуацию, и тут палец устремляется вверх, а глаза начинают светиться озорным блеском, измени свое отношение к ней.
Ура, мудрость произнесена к месту и сам произноситель доволен - попал, вставил пять копеек в трехкопеечную дыру. Просто вы не умеете их готовить - это про кабачки, Мирей Матье или балет с оперой.
Снисходительная улыбка и самодовольный взгляд - сука, как же задолбали. Премудрые, блять, пескари - бесконечным однообразием, нудным тоном вечно пресыщенных, а пуще, идиотским скептицизмом и летней глупостью. Салонным жеманством, прогрессивными артикулами пятидесятилетней давности и ссылками на заведомое хорошо типа Окуджавы или Макара, Гафта или Ширвиндта. Последний очень нравился как актер, да и предпоследний тоже, но как автор умных мыслей, увольте. Бесконечные сашечки, левочки и наденьки. Сверхизбыточное, пестрящее уголками уменьшение с ласканием. Ядовитые суффиксы-пилюли, которые заслоняют горизонт, хотя смотреть особо не на что, ибо превозносимое мудролюбие всякий раз оборачивается беспримесной банальщиной, пусть и подается под свойским знаком #оченьстильноумносмешно как пример толерантно-тонкого потешания над злодейкой судьбой, а на самом деле, глупости с умным лицом. Быков, Троицкий, Улицкая и вообще, селебрити прогрессивной умо-культуры. Шипящая, брызжущая слюной, истеричная совесть нации. Черта. Им вторит прогрессивная интеллигенция четвертого розлива. Копируют, цитируют, жеманно закатывают глаза. Устали от быдла, бедные, но держаться из последних сил - ведь если бы не они мы так и сидели бы в собственном говне. Ничего, рано поздно эйропу приоткроют, отведут душеньку - выхолят тельца, восстановят пошатнувшееся равновесие, и любимая поза, мать ее, воссияет сызнова во всей полноте и ярости.Правда, стара как мир - ничего, главное, рожица умильная.

Почему так раздражают - узнавание. Сам такой, был таким, а может и остался. Говорливым, желающим понравиться, оказаться в центре внимания, поразить глубиной, оригинальностью и начитанностью, умно-тонким чувством йумора и ранней житейской умудренностью. Подающий большие надежды, вечно подающий, без всякого заметного попадания в натуре. Подающий и все - любите за это.
Вообще, женская сторона еврейского характера, даже вполне мужского, тема отдельная. Женского много - словоохотливость, обидчивость, позерство и желание нравится. Выглядение, полоскание и страсть к сплетням. Это не отменяет выдающихся достоинств - гениальности, мужества, чести и достоинства, умения преодолевать трудности и кошмары, чадолюбия, колоссальной выживаемости и терпения. Тем не менее, напрягает.

Еврей - значит ботаник. Теплая семейная сага, ранее чтение и письмо, всюду со взрослыми, скрипка и шахматы, пятерки и олимпиады, свой круг посвященных, обособленность и презрительное непринятие чужого. Женская душа - это не плохо или хорошо, просто жизненное наблюдение.
Никогда не мог всерьез сдружиться. Подчиняться, послушаться и благоговеть, восхищаться или сострадать, сколько угодно, но не дружить. Конкуренция. Себе на уме, и выгодой не пожертвуют.
Истерики, девчачий базар, адская жажда успеха и чуть прикрытая культуркой оборотистость. Не покидало ощущение, что на тебя посматривают объектно - сколько можно извлечь пользы, куда встроить, приспособить и хоть что-то выручить. Парнусы.

Другое дело семья или учителя. По-полной и даже больше. Вкладывались не по-детски, порой казалось, что стоит вопрос "жизни и смерти" - нет, всего лишь четверка по русскому или математике. Ужас и полное страдание, неужели деточка в чем-то уступает этим гориллам. Этим неотесанным колхозанам, людям, которые слаще морковки ничего не если, тем, кто не умеет правильно питаться и подобающе вести себя в приличном обществе. Тем, у кого пьющие родители, грязноватые ногти и небольшой словарный запас. Пейзане, и дальше прихожей ни ногой - будьте счастливы уже за то, что отличаем вас от прочего ландшафта. Но на словах, на публике все тип-топ - лучшие друзья, премилые люди.
Наши предпочитали тень, не любили высовываться понапрасну - настанет день,  настанет час появятся из-под земли - помогут, сделают, решат. Тихо и незаметно, комар носа, а потом основа безобидные ботаники - ранимые, слабые и очаровательные. Практикум выживания.
Разумеется, не они виноваты в тяготах и невзгодах, напротив, всегда стремились помочь, проявляли неравнодушие и заинтересованность, вкладывали душу, ум и труд. Учителя и авторитеты. Первая учителка, шахматный тренер и тренер по культуризму, заведующий кафедрой и любимый преподаватель высшей математики. Врач, который удалял гланды, соседи, сослуживцы, коллеги, партнеры и клиенты - незримое, но вечно живое еврейское братство. Особенные. Избранные, просто не все это принимают, не беда, главное, чтобы свои понимали. Поэтому так трудно писать неположительное, ругательное или обидное.

Селебрити не изверги и не убийцы, не монстры и не чудовища, более того, в чем-то очень существенном, неотъемлемом - свои, и это досадней всего. Полные снобизма и презрения, самодовольства и липовой важности, хотя умело скрывают и то, и другое, и третье. Умные, хитрые, профессионально высокие, претендующие на эталон. Культовые фигуры, но что-то не дает признать их авторитет. Двуликость, двуличье и добродетельность лицемерия исключительно во благо себе, собственного успеха и благополучия. Принципиальная, агрессивно подаваемая за истинное моралите. Поза, поглотившая человека.

Я знал тихих гениев, дружил, наблюдал, ничего общего. Никакого снобизма, никакой позы или агрессивного презрения. Святая наивность, удивленные глаза, незамечаемость прозы и грязи и полнейшая бытийность. Небесные создания. Ничего похожего на успех, благополучие или всеобщее признание, никакого купания в чужих восторгах, самовозвышения или любования собой. Бытовой призрак, а по-существу, ангел. Добро и правда, непосредственность чувств и дерзновение мыслей. Одаренные, обремененные гениальностью, не испортившие успехом натуру. Не утратившие достоинства и чести и не поклоняющиеся чужим богам.

Публичный успех дело кропотливое, нервное, чуть не так, ускользнет, пиши пропало. Тонкий лед, острая грань и никакой слабины, никаких поблажек или частного присутствия. Рабы. Аудитории, аплодисментов и дивертисментов. Менеджеров, пиарщиков, рейтингов и ресурсов. Не побалуешь. Культ нужно подкармливать, памятники ставить, а рейтинги, продажи и стоимость рекламной секунды повышать. Надувать щеки, парить в заоблачных, держать за руку великих. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году - из века в век.
Кончились песни, ныряй с аквалангом, топи про акул или жарь телевизионную курочку на бутылочке. Позируй стильным журналам, педантично следуй всем модам сразу, намекай на изысканность, читай аристократизм, культуру и стремление к новому. Морщи носик на чужие запахи, безвкусие шнурков или деревенский выговор – искусно морщи, незаметно, чуть снисходительно - для понимающих, и лучше, чтоб колхозан не заметил, и тогда настоящий волшебник. Делай заинтересованное лицо, подымай собеседника на уровень повыше себя, а потом, опять же для понимающих, можно размазать по стенке. Сам чистенький, и быдло на чистой воде. Красиво отыграл - аплодисменты.

Унижая других, возвышая себя за чужой счет, унижаешься сам. Теряешь самоуважение, но приобретаешь чувство собственной важности. Изнутри наружу, а сам становишься охотником из обыкновенного чуда, который давно не стреляет, лишь собирает дипломы и награды, подтверждающие неоспоримое первенство. Золотые статуэтки, жюри, интервью, правительственные награды и приемы. Властитель дум, интерпретатор смыслов, и быдло говорит его языком. Должно говорить. Синяя птица.
Именно личностное разрушение, потеря нравственной мелодии, исключение поступка из непосредственного добра, истины или любви, делает человека неприятным, ибо выпячивает отталкивающие, сумрачно-неприглядные стороны, выставляет природно-человеческое обаяние на торги, а нравственный императив  подменяет громогласной декламацией с обязательным внутренним отрицанием, а заодно, презрением тех, кто в это по-настоящему верит.

Нарцисс влюбляется в отражение - это принципиально, не в себя - в отражение. Видимую сторону себя, всем видимую. И некогда целое полнокровное "я" распадается - на образ и роли, которые уже ангажированы и сокрытую сторону, которая не подлежит огласке. Что кипит с обратной стороны светила - можно только догадываться, приступы удушья или слезная сентиментальность, жестокость или пьяный угар, старческое занудство или страхи немолодого мужчины, важно, все то, что не укладывается в привычный, растиражированный образ, находится под внешним запретом. Никому, никогда, ни за что. Коммерчески обусловленная раздвоенность, а если хочешь побольше денег, уменьшай объем скрытого, допусти до личного телекамеру, подави остатки и живи за стеклом на постоянке. Будь себе чужим на все сто.
Радости мало, но этот и есть обратная сторона публичности, известности, успеха. Непринадлежность самому себе, разбалансированность, двуликость. Многие страдали и страдают - тяжелая ноша, но к моему удивлению, есть те, кого такое положение дел совсем не напрягает, напротив, радует - нравится жить собственным отражением, не возвращаясь к предмету.
Невозвращенцы. Ни родины, ни отечества и даже внутренний человек-присутствие, не является родным. Отъехавший навсегда.

Вот эта потеря себя - желанная, громогласная, самодовольная, прилюдная жертва отражению, создает для меня абсолютную непроходимость. Неприемлемость на уровне душевного здоровья. Знаете, когда неожиданно оказываешься поблизости от душевнобольного. Ничего не произошло - вот комната и стул, шкаф, подоконник, сидящий человек, окно, но пространство вдруг стало неудобным и неуютным. Присутствие больного - и жалко, и боязно, и хочется побыстрее уйти.
Так и ними, великими хорошими, дай им бог здоровья и долгих лет, ровно тоже самое.