Медаль

ПРАВДИВЫЕ РАССКАЗЫ О ЖИЗНИ    
                Медаль
                1
Живу я в маленьком посёлке, где жителей-то всего около шести тысяч. И всё в жизни идёт  почти как по  расписанию -  рабочие будни, выходные, светские и религиозные праздники (значит, тоже выходные), и вроде бы ничего примечательного. И так живут все. Но вот однажды в череде осенних будней совсем неожиданно и срочно понадобилась моя помощь незнакомым мне прежде людям.
      
Местное начальство решило, что в посёлке недокомплект органов,- и решило разместить на своей территории казначейство. Ну, для ясности вопроса я скажу, что абсолютно ничего во всяких там банках , налогах и казначействах  я не понимаю, но дело вот в чём: для этого вот казначейства выделили старое здание, а ремонтировать его наняли мастеров из столицы. И вот прибегает ко мне моя приятельница и просит помочь разместить по квартирам на месяц – полторы этих самых специалистов по «евроремонту».
 В ту пору на дворе у нас стоял небольшой деревянный  домик, где имелось печное отопление , а пора была осенняя. Поспрашивали соседей , кто может квартирантов взять –  никто не захотел, уже стемнело, на улице дождик моросит, слякоть, а тут подъезжает на машине сам директор  будущего казначейства и просит меня теперь, чтоб, значит , их  устроила в том самом домике .» Ну что ж, если сами будут себе печку топить, то уж ладно, пусть поселятся», - таков был мой вердикт.
                2
  Их было четверо, уходили затемно, приходили совсем поздно, когда мы уже спать укладывались. Стало мне их по-человечески жаль, что  предложила им  свои услуги:- я им буду ужин готовить, пусть хотя бы один раз в день нормально поедят. Они с радостью согласились, будто этого и ждали. Закупили продуктов. И стала я их горячим ужином встречать, кормить не только едой, но и разговорами о том о сём помаленьку, про их семьи расспрашивать да и про места, где они живут. По ходу примечала чисто по-женски, что было из еды им больше по нраву, и были они от души мне благодарны за вкусную и сытную снедь. После чая благодарили и уходили в свой домик ,а старший из них – Гена его звали, просил ещё чаю, и  сидел , пока я всю посуду не перемою. И тут всегда на кухню заглядывал его родной брат: «Идём, печь растопили, спать пора!», - и Гена раскланивался, выходил вон.
Так прошли полтора месяца . Работнички ко мне привыкли, а я уж устала им готовить, однако решила быть стойкой и терпеливой, ведь никто не виноват, что я добрая иногда чересчур…
                3
Вот так проходили дни, прошёл месяц, пошёл другой, а дни стояли плаксивые, из души не уходила грусть - иногда даже такая тоска брала, что хотелось её придушить! Однако, в один из таких дней,  когда я пришла с работы на обед ,вдруг мои  работнички  ввалились ко мне на кухню всей толпой. Я глазами хлопаю: - а мы вас не ждали!
-А мы всё, объект сдали, уезжаем!
 И ставят на стол самый большой торт, который я видела в своей жизни, конфеты и вино. И просят меня поставить чаю. Я ставлю чайник, звоню на работу, что задержусь немного после обеда, и обратно усаживаюсь за стол, так сказать, прощальное чаепитие, значит, устроили. А ребята радостные, все сияют, разом благодарности сыплют ,открыли вино, разлили по бокалам… Подняли бокалы, Гена поднял левую руку. Все вдруг смолкли. Заговорил как то тихо, но решительно, сморщив высокий лоб и не отрывая взгляда со стола:
- Вот и всё, но я вернусь, я решу свои семейные проблемы, и вернусь!    
 Настал мой час! Я всё поняла мгновенно.  Пока я мыла посуду ,а Гена пил чай, он успевал скупыми фразами устало рассказывать о своей жене, о троих детях, о строительстве дома на новой улице в их родном посёлке… Так как я женщина, повидавшая на своём веку много чего хорошего, и плохого тоже, то я и без лишних расспросов (а я не любительница лезть к людям в душу), поняла уже давно про их семейные дела, да решила этот узелок  не трогать - ведь мы с ним не попутчики.
 И теперь уже я резко подняла то же левую руку, прервав его речь( хотя это и не культурно, конечно, но обстоятельства заставляют). И он умолк. Не понимающие я тогда поймала взгляды сразу четверых, и произнесла:
 -А хотите, мужики , я вам на прощанье о себе расскажу? Ну вот, слушайте, и запоминайте на всю вашу жизнь! И рассказала им  следующую  историю:
                4
 Итак, мне тогда было  двенадцать лет . Училась я в шестом классе престижного сейчас детского специализированного интерната. Как я туда попала? А вот как - у моих родителей, живущих далеко от цивилизации, в степи затерянной  башкирской деревеньки в сорок три двора ,дети рождались и рождались, рождались и рождались… Как мать впоследствии говаривала :
- После войны ведь, про аборты мы и не слышали, всех подряд приходилось рожать. Только  вот жаль  мне (она с нескрываемой завистью и одновременно ненавистью смотрела в  окно, выходящее на сторону соседки Закии  и утирала слезу горечи), а, вот и она, старая карга1 жадная, хоть бы немного за эти годы состарилась на лицо! Как ждала, из дому выходит. Гляди, как кобылка молодая по ступеням ступает! У, счастливая! Жаль мне, детей и она всех подряд рожала, а вырастила всего троих!»
 И тут я вопрошала оторопело:
-А что тебе жаль то? Ведь и она детей растила, и в колхозе работала, и мужа похоронила…
Искоса поглядывая в окно, мать моя отвечала:
- Так ведь у ней, я говорю же, счастливая она - дети рождались и дохли, рождались - и дохли, я уж и не припомню , сколько б детей у ней было , кабы не так. А у меня, за что!, все дети живы, божье наказанье!
Вот таким образом, в божье наказанье, у матери на руках остались семеро сирот после смерти отца. Когда несчастный наш отец, выдержавший горнило войны и вернувшийся с фронта инвалидом, но не  растерявший мечту построить коммунизм, прилагавший все свои способности к тому, чтобы как то сделать жизнь односельчан ярче, краше- не выдержал груза послевоенных десятилетий и покончил свою жизнь собственноручно, без спросу у советской власти или хотя бы у своей супруги- младшенькая только что вытаращила  глазёнки  на этот свет божий (НУ ОНА ЖЕ НЕ ВИНОВАТА, ЧТО СВЕТ ТО ОКАЗАЛСЯ –ой-ой-ой! Советским!) И вот -  худо, бедно, без малейшей даже помощи от Советов, от многочисленной родни, мы тянули год за годом, пока старшие не убежали в города( а тогда колхозникам паспорта не давали, чтобы они в город не рыпались).
 Наконец, добрые люди в столице республики помогли старшей нашей сестре получить паспорт и устроиться на работу. Однажды она привозит газету «Пионерская правда», там было объявление о том самом интернате. Решили они с матерью - мол, если там действительно четыре раза в день кормят, дают бесплатно одежду для учёбы и повседневную, то стоит попытаться мне сдать туда приёмные экзамены. Была тут же поставлена мне под страхом смерти, задача: до  приёмных испытаний повторить полностью за  четыре класса всё по всем предметам, особенно нажимая на русский язык и математику. Другим надлежало меня проверять любым способом, а ябедничество поощрялось особенно. Я отличалась исполнительностью, обязательностью, в результате  мною все их требования были исполнены. Поехали, сдали экзамены, конкурс был успешно пройден, приехали ждать, когда же настанет сентябрь.
Рассказ, похоже, затягивался, но мужики сидели молча, бокалы давно стояли на столах, и никто не посмел меня поторопить. И я продолжала:
-  Однажды мать услышала версию о том, что «ТАМ», оказывается, стригут девочек наголо. Пришла с этой новостью, усадила меня на табурет и ножом отрезала мне косы, прямо так, как есть. Вот и всё.
                5
 Стала я там учиться, весь сентябрь и до середины октября проходила в зелёном простом платье без рукавов, перешитом из старых  сестриных грубыми стежками, от руки, нитками  чёрного цвета. Это ещё полбеды, я ещё становлюсь неуклюжей, когда моё тело стынет от холода. Теперь то я понимаю, что отопление включают, когда становится на улице совсем - совсем холодно, а что, одевай себе тёплый свитер, и не жалуйся! Ах, но тогда у меня не было ничего, кроме зелёного платья, одних трусов и волос в стиле «хиппи» (ну, или вроде того). Вот  тогда для меня судьба – злодейка уготовила ещё одно испытание, - зачем то нам раздали чернила, видимо, проверяли правописание, как у нас в школе( я имею ввиду мою, родную, школу, где все четыре года мы писали перьевыми ручками, макая их в чернила , которые наливали в специальную пластиковую баночку, называемую непроливайкой. А чернила этого знать не могли, и поэтому  у нас в классе ежедневно кто-нибудь  да проливал горючие слёзы по поводу разлитых чернил). Одно неловкое движение – и мои чернила тотчас оказались на подоле моего единственного одеяния… Я схватила чернильницу поздно - пятно размером в четверть тетрадного листа гордо красовалось на самом интересном месте.
Вы не можете этого понять - ведь вы никогда не писали чернилами!  Чернила не отстирываются - ну, или я так думала и не умела их отстирывать.
Наступила ночь. Спят все, даже наша пионервожатая Луиза.
Тихонечко я выплываю скользящими шагами в коридор, осматриваюсь - нет никого. Прохожу в «умывальную» и начинаю процедуру чистки своей одежды. Вот как это происходило:  Снимаю трусы, стираю их под краном (там течёт только холодная вода), выжимаю как следует – и надеваю обратно. Снимаю платье, стираю, выжимаю, сама при этом дрожу от холода – кстати, я и теперь, когда хоть немного зябну, начинаю так дрожать всем телом, что хоть меня привязывай…
Выглядываю в коридор, и тихонечко с мокрым платьем в руках прохожу в нашу комнату и вешаю её сушиться на спинку своей кровати.
Естественно, чернила не отстирались даже после недельной подобной процедуры по ночам.
И всё же мне тогда было всего лишь десять лет, а дети, сами понимаете, умеют переключаться на  решение более важных дел. Это я час умею плевать на неприятности, а тогда, проплакав не одну ночь, надевая полусухое платье, я обозлилась сама на себя. И сказала себе: «ну, раз уж ты никому своим видом не мешаешь, то уж лучше займись изучением русского языка, ведь никому нет дела, что ты раньше не только училась в башкирской школе, но и жила в деревне, где не было ни одного русскоговорящего жителя!» к слову сказать, в интернате все предметы велись только по-русски.
Одежду выдали в середине октября. И я стала обладать целым набором прекрасно сшитой на фабрике одежды.  Да, одели нас по размеру, с примеркой, дали всё - даже туфли, сапоги, шапки, нижнее бельё, школьную форму, пионерские галстуки…
                6
За год я прекрасно научилась говорить по-русски, стала в свободное время читать книги на русском языке. И вот уже мы стоим на линейке в актовом зале. В нашем шестом классе тридцать три ученика .За прошедший год я сильно вытянулась, а потому мы с Маринкой(это моя подружка, она то же длинная) стоим позади , в третьем ряду. А как вы думали, конечно мы никогда не слышим, что там говорят те, кто нас на линейку собирает. И на этот раз мы шептались, толкались, тихонечко даже «ржали» над кем-нибудь.
А теперь, мужики, самое главное, будьте внимательнее. И никогда не забывайте то, что я сейчас расскажу!
             
Работнички напряглись, а брат Гены даже приоткрыл рот.
- Вдруг весь класс оборачивается назад, ко мне тянутся руки мальчишек и девчонок, резко все разом хватают меня и выталкивают  вперед, туда, где на линейках позорили двоечников!
Тысяча чертей! Что же мы с Маринкой натворили, неужели так громко болтали?! Я в ужасе хватаюсь за руки, толкающие меня к середине зала… Кое-как до меня доходит смысл шипенья всего класса: «- иди, подойди к директору!» У меня подкашиваются ноги, я смотрю вопросительно по сторонам и вижу - все улыбаются, что-то кричат (а  в зале около трёхсот пятидесяти только детей, не считая педагогов), и склонив голову, точно двоечник, побрела  туда, куда было велено.
                7
Дошла. Директор вдруг заулыбался, подаёт мне руку- то есть, он прямо в самом деле очень крепко пожал мне руку! У меня из глаз ручьями потекли слёзы. Нет, я их не замечала. Будто в тумане, будто не со мной… Он что то говорит, хлопает меня по спине, поправляет лямку моего фартука, а затем берёт чего то такое блестящее у завуча и крепит мне на груди… Опять что то говорит, суёт мне в руки красненькую и зелёненькую картонные карточки, они странно пахнут, и такие блестящие! Суёт ещё конверт, опять говорит, все хлопают, шумят, директор за плечи поворачивает меня в сторону моего класса, и я под общий шум-гам ныряю, наконец , на своё место.
 Но покоя не было и тут.  Опять ко мне потянулись десятки рук, тут же всё было безжалостно с треском  у   меня вырвано, и то, что я не успела ни понять, не рассмотреть, пошло по рукам.
   Маринка крепко обняла меня и объяснила суть происходящего: « - Это вот! Смотри, медаль на твоей груди! Ты самая первая, представляешь? И тебе денег дали в конверте! Ох, как бы кто их не стырил! Час и не поймёшь, в каком конце зала твои награды гуляют… Эй, ребята, помогите ей всё вернуть, она их и не успела разглядеть, а  вы… как предатели, всё отобрали!
   Те весело отвечали, что, нечего тут, ишь, разнылась, час всё вернут. Минут через десять, обойдя все ряды, мои, значит теперь, награды обратно  дошли до нашего класса, стали ребята заново всё рассматривать, читать вслух все слова, написанные на зелёненьком дипломе и красненьком свидетельстве № 1 , пока Маринка , наконец их не  отобрала.
Действительно, ничего не пропало.
    Работнички мои засыпали тут меня вопросами, что, де, за медаль? А я им отвечала, как есть:
- это я стала участником ВДНХ СССР2 .Ещё учась в пятом классе, я нарисовала довольно приличный рисунок. Учителя выслали его в Москву на выставку, видимо, жюри решило его отметить наградой. Да, мужики, в чём суть моего долгого рассказа, вы поняли?
    НЕТ. Вы только теперь это поймёте. И запомните, что я вам скажу! Отчего лились у меня слёзы? Думаете, от радости. Но ведь я выходила, ожидая наказания. И ничего не могла себе уяснить, пока Маринка мне не объяснила!
    И опять хлынули слёзы – предатели…  Но я продолжила, пересилив свою гордыню:
-И тогда слёзы сами лились с глаз моих…  Ведь… впервые в своей разумной жизни, насколько я себя помню, мне пожал руку мужчина! Рука моя до сих пор хранит тепло его рук, и, не зная, зачем я стою перед ним, я только думала вот о чём: «Вот какие руки бывают у пап!  Большая, тёплая, добрая рука… Почему у меня, почему у меня нет такого, ну, или хотя бы хоть какого, но папы?!» И наградой мне были не эта медаль, и не эта купюра в двадцать пять рублей (я денежку без сожаленья отдала старшей сестре), и не эти бумаги! Награда была у меня в душе, это мужская тёплая рука… Теперь- то, надеюсь, вы поняли, о чём я вас хотела попросить?
   Гена вскинул кучерявую голову, оглядел всех молча, и потрясённый  своими новыми мыслями, наконец, изрёк охрипшим от избыточного волнения, голосом:
- Да, спасибо, апа3, я не берусь сказать за всех, но я всё понял. Вы не только добрая и умелая хозяйка, но и очень мудрая женщина. И поверьте, мы все, тут вот сидящие, белой завистью завидуем тому человеку, который рядом с вами…
   Вот и посидели славненько, чай пили вперемешку с вином, простились, оставили они мне свои координаты на всякий случай: чего в жизни не бывает, мол, земля круглая, может, свидимся где? Или если вдруг помощь какая с их стороны  потребуется…
    Однако, земля оказалась круглее, чем кто- либо об этом думает… Но это уже другая история.