Умереть красиво

Рассказывают, однажды ученые провели опыт с двумя группами крыс. Одну группу не кормили совсем и она кое-как протянула месяц. Другую кормили, причем вкусно и питательно, но время от времени пищу отнимали, что называется, прямо из пасти. Эти сдохли быстро, хватило недели. Фрустрация, порвавшая в клочья крысиные сердца, носит универсальный для всего живого характер.
— Здравствуй, красивый, — поймав его зрачки, из пестрой цыганской стаи к нему, преграждая путь, двинулась быстрая, в театральных шелках и монистах, фигура.
Он, улыбаясь, перевел глаза на самоуверенное юное лицо вышедшей на охотничью тропу прирожденной авантюристки.
Ты не только красивый, ты веселый, такой же, как я, — излучая флюиды дружественности, обкатанным набором уличных приемчиков пы-талась захватить она его холодный и внимательный разум.
— Я знаю, у тебя все хорошо, но женщина, с которой ты живешь, затаила на тебя зло. Может случиться беда, красивый!
Все верно, — мелькнула у него мысль, — все по классической схеме… Объект вначале необходимо привлечь, расположить к себе, чтоб после немедленно озадачить внезапной, но вполне разрешимой проблемой.
— Дай на время монетку, я тебе помогу, — как будто в продолжении мысли услышал он, почувствовал, что борьба за содержимое его бумажника, едва начавшись, плавно переходила в решающую фазу.
— Ты не думай, мне твои деньги не нужны, — как могла, разряжала обстановку работающая на интуиции чавэла, окинув его смеющимся взглядом.
— Ты ей верь, — включилась возникшая откуда-то сбоку следующая участница уличного разбоя — чуть более зрелая, навороченная всей положенной мишурой цыганка. — Ей денег твоих не надо, — убедительно кивая усталой и сытой физиономией, добавила она. — Ты только достань любую монетку, увидишь, что будет…
Итак, все действующие лица на местах, — подумал он, — роли расписаны и распределены.
С готовностью выковыряв из карманных глубин сиротливо проблескивающий рубль, он решительно продолжил развитие этого стремного и вечного, как мир, сюжета с собственным участием в качестве жертвы.
Он знал наперед — не пройдет и минуты, как ему вручат талисман на удачу, которой, как известно, никогда никому не хватает.
Картинно поцеловав монетку, цыганка протянула ее ему.
— Возьми эту денежку с собой, держи ее при себе ровно час, а после выбросишь и вместе с ней уйдут твои беды и напасти.
Он протянул руку.
— Нет! — запротестовала чавэла, — в голую руку нельзя, все пропадет. Надо завернуть в бумажные деньги. И чем крупнее деньги, тем больше тебе выпадет удачи.
Догадываясь к чему идет дело, он, не торопясь, достал из бумажника стодолларовую ассигнацию. Напряженные глаза ходивших кругами акул сверкнули: наступал великий цыганский хапсун-момент. Передав баксы и монету, он переждал искусный процесс подмены и, наконец, принял плотно обжатую обещающую счастье фигню из цыганских торжественных рук.
Развернув смятый хитростью бумажный клочок, он швырнул его под ноги, раздавив каблуком еще одно доказательство человеческой подлости и, наконец почувствовав себя главным — жестоким, но справедливым — героем творимого на глазах сериала, достал откуда-то из-под сердца холодно блеснувший револьвер: «Порешу сук к чертовой матери!».
Глядя на черное обещающее дуло, цыганка, скуля, рухнула на колени а толстомордая еще раньше ринулась в сторону, где, тряся чумазыми младенцами, галдела и ревела цыганская шайка.
Спектакль заканчивался. Хотелось, наконец, покоя. Он медленно от-вернул дуло к своему горячему виску и в этот предельно пафосный момент на его спину, сминая под себя, тяжело навалилась потная толпа зрителей из партера.
Оглушенного и растерзанного, его мгновенно обнулили как персонаж, вытащив и растворив в бездонных грязных лифчиках две знаковых и все определяющих вещи — бумажник и револьвер.
У его ног, никем не затоптанный, лежал, отражая солнечный день, та-лисман. Меньше, чем через час его следовало выбросить.
Пошевелившись, он взглянул на часы.