Об о. Иоанне Крестьянкине. Часть 1. Беседа

      Есть события значительные в жизни, яркие как цветы, которые направляют и согревают в дальнейшем пути. Это такие перекрестки сознания мира, сначала явленные исключительно тебе, впоследствии открываются всему миру как настоящие и целенаправленные пути. Все это очень важно, потому как часто человек или человеки идут по дороге, что-то строят — а потом неожиданно оказывается, что это пройденное и построенное не нужно твоим детям — они быстро все это ломают и что эта дорога была неправильна, хотя все с уверенностью и с песнями ее прошли. Все это от того, что в России и во всем мире не принято думать на перекрестках, а уж тем более не принято спрашивать у более опытных — очень сильно болит голова от дум, легче что-то делать, чем думать. В этом может быть и состоит вся трагедия видимого мира и всех цивилизаций.
      Для меня одним из таких событий была встреча с отцом Иоанном Крестьянкиным — известным старцем Псково-Печерского монастыря.
      Немного вспомню то время. 80-90-е годы вообще были какими-то религиозным бумом, называемым евхаристическим возрождением — все как сумасшедшие бегали по церквям и по священникам, совершая немыслимые в нормальном состоянии глупости. К сожалению, вся эта энергия не привела к воссозданию русской культуры — воровство, бандитизм, пьянство, лицемерие и дебилизм восторжествовали в церкви и в обществе и потушили энтузиастический порыв. Может быть не хватило генетики (как известно лучшие роды России были вырезаны), может еще что-то, но жаль, очень жаль — мы были искренни в своем порыве... Современный редактор из Независимой газеты назвал это средневековым варварством.  Увы, в церкви с маленькой буквы действительно можно до сих пор встретить много варварства. Блажен, кто сквозь эти препоны в церкви с маленькой буквы доходит до чистой и прекрасной Вечной жизни Церкви с большой буквы.
      Вот и я попал в этот романтический бум. После запрещенных Ахматовой, Гумилева и Солженицына я стал читать Евангелие, ходил на тайные тогда катехизические встречи, усердно до полусмерти молился дома и во всех открытых тогда церквях, ездил к батюшкам и пытался учиться в Богословском Свято-Тихоновском институте — ушел с первого курса, но все это не насыщало меня. Душа очень страдала от ненастоящности бытия, искусственности форм, негатива жизни общества и собственных нерешенных проблем и прочая-прочая. И в какой-то уже почти полностью депрессивный момент очередная невеста меня взяла под руку и повезла к какому-то там батюшке, чтобы узнать свою будущность. Я почему-то не стал особенно сопротивляться и до сих пор не жалею об этом.
      Псково-Печерский монастырь, по моему мнению — это тогда было все то лучшее, что сохранилось от подлинной духовной России. Удивительная архитектура, пещеры и непрервавшаяся за годы большевизма необыкновенной красоты служба — все это заворожило мое сердце. Мы ходили на службы и к старцу по одной и той же дороге от матушки и обратно, где мы жили — старой и мудрой женщины, нашедшей себя в свои последние годы для духовной жизни при монастыре. Все это было необыкновенно и впечатляло. Помню, как я впервые встретил старца — отца Иоанна. Мы ждали его с моей предполагаемой суженой в каком-то коридоре. Мне стало плохо от неизвестности, собственных проблем, другой странной для меня жизни и я стал медленно падать по стеночке. И тут я увидел, что какой-то седовласый старичок сначала побежав по коридору вдаль, потом неожиданно повернув, приблизился ко мне и взял меня за руку. Отчетливо помню этот момент: в глазах было темно, силы оставляли меня и я падал физически, но после прикосновения руки старичка вспыхнул яркий свет и какая-то неведомая сила поддержала меня и я не упал, а остался стоять на ногах. Также отчетливо помню необыкновенные чистые голубые глаза этого старика и седые красивые волосы. Потом мне моя суженая сказала, что это был отец Иоанн Крестьянкин. Через какое-то время была беседа и письмо мне врученное келейницей лично.
      Кстати сказать — в воспоминаниях об отце Иоанне упоминается, что многие так и думали, что батюшка с ними будет много разговаривать. Даже странно и дико все это читать, особенно от священников. Видя, какие огромные очереди собираются к батюшке и сколько писем у него было в мешках, мне и в голову не могло прийти проситься к батюшке на прием. Просто хотелось еще раз хоть глазком его увидеть. После одной продолжительной беседы я имел счастье два раза кратковременно пообщаться с ним в коридоре и получить два письма. Особенно назидательным был момент — я стоял в коридоре вместе со всеми и ждал просто чтобы увидеть батюшку. Впереди стояла старенькая сгорбленная бабушка и тоже ждала что-то, видимо по какому-то очень важному делу. Вдруг вышла келейница, взяла матушку за плечи и стала с ней двигаться по коридору на выход, что-то ей шепча в утешение. Нам стоящим стало очень стыдно и мы потихонечку стали тоже уходить, понимая, что батюшке нужно отдохнуть и что стоять не нужно. Вообще нужно сказать, что в монастыре, да и в церквях, культурой поведения никогда особенно не блистали. Считалось, что чем дичее, тем лучше — это значит, что ты правду несешь людям и их спасаешь. От этого хамства, кстати сказать, многие до сих пор не могут ходить в церкви. Я думаю, что просто потеряна культура за годы беззаконий и сами верующие потеряли духовный и культурный стержни.
      Вроде как на следующий день мы попали к батюшке отцу Иоанну. Я до сих пор по ночам вспоминаю его келью — очаг русской культуры, потом подобное я видел только в музеях, где пытаются сохранить примерный вид быта ушедшей эпохи. Золотистый и красный свет всегда стояли передо мной. «Золотое сердце России мерно бьется в моей груди» как сказал известный поэт. Вот-вот именно средоточие жизни России чувствовалось в келье батюшки. Средоточие Креста Господня — перекрестие всех дорог и всех жизней. Особенно поражали в батюшке его глубокая чистота, русскость во всем — седовласые красивые волосы и  проникающий взгляд в глубину твоего сердца. Как потом многие говорили — было только одно желание лечь в или перед кельей и остаться здесь навсегда. «Хорошо нам здесь быти» говорили апостолы преобразившемуся Христу на горе Фаворе. Не каждый священник или просто человек имеет такую чистую и согревающую ауру, в некаждой церкви легко молиться. Здесь же у отца Иоанна было все легко. Встретила нас келейница батюшки — имени ее уже не помню, его правая рука. Прочитал батюшка молитву Отче наш перед старинными иконами, посадил нас по разные от себя стороны и начал беседу.  Во время беседы батюшка касался руками наших рук и в какой-то момент их отрывал, а потом снова касался. Все это происходило быстро и налету. Батюшка вообще все делал быстро — быстро ходил, почти бежал, единственное что говорил всегда медленно и читал молитвы неспешно и с расстановкой — но это для других, а не для себя. Потом я понял, что батюшка таким образом лечил наши души с помощью рук. Иногда, когда наверное наша нечистота подавляла его, он резко вставал и уходил в другую комнату. Как врач. Недаром его в тихую называли «Добрый доктор Айболит». Беседу помню смутно — батюшка говорил много о браке, о том, что в браке нужно жить как птички и еще очень и очень многое.