Бездна 1 часть

Картина Врубеля "Голова демона на фоне гор".               




                ГЛАВА 1.
         

           И опять это ощущение полёта… Ветер треплет её длинные волосы. Под ней проносится зелень лесов, проплешины опушек. Синева неба, как музыка, пронизывает насквозь. Всё её существо охватывает  чувство восторга … Восторга и страха. Страх маленьким зародышем сидит в её сердце и начинает расти по мере приближения к цели.  Цель – это разбросанные за лесом убогие норы-землянки. Она знает, что будет дальше… Не отрывая взгляда от моря зелени, проплывающего под ней, она твердой рукой нажимает на рычаг, и полёт замедляется. Уже можно разобрать отдельные деревья… Чувство страха змеёнышем начинает ползти из сердца к горлу… Теперь она летит совсем низко над землёй. Она спокойно наблюдает за тем, как маленькие людишки молча опрометью бегут к своим норам, подхватывая на руки оцепеневших  детей. Она уверенно, с полным сознанием своей правоты, намётанным глазом быстро выбирает нужного ей ребёнка и ловко выхватывает его из рук матери. В жуткой тишине раздаётся душераздирающий крик женщины и полный ужаса визг ребёнка, бьющегося в её зеленоватых, с крючковатыми пальцами, руках… Страх огромной змеёй душит её горло и впивается в голову… Тёплая рука ложится на её лоб.

 Ирина вздрогнула всем телом и проснулась. Постепенно приходя в себя, она ощутила тёплую руку мужа и увидела в темноте комнаты его озабоченное родное лицо.
– Ириша,  опять?.. Опять твой сон?
Сон…  Да это сон. МОЙ сон.
– Ничего, Олежек… Всё уже прошло, – она попыталась улыбнуться сухими губами и сглотнуть ком в горле. Дрожащей рукой провела по своей стриженой голове. Змея постепенно сворачивала  кольца, освобождая от боли голову, горло. Она опять съёживалась до крохотного зародыша в сердце. До следующего раза…
– Послушай, Ир! Может, тебе всё-таки обратиться к Пал Сергеичу? А не лететь сломя голову в очередную экспедицию, к очередному чёрту на рога? – Олег уже сидел на кровати, спустив ноги на пол и шаря рукой по тумбочке.

Ира услышала раздражение в голосе мужа. Нет, не раздражение, а тревогу, тревогу за неё.
– И Тимка был бы рад. Он жуть, как скучает, когда ты уезжаешь. Ты вообще могла бы никуда не ехать. Ты врач. Так почему именно экспедиции? – Олег закурил.
А вот сейчас уже раздражение. Это их извечно больная тема. Олег давно ушёл с кафедры истфака, перестал ездить в экспедиции. Наука не накормит. Муж теперь  успешно работал программистом.  В семье появились деньги. Олег стал относиться к археологии снисходительно, но по-доброму, как к неотъемлемой части своей студенческой юности.

Но Ирина… Да, она – врач. Это дело её жизни. А что для неё археология? Палатка, консервы, не всегда свежая вода. Зачастую весь набор медицины в походных условиях. Палящее солнце, холод, проливные дожди… Но не только это, не только.  Сколько Ирина себя помнила, ей больше нравилось вспоминать, чем жить настоящим или будущим.

Да и что такое это настоящее? Из дымки будущего каждое мгновение вмиг становится прошлым.   Будущее – всегда неясно и для него есть цвет  призрачного тумана. А прошлое – это бесконечный ковёр, ярко и причудливо расшитый действиями и мыслями миллионов людей разных времён.  Время засыпало его землёй, завалило камнями, опалило пожарами, заморозило под глыбами льда. Но, когда найдёшь, отчистишь, сложишь обрывки  и подивишься, затейливости рисунка далёкой эпохи, тогда, наверное, начинаешь больше уважать очень близкое прошлое, именуемое настоящим.  И меньше «холодит» будущее, ведь оно только сырьё для прошлого.

Ира долго молчала, натянув одеяло до подбородка и глядя в спокойную темноту окна. В комнате проступили знакомые силуэты шкафа, стула с брошенной на него одеждой. На душе вдруг стало как-то уютно.
Олег лёг рядом, погладил по щеке, тёплыми губами смешно поцеловал Ирину в нос. Так давно уже заканчивались все их споры. Они оба понимали, что всё останется по-прежнему.

Женщина закрыла глаза, собираясь заснуть, но пережитой ужас тут же заставил открыть их. Почему она так боится этого сна? Просто глупый сон, вот и всё. Но червоточина страха давно уже сидит в ней.  С детства? А может быть с рождения? Первое осознанное воспоминание – запах яблочного пирога и мамина тёплая рука на лбу. Ужас уходит, слёзы высыхают на щеках, нежный успокаивающий шёпот мамы: «Всё пройдёт». Потом большие ядовито-жёлтые таблетки и лицо старого доктора, похожего на моржа, и непонятное страшное слово «невроз».  И совсем нестрашные слова – «перерастет», «не волнуйтесь», «всё будет хорошо».

И действительно, всё стало хорошо. В школьные годы Ирина не видела больше этого сна, хотя и помнила о нём. Тогда она по-детски решила, что должна сделать так, чтобы всем всегда становилось хорошо, и поступила в мединститут. Студенческая жизнь захлестнула её с головой, и она совсем забыла о детских ночных страхах.

На одной из студенческих вечеринок она встретила Олега, такого большого, красивого и очень застенчивого.  Он учился на истфаке в МГУ. Ира улыбнулась  чуть посеревшей темноте окна и прикрыла глаза. Неясные, но приятные образы закружились у неё в голове: первый поцелуй и факультетские диспуты; киношка вместо лекции по гельминтологии и неловкие пальцы Олега, когда он пытался завязать ей шнурки на ботинках. Она же, смеясь, придерживала свой живот, ощущая биение новой жизни… И Тимкина лопоухая мордочка. Сынок… Большой любитель сказок. Удивительно, но Тимке не нравились ни бэтмены, ни человеки-пауки, ни даже мумми-тролли. Ему подавай сказки про Кощея Бессмертного, с завидным постоянством кравшего царевен, да про Бабу-Ягу, умыкавшую детей то ли для улучшения пищеварения, то ли для преподания им уроков высококлассной прислуги…

У Ирины возникло смутное ощущение тревоги. Она открыла глаза, слепо глядя в ещё более посеревшее окно, и как-то сразу вспомнила. Месяца два назад она пролетала на вертолёте над местом будущих раскопок. Новгородская земля. Хранительница русской старины. Внизу расстилались леса, прорезанные синими рукавами рек и грязно-коричневыми линиями дорог. Страх возник ниоткуда. На секунду. Но тот самый страх. А примерно через неделю пришел и тот сон – ЕЁ сон. А, может, и ни при чём здесь этот полет… 
Ирина вдруг почувствовала страшную усталость. Завтра очень суматошный день, последний перед экспедицией. Надо всё-таки выспаться. Серенький рассвет вливался через окно в комнату. Веки отяжелели, и женщина погрузилась в глубокий сон.  В сон без сновидений.

                * * *

Следующий день принёс много забот и хлопот. Надо было созвониться с Павлом Сергеевичем – начальником их отряда. Поподробнее узнать, как добраться и кто встретит её.  На раскопках лишние руки не помешают, а она с медицинским  образованием, всегда интересовавшаяся биологией и археологией, была «хорошей парой рук» и «светлой головой».
 Павла Сергеевича Ирина заочно знала по его статьям о культуре псковских длинных курганов. Её этот вопрос, почему-то, очень взволновал. Ира «перелопатила» огромное количество информации по КДК. И хотя раньше она ездила «в поле» в основном по югу России, история раннего средневековья Новгородской земли захватила её.  Да и вернувшийся сон…  Что-то манило её и страшило одновременно. Ирина гнала эти мысли, но чувства прогнать не могла.
 
Все документы и медицинские справки были собраны. Все медикаменты она сложила заранее. Укладывать её походное имущество помогал Олег, сам когда-то бывалый «полевой» работник. Его всегда смешили две зубные щетки (одна, по поверью, должна обязательно потеряться).  Ира всегда привозила их обратно.  Олег подтрунивал, что она, поэтому не настоящий археолог.
Состав отряда Ирине был не знаком, кроме двух человек – Санька, студента-историка СПбГУ, и его жены Леры, студентки-географа того же университета. С ними она встречалась в двух экспедициях. Чета студентов была весёлой, песенной и острой на язык. Они были похожи на разнояйцовых близнецов: оба коренастые, круглолицые и кареглазые. Студенты безоговорочно настояли на том, чтобы  Ирина поехала в машине с ними. Дорогу они знают.  Ира только порадовалась, что добираться будет в компании.
      
Вымоталась она страшно, но впереди ждала работа. И как всегда, было предощущение открытия. Ира всегда радовалась этому чувству. 
Этот вечер был удивительно тих и спокоен. Закатное солнце насквозь пронзило их дом и легло большими оранжевыми квадратами на полу в комнатах. Запах листвы вливался в окна.

Ирина только что закончила читать Тимке сказку про очередного Ивашечку, спасшегося вместе с сестрицей Алёнушкой, от злобной Бабы-Яги. Сказка получилась совсем не «на ночь», т. к. уже через час надо было выезжать. Тимка непривычно долго жался к ней и вдруг, посмотрев своими  зеленющими глазами прямо в Иринины не менее зелёные глаза, тихо спросил: «А ты вернёшься?»  Ира изумленно захлопала ресницами. Личико сына было смущённым, но серьёзным. Олег, сидевший в кресле с газетой, иронично протянул: «Вопрос не в десятку, сынок…» Ирина, через силу сделав серьёзное лицо, спросила, склонясь к Тимке: «А я когда-нибудь не возвращалась?»  Тимка сосредоточенно стал вспоминать. Ира не выдержала и рассмеялась, чмокнула сына в макушку и пообещала обязательно вернуться.

Когда вещи были уложены в студенческую «Ниву»,  и она, уже одетая, стоя в дверях, как всегда весело, с юмором спросила: «Ну, орлы мои, что вам привезти? Золото скифов, меч-кладенец, скатерть самобранку?..», Тимка, опередив отца, тихо ответил: «Чего-нибудь… и себя». Ирина с Олегом переглянулись.
Уже сидя в машине, Ира расслаблено слушала остроумную перебранку супругов, вспоминая сегодняшний день.  Она снова и снова возвращалась мыслями к словам сына. Лёгкая тревога слегка покалывала  сердце. Погружаясь в сон, как в забытье, женщина чувствовала, что в этот раз змеёныш ТОГО страха не проснётся. В этот раз – нет.


                * * *

До места назначения ехать восемь часов. От Москвы до Твери дорога радовала хорошим покрытием, ехали с ветерком. После Твери дорога пригодна только для танков, казалось, что машина рассыпится на куски. Санёк полу-печатно ругался, чем очень смешил и Ирину, и Леру.

Хорошо, примостившись на заднем сидении между рюкзаками и палатками, покачиваясь на ухабах, смотреть вперед на вечернюю дорогу. По обочине  мелькали высокие деревья и заросли кустов. Полная луна то ныряла в кроны «великанов», то выскакивала из них, обливая серебром прогалины и поляны. В раскрытые окна ветерок приносил запах донника и свежей травы. От Торжка до Осташкова опять по хорошей дороге летели с приличной скоростью. И, конечно, не смогли не остановиться на озере Селигер. На иссиня-серой глади его лунная «дорожка» убегала далеко за горизонт. Сочная тёмная зелень окаймляла берега. За озером начался грейдер, и опять машину бросало из стороны в сторону. Постепенно лес становился хвойным. Чаще встречались стройные стволы сосен, группки низких елей, под защитой стройных высоких красавиц-берёз. Леса сменялись озёрами и наоборот.

Вскоре после Демянска свернули на лесную дорогу. Трясти стало совсем нещадно. Минут через десять впереди промелькнул отсвет большого костра. Стали различимы звуки голосов и гитарных переборов.
Лагерь ещё не спал. Новички стали знакомиться со старожилами. Павел Сергеевич, начальник экспедиционного отряда, был профессором, старшим научным сотрудником НИЦ при НовГУ. Он был невысок, лысоват, худощав и очень энергичен.  Его голубые, навыкат, глаза смотрели на мир весело и дружелюбно.  Пэ Эс (как за спиной его называл весь лагерь) ко всем обращался уменьшительно-ласкательно,  и никого это не коробило, как ничто не могло покоробить в этом умном и обворожительном человеке. Ирину он сразу же стал называть «Иринушкой», чем вызвал у неё умиление.

Помощником Пэ Эс был Михаил, историк, доцент, м. н. с. НовГУ. Он заодно возглавлял и группу студентов-практикантов своего университета. Михаил был необыкновенно серьёзен, черноволос и лохмат. Он пожал вновь прибывшим руки и снова подсел к затухающему костру.
Геологом в отряде был Толик, уверенный молодой человек, маловыразительной внешности, но с весьма выразительными голосовыми данными. Он профессионально играл на гитаре и пел хорошо поставленным басом.

Остальных Ирина от усталости и многообразия впечатлений сразу запомнить не смогла. Она подсела к костру, и Марковна, собственная повариха отряда (роскошь, доступная не всем экспедициям), тут же сунула ей жестяную тарелку горячей каши с мясом. Ирина  заикнулась было о продуктах, привезённых с собой. Но Марковна отрезала: «Всё завтра. Сейчас поешьте и ставьтесь.» Ира, наворачивая кашу, подумала о палатке, которую надо бы побыстрее поставить. Санёк, мигом проглотив свою порцию, уже мягко вторил Толику: «Милая моя, солнышко лесное…», чем вызвал немое ободрение «аборигенов».

Лера, какое-то время выразительно бросала взгляды на Санька, но поняв бесплодность своих попыток, с мольбой посмотрела на Ирину. Обе женщины, вздохнув, поплелись ставить палатки.
Подойдя к машине, они увидели, что палатки их выгружены и почти поставлены. Около них возились две фигуры. Одна оказалась тщедушным студентом, а другая была очень колоритной. Высокий, жилистый мужчина, с седой гривой волос и внимательно-пронзительными глазами, которые он частенько прятал в прищуре.
– Ну, девицы-красавицы, можете отдыхать, – низким баском сказал мужчина. Студент тоже что-то приветливо пискнул и, покраснев, побежал к догорающему костру.
– Спасибо Вам. Мы бы и сами… – Ирина протянула руку седовласому.
– Трофим Петрович. Лесовик, – глаза мужчины скрылись в прищуре, рука твёрдо пожала женщине руку.
– Лесовик?... – женщины удивились.
– Ну-у-у… – протянул мужчина, – вообще-то я – топограф, но по натуре – точно лесовик.
Ирина рассмеялась, с удовольствием глядя на сильную фигуру топографа.
– Мы обязательно подружимся, – он кивнул шевелюрой, махнул рукой и удивительно мягко и упруго пошел к куполу своей палатки.

Ирина, почему-то, ничуть не удивилась его словам, пожелала «доброй ночи» клюющей носом Лере и залезла в палатку, опустив сетку от комаров. Там она намазалась репеллентом, влезла в спальный мешок, подсунула под голову куртку и мгновенно уснула.
Когда весь лагерь спал, к ней опять пришел СОН, яркий, поражающий своей реальностью и все такой же пугающий.

                * * *


Утро выдалось погожим. Просыпался лагерь рано, в пять утра. В шесть часов – завтрак и на раскоп. Раскопки курганного могильника велись у деревни Сушки близ речки Мокуши.
Ирина проснулась несколько подавленной. Быстро оделась и вышла из палатки, вслушиваясь в гомон разбуженного лагеря. Ребята тащили к реке полупроснувшихся Санька и Леру. В бороде из мочалки и с веником в руке за упирающейся и хохочущей парой торжественно шел Толик.

– Ирина свет Михайловна! Прошу на посвящение! – оперным басом прогудел Толик, выразительно сдвинув белёсые брови. Ира с пониманием кивнула и присоединилась к процессии. На берегу супругов раскачали и прямо в одежде бросили в реку. Ирина, не дожидаясь «экзекуции», не раздеваясь, «ласточкой» нырнула следом. Прохладная вода обожгла и мигом согрела напряжённое тело. Женщина перевернулась на спину и сквозь плески воды слышала визг, смех и всё перекрывающий бас лагерного «диакона»: «…и да благословляю вас на раскопки курганного могильника. А-а-ми-и-нь!»

Переодевшись во всё сухое, с лёгкой душой Ирина позавтракала «фирменной» кашей от Марковны. И вместе со всеми отправилась на раскоп.
Там уже были срублены деревья, размечены курганы, и полным ходом шла раздерновка грунта. Работа эта нелёгкая, но необходимая.
 
Время полетело. Через каждый час делались пятиминутные перерывы. А после трех часов работы прибыл «перекус» в виде «Доширака», хлеба, сгущенки в тюбиках и чая. Работать предстояло ещё часа три. Иру приятно удивила слаженность работы отряда. Как всегда больше энтузиазма выказывали молодые студенты, но и бывалые археологи не отлынивали от дела.

 Санёк работал не только лопатой, но и фотоаппаратом, ухитряясь быть участником  всех событий раскопа. Его беззлобно гоняли, но пыл охладить так и не смогли.
После обеда лагерь отдыхал. Только Павел Сергеевич без устали возникал в разных концах лагеря и вежливо отдавал какие-то распоряжения. Да ещё «Железный Миша» читал лекцию на раскопе полёгшим от усталости студентам на тему «Навыки научной работы с вещественными источниками».

Ирина лежала у палатки на расстеленной куртке. Внутрь залезать не хотелось. Ветерок обвивал усталое тело, путался в волосах, солнце «зайчиками» сквозь листву кустарника прыгало по рукам и ногам. Высоко, где-то там, в небе шумели сосны.
– Ира! Не спите? – голос прозвучал совсем рядом.
– Нет, – Ирина приподнялась на локте. Трофим Петрович присел у дерева.
– Первый день утомляет… – весёлые щелочки глаз с теплом смотрели из-под мохнатых бровей.
– Я привычная, – бодро сказала Ирина и, подобрав ноги, по-турецки уселась на куртке. – Вижу, люди здесь серьезные. Это радует. С «пьяных» раскопов я сразу уезжаю.

Трофим Петрович кивнул головой, и молчаливое понимание как-то сразу установилось между ними. День был тёплым, но не жарким. Жужжание шмелей и чириканье птиц умиротворяло. Даже далёкие взвизги и взрёвы студентов на реке гармонично вплетались в лесную симфонию.
– Зачем Вы здесь, Ира? – прозрачный взгляд мужчины был устремлён мимо Ирины. Морщинки у глаз задумчиво разгладились.
Женщина вздрогнула и не успела ничего ответить.
Из-за кустов, как Ванька-встанька, возник Пэ Эс.
– Здравствуйте, Иринушка, привет, Троша! – пропел Павел Сергеевич. – Где грибы?
Вопрос поставил Иру в тупик.
– Это по мою душу! – рассмеялся Трофим Петрович. – Иду, Паша, иду, милый!
Пэ Эс потер руки и исчез за ближайшим деревом.
– Можно я с Вами? – Ирина и сама не знала, зачем ей это нужно. Она вдруг смутилась.
– А почему нет? – Трофим Петрович улыбнулся, опять спрятав глаза прищуром. – Собирайтесь. Покажу самые грибные места.
Ира радостно подхватилась.

                * * *


Шагая за Трофимом Петровичем, она поражалась, как много этот человек знает о лесах. Где и кем он только не работал, но это всегда было связано с лесом. Лицо топографа преобразилось, стало вдохновенным. Он с такой любовью и с таким пониманием говорил о каждом дереве, о травах, о повадках лесных животных, что невольно думалось: «А ведь и, правда, лесовик». Одним движением руки Трофим Петрович раздвигал кусты, отбрасывал сухие листья и иглы, и, как в сказке, появлялись ягоды, грибы. Очень аккуратно он срезал то лисички, то рыжики, а то сам боровик появлялся у него в корзине.

Ирина, как Алиса в Стране Чудес, заново открывала для себя лес. Она попробовала и кисло-сладкую голубику, и исцарапалась в диком малиннике, и неуклюжим медвежонком потоптала чернику. Всё это и веселило и немного смущало женщину, но странный «симбиоз» леса с Трофимом Петровичем создал в её душе удивительную гармонию и покой.
 Незаметно для самих себя они перешли на «ты». Ирине казалось, что она давным-давно знает этого человека. Ей вдруг захотелось поделиться с ним своими страхами, но она не знала, как начать.

Обратный путь их пролегал по тропинке вдоль берега речки.
– «О чём шумит сосновый лес? Какие в нем сокрыты думы? Уже ль в его холодном царстве затаена живая мысль?» – задумчиво произнес Трофим.
– Кольцов, – Ира улыбнулась и получила в ответ добрую улыбку Трофима и задорные лучики морщинок вокруг его глаз.

Вдруг неясная тревога слегка кольнула женщину в сердце. Трофим указывал на заброшенный одиночный курганный раскоп.
– Одиночный круглый курган, без захоронений. Такое бывает, – Трофим продолжал путь.
– Да. Я знаю, – во рту пересохло, губы еле двигались, сердце бешено стучало. Ирина стояла как вкопанная.
– В чем дело? – Трофим  вернулся, тревожно всматриваясь в лицо женщины.
– Может, подойдем ближе? – Ирина уже карабкалась на береговой склон.

Они стояли на краю кургана. Ничего примечательного  или необычного не было. Погребальная площадка округлой формы, одиночная, без признаков захоронения. «Пустышка». Но Иру словно что-то толкало туда. Голову вдруг сжало как тисками, закружились неясные странные видения, уши заложило от воя и стонов и… всё пропало, погрузилось в ватную тишину.

Очнулась она на берегу реки от прохлады капель на лице. Трофим Петрович держал её голову на коленях, смачивая ей виски водой. Женщина, с трудом преодолевая ватное состояние, села и попыталась улыбнуться. Видно, получилось не очень, так как Трофим смотрел на неё задумчиво, но без соболезнования и суеты. За это Ирина была ему особенно благодарна.
– Тебе легче? – Мужчина сосредоточенно смотрел на гладь реки.
Ира нерешительно кивнула.
- Что это было... с тобой?
- Не знаю... - Холодок пробежал по спине. Смутная догадка слегка покалывала висок.
- Что-то скажешь ещё?.. - Трофим медленно взял женщину за руку и взглянул прямо в глаза.
– Нет, – быстро сказала Ирина, отдёрнув руку. Потом смутилась и добавила – Не сейчас. Извини...
Но решение она уже приняла.

Когда вечерний костёр уже весело потрескивал посреди лагеря, пуская красные искры в почерневшее небо, а темные фигуры людей уселись, улеглись вокруг, звеня голосами и тарелками, Ирина потихоньку выбралась из палатки и, как тень, растаяла среди деревьев. Она быстро, не останавливаясь, шла к одинокому кургану. Где-то недалеко заухал филин, скрипнуло дерево. Ира не узнавала лес, но, почему-то, была уверена, что идет правильно. Она вышла на небольшую полянку, ярко облитую лунным светом. Ирина свернула налево, полная луна последовала за ней. Блеснула река. Уже близко. Женщина внезапно остановилась, она вышла прямо к кургану.

Спустившись вниз, Ирина обошла его по периметру, вышла на середину – ничего. Вообще ничего и ощущений никаких. Она устало опустилась на колени и боком прилегла на землю.
Мир перевернулся, казалось, земля распалась под ней, и женщина полетела по короткому узкому лазу вниз. Она больно ударилась обо что-то твердое и замерла. Немного придя в себя, Ирина нащупала в кармане комбинезона фонарь, быстро выхватила его и включила. Это явно было захоронение, но очень необычное. Оно не вписывалось ни в одну теорию. Тесная «пещерка»  была выложена тёмно-коричневой массой, справа вверх в узкий проход вели истертые, растрескавшиеся ступени из того же материала, которые упирались в сложное переплетение каких-то корней. «Оттуда я и свалилась» – подумала Ирина. Она совсем не испытывала страха, только напряжение. Ира протянула руку и потрогала стену пещерки. Твердая и в то же время упругая.

Женщина обернулась назад. Потолок «пещерки» резко снижался. Там, в нише лежали кости. Ирина подползла ближе. Все кости скелета были странного зеленоватого цвета, да и сами они были будто не человеческие: сильно вытянутые, кое-где скрученные спиралью. Кисти рук были с сильно удлиненными пальцами с четырьмя фалангами. Количество позвонков раза в два превышало норму. Да и сами они были мелкие «шарнирного» типа. Только череп напоминал человеческий. Напоминал, так как количество зубов было больше, и они являлись продолжением  челюстей.  «Что за притча?» – оторопела Ира. – «Он явно homo, только какой?»  Она попыталась вспомнить отличительные черты Homo habilis, Homo erectus, Homo sapiens… «Несомненно, человек разумный. Но… неужели неизвестный подвид?»
Тут взгляд женщины упал на тусклый запыленный предмет. Она протянула руку и смахнула пыль. Стекло. «Какие стекла в то время?» – Ирина взяла его в руки, вгляделась. В голову резко ударило, в глазах потемнело…


                * * *           * * *


Женщина сидела за столом, устало подперев голову зеленоватой с крючковатыми пальцами рукой. Длинная шерсть волос покрывала голову, шею и часть спины. Эта копна  темных с прозеленью волос закрывала её резко очерченное лицо. Крупный с горбинкой нос, острый подбородок, тонкий безгубый рот – танцующее пламя светильника беспорядочно сквозь завесу волос выхватывало части лица. Черно-зелёная кожа плотно облегала тело, слегка собираясь складками на склоненной шее и согнутых руках. Женщина то ли дремала, то ли пребывала в глубокой задумчивости, прикрыв глаза. Она явно кого-то ждала.

В слегка трепещущем ярко-желтом круге света черная сухая фигура женщины казалась угловатой. Зеленовато-медный стол-«сыроежку» и медно-красные стулья-«пеньки» тот же неверный свет превращал в диковинных животных, уснувших посреди комнаты.
На стене висело пятиугольное стекло. Его прозрачная поверхность была затянута какой-то дымкой, сквозь которую угадывался призрачный силуэт женщины, сидящей за столом.
В дальней полутьме комнаты проступали неясные очертания каких-то причудливых приборов, сосудов, переплетения трубочек-побегов, в беспорядке стоящих на огромном корявом полуовальном пне, словно выросшем из шероховатого пола. Над всем этим нагромождением четко вырисовывался проём окна, будто сотканный из переплетения корней и веток. Через него мягко вливался в комнату лунный свет, придавая хаосу предметов осмысленную посеребрённую упорядоченность.
 
В дом поскреблись. Стена напротив окна чуть всколыхнулась и бесшумно расползлась, пропустив внутрь странную высокую фигуру. Существо, как и женщина, обросло гривой темно-зелёных волос. Только волосы росли почти везде: на голове, на лице, на шее, на плечах… Темная впрозелень кожа плотно облегала сильную мускулистую фигуру.  В руках существо без усилий держало огромную охапку травы и веток. Глубоко посаженные жгуче-зелёные глаза тяжело глядели на женщину.

Та, не повернув головы и не открыв глаз, металлическим голосом бросила: «Входи». Мужчина, сделав короткий шаг, остановился. Проём за ним так же бесшумно затянулся, будто зарос. Женщина за столом медленно подняла глаза. Несколько мгновений напряженно всматривалась в свое отражение в стекле. В зеркальной дымке резкое некрасивое лицо её преобразилось. Преобразили его глаза: изумрудно-зелёные, большие, жесткие и усталые одновременно.
– Я принёс, Веда, – неприятно скрипуче сказал мужчина.
– Я ждала. Полная луна, – в голосе Веды металла стало меньше. Она поднялась  неожиданно грациозно для своей угловатости и с изяществом большого животного подошла к мужчине.
– Да, полная… Принес, что сказала.
– Снов тебе, Лесун, – Веда ловко вытащила из охапки несколько корешков и веток. – Эти неси, куда обычно.

Лесун мягким чуть пружинистым шагом, слегка переваливаясь с боку на бок, быстро пересёк комнату, не задев ни одного «пенька», и свалил всю кучу травы около корней корявого стола.
В это время женщина выставила на круглую «сыроежку» неизвестно откуда взявшуюся высокую узкую чашу с пряно пахнущей жидкостью. Нырнув в темноту комнаты и чем-то пошуршав там, Веда с легкостью вынесла огромное блюдо-круг с коричнево-желтыми корками.
– Снов тебе, Веда, – правый глаз Лесуна стал увеличиваться, всматриваясь в чашу.
– Присядь, – жесткие губы Веды слегка скривились в усмешке.

Лесун бесшумно вперевалку ловко оседлал ближайший стул-«пенек». Веда, плавно сложив свое тело, села напротив. Лицо её стало печальным. Глаза их встретились и долго всматривались друг в друга, словно вели молчаливую беседу. Лесун первым отвел взгляд и потянулся к чаше зеленоватой пушистой рукой. Веда, застыв, продолжала смотреть в лицо мужчины, но словно уже не видела его. Руки женщины медленно мяли выдернутые корешки.

– Что Сатр? Видел, слышал? – голос Веды вновь стал металлическим.
– Не видел. Слышал, – неожиданная горечь прозвучала в скрипучести Лесуна. Он сделал большой глоток, и правый глаз чуть не вылез из орбиты.
– И… – глаза Веды сверкнули изумрудным огнем.
– Плохо. Лес изведён на пять бегов…
– Знаю…
– Реки, ручьи опять потравлены…
– Знаю… – нетерпение звучало в металле ответов Веды.
– Разумная живность стала пропадать. Каждый день… – чуть слышно проскрежетал Лесун.
– Красная Яка!!! – Веда волчицей метнулась к Лесуну. Лицо её стало страшным с серебристо-зелёным отливом, шерстистые волосы встали дыбом, пальцы-крючки впились в плечо мужчины.
– Запре-е-ет! –  свистящий шепот Веды отразился от стен комнаты и вылетел в окно сильным выдохом, прошелестев в кронах ближайших деревьев.
– Он – Сатр. Это его ноша, – Лесун с печалью, но спокойно посмотрел прямо в лицо Веды. Огромный правый глаз его слегка дергался.
– Запрет, – холодно, но тихо прошептала Веда. Тело её слегка обмякло, пальцы разжались, по лицу, как по глади воды, прошла рябь.
– У каждого своя ноша… – пустыми глазами глядя в стол, Лесун мягкой сильной лапой потирал плечо.
– Забирай и уходи, – высокая черная фигура женщины отступила к окну, незаметным движением оставив на столе странный сосуд с маслянистой жидкостью.

Лесун ловко взял его, на мгновение задумался и прихватил с собой узкую чашу. Неслышно, чуть запинаясь, подошел к «дышащей» стене. Оглянулся. Принюхался.  Веда с копной всклокоченных позеленённых волос, обхватив себя за плечи, смотрела в проём окна. Неровное пламя светильника то скрадывало, то подчёркивало её угловатость.
«Дверь» мягко «открылась», и мужчина растворился в ночи.
Веда бессильно опустила голову. Волосы уже мягкой волной окутывали её. Неверной рукой она нащупала гладь стекла. Темнота стала непроглядной…