Фрикадельки из осетрины

       

Слава Богу! Точнее - слава КПСС... Иначе папу не перебросили бы из Сибири к теплому морю, на новый участок работы. И я родилась бы в холодных краях, как старшая  сестра. Но по велению партии  семья оказалась в молодом городке на берегу Каспийского моря, ставшего моей родиной.


За окном верещали дети, тявкала заливисто собака, шуршали о тротуар колеса велосипедов… А я сидела за столом, традиционно вздернув левую бровь и сжав до синевы губы  -  передо мной опять стояла пиала с  супом. С фрикадельками из осетрины! Мы не считали эту рыбу деликатесом, как и икру, разнокалиберными  баночками украшавшую полки магазинов. Мама готовила из осетрины всё, кроме пирожных…
 
Тонкий слой жира расплывался причудливыми кружочками, переливающимися всеми цветами радуги, напоминая пленку нефти на морской глади.  Мне мерещился даже запах бензина, вызывающий устойчивый спазм моего маленького желудка…

 Бугристые белые фрикадельки просвечивали сквозь прозрачный бульон, в котором нагло плавали золотистые кусочки жареного лука,  рыжая морковная соломка и листики какой-то зелени. Мамочка умела готовить! Однако мне так хотелось зажать свой веснушчатый нос и удрать из кухни на улицу, чтобы не слышать ненавистных ароматов…

- Детка, ешь… Очнись! – В голосе мамы я почувствовала угрозу разрушения планов на воскресенье. Белые медведи в зоопарке ждали меня целую неделю!

Придется вновь использовать проверенный метод… Без любимой английской куклы Анни, блондинки с голубыми глазами и расширяющимися зрачками, обед теряет всякий смысл. Мама вздыхает, вытирает руки о фартук, собираясь идти в детскую…

- Нет! Я сама… Сама! – Мои щеки превращаются в хомячьи от запиханных в них фрикаделек. И я несусь в дальнюю комнату… С огромной радостью и облегчением выплевываю содержимое изо рта за батарею, хватаю куклу и возвращаюсь к столу.

Выхлебав остатки супа под  неусыпным контролем маминых глаз, я отправляюсь во двор. Малышня встречает меня дикими криками, и мы мчимся по привычному маршруту…

Генеральная уборка, накануне очередного советского праздника, обнаружила все мои «тайники». И батарею, обильно «отделанную» с обратной стороны засохшей осетриной…  И ящик под диваном-кроватью, куда, через щель между подлокотником и сидением, я проталкивала противные желтые таблетки от простуды.

Наказание было незаслуженно суровым… Неотвратимым.  Всегда… Папин офицерский ремень, в маминых руках, остался в памяти на всю жизнь.


А страх перед мамой упорно заставлял изобретать новые уловки и места для сокрытия моих несовершенств, недостойных примерной советской девочки.