Огни большого города

  ...Вот уже колеса состава, прогромыхав барабанной дробью, беззвучно выскочили на высокую насыпь. «Дыхание» локо-мотива было разным: то натруженным на дорожных подъе¬мах, то облегченным - на уклонах, полустанках. Вагоны, судорожно подергивались, резко срывались с места. Порою казалось, что жалобно повизгивая железными суставами, локомотив терял силы.  Сумерки сгущались, и на их фоне, вдали, как на экране, заплясали в небрежности и хаосе разноцветные огоньки. В ленивом хороводе они, подмигивая, дразнили усталых путников.
Неожиданно мокрую вечернюю тишину разорвал надрывный сигнал локомотива. Он извещал, изнывших в ожидании пассажиров, о приближении к станции назначения. Вот точно в испуге разбежались в разные стороны стальные лезвия рельс, рассыпались как разноцветные стеклышки калейдоскопа. Через вспотевшие окна вагона виднелись огоньки стрелок и семафоров. Из сумерек выныривали, словно поддавшись любопытству, громадные кубы домов.
Город еще не спал. Кто ожидал к вечернему столу гостей; кто отдыхал после трудового дня. И там, и там царило благополучие, устроенность быта и семейного очага.Тихий город чувствовал превосходство над теми, кто находился в постоянных дорожных скитаниях, в разлуке с родными местами в беспокойстве души, поисках извечно убегающего куда-то обычного земного счастья. Путник всегда сравнивал свою жизнь с этими окнами. Если в них горел свет, значит, теплилась жизнь, светло и уютно было и в его душе.
Личное отступало, растворялось, разливалось в этом ощущении мирской одухотворенности, обнажая лишь безутешную грусть.
 От нее избавиться он не мог, она была постоянным спутником его общества, камертоном душевного настроения. Она благотворно влияла на психику, делая  натуру путника высокоэмоциональной, чувствительной ко всем жизненным нюансам, и то, что находилось там, за стеклом окон, ему не было безразличным.
Казалось бы, какое дело ему до той, упрятанной за семью печатями жизни обывателей, ан нет,путник тут как тут. Вот и сейчас, всматриваясь в мириады желтых огоньков, он пытался определить душевное состояние города. Как воспримет столица юности его суматошный визит? Насытит ли радостью и приятным волнением эту, быть может, последнюю встречу? Примет ли его опрометчивое желание кое-что изменить в светских событиях? Наверное, он уже вырос из ее колыбели, отцвел юностью, отстал от быстро бегущего времени и не вправе трогать то, что принадлежит уже другому измерению. Как тяжело осознавать свое бессилие перед новым и уступать своё, былое превосходство грядущему поколению, смотреть с присущей человеку завистью на изменения в дорогой, но уже не принадлежащей тебе среде обитания. Ты уже квартирант. Город может принять тебя без права голоса. Эти грустные, безотрадные мысли угнетали целеустремленность и волю путешественника.
Наконец состав, конвульсивно подрагивая и скрежеща буферами, тормозными колодками под разноголосый скрип и лязг тамбурных переходов, посадочных площадок, устало и обессилено замер. Воцарилась на какое-то мгновение тишина, давая возможность, пассажирам собраться с мыслями и планами дальнейших действий. А на перроне - вечная суматоха. Люди снуют вдоль вагонов с ручной кладью, сорятся с проводниками, спорят друг с другом, тайно сожалея о безрассудном желании отправиться в столь дальнее бескомфортное путешествие.
     Встречающие с шумом осаждают вагоны, выкрикивают имена приезжих, возвещая тем самым о своем присутствии и восторге. Проходит несколько минут, и столпотворение утихает, толпа рассасывается на привокзальной площади и разъезжается на городском транспорте. Те, кого здесь меньше всего ждут, выходят последними в обстановке полнейшей тишины и свободы, но в некотором замешательстве.
Плохо, очень плохо и скверно па душе, когда тебя не жду: и не встречают, особенно в родном городе. С таким настроением вышел и путник. Он замыкал пассажирское шествие, но, в отличие от всех остальных, не спешил покидать вокзальную обитель. Здесь, как ни в каком другом месте города, так значимо не формируется будущее настроение, пусть даже временное. Все дальнейшее будет зависеть от того, насколько ты проникся первыми впечатлениями. Если они грустные завуалированные, кажущиеся тайной, то и все события будут восприниматься с такой же окраской. В душе путника теснились и восторженная радость от встречи с городом его юности, и слезы огорчения, и горечи обманутых надежд.
Сквозь пушистую снежную карусель едва заметно просматриваются размазанные черты городских строений. Тишина Учащенное биение сердца. Вот эти долгожданные выстраданныс в долгой разлуке счастливые минуты встречи с местами недавнего прошлого. Все до боли знакомо и дорого Неужели жизнь распорядится все это отнять, лишить блаженных минут любования красотой города? Неужели все эт будет безжалостно передано на истязание кому-то другому, который, быть может, не в состоянии перенять точно такие переживания, как у него? Смогут ли «те» сохранить традиции души, встречаться и расставаться с ними с внутренне потаенной радостью и некоторым временным сожалением.Стоя на перепутье городских улиц,путник наслаждался дыханием прошлого. Здесь обострилось чувство ненасытности воспоминаний и сожаления о насильственном отчуждении его от родной стихии. Он уже выписан из нее душой и телом.
 Аромат талой воды, едва уловимо пробивавшийся в запорошенных сумерках, настойчиво ворошил память и события. Город казался по-особому таинственным и интригующим. Сколько раз он бывал но воле судьбы на этой площади, и каждый раз улавливал в ней что-то новое, не прочувствованное ранее и не познанное сердцем.
Как-то не так, как прежде, смотрелись заснеженные кварталы, радиально расходящиеся на три стороны, почему-то они неприветливы и грустны. Не потому ли, что их повелитель опечален их неверностью, что они не смогли сохранить свою первозданность и пережили много событий до его возвращения? Как-то виновато опустили могучие ветви тополя. Уличные фонари смотрели уныло сквозь густую сетку косо падающих снежинок, которые, заигрывая, осторожно ложились на густую прядь волос обнаженной головы путника. Во всем чув-ствовалось неискренность и лукавство, не предвещавшие ничего хорошего.Он уже ничего и не ожидал, тем не менее, терпеливо воспринимал все то, что ему пытался поведать окружающий мир ночного города...