Раздел 1 Об особенностях нац. самосознания 2 часть

               
                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                I

     Созданный Гоголем поэтический образ птицы - тройки, несущейся во всем величии сознания собственного могущества и силы, поразительно верно отражает стремительную мощь державного движения России. В нем отразились ширь и бескрайний размах российских просторов. Да, бескрайняя ее даль, но все же, не беспредельна. В своих литературных произведениях Гоголь наиболее полно приблизился к поэтическому образу России - пронзительному образу мятущейся сверкающей силы, к которому, собственно, больше нечего прибавить.
     Пройдя через чистилище ничтожных образов российской действительности, Гоголь сумел подняться до настоящего эпоса, показал России ее истинный портрет, лишенный власти исходящих полицейских циркуляров и великодержавных указов царской власти. И дальнейшие попытки создания хороших идеальных людей были бесплодны, ибо такие люди были абсолютно чужды полнокровной Российской действительности, не прошедшей горнило самостановления, и которая не могла бы родить достойных представителей будущих поколений в преломлении существующих нравов и обычаев эпохи. Труд создания подобных образов был заранее обречен на неуспех.
     В лице Пушкина и Гоголя Россия, наконец (впервые за свою многовековую Историю!), получила удостоверение своей личности, смогла взглянуть на себя со стороны, увидела свои корни - кто она и откуда - обрела, наконец, твердую почву для того, чтобы сделать себя цивилизованным народом, влиться в единую европейскую семью, перекинув, быть может, мост взаимопонимания между Европой и Азией, Западом и Востоком.
     Дальнейшее сохранение царизмом порядков, отвечающих российской патриархальности, было абсурдом, который неизбежно приводит к трагедии.
     Да, русский дух, как никакой другой в мире, восприимчив к поэтическому слову, способен переродиться под его благотворным влиянием, в отличие от своего прагматического рассудительного века.
     Но сладость века Поэзии, призванного стать неиссякаемым источником наслаждения для последующих поколений, неизбежно отравлена в России горечью жесточайшего деспотизма, взращенного в отсутствии и начатков цивилизованности в российской государственности.
     Только Россия с ее неутолимой жаждой духовного вдохнула бы в современный цивилизованный мир прежнюю теплоту и сердечность отношений между людьми, лишила бы его того уродливого, калечащего души технического характера, который он приобрел в последние столетия на Западе.
     Мир - единое целое, неделимый живой организм и положительные волны любви и нежности (особенно в последнее столетие тотальной подозрительности и вражды) обязательно найдут себе выход излиться, затопив Мир волнами всепрощения. Может, это будет снова Россия, может, какая-нибудь другая страна, может быть, это будет целый конгломерат стран, который, наращивая свою духовность и нравственность, будет как бы опускать дно деловых необходимых отношений все глубже и глубже, пока оно не сократится в маленькую точку, бесконечно малую песчинку, затерянную где-то в бескрайних глубинах Мироздания, и все зальет вода, и люди станут как птицы, а птицы как рыбы, и это будет ни для кого не важно, потому что деление на птиц, рыб и людей станет чисто условным, эфемерным, потому что все на свете зальют воды всемирной любви, давая людям шанс в этой новой, более совершенной форме жизни быть повсеместно, полнокровно счастливыми.
     Собственно, волны человеческого счастья в различных точках планеты вздымаются под солнцем тысячелетия, но ни в ком еще, я уверен, История не имела такого чистого и ясного носителя всех надежд и чаяний человеческих, как в российском национальном духе.
     Человеческий мыслящий дух представляется мне пронзительно-синим, величавым, безбрежным морем, окутывающим своим мягким шуршащим поясом нашу крохотную планету - войны и междоусобицы, бури и смерчи на его поверхности никак не затрагивают обитателей морских глубин - подлинных сокровищ человеческой души, а ведь именно тем и притягательно море, что в самых бездонных его глубинах таятся темные развратные жемчужины.
     Благоразумный, благополучный Западно-Европейский дух (если бы только таковой смог подняться на должную ступень самосознания) мог бы любоваться благородным ликом России, во все века выпивающей чашу скорбен человечества, воплощающей в себе всю боль и горечь его судьбы, ибо должен будет осознать, что созерцая нации, которые подчас не вызывают к себе ничего, кроме презрения, он созерцает свое собственное лицо; наблюдая чужие язвы и конфликты, видит собственные изъяны, и в этом, быть может, пророческая миссия России, предрекающей Миру своей неизменно несчастной судьбой неминуемый исход всех бед человеческих - любовь и всепрощение.
    
                * * *
    
     (1)  И большевики, и эсеры - и жертвы, и их палачи - все они почему-то видели в народе чернь. Вместо могучего и ладно скроенного богатыря - икающего пьяной икотой тщедушного забулдыгу - дармоеда, заплатанного и в лаптях.
     Если меньшевики, как чумы боявшиеся российского бунта, отдавали все свои голоса за учредительное собрание (разогнанное впоследствии матросом Железняком, ставшей сакраментальной фразой "караул устал"), страшась засилья анархии и террора, то большевики своим лозунгом: "Грабь награбленное" - прямо сделали ставку на самые низы и отбросы общества, так же далекие от народа, как солнце - от своего отражения в грязной луже. И те, и другие - прогрессисты и консерваторы, фанатики и утописты - видели народ пока неспособным взять в свои руки судьбы России. Всех их объединила одна общая язва нашего российского самосознания, заключающаяся в уверенности, что русский человек все выдержит - извращенное житейской неустроенностью и общечеловеческой косностью, носимое каждым русским сознание в себе народа - богоносца, пастыря Мира, ответственного, в первую очередь, перед Господом и людьми за все бесчинства и беззакония, творимые в Мире, - сознание, которым был проникнут русский народ испокон веку. Оборотной стороной такого превратного отношения к действительности явилось полное небрежение власти к народу - искаженное в кривом зеркале времен бесправия и нищеты отражение любви русских к ближнему своему как, пожалуй, одной из самых любвеобильных наций в Мире.
     Как могли думающие русские люди, российские интеллигенты, стоявшие на рубеже великих потрясений XX века, целиком преобразивших исторический лик планеты, оказаться вдруг столь поразительно недальновидны? Ведь чтобы не разглядеть светлый лик могучего витязя в образе своего народа нужно было быть либо сумасшедшим, каким, но всей видимости, и был Ленин, беспрестанно опьяняющий себя идеями Мировой Революции, либо - трусливым олухом, подобно эсерам, благородно удалившимся за кордон, ибо, сознавая свою правоту, видя перед собой маньяка, глумящегося над прахом их отцов, они не смогли надеть на него стальной намордник, дабы положить конец его кровавым буйствам, рассеявшись в эмиграции.
     Ведь один тот факт, что гражданская война в России вспыхнула, говорит о том, что истинной правды не было ни на стороне правых, ни на стороне левых, она, эта правда, распылилась где-то во тьме веков, распалась на отдельные звенья одной цепи, сковавшей миллионы жертв и их палачей.
     (2) Сталин явил собой беспрецедентный в Мировой Истории пример того, что может произойти, когда уголовный элемент проникает в высший эшелон власти, когда абсурд, возведенный в высший закон, становится официальной политикой властей.
     Что же обусловило его приход, отбросивший нашу страну, при всем обилии - дань XX веку - технических новшеств, в социальной сфере чуть ли не к первобытным ящерам, чьи последствия русскому народу придется изживать в себе десятилетия, если не века?
     Если я считаю себя умнее других, я заведомо отгораживаю себя от окружающих меня людей стеной своего самодовольства. Только общаясь с человеком, как с равным себе, т.е. обращаясь в нем к самому себе, можно говорить от своего лица, действовать от имени своей воли, другими словами, оставаться самим собой. Не признающий в других равных себе неизбежно выглядит не таким, каков он есть в действительности, а лишь таким, каким желает казаться, сам, прежде всего, оказываясь в сетях того, от чего желает предостеречь других. Окружающий Мир оборачивается для человека тем, к чему он взывает в других людях. Если я желаю исправить человечество, не желая при этом исправлять самого себя, моя затея заведомо обречена на провал, если же я признаю в других собственное я, что доступно единственно лишь через любовь к ближнему, у меня появляется шанс что-то изменить в этой жизни, счастливо избежав при этом возможности впасть в маразм.
     Вот почему светлое, разумное начало на заре нашей новой Истории потерпело в России столь сокрушительное фиаско. Думающие, интеллигентные люди в России составляли слишком резкий контраст с общей массой, впрочем, они и сами так о себе думали, всячески углубляя свою и без того ненормальную обособленность и отчужденность от всего, что в трудную минуту могло бы объединить в себе все прогрессивные силы для спасения России.
     Поскольку абсолютизм (читай: мещанство и произвол) стали в нашей стране основополагающей составляющей нашей жизни с октября 17-го года, то и корабли наши гибли, не принимая иностранную помощь, лишь бы не показать, что мы лучшие в мире русские, нуждаемся в чьей-то поддержке, потому-то и с такой стремительностью вихрем революции было раздавлено в нашей стране все мыслящее и прогрессивное, коснеющее в пошлом заговоре молчания перед себе подобными. Ведь если бы русские, словно негласно сговорившиеся друг с другом, не дали себе обет безмолвия, человечество не знало бы столь чудовищной вакханалии преступлений, захлестнувших Россию последние 7 десятилетий нашей Истории.
     Ход событий был столь стремителен, водоворот стягивал в один дьявольский вихрь как судьбы отдельных людей, так и судьбы целых поколений, со столь обескураживающей скоростью, что всякое промедление, затрачиваемое на остановку для фиксирования момента собственной значимости в назидание потомкам оборачивались гибелью для безумцев.
     Интеллигенция, лишенная ежедневной заботы о хлебе насущном, взлелеянная в известной безмятежности, состоящей в отсутствии необходимости каждодневного соприкосновения с действительностью, была попросту выброшена событиями революции за борт Истории. Безмятежность - прекрасная вещь, но не стоит злоупотреблять ею слишком сильно, иначе она неизбежно подспудно выбивает реальную почву из-под ног.
     Большевики, пусть даже с уголовным оттенком, говорили с толпой, все же, на равных, они были свои, что позволяло им, по сравнению с основной массой морально-расшатанной, думающей больше о своем спасении, нежели о спасении Родины, расплывчато - либерально настроенной интеллигенцией быть, все же, на гребне событий. Большевиков погубило отсутствие конкретных разумных целей, вследствие недостатка просвещенности и даже в основной массе - начатков элементарного образования, каковое должна была им передать та же интеллигенция, которую они, в свою очередь, попрали ногами. И порочный круг замкнулся бы, если бы над всеми ними не было России, великой и державной, которая одинаково погубила как одних - благородных и просвещенных, но слишком высокомерных, не желающих во имя отвлеченных принципов жертвовать ближнему, так и других - жаждущих реального действия, но не ведающих уважения ни к кому, кроме «социально близких», и потому не желающих признавать достоинство своих соотечественников.
      Кто знает! Быть может, Россия упустила величайший шанс в Истории    явить Миру его Истинный лик, помочь осознать себя человечеству, как Меру Любви Вселенной - сознание, к которому Западная цивилизация, верящая в свои технические игрушки и присылающая в Россию миссионеров, вместо того, чтобы жертвовать самой, придет, быть может, через тысячелетия.  
     Всякий голос важен в Мире. Если один голос в хоре возвысился за счет того, что заглушил и оттеснил на второй план другие, то проигрывает в конечном итоге и он, потому что проигрывает звучание всего хора. Если каждый в хоре будет слушать только себя, это уже не будет хор. Либо у людей есть сознание того, что Мир - это единое, неделимое целое, и несчастья одних есть несчастья других, либо его нет.
     (3) На самом деле, тот, кто призывает к недоверию и вражде,
просто не желает брать на себя ответственность за доверие. Ясно, что под всеми призывами к насилию кроется одно: страстная, снедающая все нутро жажда власти - самодовлеющей, всепоглощающей, которая освободила бы от необходимости нести ответственность за что бы то ни было, - власти во что бы то ни стало.
     (4) Интересно в этой связи рассмотреть феномен Маяковского. Маяковский, как певец революции, считал долгом революционного поэта отделить ту чудовищную волну мещанства, которая захлестнула в России всю общественную жизнь, от подлинных, как ему казалось, революционных идеалов, не понимая, при этом, что революционные идеалы как раз и материализовались в жизнь благодаря пошлости и узости кругозора обывателя, что они, эти идеалы, не смогли бы существовать без толпы, как не может жить плесень без влаги.
     Попытки романтизировать алчные призывы политических авантюристов и просто явных уголовников, лезущих друг у друга по головам к власти, были заведомо обречены на провал. И революционные пьесы Маяковского, в которых он правдиво и талантливо изображал быт эпохи, выпукло представляя ее особенности и колорит, в то же время пытаясь противопоставить ее ярких представителей  утопиям большевизма, на сцене чудесным образом восстают против автора, наделяя неподражаемым обаянием отрицательные персонажи и обезличивая, оскопляя положительные. И гений Маяковского восстает против Маяковского - политика.
     (5) Может возникнуть вопрос, почему мы, говоря об Истории России, употребляем слово общечеловеческая. Но ведь нельзя отрицать тот факт, что Россия - одна из могущественнейших держав Мира накануне I Мировой Войны - потенциально призвана была стать одной из главных вершительниц судеб Мира. Мир должен "поблагодарить" Ленина, ввергшего ее во мглу раздора и разрухи, за те катастрофы, которые потрясли человечество в XX веке, и которых оно вполне могло бы избегнуть, останься Россия во всем величии своего былого могущества и славы. Скорее, Мир должен чувствовать себя не как победитель, избавившийся, наконец, от коварного и опасного соперника, но как паства,
лишившаяся своего пастыря.
     И сейчас, после формального свержения коммунистического строя, мгновенное возрождение России представляется мне более, чем сомнительным - слишком огромные жертвы были принесены ею на языческий алтарь кровавого Молоха.
     (6) В самом деле! Шайка разбойников захватила власть в стране. Разве не было до них подобных примеров в Истории, имевших, правда, меньшие масштабы? Разве не та же участь ожидала страну, захвати власть в ней Емельян Пугачев или Стенька Разин? На Руси всегда было в избытке желающих наложить лапу на все изобилие ее богатств, вскочить из грязи в князи!
     Для шайки разбойников самое дорогое - это труп верховодившего ею атамана, погибшего в лихой стычке. Для них он является живым (мертвым) символом, олицетворением пестуемой ими идеи, что жизнь - это фокус, секрет которого известен лишь им одним, что в жизни всего можно добиться одной лишь ловкостью рук.
     В удалом главаре, бесстрашно ведущем за собой бесшабашных своих товарищей, воплощается их детская вера в злого буку, которого стоит только как следует припугнуть, чтобы он не высовывался, чтобы послушно сидел в своем углу, как жизнь тут же расцветится голубыми и розовыми красками, вполне сходными с картинками, рисуемыми детьми цветными мелками на асфальте.
     Поэтому своевременная смерть Ленина пришлась как нельзя более кстати к его канонизации. Будучи забальзамированным на главной площади страны (даже помимо его предсмертной води - лишнее доказательство того, что он еще при жизни стал мертвым фетишем, не принадлежащим самому себе, необходимым партии, как символ для дальнейшего ограбления своего народа), его труп стал жутким символом грядущей эпохи господства мертвых над живыми. Даже самые заматерелые чекисты плакали на похоронах вождя. Большевики действительно любили Ленина.
     Русскому народу не оставалось теперь ничего другого, как либо примкнуть к шайке большевиков, распростившись с такими понятиями, как милосердие, любовь к ближнему,  личное достоинство и честь,  либо погибнуть.
     Лучшая часть народа действительно в большинстве своем либо погибла, либо навсегда была выслана с русской земли. Посткоммунизм же дотлевает в идиотизме мышления тех, кто стремится привести жизнь к единому знаменателю, тех, кто обескровил себя в погоне за призраком, привидевшимся Марксу бродящим по Европе, давя, насколько это возможно, все чистое и светлое в своих соотечественниках.
     Коммунизм есть демон утопии, к ловле которого русские люди, доведенные до крайности бедствиями и напастями века минувшего, склонны сейчас как ни в какое другое время.

                II

     (1) И красные, и белые - все те, кто боролся за будущее России, - главным кардинальнейшим вопросом современности считали вопрос о власти, тогда как для судеб России он терял значимость, становился чисто формальным, третьестепенным, если не решить, на кого сделать ставку в историческом развитии страны. Ленин или Троцкий, Дзержинский или Сталин – все они держали курс на массовый террор, и в этом смысле для народа фамилия правителя мало, что меняла.
     И это общее сознание того, что они занимаются чем-то архиважным, решая все вопросы методами чисто политическими, что они сделают народу огромное одолжение тем, что дадут ему землю, которую он тысячелетиями возделывал, но которая фактически, вследствие каких-то чисто умозрительных причин ему не принадлежала, и вынудило большевиков, как следствие горячечности, заполошности их образа действий, расстрелять в Екатеринбурге царскую семью, которая, как серьезная историческая сила уже не могла никому мешать, и как давно уже отживший отголосок далекого прошлого не была никому нужна.
     Не увидев в народе отклика своим бессмысленным истошным воплям, не заметив в нем мгновенного обожания и благодарности (каковые, очевидно, в их чисто по-русски максималистски настроенном сознании ассоциировались с «триумфальным шествием советской власти»), а также почувствовав, что Мировая революция еще только за горами, эти крысы целиком предались снедающей их страсти накопительства, ибо, не имея в себе никаких других духовных ценностей, кроме красного божка революции, который, не подкрепленный принесенной ему в жертву языческой кровью миллионов, не стоил ничего, остались с одним лишь Лениным, который не мог им предложить ничего, кроме старых, испытанных подпольных методов борьбы. Они и впрямь начали планомерно, исподтишка подтачивать самую сердцевину нашего народа (имея, очевидно, намерение свести нас вовсе на нет), уничтожая лучших его сынов, чувствуя себя на родной земле как на захваченном боевом плацдарме, демонстрируя при этом такую беспримерную жестокость и цинизм, каких не ведал еще ни один поработитель земли русской.
     Пламенный борец, не рассуждая расстреливающий по приказам своих начальников, не может оставаться при этом чист и невинен как новорожденное дитя, ибо действуя бездумно, как машина, отрицает в себе понятие Бога.
     (2) А русский народ стоял и терпел, подобно герою своих былин,
Илье Муромцу, просидевшему на печи сиднем тридцать лет. Вскармливал
и лелеял тех, кто его трусливо презирал и, вообще, считал за породу людей второго сорта.
     (3) Так и стоит перед глазами этот невысокий приземистый богатырь, крепкий да ладный. Спокойно озирает он широко расстилающуюся перед ним открытую даль и такое спокойствие и глубину, такую мощь и силу читаешь в его ясных голубых глазах, что невольно поражаешься, сколько ему дано было претерпеть и выстрадать, если после всех испытаний и мытарств, малая толика которых сломила бы всякого другого исполина, ниспосланных ему Богом, сумел сохранить он в себе всю прежнюю чистоту и цельность своей натуры. Если после всех кровавых столетий своей более, чем тысячелетней Истории, стольким странам и континентам расчистив путь, освободив его от скверны, приняв на себя девять десятых всех тягот и лишений, выпавших на долю сынов человеческих, еще сохранил он живой свет в глазах своих и по-прежнему еще играет спокойная улыбка на устах его! И удивленно косятся на него иноземцы: откуда эта ровная беспредельная нежность и сила?..
     (4) В известной степени невежество народа, темным проклятьем тяготевшее над Россией, было разделено вместе с ним и интеллигенцией, причем, гораздо в большей степени, нежели она сама о себе думала. Только события гражданской войны высветили ее неспособность противостоять безумию маньяков, разоряющих святые могилы и глумящихся над самой памятью отцов, - это были самые уродливые и отвратительные порождения духа русской жизни, подобно злому джину, накапливавшему в себе веками злобу и унижение поколений, вырвавшемуся, наконец, из бутылки, и готовому все сокрушить на своем пути.
     События гражданской войны показали истинный трагизм подлинного положения вещей, ибо чувствуя себя сильной, великодушной и прогрессивной рядом со своим народом на фоне его исконной доброжелательности и патриархальности, русская интеллигенция, - в первую очередь, белогвардейский офицерский состав, считавший себя всегда не чуждым чувства Родины и патриотизма, - спасовала перед примитивнейшим ремеслом заплечных дел мастеров, выросших вдруг как из-под земли у нее за спиной.
     Когда пришла, наконец, необходимость реальных действий, выяснилось вдруг, что народ, которому русский интеллигент снисходительно покровительствовал, сознавая его необразованность и недалекость, пребывает вместе со всеми своими программами его просвещения и наставления на путь истинный в стадии первобытных суеверий и невежества и совершенно неспособен отличить семена от плевел.
      То, что выглядело внушительно и солидно, те выспренные сентенции и прожекты, строимые тогдашними переустроителями страны, беспечно предавшимися благодати момента, обещавшего, казалось, длиться вечно, совершенно не выдержали проверку временем.
     Как слепой теленок тянется за мамкой, потянулся народ за большевиками - сначала разграбил и сжег помещичьи усадьбы, а потом охал и стонал, попав в такую кабалу, какая и не снилась самым извращенным изуверам, опять же не жалуясь и не ропща, безмолвно расставаясь с жизнью. История жестоко посмеялась над его безропотностью и покорностью
      (5) Народ давал щедрой рукой, не дрожа от подобострастия и раболепия, а потому что считал долгом радушного хозяина терпеть у себя в доме непрошенных нахлебников (ибо тот, кто оставался не у дел, чувствовал себя и дома, как в гостях), обвиняющих во всех своих несчастьях злую судьбу, закладывая и перезакладывая родительские имения и, наконец, и вовсе спуская их на бегах.
     Не от своей ничтожности и убогости давал, - но в силу радушия и смирения, в силу беспомощности своего возраста, юности разума (возраст разума измеряется не годами, но растущим сознанием своих политических прав и свобод).
     Чем дольше растет дерево, тем оно выше. Если, скажем, ольхе, чтобы налиться соком и встать в полный рост, нужны десятилетия, то дубу, чтобы придать должную силу и размах своим ветвям, необходим не один век. Детство разума - еще не преступление, ведь чем тяжелей ноша, тем она прекрасней, - оно прошло бы со временем, народ бы обустроил Россию, выпущенный на вольный воздух здоровой инициативы, привел бы ее к неслыханному расцвету, сделал бы ее доброй и могучей вершительницей судеб Мира. Если бы только ему дали расправить плечи, подобно тому, как растет ваш сын, наливаясь с годами силами, словно молодой дубок.
     (6) Вряд ли прогрессивные мыслители предреволюционной России
сознавали, насколько темное невежество народа тормозит развитие
страны и тяготит все мыслящее и светлое в ней своим тяжелым пьянством и безысходными, бесконечными драками в кабаках. Ибо нельзя быть полностью прогрессивным в стране, где еще существует многомиллионная неграмотность, ибо страна есть единый живой организм, который одинаково способен покорить любые без исключения области деятельности человеческого духа, и в этом органичном переплетении интересов личностных и общественных и коренится главная цель создания государства, которое одновременно является и средством ее достижения. К этому, пусть пока бессознательно, стремились древние люди, объединившиеся в свою первую общину, и в этом благородном стремлении к единению уже коренился образ Христа, находящего свой отклик в умах миллионов на протяжении вот уже двух тысячелетий. Этим человек поставил себя над стадами, мирно пасущимися на благодатных равнинах, сделавшись хозяином над ними.
     Большевики же во главе с Лениным, видя в народе чернь, сделали все, чтобы превратить его в стадо, вновь вернуть нас к первобытному состоянию. И если им это не удалось, вернее, удалось только частично, то в этом не их вина, ибо в данном случае они взялись за задачу невыполнимую, ибо когда дьявол, забывая свое место, вступает в спор с Богом на равных, он обращается, попросту, в  ничто.
     (7) Я хотел бы более подробно остановиться на роли Ленина в партии, ибо нельзя недооценивать эту фигуру в нашей Истории.
     Связанная созданной в ней железной дисциплиной (рядовые члены шайки беспрекословно подчиняются своему главарю) партия была фактически предельно четкой фокусировкой воли своих вождей, вожди же, проникнутые, в свою очередь, психологией беспрекословного подчинения, - воле одного своего лидера, так что действия большевиков можно смело отождествить с делами рук Ленина, словно по мановению злой волшебной палочки вдруг ощерившегося миллионами штыков людей, отдавших себя в безграничную власть его мертвой Идее. Устами Ленина проповедовал на русской земле сам его величество сатана.
     Но если вначале партия действительно была единый железный кулак, призванный сокрушить все на своем пути (и в этом действительно заслуга ее вождей), то, выйдя из подполья, она как форма общественной организации отмерла, как отмирает обмороженное человеческое мясо. Остался один только отвратительный гниющий костяк в лице Сталинско - Бериевского окружения. И это глубоко символично - то, что были расстреляны, в свою очередь, те, кто расстреливал, ибо человеческий дух не может быть долго служителем Мертвым фетишам, носителем в себе мертвого нравственного идеала, направленного против других людей. Он отдает все свои жизненные силы на кровавый алтарь Всемирной Революции, благо для бесчинств ее бесов в России было практически неограниченное поле деятельности.
     Раз завязавшись дьявольским узлом на общественной жизни нашей страны, борьба за чистоту рядов превращается в гигантскую коллапсирующую силу нации, пожирающую все лучшее, весь ее цвет, затягивающую в свою адскую воронку целые народы.
     И народ, который умудрился выстоять после семи десятилетий безудержного высасывания из него всех его жизненных соков в бездонную прорву, из которой разит космических холодом, - воистину, великий народ.
     (8) Безумно жаль только, что доказывать свое величие ему пришлось
такой ценой - ценой миллионов жертв, тогда как другие народы и континенты унеслись от нас на столетия, заняв в Историю человечества свое, подобающее им место, - а что уж говорить о русской природе!
     (9) Вся наша голубая планета стонет под железной пятой промышленного прогресса. Но таких издевательств какие претерпела наша российская природа за 70 лет правления большевиков, не снилось даже самому ярому стороннику технических новшеств, готовому принести на алтарь технического прогресса родную мать - Природу, взлелеявшую и вскормившую его в своем лоне. Ибо в любой стране, где есть хотя бы начатки цивилизованности, ему не позволили бы и сотой доли того, что учинили в своей - большевики, руководствуясь одними лишь благими пожеланиями своих начальников, осушая целые моря и поворачивая реки вспять, трансформировавшись со временем в КПСС, - поистине, чудовищное порождение русской жизни, повсюду распустившее свои жалящие, всепроникающие щупальца.
     И то, что сохранились у нас еще кое-где нетронутые в девственной чистоте своей уголки, то это вопреки дьявольской воле коммунистов и это также свидетельствует о величии русской природы, ибо только там, где имеется простор, и рождается богатырь, когда есть ему, где пройтись, и размять усталые члены.
    
                * * *
    
     (1) И этого-то как раз и не видели переустроители нашего общества, которых по чудовищному капризу судьбы История поставила у истоков новой большевистской эпохи нашего развития. Ведь не видеть величия собственного народа могли лишь люди, душевно черствые и нравственно уродливые, не нашедшие себе места в жизни, выброшенные ею за борт, оставшиеся не у дел изгои, ибо нравственную слепоту рождает пошлое мышление мелких людей, никогда не совершивших в жизни ничего действительно стоящего. Ибо трагедия русского народа, его боль и стыд - это его правители, которые чуть ли не все, за исключением, пожалуй, единиц, главным своим жизненным кредо вместо
конкретных дел (а с русским народом можно горы свернуть - и это, в
первую очередь, почувствовали на себе все, кто когда-либо приходил на русскую землю поработить ее огнем и мечом) избрали борьбу за власть. Ибо у русского народа, кроме язвы управителей, словно чугунные вериги дьявольским проклятьем повисшие у него на плечах, других проблем нет и быть не может.
     (2) Ведь почему в нашей жизни мы сталкиваемся на каждом шагу с абсурдом? Потому что жизнь человека в обществе без Вечного, без опосредствования себя чем-то большим, нежели он сам, без веры в Бога, лишена смысла. Разумные действия, помещенные в царство абсурда, где каждое действие заведомо бессмысленно (полная и всеобъемлющая власть дьявола), оборачиваются своей противоположной стороной. Человек, строящий себе по всем правилам строительного искусства дом, когда все вокруг живут в шалашах и землянках, выглядит в глазах окружающих и смешно, и вместе с тем трагично. Трагедия его в
том, что он не похож на других, что все плоды его трудов обречены
обратиться в прах тою же силой, которая заставила всех вокруг него громоздить себе бараки.
     Лишить человека во тьме безверья даже права на подвиг, лишив его возможности даже умереть достойно, похитив его у самого себя, - вот тайная извращенная суть предпринятых Лениным и его сподручными перемен, призванных взорвать российскую действительность. Отнимите у знахаря веру в то, что он делает благое людям дело - и труд его тут же превратится в каторгу. Любой вид человеческой деятельности превращается в сковывающие его цепи, если он лишен разумного смысла - того мобилизующего начала, которое сподвигает  каждого в его деятельности.
      Но именно к этому были направлены первые Ленинские декреты. В этом главное преступление Ленинизма - в извращении самой сути человеческих отношений, в подмене изначальной доброты и сердечности исконного русского уклада отношений мертвой буквой диктата, следующего утопии построения светлого будущего. И я надеюсь, все же, что по прошествии стольких лет все та же сила, которая сумела отвратить нас от общечеловеческих нравственных принципов, переродившись в нас, сегодняшних, посвятивших себя, наконец, конкретным разумным делам, должна прямым путем привести нас к мыслям о спасении.
     (3) Однажды потеряв себя, очень трудно вернуть себя вновь. В
жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, после которого возродить себя вновь становится очень сложно, практически невозможно, когда его жизнь обращается в непрерывную цепь ловушек, выкарабкиваться из которых можно будет вплоть до самой смерти, если ничего не менять в себе.
     Да, существуют ситуации, когда логика зла требует от человека прохождения полного адского круга, но победа человека в конечном итоге заложена в том, с каким сердцем он выходит из самых подчас тяжких жизненных испытаний. Если озлобленным - колесо несчастий по-прежнему будет катиться по его жизни, и чем сильней он будет его отталкивать от себя, проклиная, тем настойчивей оно будет напоминать о себе, обрастая все новыми и новыми бедами; если же он исторг из себя зло, стоит к жизни с открытым сердцем, значит, зло никогда не найдет в нем - закаленном невзгодами, еще более укрепившемся в своей нравственной позиции, - своего отклика.
     И в этой неозлобленности души было главное противоядие против беды, обрушившейся на нашу землю, ибо тот, кто не таит в своем сердце яд ненависти, прерывает собой порочную связь зла во времени, дает возможность зарождающимся силам новой жизни окрепнуть и подняться в полный рост.
     (4) Да, трудно, однажды оступившись, обрести себя вновь, воскреснуть к новой жизни, однако, не невозможно.
     Достижимость той или иной цели свидетельствует не о сложности, но о простоте предпринятого нами дела, нужно только четко определить направление выбранного пути и никуда не отклоняться в сторону.
      Напротив, безропотность, с которой человек несет бремя чужих грехов, взваленных на него обстоятельствами, говорит не о силе его, но о слабости, не могущей воспротивиться злу.
     Чтобы вернуться к себе самим, нужно лишь отождествить себя с тем лучшим, что мы когда-то сделали в жизни. Вообразить себе то, к чему стремится наша душа, - к царству покоя и тишины (плеск весел, спокойное качание звезд на черной водной глади - все это родит смутное воспоминание о чем-то уже виденном, тревогу о том, чем мы уже обладали, но однажды было нами утеряно). Сознавать себя человеком, творящим добро, достаточно простой фиксацией в своем сознании этого факта, что требует, в свою очередь, лишь определенной моральной сдержанности и некоторой дисциплинированности мысли, что достигается простым ежедневным сосредоточением на том хорошем, что удалось сделать за день.
     Чем меньше опыта в делании добра, тем глубже пропасть между тобой и твоим истинным Я, и тем меньше остается шансов, что встретившись, вы узнаете друг друга.
      Можно спросить: "Но какое отношение все это может иметь к хозяйственным и политическим реформам в нашей стране?" Ответ таков: "Храм Общественного устройства не будет стоять, если каждый в отдельности не займется созданием в себе самом храма собственной души".
    
                * * *

     (1) Ведь почему у нас даже самый мелкий начальник - шишка на ровном месте? Да потому что он в миниатюре воплощает в себе всю уродливость нашего российского национального самосознания, состоящую в инертности мысли, в отсутствии ответственности за порученное дело.
     Даже при полном незнании вверенного человеку дела, он, все же верит в то, что справится с ним наилучшим образом! А поскольку уверенность без знания есть одна только пустая амбиция, всякое вмешательство со стороны рассматривается им как вторжение в заповедное святая святых, как посягательство на его авторитет в глазах окружающих, ибо его интересы лежат вне конкретных интересов дела.
     Воспитанный в удушливой атмосфере наказуемости всякой инициативы, порождаемой подобострастным преклонением перед незыблемостью авторитетов, он, дорвавшись, наконец, до власти, начинает думать, как ему кажется, за других, навязывая свои вкусы и пристрастия, так и не научившись думать за самого себя. Он считает, что раз он сидит на своем месте, значит, имеет полное право таковое занимать!
     Пустота его от нищеты, нищета же - от невозможности созерцать себя в конкретных результатах предпринятых начинаний, - порочный круг, образовавшийся в узком русле сдавивших России горло Ленинских реформ, диктующих ко всему многообразию жизни классовый подход, поселившихся в российских умах в начале века на почве разлагающейся российской государственности, в отсутствие здравого политического мышления и засилия великодержавных амбиций.
     И в этом, быть может, кроется ответ на вопрос, почему до 1913 года Россия была нормальной страной, а потом вдруг перестала ей быть. Потому что нельзя строить совместными усилиями храм общественного устройства, не признав в своем соотечественнике самого себя, не научившись уважать достоинство другого, - горький урок себе самим и другим народам.
     (2) Управители - это те, кто ничего не делает, ничего нового не выдумывает, а только стращает и не пущает. И хотя русский народ вот уже тысячу лет сидит сиднем, кто знает, быть может, именно в нашу Историческую эпоху богатырь, наконец, встанет и расправит плечи.
     Конечно, народ неотделим от исторических сил, управляющих его судьбами. Собственно, из него они и формируются, и здесь, следовательно, верна классическая формула: «Народ - движущая сила истории», но следует различать - истинные интересы народа, не отделимые от судьбы его Родины, от интересов чуждых ему авантюристических групп, вышедших из него, но в то же время уже не имеющих с ним ничего общего.

                III

     (1) Русский царь не смог стать подлинным властителем земли русской, ибо институт его власти не прошел проверку временем: с одной стороны - боязнь перемен, вследствие отсутствия таковых, с другой - невозможность дальнейшего продолжения существования абсурдного порядка вещей, пришедшегося на царствование последнего из династии Романовых.
     Сложившийся порочный круг пришлось разорвать революции в самой низшей точке, чтобы дать пройти народу все семь кругов ада.
      Что поделаешь! Бутерброд всегда падает маслом вниз. Природа в отсутствии необходимости (читай: целенаправленного поиска) предает себя во власть случайности. Случай есть черт ведущий исследователя по всем семи преддверьям своей преисподней.
      Задачу прорвать круг взаимных амбиций взял на себя народ, сам нанеся себе рану и сам же исцелив ее.
     Безбрежность возможностей родит у недальновидных умов иллюзию их отсутствия. Для слепца, не видящего солнца, не существует и красок радуги. Ну, если ты не видишь пути, это еще не значит, что его вовсе нет, тем не менее, с чисто русским апломбом и чисто русским же невежеством было решено, что его нет раз и навсегда. Консерватизм власть предержащих заключался в пестовании порядков, доставшихся им в наследство от ящеров, проявившемся в святой их вере в неколебимость основ.
     Народ был необразован и в гражданском отношении несамостоятелен не потому, что был бездарен и порочен, а потому что был бесправен. Тем не менее, запреты, которые существовали, порожденные имперскими амбициями, будучи снятыми, положили бы конец и самим имперским амбициям, в свою очередь, породившим целую бездну изъянов российской жизни и сыгравшим далеко не последнюю роль в заталкивании нас на дно той пропасти в которую низвергся ныне российский дух.
     Если ты не видишь исторических перспектив развития своей Родины, это еще не значит, что их вовсе не существует! Тем более не следует в таком вопросе рубить с плеча, тут вдвойне все следует обсудить и обдумать (хотя бесконечное обсуждение одних и тех же вопросов свидетельствует скорее об отсутствии желания судить здраво). Тем не менее, общее заблуждение, что народ не может жить без бдительного, наблюдающего за ним начальственного ока просуществовало многие века: за многомиллионный народ думали единицы, поставленные наблюдать за ним.
     Естественно, что такая нагрузка не под силу даже современным компьютерным центрам, а тем более - горстке умов, весьма посредственно образованных и обремененных, к тому же, предрассудками и заблуждениями своего времени.
     Естественно, что такого противостояния сил, такого накала страстей: с одной стороны - гнет самодержавия, с другой - ненависть народа, - не может выдержать ни одно, даже самое прочное здание общественного устройства. Не удивительно поэтому, что за такой чудовищный крен во внутренней политике приходится платить самой высокой ценой. Эта цена была годы мракобесия большевизма.
     Чуткость и восприимчивость славянской натуры для недальновидных умов родит и иллюзию ее беспомощности. Можно сказать, что до сих пор Россия переживала детский период своей Истории, ибо победа большевизма, в сущности, наглого набора бессмысленных лозунгов, показала удивительную, прямо-таки, девственную патриархальность русского народа, последовавшего за первым встречным проходимцем в неведомую даль.
      Быть может, освободившись от пут социализма, вступив, наконец, на твердую почву здоровой инициативы, мы больше не будем бесславно истлевать в бесплодной борьбе с самим собой, но покажем, наконец, Миру, на что мы способны, забыв о своем чудовищном прошлом, как о кошмарном сне. Но, забыв, не удариться в новые авантюры, из которых придется выпутываться нашим потомкам, но лишь приумножить свои богатства, которые они, в свою очередь, смогут передать своим детям.
     (2) Да и кого, в самом деле, считать хозяином на своей земле,
если не ее народ? Загадка русской жизни именно в том, что истинный
лик ее еще не сформировался, как загадочен бывает еще не родившийся на свет человек. Все с нетерпением ждут первенца, гадают, каков он будет, но вот он приходит и во весь голос заявляет о себе. Новый Российский дух только еще зарождается, всходит на «пажитях истории, обильно утучненный кровью поколений», кровь эта - как воды, отошедшие из лона матери, только что произведшего на свет своего первенца. Россия - женщина, призванная вместить в себя всю боль и страдание Мира, дабы переплавить их в своем сердце в любовь.
     (3)  Кто знает! Быть может, развал всякой Империи - будь то Россия, Византия или Древний Рим - неизбежен. Они слишком обширны, слишком опережают время, чтобы не быть основаны на всеобщем подавлении и гнете. Протяженность пространств для несовершенного пока в своем становлении человеческого духа - неизбежно родит рабство у исходящих тираничных указов верховной власти.
     Бремя людских грехов слишком тяжело, чтобы могло быть рассматриваемо Господом как добровольная жертва. Бога можно достичь лишь с легким сердцем, не содержащим в себе идеалов, таящих под своей пятой рабство и унижение поколений, вынужденных, как это было в Древнем Египте, громоздить гигантские пирамиды, служившие обожествлению фараонов, или, - как  древнеамериканские индейцы, выкладывать многокилометровые священные изображения животных. Такое служение Богу, возвышающего одного над толпами миллионов, неугодно Ему, ибо он желает видеть всех нас братьями во Христе.
     Тяжеловесность устоев всякого Имперского уклада вещей неизбежно родит в наш век бесчисленную вереницу абсурдных ситуаций, заставляющих рано или поздно все империи быть погребенными под спудом собственных обломков.
     Ни одно классовое учение не создаст гармоничную личность, нагромождая хаос абсурдных установлений и догм, не гарантируя человеку возможности защитить собственное достоинство и честь, потому что нельзя быть счастливым для всех, можно быть счастливым лишь для себя. Взывать к гармонии в человеке можно лишь предоставив ему свободу быть счастливым, давая возможность заниматься, чем ему нравится и быть с тем, кого любит, и никаким другим способом.
     (4)  Состояние стагнации бедности и нищеты народа, когда все общественные язвы и конфликты загоняются внутрь, страшно даже не само по себе (в конце концов, все несчастья и беды можно пережить), а тем, что оставшиеся не у дел огромные массы людей пребывают как бы в выключенном состоянии, я назвал бы это состоянием Запертой Двери. Они не чувствительны к социальным коллизиям, у них выработался стойкий иммунитет ко всякому личному и общественному неустройству, потому что это - их перманентное состояние, им, попросту, больше нечего терять. Обычная человеческая логика, помещенная в рамки абсурда всеобщего бедствия и нищеты, превращается в логику абсурда. Такой народ представляет собой темную массу, Дракона, готового пожрать самого себя. Эти люди есть гремучая смесь, к которой достаточно только поднести спичку, чтобы взрыв произошел. Ленин своими вульгарными лозунгами занес пламя, сам не ведая, какого Монстра он разбудил в зашедшемся зареве революции, не предполагая, что все это - еще только начало.
     (5) Поскольку принятое нами к сведению воплощенное в жизнь классовое учение сделало из нас общество рабов, мы и делали (продолжаем делать) все в спешке, наскоком, нахрапом - только так, как и могут поступать лучшие в мире русские, а значит, вкривь и вкось, кое-как, лишь бы показать, что мы все можем, что мы одним махом семерых побивахом, - реакция русского национального организма на раковую опухоль социалистических реформ, повсюду пустивших свои метастазы.
     (6) Философию насилия, которая поставила народ в тиски Сталинских репрессий, русский народ принял за философию прогресса, процветания и свободы. "Классовая солидарность", "социализм", "интернационализм" - русские купились на эту дешевку, подобно Манилову в «Мертвых душах», блаженно плавающему в фимиаме исторгнутых им же самим, чарующих его непонятных слов.
     Русскому народу, не знакомому с таким словом, как мысль, было уже одно то приятно, что с ним разговаривают, как со взрослым. Подобно Гоголевскому Петрушке, которому нравилась не книга, но сам процесс чтения, что-де из букв непременно да складывается какое-нибудь слово, русскому народу нравилось, что ему предлагают что-то научное, не важно что, не нашего ума дело. Раз человек, стоящий на броневичке, что-то говорит, отчаянно жестикулируя, поднимая на себе в складки кургузый пиджачок, значит, знает, что говорит. «Видишь, как дядя нервничает, переживает - значит, надо уважить. Будь по-твоему, кормилец, говори, что нужно сделать, а уж мы не подведем!"
     Разве позор нашей революции не лежит на всех нас, не будет лежать неизгладимым пятном на наших детях?! Разве события XX века - не приговор всему укладу Российских отношений? Дальше ехать некуда! Стать рабами в собственной стране, рабами себя самих, ведь никто не завоевывал нас силой, никто не заставлял класть голову под топор, мы сами «попросили» об этом. Зимний в октябре 17-го был взят без единого выстрела.
     (7) С этого момента, после того, как отполыхало зарево залпов гражданской войны, когда ценой миллионов жертв все, в конце концов, «наладилось» и «образовалось», нашей страной мог бы управлять и попугай. Сталин фактически и был машиной, органчиком (воистину, провидцем был Салтыков-Щедрин), действующим строго по заложенной в него программе, иначе он не удержался бы столько у власти, его сменил бы кто-нибудь другой, более жесткий и автоматичный.
     Его Главный Создатель, запустивший адскую мясорубку, и который изначально планировал получить ее в свое полное и безраздельное пользование, почил в бозе, - да и что, в самом деле, он собирался, что ли, жить вечно? И автомат в четком соответствии с заложенной в него программой только методично лязгал зубами, заглатывая и пожирая бесконечную вереницу людей, покорно выстроившихся к нему в перекинувшуюся через всю страну понурую очередь.
     (8) А русский обыватель все никак не может понять, что же случилось? Почему это всем народам живется хорошо, а ему, русскому человеку, из рук вон плохо? Сначала вильнул своим широким задом, заменяющим ему, по всей видимости, извилины, направо - налево (я, конечно, имею в виду не весь народ, но ту его часть, которая делала революцию, активно действуя и пассивно выжидая, которая довела ее до наших мозгов, до печенок, до костей); порушил все мыслимые  и немыслимые постройки человеческого разума, а потом стоит и растерянно озирается: почему это приходится жить среди такого огромного количества обломков?
     (9) Честное слово, русское мещанство в сегодняшнем цивилизованном мире напоминает мне корову, которая забралась в современную, оснащенную по последнему слову техники, научную лабораторию. Она виляет хвостом, громит тончайшую аппаратуру - ту, что кропотливый исследователь собирал и налаживал здесь годами, при этом, совершенно этого не замечая. И когда она, наконец, благополучно расколотив все вокруг, добирается до щита высокого напряжения, и, безмятежно чавкая, сует туда свое тупое рыло, у нее сыплются искры из глаз и тогда она начинает роптать - не на себя, нет! не на свою неуклюжесть и неповоротливость, - но на исследователя, который создал здесь все в безумной надежде, что кто-то сможет продолжить начатое им дело.
     (10) Воистину, сохранить пещерную, дикую патриархальность сейчас, в наше время, воспроизведя перед всем миром реликтовую модель вымерших тысячелетия назад обществ фараонов во всем их уродстве и наготе, когда весь современный мир, имея за своими плечами общепринятые каноны гуманизма и человечности, одной ногой уже вступил в третье тысячелетие, достойно только рабов, не желающих, чтобы с ними обращались иначе, чем как со стадом скотов.
     (11) Заполучить, воплотив в жизнь классовое учение, в рабство целый народ - такого еще не было видано. Даже в древнем Риме, при  огромном скоплении рабской силы, все же, была значительная прослойка свободных граждан, здесь же свободным официально не был никто, кроме кучки проходимцев, вершащих дикий и необузданный в своей спеси произвол, заброшенных на вершину гигантской пирамиды человеческих костей, пиком своим теряющейся где-то в облаках. Классовое учение поставило русских людей как бы в затылок друг к другу и на
вершине этой чудовищной лестницы в небо, где ступеньки - человеческие судьбы, восседал, свесив ножки, сам Отец и Учитель. Масштабы поражали. Такого, должно быть, не ожидал сам Создатель Советского Государства (ССГ). Сомнительно только, что там, в заоблачной выси, где парил, подобно купидону, Отец Иосиф, Господь принял эту усатую дрянь за своего посланца, за дар небес - людям. Пирамида человеческих черепов, уходящая в поднебесье, была обязана развалиться – как бы ни укрепляли ее крючьями и скобами, - сметенная более могущественной силой, нежели сила обстоятельств, диктующих человеческим судьбам, каковыми им следует быть.
     (12) Масштабы русского рабства сопоставимы лишь с охватом его в Древнем Мире. Даже чисто внешние признаки их схожи: миллионы в каком-то жутком оцепенении разума громоздящие абсурдные постройки - котлованы, которые засыпятся, каналы, которые пересохнут, дороги, которые приведут к обезлюдившим местам, и в столицах – священные гробницы властителей, превозносимых священнослужителями до небес. Но если в Древнем Мире ужесточение гнета провоцировало действия, утверждающие свободу духа (восстание Спартака), то русские люди безмолвно нисходили в землю, умащивая своими костями дорогу для шествующих в могилу новых шеренг.
      Русскому народу теперь не оставалось ничего другого, как позабываться, как это делалось на Руси испокон веку, в тяжелом хмельном чаду. Отныне даже поощрялась эта исконная - плод длительного и последовательного гнета - особенность русского народа: пить много и долго, и сильно при этом напиваться.
     (13) Самое дорогое для человека - это свобода. Потеряв свободу, люди подменяют ее суррогатом. Русские, попав в жесточайшую кабалу бесправия и нищеты, использовали всякую возможность позабыться, дарующую иллюзию освобождения. Тут мы подходим к извечной проблеме зависимости человеческого духа от условностей и обрядовости обыденного вещественного мира. Всякое общество можно с определенной долей условности назвать обществом рабов, ибо пьют и колют себе наркотики повсюду. Тут мы коснулись величайшей тайны восточной философии и религии, сорвав покров с которой мы сможем по-новому взглянуть на предназначение России.

                IV

     (1) Как показал анализ революции в России, весь ход ее развития, никакие достижения западной цивилизации, никакие идеалы гуманизма и просвещения, не опирающиеся на свободу совести и слова, которые, собственно, и составляют основу гражданской свободы в обществе, не способны противостоять произволу отдельных маньяков, пришедших к власти, которые всегда могут создать условия подавления свободной человеческой воли другой, более злой, когда каждая конкретная ситуация будет зависеть от умения каждой отдельной личности воспротивиться силам зла. И тут дело явно не обойдется без влияния восточной философии и искусства, направляющих человека к самосовершенствованию и самопознанию путем умения обращаться со своей внутренней энергией, многократно увеличивая возможности человека, расширяя их до неведомых на Западе пределов. Тогда машина подавления остановит свой ход, ибо исчезнет лазейка (а с нею - и соблазн) получать блага одним за счет других. Жизнь включится в соревнование за лучшее в человеке.
     (2) Трудно сказать, каким именно образом получится синтез восточной философии и культуры с предельно развитым в них индивидуальном началом с развитыми принципами равноправия и демократии на Западе, слишком мало знающем о человеке, чтобы дать ему полную независимость в рамках обыденности. Но то, что реальная, конкретная почва для такого объединения именно в лице России имеется, - несомненно.
     (3) В самом деле, в чем испокон веку видели все исследователи
таинственную миссию России - в объединении Востока и Запада. А что
это значит, как не объединить в своем лице их культуры, воспринять их в подлинном смысле - так, чтобы они стали неотъемлемой частью именно национальной традиции.
     Россия слишком протяженна, ее положение продолжает оставаться слишком зыбким - ее ноги как бы постоянно разъезжаются между Востоком и Западом (совсем как у Владимира Высоцкого, беспрестанно мотавшегося между Москвой и Парижем и нигде не находившем себе места, - в этом смысле он действительно воплотил в себе судьбу России, стал ее нервом и болью), вызывая удивление других народов, прочно стоящих на платформе своих исторических и культурных традиций.
     (4) Недавнее проникновение Востока на Запад, противопоставление принципов восточных боевых искусств - западным традициям свободы и просвещения оказалось чисто внешней прививкой - что, в свою очередь, означает, что западная цивилизация еще сама не вполне овладела в подлинном смысле и своими священными канонами, - слои перемешались, но не сплелись друг с другом. Только русские с их неуемной жаждой абсолютного, рано или поздно могут принять, как недостающую составляющую своей духовной культуры, восточные принципы искусства человеческого самопознания. И это так же неизбежно, как
неизбежен путь гения к своим бессмертным шедеврам. Ни одно социаль-
но-политическое учение не в состоянии создать гармонично развитой личности, ибо гармонию в себе может создать только сама личность. Актом собственной разумной воли она сподвигает себя на культ своей личности; но не на культ создаваемого в себе мертвого фетиша, которому он посвятит все свои желания и помыслы, а отдав себя в служение идеалам, освященным седой мудростью тысячелетий.
     (5) Конечно, с точки зрения древнего кастового мудреца, закрепившего свое положение в общественной иерархии своим рождением, чернь, не обладающая его мудростью (которая и в самом деле чего-то стоит), находится на уровне стада, он и помыкает ею как стадом. Но, если даже среди детей (с точки зрения мудреца все непосвященные - дети) или даже – черни будут зафиксирорваны принципы единства и равноправия, это значит, что они уже открыты для восприятия мудрости, нужно им только более - менее доступно ее преподать, изложить основные принципы, а потом уж они сами усердием и старанием доведут ее до своего сознания. Дело, наконец, сдвинется с мертвой точки.
     Камень преткновения непонимания между Востоком и Западом призвана взвалить на свои плечи Россия. Именно через Россию в Мире призваны органично переплестись индивидуальное, - ведущее к личной гармонии, но слишком ограниченное, не могущее перенести свои принципы на принципы построения общества, - восточное начало и коллективное западное - с его развитыми принципами демократии и правовой защищенности субъекта в обществе, не дающими лазейки для возобладания келейности, делающей даже глубочайшую мудрость, недоступную каждому, орудием порабощения.
     (6) Быть может, при слиянии западной и восточной культур отпадет такое понятие, как цивилизация, или, во всяком случае, его заменит какое-то другое слово, отличающееся от того, что мы подразумеваем под ним сегодня. Западную демократию можно будет рассматривать, как отрицание восточного искусства самосовершенствования, остающееся закономерным и обязательным этапом, который нельзя исключить в долгом и трудном пути человечества к единству и простоте, и каковое (отрицание) обретет свое самостоятельное значение, лишь будучи отринутым человечеством на его пути к процветанию и прогрессу.
     (7) Россия с ее восприимчивостью, со своей стороны не придумывая ничего нового, лишь предельно четко восприняв тенденции того и другого мира, осуществит в себе их гармоничный союз, когда никакая пустопорожняя утопия запада, рожденная невосполненностью его духовной жизни, не сможет отравлять жизнь людям, наталкиваясь в них на полноту в подлинном смысле духовного бытия Востока.
      И это - не утопия. Мы говорим о молодости славянской нации не оттого, что возраст ее мал, но оттого, что она не нашла еще себя, что лишь повышает ее ценность в глазах всего Мира.
     (8) Все встанет на свои места. Людям незачем будет завидовать друг другу, плести интриги, если они станут одинаково мудры. Смысл для них останется лишь в соревновании того, что в них есть лучшего. Тут будет иметь место и то, к чему призывал Толстой, отрицавший официальную церковь с ее громоздкой армией церковнослужителей, превращающей ее порой в организацию более светско-политическую, нежели духовную, - утверждавший другую религию, - ту, что в ребрах, имея в виду, что все мы есть братья во Христе. Но ведь стать братьями во Христе - это именно и значит самим стать как Христос, и чудеса, которые он совершал, как раз и говорят о том, что он вполне освоил чудеса культуры Востока (тут мне могут возразить, что то была благодать свыше, но ведь она сходит лишь к тому, кто делает себя ее достойной!), ибо вряд ли кто-нибудь мог бы пойти на мученическую смерть, не опираясь в себе при этом на некий внутренний стержень, дающий нечто большее, нежели сила догматического убеждения, как это стараются представить многие проповедники.
     (9) Все значительно проще и сложней одновременно. Человек,
вполне освоивший чудеса вложенных в него внутренних возможностей, могущий распоряжаться ими по своему усмотрению, в случае необходимости может и легко расстаться с ними, не ропща и не сожалея. Сложность же состоит в том, что Христос не поделился секретами своего Божественного дара даже со своими учениками, сочтя его слишком опасным оружием, ибо в тогдашнем обществе, стонущем под спудом тирании, его знание, могло бы быть использованию для еще большего закрепощения несчастных, находящихся под гнетом верховной власти. Смысл Христианства не в том, что Христос принял на себя грехи за все человечество, а в том, что он, имея возможность спастись, – и не через неуклюжую помощь своих учеников, прячущих его где-нибудь в укромном месте, а каким-нибудь чудесным образом, скажем, взмыв и исчезнув в небе, вспыхнув яркой точкой, - принял добровольную смерть, т.е. сделал это ради других людей, показав тем самым, что Ему не безразлична их судьба. Его чудесное вознесение, которое всех так поражает, и в котором нынешние проповедники почерпнули обильную пищу для многочисленных глубокомысленных выводов, было лишь продолжением его жизни. Если человек совершал чудеса при жизни, он продолжает совершать их и после смерти. В отличие от лелеющих свою Мудрость и искусство, покрывающих их непроницаемой завесой загадочности и таинственности древних монастырей Востока, пестующих их лишь для себя, Христос показал, что можно обращать их чудодейственную силу, как это ни банально звучит, на пользу другим людям, своей мученической смертью показав свое небезразличие к простым людям. Не признавая в них, подобно жрецам, чернь, он тем самым признал, что чудодейственная мудрость, доступная лишь избранным, служащая в келейности своей, будучи доведенной до совершенства, к дальнейшему порабощению масс, может быть доступна всем.
     (10) В своем лице Христос явил будущую модель Мира, лишенного войн и вражды, объединившего древнюю культуру Востока и только еще нарождающуюся тогда западную культуру в крепком благородном рукопожатии, в нем снимающих себя как цельные, довлеющие самим себе половины. И в том, что этот союз возможен, что только так человечество спасется от снедающей его язвы стяжательства, и была благая весть о Христе, а вовсе не в том, что мы можем безнаказно грешить, раз уж Он принял на себя все наши грехи, а потом лицемерно каяться, лишь на Него уповая, видя в нем лишь в одном носителя всей боли рода человеческого. Христос показал нам лишь какими мы должны быть. Пока мы не стали такими, как Он, боль не уйдет из этого Мира. Понять, каким оружием Он пользовался, что даровало Ему чудесную способность ясновидения, позволившую лицезреть истинный лик Мира за тысячелетия до его обретения - задача сегодняшнего дня. И в этом надежда прежде всего на развитый прогрессивный Запад и конечно же на ... Россию.
     (11) Тот, кто больше всех страдал, тот и должен быть ближе
других к мысли о спасении. Шанс на спасение Мира поможет России,
если не безусловно обрести свое предназначение, то по крайней мере, это будет для нее еще одна попытка воспрянуть ото сна, с которым она безуспешно борется последнюю тысячу лет.
     Хотя, если верно, что Российская земля приняла в себя наибольшее количество страданий и скорбей, а это, несомненно, верно, она, все же, должна будет стать предвестницей будущего Мира.
     (12) То, каким авторитетом в России всегда пользовались (и
сейчас пользуются) различные предсказатели и провидцы, было невидимым повторением Россией духовных путей, которые Восток незримо распространял вокруг себя, окуривая, словно волшебным фимиамом, Россию.
     Распутин, если хотите, был тоже отголоском этого влияния. Просто наложенный на расхристанность, буйность и неуемность русского характера, его дар производил отрицательное впечатление.
     (13) Христу не нужно было ходить в церковь, потому что Он был
церковью в Самом Себе. Так и люди, познавшие братство и сплоченность, ощутившие себя братьями во Христе, никогда не будут желать зла своему ближнему, ибо увидят Мир в несравненно большем многообразии и обилии красок, нежели его видели предыдущие поколения, за исключением, пожалуй, лучших их представителей, как раз и проповедовавших идеалы гармонии, прогресса и просвещения.
    
                V

     (I) Сталинская диктатура вобрала в себя все основные, типические черты восточных тираний. Это и незримое присутствие главного правителя на всех верховных публичных заседаниях (Сталинские показательные процессы), и рытье рабами многочисленных оросительных каналов по верховным распоряжениям своего правителя и обожествление его воли. Как знать! Быть может, восприняв уже все максимально худшие, что было на Востоке, Россия, наконец, обретет себя, взяв хотя бы толику лучшего, что есть в нем, его философию и культуру?
     (2) Мучительное сознание неудовлетворенности русских своим по-
ложением, извечно сподвигающее их на поиски своего града Китежа,
было возможно единственно лишь в России, ибо только в таком просторном доме, как Россия, и были возможны его поиски, ибо только в ее
просветленном духе и можно было черпать сознание гнетущей неудовлетворенности неустроенностью и расхристанностью земного порядка вещей.
     Собственно, вся послеоктябрьская история России была наглядной иллюстрацией того, как фантомы принимались за реальность. Если бы в России присутствовал трезвый взгляд на вещи, дальнейшего развития событий революции не последовало бы. Но в том-то и дело, что такой взгляд в России как раз и не был возможен. Против этого восставала вся стихия русской жизни, воспринявшая события революции за сигнал как раз и заняться вплотную поисками града Китежа, то есть того, чего никто еще не видел, но что русские обязались перед собой добыть хоть из-под земли.
     (3) Трагедия Гоголя, пытавшегося в свое время отождествить высокий Российский дух, прослеживающийся в самой ткани повествования 1-го тома его поэмы, с отдельными его представителями, не давая при этом себе труда прослеживания во всех подробностях развития характеров своих героев (для которого в условиях русской жизни потребовалась бы максимальная сила его гигантской фантазии), повторилась в масштабах всей страны. Она проявилась в том, что русские начали строить светлое будущее сегодня, не давая общественной жизни страны времени, основываясь на идеалах западного гуманизма и просвещения, пройти всю диалектику своего становления. Это явилось следствием невозможности дальнейшего существования прежнего патриархального уклада отношений, а также ненормально повышенной нервозности русских в условиях до предела накаленной национальными противоречиями общественной атмосферы, помноженной на способность русских людей не отступать ни перед какими трудностями. Трудность в данном случае была в самих русских, перемешавших грезы и реальность, и выступивших с максимальной энергией и решительностью врагами себя самих.
     (4) И как знать, быть может, преодолей в себе Гоголь барьер своего русского характера, который в продолжительное его отсутствие на Родине стал непреодолимой стеной между им и ею, разверни он все грани своего таланта, который, пройдя горнило становления всех 3-х частей поэмы, действительно показал бы все богатство русской натуры, наполнив его полнокровными и трепетными детищами его уникальной фантазии, может быть, события XX века в России - особенно с ее восприимчивостью к поэтическому слову - потекли бы по другому руслу - руслу процветания и прогресса.
    
                * * *
    
     (1) Как видим, заблуждения Ленина, перенесшего мертвечину марксизма на самые уродливые, застойные участки общественной жизни России, не были целиком его выдумками, нашептанными ему на ушко дьяволом в мракобесии десятилетий, проведенных в подполье, все это существовало на разлагающейся почве российской государственности уже многие века. Душок чувствовали все, Ленин лишь вычленил, раскопал, очистил от наносов то, что скапливалось до поры до времени под землей, отдаваясь в народе гулким ропотом недовольства.
     Вскрыв нарыв, он заявил, что гноем течет весь общественный организм, и самое удивительное - ему поверили! Демагогия оголтелых, волюнтаристских большевистских лозунгов нашла свой отклик в миллионах российских умов, вылившись во вселенскую оргию сатанинского ликования, заставившую русских попирать ногами святыни, которым они до недавнего времени молились.
     (2)  Оголтелость и бессмысленность большевистских лозунгов была очевидна, ибо, не давая себе труда научности подхода к развитию производства, мы делаем лоботомию экономике, парализуем ее, превращаем в бессильный придаток кучки волюнтаристски настроенных авантюристов, засевших в Кремле, которые получают ее в полную, безраздельную собственность.
     (3)  Никаких объективных предпосылок для обобществления производства в России не было и быть не могло, потому что их просто не существовало (и не существует) в природе. Это была самая наглая, вульгарная ложь, сделавшаяся впоследствии главным жизненным принципом новой власти.
     Ленину и его друзьям, почти всю свою сознательную жизнь проведшим в нелегальной политической деятельности, нужна была власть, во что бы то ни стало, любой ценой - пусть даже для этого им бы понадобилось во всеуслышанье заявить, что трава синяя, а небо зеленое, а люди, вообще, ходят на головах. Опьянение внезапной свободой (длившееся, кстати сказать, очень недолго - всего несколько месяцев - в удивительный и судьбоносный для России 1917-ый год) было настолько сильно, что, видимо, поверили бы и этому.
     Чем большего человек лишен, тем более он озлоблен. Если Бог не внемлет моим молитвам, вследствие моего беспорядочного образа жизни, это еще не повод низвергать Его с алтаря; тем не менее, именно так поступил русский народ в начале этого столетия. Но отворачиваясь от Бога, непременно попадаешь в объятья к дьяволу, именно он и воцарился над русскими людьми на долгие годы правления большевиков в лице их политических вождей.
     (4) В самом деле, следуя логике большевиков, можно, ударив человека молотком по голове, сказать: «Что поделаешь, такой уж у меня
тяжелый характер! Для этого человека созрели объективные социальные
и исторические предпосылки, чтобы ему дали по голове!».
     Большевизм, в сущности, - авантюрный набор оголтелых лозунгов - был лишен какой бы то ни было мысли, поэтому он никак не зависел от объективных исторических условий данной страны, его можно было насаждать хоть среди пигмеев в зарослях экваториальной Африки - были бы охотники! В России их было в избытке, Россия, вообще, всегда рождала всего в избытке - в этом ее и великое достоинство, и беда.
     К счастью, африканские пигмеи еще не дошли до того, до чего додумались Маркс и Энгельс: имея хотя бы собственное оружие, они оставили приверженцев чистоты социальных экспериментов далеко позади.
     (5) Идеи, подобные идеям большевизма, содержащие в себе какую-
то панацею для рода человеческого, диктующие к жизни классовый, расовый и т.п. подход, не дающий человеку возможности здраво рассуждать, неизбежно становятся вредны, ибо позволяют безнаказанно творить зло, прикрываясь при этом высокопарными лозунгами. Зло, приносимое ими, не есть опошление их низкими личностями, но есть, собственно, результат их диалектики, состоящей в выхолащивании из них тех «высоконравственных» целей, на которые они претендуют.
     Именно поэтому большевизм мог быть «построен» в любой стране, хоть на берегу слоновой Кости. Его бесплотность, абсолютная универсальность террористических методов его насаждения делает его одинаково безразличным к какой бы то ни было реальности, равно чуждым любой формы социальной жизни.
     (6) Злополучный жребий пал на Россию. Ну, что ж! Нам, потомкам,
уже даже не до обломков великой Империи. Мы целиком поглощены насущными проблемами дня сегодняшнего. Мы ведем жизнь хлопотливую и многотрудную, не чуждую, впрочем, как и всегда, некоторого разброда и шатания; наш людской муравейник кишит в преддверье дня грядущего, все объемлющего собой и все расставляющего по своим местам. Чем грядет нам будущий век? Великими ли бедствиями и страданиями, или же, напротив, - долгожданным отдохновением, ослаблением неслыханного натяжения жизненной линии судьбы, возможностью залечить раны? И если мы сообща примемся за уборку собственного дома, если дружно вскроем все прорехи и пролежни на теле нашей российской государственности в свете предпринятых нами хозяйственных реформ, это значит, мы стоим на пороге великих свершений, которым еще суждено будет потрясти Мир.
    
                * * *
    
     Царица играла Лунную сонату Бетховена, когда к ней в комнату первый раз привели Распутина. Оглянувшись и увидев Распутина, она упала в обморок. Случай, говорящий сам за себя. То мистическое настроение, которое царило в то время в русском обществе, что вот - вот произойдет что-то страшное, что-то такое, чего еще видано не было, что потрясет собой весь свет, живым олицетворением которого стал Распутин, с максимальной полнотой воплотилось в той власти, которую он обрел при дворе. Эта некоторая склонность к истерии, готовность всякую минуту разрыдаться свидетельствовали о предельном напряжении общественного нерва в преддверии разверзающейся перед Россией неизбывной пропасти. Растущее сознание неизбежности краха, наполнявшее самый воздух отчаяньем, рождавшим, в свою очередь, инстинктивное желание уцепиться за последние уходящие полнокровные радости бытия, вылилось в повсеместный расцвет кабаков, ресторанов, публичных домов, а также различных тайных обществ (в том числе и занимающихся черной магией и спиритизмом), среди которых были и первые большевистские кружки. Грозный вал будущих социальных коллизий уже маячил на горизонте, постепенно накрывая своей все более густеющей тенью всех.
     Обветшалая Империя видимо дряхлела. Основанная на деспотизме власть предержащих Монархия уже не могла удерживать прежние позиции. Противостояние взаимной ненависти достигло последних пределов. Со всех необъятных российских просторов доходившие ее волны максимально фокусировались в центре, в официальной столице, Петербурге, и в сердце России - Москве. Все словно замерло, затаилось - что-то будет! Жизнь шестой части земного шара, исчерпав в себе все запасы здравого смысла, использовав все попытки доискаться на этой земле правды, прорвав мертвый круг взаимных амбиций, встала перед своим новым историческим рубежом. Утучненные кровью поколений в зареве грядущих революций, в полный рост вставали мистические, небывалые фантомы будущей жизни. Оскорбления и унижения веков, вдруг взмыв из мглы забвения, вздумали предъявить свой грозный счет живым: именно такой конец российской Истории, завершившейся октябрьским переворотом, фантастический, нереальный, был сужден России, только в ней он был возможен.
     Всю жизнь Россию точила болезнь рабства. Если за пару веков до своего конца Россия, еще здоровая и полная сил, явилась под предводительством Петра на Европейскую арену, в полный голос заявив о себе, то в двадцатый век Россия пришла изможденной иссыхающей старухой, все с той же постылой, болтающейся на шее веревкой. Болезнь гниения российского организма, скованного по рукам и ногам неразрывными путами рабства, стала хронической, она не могла излиться ни во что, кроме событий гражданской войны и кровавых последовавших за ними десятилетий большевизма.
     Ленин, пожалуй, был еще большим мистиком, чем Николай, воспринимавший Россию сквозь призму ее преданий и легенд (и которого Ленин столь варварски уничтожил), - правда, неизмеримо более мрачным и кровавым, но, все же, до мозга костей русским. В России самый воздух, густо сдобренный старинными сказаниями и былинами, невольно пьянит, заставляя человека, даже впервые попавшего на русскую землю, поддаваться незримому очарованию этой овеянной преданиями седой старины, которая незримо царит здесь повсюду, являя сквозь полуобрушенные стены Храмов и облезлую позолоту куполов изможденный морщинами бесчисленных страданий и бедствий, обрушившихся на русскую землю, благородный лик  Христа, заставляя воспринимать жизнь сквозь таинственную дымку ее многовековых традиций и устоев. Жизнь в России, как бы не вполне совпадающая с собой, ирреальна. Удвоение причин и следствий, рожденное многократно отраженным эхом в этом сомнамбулическом царстве сказок и теней, настолько искажает подлинную картину жизненной реальности, что обычный предпринятый в нем образ действий, подвластный обычной земной логике, вдруг взрывается немыслимым фантасмагорическим кошмаром.
     В России, сподвигнутой своей судьбой к добру и справедливости во всяком случае в не меньшей степени, нежели другие страны и народы, в своем стремлении к свету доведенной до крайности своим черствым грубым веком, события революции не могли обернуться ничем, кроме самой кровавой трагедии в Истории человечества. Вот он, урок господства над самой тонкой и глубоко чувствующей душой на свете самовластья тупоголовых властолюбцев.

                VI

     В сущности, то, в чем политики от лица государства обвиняют всех нас, применимо прежде всего к самим политикам. Обвинения против всего народа падают прежде всего на самого обличителя. Отсутствие конкретного плана при небывалом размахе проводимых реформ свидетельствуют об этом с наибольшей неопровержимостью, ибо оно (отсутствие) объяснимо либо наивностью правителей, что заведено невероятно, либо полным небрежением их к народу, в контексте личных корыстных целей.
      Вряд ли на нашем политическом Олимпе существуют добродушные увальни, тешащие себя надеждой на Емелино "по щучьему веленью". Весь вопрос только в том, как долго можно испытывать терпение народа, не чревато ли это еще большими потерями, чем мы имеем сейчас от нашего теперешнего топтания на месте. Как определить критическую течку экономического спада нашей жизни?
     Критические точки функции там, где ее производная либо не определена, либо равна нулю. Производная от политики есть общественное мнение. Оказавшись вне рамок каких-либо приличий, устанавливаемых между народом и его правителями, полностью игнорируя общественное мнение, как фактор, не имеющий никакого существенного значения, можно ввергнуть страну в неизбывную пучину гражданской войны, грозящей нам новыми неисчислимыми бедствиями, заглянуть в которые не дано никому.
            Наши правители видят вместо народа картинку, не имеющую ничего общего с его конкретным политическим портретом. Подобно дурным родителям, не видящим за своими заботами реальных интересов детей, не оставляя в своем мировоззрении места их невинным детским шалостям и забавам, наши политики не оставляют в своих представлениях о народе места его насущным нуждам.
     Даже желая народу добра, политики в лености мысли своей подсознательно стремятся к наименьшему числу хлопот, связанных с действительной жизнью народа, стараясь изо всех сил убедить избирателей и себя самих в том, что они делают все возможное для общественного блага.
      Вряд ли среди посредственностей, сплошь заполнивших современные благодатные политические угодья, можно встретить одних лишь закоренелых злодеев, вынашивающих коварные замыслы по низведению русского народа, как нации. Скорее, - это мирно пасущиеся стада, глубоко чуждые каких бы то ни было страстей, часть из которых, обильно подкармливаемая обществом взятками, ежегодно отбирается им на убой
      Дело в том, что интересы этих людей лежат не в сфере общественных интересов, но в сфере политических фарсов, заговоров и интриг. «Весь мир - театр, а люди в нем – актеры», - каждый на своем месте лезет из кожи вон, даже если единственное амплуа, в которой он добился наибольших успехов, - это «кушать  подано».
      Политики стремятся привести народ к единообразию, изживающему из людей все человеческое, что еще осталось в них, и что не может ужиться с абсурдным нагромождением порядков, отрицающих человека как существо, целиком определяющее себя своей разумной волей
     Не задумываясь глубоко об истинном положении вещей, правители, все же, надеются, что устроят народ наилучшим образом. Пока сонная заводь долженствования заведенных порядков неким абсурдным установлениям, выдуманным непонятно кем и когда, не всколыхнется, положение не изменится. Порядок, разумеется, необходим, но - какой? Не мертвый абсолют, никак не отзывающийся в переменах дня сегодняшнего, но создающий такие условия, когда никто не мог бы существовать за счет другого, когда политики, живущие за счет общества, не производящие никаких материальных благ (вспомнил, хотя бы, что вождь мирового пролетариата - В.И.Ленин - никогда, нигде не работал ради хлеба насущного), целиком состоящие у него на балансе, не могли бы навязывать свой образ мыслей всей стране в целом. Ведь чем меньше политизирована жизнь в стране, тем большее количество людей мыслит неполитическими мерками, деля мир на чернее и белое, - на своих и врагов. Тем больше занятых в ней конкретным делом, тем больше несущих свой кирпичик в здание общественного устройства, что, в свою очередь, возможно лишь когда каждый своей деятельностью поддерживает и регулирует деятельность другого.



                Конец 2-ой части