Пытливые диаграммы директора помойки

  Столица. Центр города. Местный бездомный и прогнозист всего на свете. Он каждый день напивался в райцентре и падал на дороге, дворники его ждали, пока он спал.

  Случайным околозимним полднем, а то и днём посчастливилось мне блуждать в компании скромного философа по закоулкам и дворам города, где на домах растут статуи, а под домами, да что только ни растёт под столичными домами. Весьма неупорно и праздно шли мы прямо, тут и асфальт позади остался, и булыжники со слякотными тропинками, и оказались между большим и малым Козихинским переулком. Дворик как дворик, весьма дружелюбный и открытый гражданам, но из-за окруживших его, полысевших от осени или от жизни нелёгкой, деревьев кажется закрытым, осаждённым. Шли, никого не трогали, а тут вдруг голос престарелый, полвека отживший: «Вечер добрый, как дела ваши? Как здоровье?». А я не теряюсь и отвечаю: «Дела делаются», - и, стыдливо поглядывая на початую Крымского, добавляю - «И не окосели ещё». Незнакомец довольно громко и не без некоторых усилий прошаркал несколько метров и оказался у фонарного столба, открытый всем ветрам и моему глазу. Низковатый, крупноватый, грубоватый - квадратный, одним словом. Похож на гоголевского Собакевича, если у того поубавить бравые медвежьи черты и надбавить неуклюжих слоновьих. Руку пожал слабо, представился дядей Серёжей, директором помойки. Вина налил в свой стакан-коробку из-под сметаны, которую деликатно достал из контейнера с мусором, словно из буфета. И тут понеслось у кого что куда: душа в рай и язык в пляс – у голос подавшего, рука к Крымскому – у философа-спутника, а у меня ладонь скользнула к блокноту и карандашу, которым не удалось выскользнуть из неё на протяжении всего вечера.
  Оказывается, директором помойки дядю Серёжу прозвали местные дворники-трудяги, и он не без удовольствия занял эту должность, причём так увлёкся, что буквально стал жить на работе, а больше негде – дома-то нет!  «Это от уважения ко мне, они меня уважают, потому что знают, чем я занимаюсь», - объясняет директор. Грехом и сущей нелепицей было бы не разузнать, чего это такое они знают, за что уважать можно. Называет дядя Серёжа себя странником-предсказателем, а занятие своё таинственное – интуицией. Только мы сели на скамейку в осаждённом дворике, как он подсел, морщинистыми пальцами слазил в карман пиджака и достал ручку, после чего попросил бумажку. Берёт лист бумаги, делит его на две части (на «да» и «нет»), просит задать вопрос, а потом начинает чиркать ручкой вперёд-назад, вперёд-назад, и где рука дрогнет – там и ответ. «Человек смотрит мне в глаза, я его сканирую и уже, пусть хоть под землю провалится, информация от него идёт ко мне, диаграммы работают»,- рассказывает дядя Серёжа. И вот так он бродит по сердцу города, натыкается на сердечки и ошарашивает их своим «Хочешь, погадаю?», а те пока он диаграммами предсказывает погоду, природу, болезнь-невзгоду, глазками хлопают, да и не только глазками. Подобными шутками-прибаутками увлекаются детишки в летних лагерях, но как водится и поётся «вроде бы взрослые люди, а в голове ерунда, мечтают, как дети, о чуде».
  Занятию этому, как утверждает директор помойки, его научил загадочный чёрный монах. Дело было в далёкие или не очень 90-ые, когда дядя Серёжа был не то чтобы зелёным и молодым, но спелым и наливным точно (сейчас он уже через край льётся, морщинами скукоживается и растительностью порастает). Тогда наш разрывающийся между двумя переулками бездомный уже отошёл от семьи, потерял и ребёнка, и жёнушку, даже пытался сигать с моста, и встреча случайная или специальная с нищим-монахом была бальзамом на его больную душу и потёртую тушу. Отправился тогда он за этим бальзамом, настойкой, чекушкой креплёного, зовите его, как хотите, градусно, а то и грозно дурманящим, в подвал и жил там с ним месяц – учился умению получать информацию. А нищий тем временем в транс входил по ночам и в тетрадь спешно всё что-то записывал, в золото одевался для вечерних молитв и называл Бога учителем. В общем, напоил отчаявшегося чаем и сбежал из его жизни.
  Работал тогда дядя Серёжа помощником скульптора в мастерской, но та закрылась и выставила его, что называется, босиком да на мороз. Тогда он объездил всю Россию, разнорабочим был, тряпки продавал, улицы мёл, а между делом чиркал свои диаграммы. «Они меня не отпускали!»,- объясняет он. Как-то в Новосибирске ночевал бок о бок со строителями, пришла к нему во сне Богородица и аккуратненько пальцем погрозила, мол, это ты можешь, Серёжа. Проснулся от «охов» и «ахов» мужиков, поседевшим. «Это был пик моего мастерства по считке информации», - утверждает он. Одной из зим вернулся в Москву, спал в коробке под снегом, греясь бутылками с водой, а затем остановился в одной из помоек. Сейчас его знает каждый дворник и бомж в центре. А дядя Серёжа между наскучиванием окружающим своими пытливыми диаграммами охраняет помойку от бездомных, убирается в ней (ведь это его дом!). Во время недавних столичных терактов по просьбе главного инженера собственноручно проверял каждый пакет на наличие взрывчатки. «Авось, что дельное между делом найду»,- смеётся директор помойки. И правда, книги – на Арбат, старьё – на рынок, так и живёт. Поговорить за жизнь или рассказать о чужой директор помойки всегда не против, только сигаретку попросит и житейски смехнёт.   
  Хочешь - верь, а хочешь - проверь, дорогой читатель. Я же тем временем, прикрывшись шарфом или спутником от сезонного дворового ветра, тебя глаголом по голове поглажу, потехой за ухом почешу.