Чёрный рыцарь

Любовь Отраднева

(в соавторстве с Naru Osaka)

Чёрный рыцарь

Посвящается дражайшему соавтору
Идея такой альтернативки в средневековом
антураже принадлежала именно Нару-тян.

1
И снова этот сон… Сон, который снится ему с детства – и прежде всегда заставлял просыпаться с улыбкой на лице, а сейчас причиняет только боль…
Кажется, он ещё видел обрывки этого сна в собственных глазах, глядя в зеркало. Синие глаза казались двумя тёмными лесными озёрами, чью вечно спокойную воду внезапно что-то грубо взбаламутило… А ведь сколько Анакину пришлось отдать за этот вечный, пусть и горький, и тёмный покой в своих глазах! Но порой в его сны снова являлась она, Падме, такая же прекрасная, с сияющим взором и светлой улыбкой. Такой она жила в его воспоминаниях. И такой она останется для него навсегда… А вот что бы сказала она, если бы увидела его сейчас?
Анакин снова взглянул на себя в зеркало.
На лице его лежала вечная тень. Под её покровом скрывались былые безрассудные порывы. Он возмужал резко и не по своей воле, такой ценой, что и лицо теперь казалось застывшим. Улыбаться и сиять… наверно, больше никогда. Только усмехаться, когда силой или хитростью побеждаешь очередных врагов. Хмурые чёрточки между бровями, складки у губ, иногда опасный блеск в глазах. Собственной несомненной красоты Анакин за всем этим не видел.
Наверное, теперь только посторонний взгляд мог оценить его новую, тёмную, роковую – но всё же красоту. Однако, никому не суждено было этого сделать. Никто не мог видеть лица Анакина Скайуокера, и это казалось ему самой малой частью того, что он заплатил за свою нынешнюю силу и могущество. Скрывать лицо за чёрным шлемом необычайно легко, когда оно и так кажется маской, холодной и безжизненной. Вся жизнь – улыбка, солнечным бликом мелькающая на губах, блеск в глазах – всё ушло вместе с ней, с Падме. А без неё – к чему это? И даже ветер никогда не тронет тёмно-русых кудрей, которых она так любила касаться…
Анакин рассеянно отбросил упавшую на лоб прядь и отвернулся от зеркала. Не время для воспоминаний. Тем более что за дверями покоев послышались шаги, которые он знал слишком хорошо. Только один человек мог прийти к нему в этот ранний час.
Дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура старика в чёрном плаще с капюшоном.
Анакин наклонил голову.
– Учитель?..
Палпатин посмотрел на ученика пристально и цепко:
– Ты чем-то встревожен, мальчик. Неужто дурной сон приснился?
– Всего лишь сон, учитель… – Анакин приказал себе отогнать прочь все мысли о своём сне. Знал по опыту – Палпатин читает его мысли и настроения, как книгу. Правда, только то, что Анакин даёт прочесть сам.
– Но ты проснулся рано.
– Храмовники не дремлют, учитель.
По морщинистому лицу Палпатина проскользнула усмешка:
– Верно, нашим хранителям мира не сидится спокойно… Всё стремятся доказать, что они остались теми же рыцарями, что в славные древние времена. Но мы-то знаем, как обстоят дела на самом деле, верно?
Конечно, Анакин знал. Его ведь воспитывали храмовники, он даже должен был стать одним из них. Успел стяжать славу своими подвигами, но орденские запреты мешали ему жить. Мешали с тех пор, как понял, что Падме не сможет остаться дамой его сердца в общепринято-рыцарском смысле, а должна стать супругой. Палпатин был прав, когда нашёптывал молодому рыцарю, что скоро Орден храмовников сгинет от занудства и лицемерия. Особенно если немножко помочь…
Только на этом пути погибли самые достойные из Ордена, а те, кто остались… им бы только власть да влияние вернуть да отомстить!
– Полагаю, ты слышал об их новой затее?
– Я знаю лишь, что большая часть Ордена прибудет на турнир, устраиваемый владетельницей Чандриллы.
– Именно, мой мальчик. Они собираются тряхнуть стариной на этом турнире, и явно не просто так… Ведь на этом турнире королева собирается избрать тех, кто достоин защищать её владения. Если храмовники одержат верх – в распоряжении Ордена окажется всё, чем богата Чандрилла, а это немало, как ты сам знаешь.
– Довольно странная причина для турнира, – заметил Анакин.
– Королева просто немного спешит. Не хочет, чтобы вопрос о защите её земель решили за неё. Она дама молодая, незамужняя, пока независима – вот и хочет с этим разобраться сама. А то насоветуют ведь… Ты поезжай туда. И сделай так, чтобы богатые земли не остались этим покрытым пылью, не умеющим любить жизнь храмовникам!
«А достались бы мне, великому и ужасному», – мысленно закончил Анакин.
Турнир… Что ж, это означало, что придётся снова становиться тем, в кого он превратился давно и по собственной воле. Чёрные доспехи, делающие его неуязвимым, чёрный шлем, скрывающий лицо… При этой мысли Анакин ощутил что-то вроде успокоения. Только в своих доспехах он мог укрыться от своего прошлого. Ведь когда он надевал их по воле своего учителя – ему приходилось думать о другом… И быть совсем другим. Не Анакином Скайуокером, ходившим в битвы с именем своей дамы на устах.
Он – Чёрный Рыцарь. Дарт Вейдер. Никто никогда не должен видеть его лица. Никто не знает, почему он дал такой обет. Многие считают, что он продал душу дьяволу. И пугают им детей…
Может, они и недалеки от истины. Учитель и покровитель Анакина всегда в тени – пожилой вельможа, под старость ставший монахом и ни у кого не вызывающий подозрений, спокойно плетёт свои интриги. Он в тени, он незаметен, но почти всемогущ. И это касается не только политики. Он втайне изучает практики, которые церковь не одобрила бы ни за что. А грехи отпускает себе сам.
А заодно отпускает своему ученику все грехи, которые тот совершает по его приказу. И Анакину это уже давно не кажется бременем. Могущество, власть и чёрная броня, скрывающая израненную душу – вот всё, что ему осталось.
– Я отправлюсь немедленно, учитель.
– Возвращайся с победой. Я знаю, храмовникам не сравниться с тобой.
Чёрный шлем опустился на голову. Дарт Вейдер склонился перед своим наставником, и старческая рука простерлась над его склонённой головой.
– Да, мой учитель.

2
Чёрный конь во весь опор несся по пустынной дороге. Дарт Вейдер не зря выбрал именно этот путь, и дело было не только в том, что Чёрному рыцарю не пристало ехать по центральному тракту в толпе спешащих на турнир.
Просто путь его лежал в Озёрный край, и нельзя было, чтобы кто-то об этом узнал…
Дорога, вьющаяся среди зелёных холмов и цветущих лугов, казалось, уводила назад, в прошлое, в то невозвратно минувшее время, когда молодой и пылкий храмовник Анакин Скайуокер под шелест трав и плеск озёрных волн вдруг понял, что желает не только служить своей единственной даме сердца на поле брани… И откуда тогда на губах, привыкших лишь к молитвам, взялись жаркие любовные речи, не снившиеся и поэтам былых времен? Знал, что переступает через все законы и запреты, но всё, что делал, казалось правильным и верным рядом с ней. А сейчас – остаётся только преклонить колени перед мраморным надгробием, чтобы от бесконечной печали, словно от ветра, зашелестели цветущие деревья, осыпая холодный мрамор розовыми лепестками, нежными, как те поцелуи, что Анакин дарил когда-то своему ангелу…
Перед каждым своим выездом по приказу Палпатина Анакин старался посетить это прекрасное и печальное место. Попросить прощения или просто поклониться? Только здесь он мог быть самим собой. Ведь больше никто, не считая Палпатина, не должен был видеть его лица.
Особенно прекрасные дамы. Учитель как-то сказал: мол, ты умрёшь, если тебя увидят, а тем более если влюбишься. А Анакин только с горечью кивнул – кто и зачем ему мог быть нужен, на кого и зачем ему смотреть? Хотя и жизнь не очень-то нужна… но она обещана учителю.
А ему оставалась только память… И пусть она была печальна, но посещение последнего приюта Падме дарило ему какое-то особое спокойствие, только помогавшее ему выполнять поручения учителя. И если порой по лицу, скрытому чёрным шлемом, катилась слеза – никто об этом не знал…
И чуть позже, направляясь в сторону Чандриллы, он уже думал о том, как одержать победу на турнире. Вряд ли это будет сложно – за эти годы он даже храмовников оставил далеко позади в умении владеть мечом. Да и одно его имя, наводящее трепет на всех, немало значит. Хотя сейчас-то он должен не устрашить, а скорее – наоборот.
Королева должна понять, что он, конечно, обладает огромной силой и не чурается жёстких методов, но как раз это и значит, что никто лучше него не сможет защитить её земли. Враги будут его бояться – а ей будет спокойно.
А каково будет ему – это никого не касается.
* * *
Солнце еще только-только готовилось осветить Чандриллу, но, кажется, никому здесь было не до сна в этот ранний час. И сама королева поднялась раньше всех, да, признаться, она почти и не спала в эту ночь, раздумывая о будущем.
Ей думалось, что придут двое, ну трое, что всех победит Орден или, что почти то же самое, представители соседней, более сильной державы – ну, в общем, обычное дело. Королева Мон никак не ожидала, что явится столько народу… И украдкой, из-за занавесок, наблюдала за собравшимися.
Хотя отсюда мало что было видно, кроме одной, приметной и зловещей, фигуры. Зачем здесь Дарт Вейдер?
Ладно, главное – никто не должен заметить её смятения.
Не дожидаясь служанок, Мон села к зеркалу – расчёсывать свои роскошные тёмно-рыжие волосы… Это всегда её успокаивало, особенно с тех пор, как ей пришлось волей судьбы принять на себя правление Чандриллой. А эта ноша была нелёгкой во всех смыслах. Почти сразу пришлось доказывать, что для неё корона – не блестящая безделушка и не единственное украшение её головы. Что её украшает ещё и ум, позволяющий с лёгкостью решать государственные вопросы – как о мире, так и о войне.
Сколь же многие считали, что раз на троне женщина – то захватить королевство будет легко, достаточно лишь сказать, что у неё красивые глаза, похожие цветом на море, и тому подобную чушь… Как же бывали разочарованы все эти знатные рыцари, когда Мон на такое не поддавалась, а несколькими фразами сажала их в лужу! Про неё уже и слухи пошли, что она как та принцесса – перебирает всех да высмеивает, и нет у неё отца, чтобы отдал замуж за последнего нищего…
А сама Мон понимала, что защита ей всё-таки нужна, и хоть как-то, доступными средствами, надо бы выяснить, чего стоит каждый из кандидатов.
И почему бы в таком случае не последовать совету мудрецов прошлого, утверждавших, что подлинно узнать человека можно лишь в бою? Там не нужна обманчивая шелуха слов, там раскрывается истинное лицо, и шлемом с доспехами не скрыть душу… Вот пусть и покажут на деле, чего они стоят, и даже Дарт Вейдер в этом смысле – такой же, как все остальные, как те же храмовники, которых на турнир прибыло в избытке. Мон невольно улыбнулась, представив, как бы они повели себя, узнай они об этой её мысли.
Да, она наслышана о его тёмных делах… хотя, быть может, половина из них – уже легенды, окружающие его личность, и не более того. Не может один человек сотворить столько страшного. А даже если может… никто не в силах отрицать его ратной доблести, и Мон не найдёт причины отказать ему в праве сразиться за её земли.
Что ж. Это будет хотя бы интересно.
* * *
Его тут не ждали – он прекрасно понял это по взволнованному шёпоту, то и дело летевшему в спину. Его прибытие на турнир для многих стало неприятной неожиданностью. Особенно для храмовников. Вейдер усмехнулся, вспоминая их лица. Все старые знакомые, многих он знал с детства.
Хорошо хоть здесь нет его бывшего наставника – тот слишком погружён в молитвы и заботы о душе, чтобы сражаться за чьи-то земли… Зато есть нынешний глава – или почти глава – Ордена. Выходец из южных земель, где сень святого креста только начала укрывать неверных, магистр Винду, однако, был мудрее и опытнее многих. Даже убивать жалко… хотя всё равно он часть Ордена.
И какая часть… Особенно теперь, когда прежний магистр, если верить слухам, всё чаще поговаривает о том, что в столь преклонном возрасте можно мечтать лишь об одном: удалиться в пустыню и молиться в тиши и уединении… Похоже, магистр Винду уже сейчас вовсю печется о благосостоянии ордена, раз прибыл сюда лично. Да, Ордену и впрямь нужна победа здесь, и они будут бороться до последнего. Впрочем, Дарт Вейдер – тоже.
От этих мыслей его отвлекло появление королевы.
Мон из рода Мотма вышла на балкон, одежды её были ослепительно белы, а волосы, уложенные в сложную причёску, горели червонным золотом.
Такая молодая… но совсем не наивная. У неё цепкий взгляд, слишком дерзкий для женщины. Её могли бы признать и ведьмой – слишком умна.
Вдобавок, Вейдер, перенявший немало умений своего учителя, чувствовал в королеве нечто особенное – внутреннюю силу, стержень… Нечто, что и у мужчин не всегда встречается. Это удивило – мимолётно. Потому что Мон начала говорить, и её голос звонко и чётко разнёсся в наступившей тишине:
– Мой привет вам всем, собравшимся здесь, отважные рыцари. Вам всем известно, что будет наградой в этом состязании, но получить её сможет лишь лучший. И его изберу не я, но лишь воля неба и ваша доблесть. Да победит достойнейший!
Она взмахнула шёлковым платком, и трубы запели, возвещая начало турнира.
Вейдер пока выжидал. Должны остаться только сильнейшие.

3
Поединок сменял поединок, и он видел, как пристально наблюдает за всем королева. Конечно, внешне она спокойна и невозмутима, но он чувствовал её волнение… и понимал его, всё-таки, решается судьба немалых владений. А с этим, похоже, всё шло именно так, как предполагал учитель. Что ни говори, а храмовники всё-таки ещё способны на многое, и мало кто из собравшихся здесь способен с ними тягаться.
Первый бой, на который вышел Вейдер, был с молодым храмовником, одним из немногих, кто выжил из поколения Анакина и кому ещё успели передать настоящие навыки битвы. Только вот мальчик сильно злился на стоящее перед ним исчадие зла – делал ту самую ошибку, от которой когда-то предостерегали самого будущего Дарта Вейдера… Если бы не это – драться с ним было бы одно удовольствие.
А так – всё было предсказуемо, особенно для того, кто сам когда-то прошёл эту школу, получил те же навыки – и сумел продвинуться дальше… Довольно скоро юный храмовник был побеждён, но Вейдер знал, что Орден этого так не оставит. И кем же будет его следующий противник?
А, этого он тоже знал. Этот был постарше и прославился разнообразными подвигами…
Как выяснилось, прославился не зря, меч так и летал в его руках, вот только он на какой-то миг позабыл, что, хоть это и турнир, но даже здесь бывают случаи, когда защита предпочтительнее нападения… И тоже оказался повержен наземь ударом Чёрного рыцаря.
Вейдер знал, что произойдёт теперь. Этого он и ждал. Наконец-то на бой вышел сам магистр Винду! Похожий на пантеру из своих родных южных земель – внешне спокоен и сдержан, каждое движение рассчитано и выверено, но за этим спокойствием таится грация и быстрота хищника и боевой жар, которым может пылать лишь южная кровь. Его удары так молниеносны, что даже Вейдер еле успевает их отразить, зачарованные чёрные доспехи чуть слышно потрескивают и, кажется, даже искрят, когда меч Винду оказывается опасно близко, и то ли от этой магии, то ли просто в пылу боя кажется, что это лезвие пылает небесным огнем, как карающая молния.
Мон Мотма внимательно наблюдала за поединком. Противники дрались на равных. Она желала победы Винду… но чем дальше, тем больше ей казалось, что это неочевидно. Молва не врёт, Вейдер один из сильнейших воинов. И что будет, если он победит и окажется… её покровителем?!
Нет, ну сначала она попробует с ним договориться – а вдруг получится? А на крайний случай всегда есть яд и кинжал.
Внезапно вспомнилось не раз слышанное – мол, Чёрный рыцарь продал душу дьяволу, его не убьёшь… Но Мон смотрела на вещи несколько иначе. Не то чтобы в принципе не верила в чудеса, просто считала, что не всегда надо приписывать дьявольским козням то, что приобретается долгими воинскими упражнениями. И если Дарт Вейдер ещё никогда не был ранен мечом своего противника, это не значит, что…
Ох, не может быть! Мон схватилась за перила балкона и подалась вперёд, не веря своим глазам. И, кажется, почти никто здесь в этот момент им не верил.
Магистр Винду лежал на земле. Выбитый из седла, поверженный телом и духом.
Все собравшиеся перевели дух и одновременно ахнули.
Это что же… теперь Чандрилла переходила под руку Чёрного рыцаря? И тех странных сил, что стояли за ним…
Через мгновение зрительская толпа напоминала растревоженный улей. В гуле голосов никто не расслышал, как Винду, поднимаясь, тихо произнёс:
– Немного радости принесёт тебе эта победа…
– Говорите о себе, магистр, – послышалось в ответ. – Победил сильнейший, не так ли?
И с этим было не поспорить. Всё честно, всё так, как и хотела Мон. Придётся принять главенство этого страшного человека.
До поры до времени…
Именно так она и сказала магистру Винду. Несмотря на своё поражение, тот на правах фактически главы Ордена просто не мог не выразить ей своё беспокойство. И, кажется, втайне удивлялся тому, что, несмотря на результат, она хочет продолжать играть по правилам.
– Итак, вы намерены…
– Да, я намерена сделать то, что обещала, магистр. Я не привыкла отступаться от своего слова.
– Что ж, пусть так, ваше величество, и всё же, помните, что в случае чего-то… непредвиденного вы можете рассчитывать на любую помощь от нас, по первому вашему слову.
– Я не забуду об этом, магистр.
Она не успела договорить, когда ей сообщили, что ее желает видеть победитель турнира.
Винду с поклоном удалился, а Мон попыталась собраться с мыслями и не выдать охватившего её смятения.
Хорошо Вейдеру – никто не видит его глаз, и даже голос его звучит глухо, шлем скрывает оттенки и интонации…
– Приветствую вас, миледи… ваше величество, – поклонился по этикету, и даже стало приятно, что его сила теперь склоняется перед ней. Кто ещё чей господин, кстати!
– Поздравляю с победой, лорд Вейдер.
– Это большая честь для меня. Я не намерен обижать ваших подданных… и вас тоже.
– Так вы действительно намерены… взять на себя столь хлопотные обязанности, лорд Вейдер?
– Если я одержал победу на турнире, удивительно ли, что я возьму заслуженную награду?
– Эта награда способна доставить много хлопот.
– Возможно, но теперь, смею вас уверить, эти хлопоты не будут доставлять вам беспокойство.
– Вы очень любезны, – он в самом деле сумел её удивить. – Вы хотите облегчить мою жизнь? И защищать меня? – и ведь, похоже, не врёт. Когда ей пытались лгать – Мон всегда это чувствовала. – Может быть… за это я буду должна слишком много?
– Вы уже дали мне то, что трудно будет превзойти. Возможность победить на этом турнире…
«И право называться сильнейшим из сильных», – мысленно закончила Мон. Неужели всё дело в этом? Или у Чёрного рыцаря на уме какие-то другие планы? Что ж, даже если так – разгадать эти планы можно только если он будет находиться поблизости.
Дарт Вейдер догадывался о таких её мыслях. Для этого даже магию применять необязательно было. Да, она непроста, не как обычные женщины, даром что молода и красива… но у него на неё теперь законные права, и своего он добился – от правил она не отступит.
– Что ж, – помолчав, промолвила она, – тогда примите свою награду. Отныне защита и охрана Чандриллы в ваших руках, лорд Вейдер.
Он снова поклонился.
– Я не подведу вас, ваше величество.
* * *
Оставшись один, Анакин подумал, что всё пока идёт как надо. Хорошо бы известить учителя… хотя тот, наверно, скоро сам пошлёт ему мысленный призыв. Палпатин давно научился пронзать пространство силой мысли… и Анакина этому учил.
Именно поэтому сейчас Чёрному рыцарю были нужны тишина и одиночество. Он сосредоточился, направляя свои мысли к учителю…
«Прекрасно, мой мальчик! – прозвучал знакомый голос в его сознании. – Я не сомневался, что храмовникам с тобой не сравниться. Надеюсь, королева тоже убедилась в этом?»
«Пока она в этом не сомневается, учитель».
«Я тоже не сомневаюсь в тебе. Ты должен и далее усыплять их бдительность. Вести себя благопристойно, оправдывать доверие, быть опорой слабым, не вызывать нареканий и вообще показывать себя с лучшей стороны…»
«Я постараюсь, учитель».
«Чем лучше ты справишься, тем больше возможностей окажется в наших руках, когда придёт время».
«Я сделаю всё, чтобы вам не пришлось ждать этого времени долго, учитель!»
«Надеюсь на тебя, мой мальчик».
Тишина. Анакин вздохнул и позволил себе мысль, которую сдерживал всё это время – что поручений такого рода Палпатин ему ещё не давал. Что ж, похоже, ему придётся играть совершенно новую роль – хранителя и защитника… До чего же странно… Но раз это необходимо – он справится.
* * *
Тем временем Мон отходила ко сну и заново переживала сегодняшний день. Вейдер оказался… сильным и грозным, но не злобным и даже почти не страшным. Может, они ещё и поладят. Всё равно ей ведь не надо глядеть ему в глаза… потому что мало ли что там можно увидеть…
И уже засыпая, она поймала себя на мысли, что чувствует себя героиней романа.
Всё прямо в лучших традициях: таинственный рыцарь с закрытым лицом, без девиза и герба, закованный в чёрное, наверняка принявший тяжкий обет и одерживающий победы на турнире одну за одной – и она. Прекрасная дама, которой он теперь служит и которая должна испытывать его подвигами.
А это может быть очень интересно!
И, может быть, на самом деле стоит испытать его, проверить, действительно ли Чёрный рыцарь способен быть защитником мирных земель?

4
Для начала наутро Мон отправила Вейдера объехать дозором её владения и доложить о возможных непорядках. А если возможно – сразу их устранить.
А ведь дурная слава бежала впереди его чёрного коня, и люди Чандриллы уже пугали Вейдером детей… Да и сами-то боялись изрядно.
– Виданное ли дело, – рассуждали повсюду, – чтобы Чёрный рыцарь наши земли защищал? Да ещё неизвестно, как он на турнире победил, можно ли вот так просто храмовников одолеть, не иначе, чёрная сила пособила!
И шёпотом прибавляли – да и королеве та сила, видно глаза отвела, раз она такого «защитника» выбрала…
А Вейдер тем временем скакал по мирным землям, оказавшимся теперь под его рукой. В самом деле, земли были обширные, явно весьма плодородные и богатые другими дарами. И очень красивые – даже на полном скаку было чем залюбоваться…
А сейчас, весной, здесь было так же красиво, как в Озёрном краю. И всё выглядело таким мирным… Ну, если, конечно, не считать крайне красноречивых взглядов, которыми Дарта Вейдера провожали местные жители. И можно было только гадать, к чему это приведёт: то ли пойдёт на пользу – потенциальные смутьяны будут сидеть тише мыши – то ли, напротив, ненависть к Чёрному рыцарю пересилит волю королевы и народ взбунтуется…
Какое-то время всё было тихо. Но в одной окраинной деревне навстречу Вейдеру вышло несколько суровых крестьян с вилами и топорами.
– Убирайся, отродье дьявола! И подстилку свою рыжую забери!
И вот это уже было слишком. Оскорблять королеву, да к тому же ту, которой он, что ни говори, служил сейчас – такого оставлять безнаказанным было нельзя.
Вейдер только поднял руку – и орудия сельскохозяйственного труда повылетали из лап этих мужланов…
Но, кажется, самого горластого в толпе это не остудило, он продолжать вопить какую-то брань…
Ещё одно движение руки – и крестьянин повалился на колени, беспомощно хватая воздух ртом. Остальные шарахнулись прочь. Кажется, этого оказалось достаточно, подумал Вейдер, ослабляя невидимую хватку. Крестьянин рухнул в траву, живой, хотя и перепуганный до полусмерти.
На этом попытка смуты бесславно закончилась. Вейдер поехал дальше, даже не оборачиваясь и ни о чём не предупреждая…
Знал, что известие о происшедшем распространится, как пожар по сухому полю, и, возможно, теперь всем здесь придется волей-неволей придерживать языки… И, кажется, это возымело действие, потому что больше никакого непорядка Вейдер на своём пути не встретил.
Путешествие его заняло около трёх дней, а потом он предстал перед королевой и доложил:
– Всё спокойно, ваше величество. Если кто-то и пытался учинить смуту… они были жалки и быстро призваны к порядку.
Мон милостиво кивнула:
– Хорошо.
И задумалась: наверно, народ просто боится одного его имени, не говоря о том, чтобы увидеть лорда Вейдера воочию…
А боится ли она сама?..
Наверное, всё-таки боится… Но сейчас к этому страху примешивается какое-то отчаянное детское любопытство. Ведь сейчас он так близко, и чуть ли не сильнее страха оказываются вопросы: кто он такой? Почему скрывает лицо? И на самом ли деле его душа черна, как его доспехи, в самом ли деле он отдал всё то светлое, что было в нём, за силы, неподвластные прочим?
И неужели теперь, когда он рядом с ней, она не может получить ответ хотя бы на один из этих вопросов?
Правда, спрашивать страшно. А так… наверно, Вейдер должен жить в покоях, куда не может войти никто, и там хоть ненадолго снимать с себя доспехи. И шлем, разумеется…
Мон даже чуть покраснела от таких мыслей. Надо же, как девчонка, думает о том, как бы проникнуть в чужие тайны, попросту подглядеть…
Ну, наверное, это неудивительно, если чуть ли не самая роковая тайна этого мира оказывается буквально через стену! И не собирается же она действительно это делать! Наверняка это просто опасно… Но вообразить-то можно! Хотя бы попробовать угадать, что скрывается за чёрной маской…
* * *
Вейдер резко открыл глаза. Показалось или… Нет, в коридоре тишина, никто и близко не подойдёт к его покоям, и не только потому, что так велела королева – просто побоятся. Вейдер знал это – и всё же не мог успокоиться, отрешиться от всех ненужных мыслей, как советовал учитель. Обычно это восстанавливало его силы лучше, чем сон, но сейчас… как будто что-то мешало погрузиться в желанный покой. Так хотелось подойти к окну, подставить лицо мягкому вечернему воздуху, наполненному ароматом цветов и зелени… Но нельзя, нельзя… Его не должны видеть. И почему это желание вдруг возникло?
Может, это просто весна. И воспоминания… Здесь воздух не точно такой, как в Озёрном крае, но… что же он так волнуется? Забыть не может по-прежнему, и по-прежнему больно… И ничего не вернуть, не исправить… но для того, чтобы успокоиться, всё равно хочется странного.
Просто весна – она для всех. Для любого, кто ещё не полностью мёртв…
Сам того не замечая, он начал повторять мысленно старую молитву храмовников. Говорили, что она помогает очистить мысли и обрести бесстрастие. Правда, она и в бытность в Ордене Анакину не всегда помогала. Наставник частенько говорил, что у Анакина кровь горячая, не всякой молитвой усмиришь… Особенно если вместо неподвижных ликов святых перед глазами стоит лицо совсем другого ангела. И сейчас оно вспомнилось снова, и он почти обрадовался этому – погрузиться в боль, забыть о волнении… Это нужно, чтобы продолжать делать то, что поручено. А поручено-то ему, по сути – быть рыцарем другой…

5
И с этим делом он справлялся на совесть. Королева была довольна: жить стало легче, в стране было спокойно, соседи тоже попритихли и начали считаться с мнением Чандриллы как государства… И к самому Вейдеру она привыкла, вёл он себя безупречно. Только вот тайна его по-прежнему будоражила воображение…
Но расспрашивать его Мон никогда не решилась бы. Вейдер всегда выглядел таким грозным и неприступным… Впрочем, однажды Мон всё же удалось удивить его – когда она собралась совершить тайное паломничество и попросила Вейдера сопровождать её.
Да, он действительно растерялся от этой просьбы. Одно дело – сражаться, даже оберегать кого-то, и совсем другое – сопровождать даму в святое место, да ещё и…
– Тайно? Но уверены ли вы, что это уместно? Ещё решат, что я вас похитил или что-то вроде того…
– Не беспокойтесь. Я дала обет непременно посетить эту обитель, и мои подданные об этом прекрасно осведомлены. Ради священного дела можно и пренебречь пересудами, и нам, и они не посмеют… Даже если узнают.
С этим было не поспорить, поэтому вскоре они тронулись в пути – тайком, рано-рано утром, ещё до рассвета, и только вдвоём. Вейдер был немного удивлён, увидев вместо величавой королевы скромную паломницу. Неужели одежда так её преобразила – или и впрямь сейчас её мысли были только о данном обете?
Впрочем, ему ли не знать – что это такое…
Они ехали в обитель на краю Чандриллы – к счастью, там хотя бы не предвиделось храмовников, настоятель причислял себя к другому ордену. Когда Вейдер точно узнал, куда именно лежит их путь, то задумчиво произнёс:
– Я знаю это место. Я бывал там давным-давно…
Что-то подсказало Мон: он говорит о том времени, когда чёрный шлем ещё не скрывал его лица.
– Говорят, все молитвы в этой обители бывают услышаны… У вас есть о чём просить, лорд Вейдер?
– Сейчас – нет… Но, наверное, это и к лучшему. Мне ни к чему сейчас показываться в храме…
– Почему?
Он немного помолчал.
– Люди уверены, что, как только я переступлю порог храма, меня тут же начнет корёжить за все мои грехи… Не хочется их разочаровывать.
– Я думаю, не только это, милорд. В церкви мужчинам положено обнажать голову… а вы ведь никогда не открываете лица.
– И это тоже, – признал он.
Он чувствовал, что она сдерживается из одной лишь деликатности, чтобы не задать следующий вопрос – и продолжил:
– Как и вы, я выполняю данный когда-то обет, вот и всё.
Значит, всё-таки обет… И впрямь как в романе!
На секунду подумалось: а вдруг он вовсе не чудовище? Вдруг у него нормальное человеческое лицо под всем этим… и всё остальное… и душа тоже человеческая. Иначе, наверное, не посещал бы он ту обитель, не просил бы там о чём-то… или за кого-то?
* * *
До обители они добрались к вечеру. И впрямь уединённое место среди вековых деревьев, кажется, будто монастырь стоит посреди леса, и не скажешь, что сюда постоянно стремятся люди… Вейдер чуть придержал коня у ворот, пропуская вперед свою спутницу и, что греха таить, слегка беспокоясь, сможет ли он войти сюда сейчас… Но конь неспешным шагом прошел в ворота, царившие здесь тишина и прохлада расступились, как занавес, пропуская его – и сомкнулись вновь. Как будто эти деревья, эти стены помнили его – и узнали даже под чёрными доспехами… Нет, что за мысли! Вейдер натянул поводья, останавливая коня:
– Ваше величество, я подожду вас здесь.
В подворье народа хватало, и, конечно, Вейдера провожали очень странными взглядами. И вдруг раздался звонкий детский голос:
– Мама, смотри, Чёрный рыцарь пришёл в храм! Да вместе с королевой! Может, он не такой и страшный?
– Тише, малыш… – молодая женщина крепко сжала руку кудрявого мальчугана, боязливо косясь на Вейдера.
– Но королева же его не боится, – уже тише продолжал мальчик. – А может, она…
Мать и ребёнок вошли в храм, и Вейдер не услышал окончания фразы, но догадаться было легко.
«А может, она сильнее его?»
Вейдер не сумел удержаться от улыбки.
А ведь и правда – не боится, он же чувствует… Даже с самого начала не боялась, во всяком случае, не впадала в суеверную панику. Да, слегка не по себе ей было… но больше любопытно.
Такое отношение к себе он встречал впервые, и сейчас Вейдер с удивлением понимал, что соскучился по такому… обычному, просто человеческому отношению. Ну вот, опять странные мысли… Или это близость храма так на него влияет?
Когда-то давно он приезжал сюда в тайне от храмовников, которые не одобрили бы его мыслей о земном. Молился о матери… и о даровании им с Падме большого взаимного чувства. Может, зря не успел сюда, когда уже после тайной женитьбы начал переживать за жизнь любимой…
Может, тогда всё было бы иначе, ведь здесь, как говорят, исполняются все молитвы…
И молитва королевы наверняка исполнится… О чём она молится? Наверняка о благополучии Чандриллы, Вейдер почему-то был уверен в этом. Такая женщина вряд ли станет молиться о мелочах.
Например, о ниспослании ей спутника жизни, законного супруга, на которого можно было бы повесить все государственные дела и прочие неженские заботы… Она бы, наверно, зачахла, останься ей только вышивание, наряды и молитвы… И даже дети.
Кажется, как раз такими были женщины древних времен, тех, которые сейчас так порицаются церковью. Когда за мир и семейный очаг приходилось сражаться, и женщины делали это наравне с мужчинами – когда на совете, а когда и на поле боя…
Эта мысль пришла ему в голову снова, когда королева, выйдя из храма, изъявила желание немедленно тронуться в обратный путь, хотя ее и уговаривали заночевать в обители.
– Нельзя надолго оставлять престол без присмотра! Даже в буквальном смысле… И потом, чего мне бояться с моим защитником?

6
И всё-таки они поехали. И ночь застала их едва ли не в чистом поле, вернее, на опушке леса, но Мон сказала, что походные условия ночлега её не смущают.
Вейдер, будучи как-никак рыцарем, отдал ей плащ в дополнение к её собственному и помог устроиться поудобнее. Самому-то не привыкать было спать на земле. Хотя покамест спать он не собирался – ведь должен был охранять покой королевы.
Но всё равно его одолела дрёма, и что-то привиделось, помнилось… Что-то связанное с ней, с той, кто рядом. Опасность, угрожающая ей? Или ему – из-за неё?
Но не успел осознать, вспомнить, потому что в сознание вновь ворвался знакомый голос, звавший его…
«Да, учитель?» – откликнулся он, немного удивлённый – голос Палпатина звучал обеспокоенно.
«Что там у тебя происходит? Ты весь какой-то взволнованный. И весь день от меня закрывался. Ни почувствовать, ни мысленно дозваться… С чего вдруг?»
«Закрывался? Но, учитель, я и не думал… – Вейдер был удивлён не меньше Палпатина. И вдруг вспомнил своё странное ощущение во дворе обители – словно шагнул за невидимую завесу… Может, это она скрывала его мысли от учителя?
Видимо, эта картинка отчётливо промелькнула в мыслях Анакина, потому что Палпатин успокоился:
«В следующий раз будь осмотрительнее. Я не хочу терять связь с тобой… Впрочем, думаю, больше мне не придётся об этом беспокоиться».
«Почему?»
«Я прибуду к тебе. Тайно. Но перед этим мне нужно кое-что сделать. Будь начеку и… оберегай свою госпожу!»
Голос смолк, а Анакин почувствовал, что сердце забилось чаще. Что намерен предпринять учитель?
Взгляд его упал на королеву, мирно спавшую под его плащом. Снова вспомнился давешний сон: она вот так же держится за его плащ, и ветер треплет её рыжие распущенные волосы…
Остальное как-то смазывалось, и было уже не вспомнить, каким был тот сон, к добру или к худу. Вспоминалось только, что в этом сне сердце билось так отчаянно, словно уходил от погони… Словно похитил что-то бесконечно ценное.
* * *
Мон проснулась с первыми лучами солнца, бодрая и свежая, точно проспала ночь не на земле, а на пуховой перине. Вейдер неподвижно сидел поодаль, казалось, и не шелохнулся за всю ночь, охраняя её…
Она поглядела на него внимательно и с сочувствием:
– И неужели же вам… не трудно было провести всю ночь в доспехах и толком не сомкнуть глаз?
– Я привык, миледи. И кроме того, я умею восстанавливать силы, даже если не удаётся поспать.
– И как же вам это удаётся? – с интересом спросила она.
На самом деле этому умению Анакина обучили храмовники ещё в детстве. Конечно, учитель кое-чем дополнил это, но чаще Анакин прибегал к «неусложнённому варианту», привычному с детства. И делать это было легко, а вот объяснить… И тем не менее, он попытался:
– Для этого мне достаточно нескольких минут на рассвете. Видеть небо, солнце… Всё, что вокруг меня. Чувствовать, как всё наполняются пробуждающейся силой нового дня, растворяться в этой силе и наполняться ею…
Она чуть склонила голову набок, улыбнулась – и, повернувшись лицом к восходящему солнцу, протянула руки, точно приветствуя его. И через секунду удивлённый Анакин почувствовал, что всё – и тепло солнечных лучей на её щеках, и прохладный утренний ветер в её волосах, и шелест листьев вокруг – словно окутывает стройную фигуру женщины невидимым плащом, наполняя её той самой силой, о которой он говорил сейчас.
– Ну надо же, – вырвалось у Вейдера. – Вы вот так сразу уловили суть… А обычно этому учат. И достаточно долго. А вы ведь человек совсем со стороны… – кажется, он сказал что-то лишнее.
– Но это же так просто… – совсем по-девчоночьи улыбнулась она – и внезапно покраснела. И Вейдер понял – почему. Она чувствовала его. Так же, как солнце, ветер, деревья, траву… Он тоже был частью того, что её окружало – и она, сама того не ведая, ощутила его, как будто тонкая невидимая нить их связала.
И он сам тоже чувствовал её. Её дыхание, шёлк волос, трепет ресниц… Тонкие душевные движения… И… можно было бы и больше ощутить, если бы это уже не переходило границы дозволенного. И так уже как будто бы взялись за руки.
Наваждение или… голос живой Силы?
И её глаза так блестят… Неужели ей не страшно прикоснуться к тьме, которая давно окутала душу Чёрного рыцаря? Но он не чувствовал в ней страха, только упоительное чувство новизны… и дружелюбие. Его чувствовали, не отшатываясь в испуге и омерзении, а просто принимая таким, какой он есть…
Такое с ним было впервые. По крайней мере, с той поры, как он стал Дартом Вейдером. Даже не получалось отстраниться, закрыться, наоборот – подпускал всё ближе. И при этом чувствовал себя совсем беззащитным…
И она ощутила его смущение – и сама отстранилась, светски улыбнулась.
Но оба уже понимали – от этого так просто не отмахнёшься, в любом случае останется след…
…И пока они продолжали обратный путь, Вейдер всё вспоминал, как давний сон, рыцаря Квай-Гона.
Как же Анакин хотел когда-то попасть к нему в ученики! Но Квай-Гону не доверяли юных послушников. Он был вольнодумец, чуть ли не еретик. Потому что вместо беспощадной «Силы Света» исповедовал «Силу Жизни».
Было бы куда лучше, если бы непонятного мальчишку-найдёныша выпихнули из Ордена вместе с Квай-Гоном. Но, видимо, храмовники тогда думали, что Анакина удастся переделать на общий образец…
Однако, трудно было соответствовать этому образцу, особенно после того, как узнал от Квай-Гона то, чему наставники Ордена не учили – как чувствовать Силу во всём живом вокруг тебя, подпитываться ею, сливаясь с каждой частицей жизни… Но никогда ещё Анакин не чувствовал того, что испытал сейчас. А может, Квай-Гон просто не успел рассказать, каково это – чувствовать не только природу, не только воздух и свет, но и… другого человека?
Вейдер так и не успел разобраться в этих новых ощущениях. Даже не попытался вспомнить, как было тогда с Падме, сравнить…

7
Не успели они с Мон вернуться в столицу – как её величеству донесли, что народ снова заволновался. И гораздо сильнее, чем в те дни, когда Вейдер в первый раз объезжал королевство дозором. Народ проклинал не только Чёрного рыцаря, но и саму королеву.
А когда начали разбираться со смутьянами – оказалось, что всё совсем плохо. В одном месте припугнёшь, притушишь – в другом затлеется…
Вейдер неделями носился по королевству из конца в конец, возвращаясь к королеве лишь затем, чтобы хоть изредка передохнуть и сообщить новости – увы, совсем не такие, какие хотелось бы…
И вот однажды, после таких неутешительных вестей, Вейдер, совершенно вымотанный, вошёл в свои покои. И едва успел закрыть двери, как вдруг ощутил чьё-то присутствие… Впрочем, он мгновенно понял, чьё именно – и был ошеломлён, увидев в углу комнаты фигуру в чёрном.
– Учитель?!
– Я ведь предупреждал тебя, что скоро прибуду.
Вейдер не стал спрашивать, как Палпатину удалось проникнуть сюда незамеченным. У его учителя много тайн и ещё больше возможностей.
– Ты устал? Я тоже совсем вымотался с этими здешними беспорядками. Даже там, где я есть, они выбивают меня из колеи. Я явился, чтобы помочь…
И вот тут до Вейдера дошло. Это было даже не озарение – всё просто лежало на поверхности. Палпатин сам же и подстроил эту смуту. И теперь собирался – через ученика, конечно – упрочить своё влияние в Чандрилле. Захватить побольше власти, хоть бы и теневой – даже лучше, если теневой! – и больше не выпустить её из рук.
– А ты отлично справился здесь. Стал просто незаменимым, и это замечательно, – Палпатин пристально всмотрелся в осунувшееся лицо ученика, освобождённое сейчас от чёрного шлема. – Я чувствую, ты очень устал… Но надо сделать последний шаг. Думаю, перед лицом этой смуты у королевы не останется выбора, кроме как поставить тебя во главе армии… и увеличить твои полномочия. А после этого усмирить беспорядки будет легко, я об этом позабочусь… И кто тогда осмелится возражать против того, что лорд Вейдер, ставший, по сути, надеждой Чандриллы, будет принимать немалое участие в управлении ею?
– Я знаю, кто, – Вейдер слабо усмехнулся. – Королева. Вряд ли она обрадуется такому соправителю.
– Ой ли? Она ведь типичная политическая идеалистка. Уж вдвоём-то мы с тобой сумеем забрать её в руки. Особенно с нашими-то способностями… – Палпатин вдруг лукаво усмехнулся. – Не волнуйся, тебе легко будет это сделать, мальчик мой… Ты ее интригуешь, и поэтому она позволила тебе быть к ней ближе, чем кто-либо. Неужели сам этого не замечаешь?
Вейдер замечал. Ещё как. Мгновенно нахлынуло воспоминание о том, что было между ними в поле, по дороге из обители. Конечно, учитель прав, вот только… уловил ли он это воспоминание? Оно было совсем не из тех, которыми Анакин хотел бы делиться…
Но, кажется, обошлось. Тем более, что Палпатина сейчас занимали куда более глобальные планы. Ну, и мысль о том, что ученику нужен отдых, прежде чем он наконец-то доведёт задуманное учителем до конца. Тем более, что теперь-то они будут рядом, а это значит – никто и ничто не сможет помешать осуществить задуманное.
– По-моему, тебе стоит уговорить её величество отбыть в безопасное место. Она будет там пережидать смуту… а ты, возвращаясь из каждого победного рейда, упрочивать своё влияние.
– Хорошо, учитель. Но… Думаю, королева вряд ли захочет прятаться сейчас. Уверены ли вы, что она меня послушает?
Палпатин улыбнулся.
– Ты все еще себя недооцениваешь, мой мальчик…
* * *
Действительно, Мон была против, и долго была, но в конце концов Вейдеру даже не пришлось влезать в её сознание. Даже у самых сильных женщин бывают дни, когда им надо просто поплакать в одиночестве… или на плече у кого-то, кто ещё сильнее. Надо было только поймать такой момент, когда она уже не сможет это скрывать…
А потом найти нужные слова – и он сам удивился тому, как легко нашёл их, слова как будто пришли сами… или подсказал кто, что надо напирать не на опасную обстановку, а на необходимость позаботиться о своей безопасности ради блага подданных.
И вскоре её величество отбыла в своё родовое гнездо. Не в шикарный загородный дворец, а в другое место, о котором никто не знал. Там прошло её детство, когда никто ещё и подумать не мог, что ей достанется престол… Маленький домик, затерявшийся в глухих садах так надёжно, что можно было не сомневаться – здесь не найдут. Честно говоря, Мон даже обрадовалась случаю снова там оказаться.
Конечно, когда не видишь, что творится в столице – в голову лезут гораздо большие ужасы, чем если бы была там. Но здесь всё это переносить всё равно легче.
А Вейдер тем временем, совсем легко усмиряя смуту – подозрительно легко! – всё время ощущал беспокойство её величества. Как будто и впрямь их что-то связало, и больше эта связь никуда не денется…
И почему-то при мысли об этом чаще билось сердце, и чёрные доспехи, которые Дарт Вейдер давно носил с лёгкостью, тяжким грузом давили на плечи. Он как мог старался сдерживаться, но разве от учителя что скроешь…
– Что с тобой, мой мальчик?
– Я не знаю, учитель… Мне просто тяжело… И не дышится как будто…
Не в духе Вейдера было вот так по-детски жаловаться, но слишком уж неожиданно и непривычно всё это было.
Палпатин снял с него шлем, убрал волосы со вспотевшего лба, встревоженно заглянул в глаза.
– Сейчас помогу… – слегка помассировал виски, подул в лицо… – Вот так легче?
– Да, спасибо… – хотя, может, только казалось. Может, только на время…
– Смотри. Помни о своём обете. Знаешь ведь, что случится, если нарушишь…
– Я не…
Он осекся, недоумённо хлопнув ресницами. Ведь и в мыслях не держал нарушать обет… Да и как он мог его нарушить? Ни перед кем не открывал лица, никого не впускал в свое сердце…
– Вы же знаете, я никогда не преступлю обет, учитель.
– Знаю. Просто – помни. И будь осторожен…
Голос Палпатина был мягок, как бархат, он обволакивал сознание, казалось, Палпатин решил успокоить ученика, но в этом успокоении чувствовалось что-то такое…
– Учитель, что я сделал не так?
– Пока ты всё делаешь правильно, отдыхай… И не усердствуй слишком сильно. Ни к чему оно, не стоит того… Отдыхай.
И глаза закрывались сами собой, прежде чем Анакин успел подумать, что это значит – «не усердствуй»? Однако, учитель прав, ему нужен отдых… Ведь завтра ему предстоит навестить королеву в её убежище, принести последние новости и… укреплять влияние.

8
На следующий день Вейдер явился к королеве. А та вышла к нему… босиком и придерживая края совсем простого платья.
– Извините, лорд Вейдер. Я ходила к ручью, ягоды рвала…
И правда, она-то сама, наверно, не видела, но губы у неё были обведены тёмно-красным…
И смутилась совсем как девочка. Похоже, она старалась извлечь максимум удовольствия из своего пребывания здесь.
– Итак, какие новости, лорд Вейдер?
– Надеюсь, приятные для вас. Ситуация заметно изменилась к лучшему. Думаю, совсем скоро я смогу усмирить этих мятежников, и вы вернётесь в столицу.
– Это замечательно! Хотя… – она вздохнула, – признаю, мне будет жаль покидать это место. Я так давно не была здесь, уже почти забыла, как здесь хорошо… Словно вернулась в детство.
Он оглянулся вслед за ней. Здесь было так мирно, спокойно, как-то по-сельски уютно… Такой маленький замкнутый мирок, зелёный, свежий… И здесь выросла настоящая королева!
– Догадываюсь, о чём вы думаете, – улыбнулась Мон. – Странное детство для королевы, верно? Но здесь я даже и не думала, что когда-нибудь стану носить корону…
– Даже не мечтали об этом?
Мон вздохнула.
– Как-то в детстве я сидела на берегу ручья и смотрела в небо. Любовалась на облака, было так интересно угадывать, на что они похожи… И одно облако остановилось прямо над моей головой. Когда я на него посмотрела, оно показалось мне похожим на корону. Меня это позабавило, и я постаралась вообразить себе, что я королева. Это была игра…
– А может быть, знак?
– Да нет, – она засмеялась, – обычная случайность. Совпадение…
– Случайностей не бывает, поверьте мне. Ведь, во всяком случае, это определило вашу дальнейшую судьбу, не так ли?
– Ну, может быть вы и правы, – признала Мон. – Но та облачная корона была лёгкой и невесомой, а та, что я ношу сейчас, часто кажется совсем не такой… Может, поэтому я так рада тому, что здесь могу думать не о ней, а о других вещах. К примеру, о том, чему вы меня научили.
И в этот миг Вейдеру стало ясно, что она умеет – недавно научилась? – не только растворяться в природе вокруг, но и чувствовать на расстоянии его, движения его души…
Вот и сейчас… Как же она близко, куда ближе, чем кажется… Она чувствует его так же, как тогда, по дороге из храма, и даже тьма, окутавшая его душу, видится ей мягким бархатом. Неужели же эта непостижимая женщина не боится тьмы? Может быть, просто не знает, чего бояться? Если бы ей, как ему, сызмальства объясняли, чем тьма отличается от света, – может, она бы и отшатнулась. Но она осваивала азы обращения с Силой сама, почти совсем сама, без наставлений…
Её не учили бояться… даже такого, как он. А ведь он сам-то никогда не бывал таким доверчивым, никого не подпускал к себе так близко… как сам сейчас был к ней.
Вот сейчас бы самое время было выполнить завет учителя и взять её сознание под контроль. Но что-то мешало тёмному лорду Вейдеру…
Что-то останавливало. Может быть, новизна всех этих ощущений? Ему так не хотелось прерывать это, хотелось проникнуться, понять, что же с ним происходит… А она – она так и светилась перед его внутренним взором. Живое пламя, не отстранишься – вот-вот охватит с головы до ног…
– Что с вами? – лишь осторожное прикосновение к затянутой в чёрную перчатку руке заставило почувствовать, как задрожали пальцы.
– Всё в порядке… – пробормотал он.
– Может быть, вам нужен свежий воздух? Неужели вам нельзя открыть лицо, сбросить тяжёлые доспехи?
– Не могу. Я дал обет, который напрямую связан с моей жизнью.
– Высшие силы узнают и покарают вас, если нарушите?
– Почти что так.
– Значит… поэтому никто и никогда не видит вашего лица?
Он кивнул. А она окинула его взглядом, словно видела впервые. Его доспехи, шлем… Пыталась представить себе, каково – не снимать это никогда…
– Это же… безумно тяжело!
Он снова кивнул. Тяжело не только физически… Несколько лет он забывал об этом, не обращал внимания и вообще было ему так, что чем хуже – тем лучше. А сейчас вдруг ощутил, навалилось…
И всё же сказал:
– Я давно уже привык к этому. Ведь вы тоже несёте свою ношу, правда?
Мон подумала, что в сравнении с такой ношей, как эта, её королевская корона и впрямь кажется невесомым облаком. Что же могло случиться, что он согласился обречь себя на такое? И так захотелось хоть чем-то, хоть на секунду помочь ему…
– И вы не можете снять шлем, даже если я… не буду смотреть на вас?
– Увы, нет. Но не волнуйтесь обо мне, это скоро пройдёт.
Хотелось бы в это верить. Хотелось бы вернуться туда, к учителю, под защиту его силы… Но рука Мон все еще лежала поверх его перчатки.
«Ну что же я делаю не так?»
Он быстро, искоса взглянул на женщину рядом. В голове промелькнуло какое-то смутное, связанное с ней воспоминание. Кажется, это было в том увиденном им сне. Там вот так же она была рядом, так же держалась за него, и он так же ощущал тревогу. Неужели… они и тогда были связаны, или это было предчувствие? Но в любом случае теперь-то эта связь была фактом. Тревожащим – она сама станет опасностью, или опасность придёт из-за неё…
И как никогда нужен совет учителя, вот только почему-то впервые боязно к нему обратиться…
– Отдохните хотя бы, прежде чем возвращаться, – сказала Мон.
– Нет-нет, я не устал. Сейчас я должен ехать, и очень надеюсь, что в следующий раз я приеду, чтобы вернуть вас в столицу.
* * *
– Ну и почему же ты не взял её сознание под контроль?
– Учитель… Я никогда раньше такого не делал. Побоялся сделать что-нибудь непоправимое. Нам ведь нужно, чтобы послушная кукла на троне вела себя естественно! А не открывала рот по мановению руки или не буянила как сумасшедшая…
Неизвестно, поверил ли Палпатин, во всяком случае, сказал он так:
– Ну что ж, в следующий раз я поеду с тобой, и мы сделаем это вместе.
Но оставшись наедине с собой, Вейдер всерьез задумался о том, почему же на самом деле он не сумел – а точнее, просто не решился – захватить сознание Мон…
Тайным, истинным зрением он видел её всю – как живой огонь. И просто не смог погасить этот огонь своей тьмой. Наоборот, пожалуй, ему даже хотелось, чтобы этот огонь развеял его тьму. А ведь ещё совсем недавно Чёрный рыцарь считал это невозможным…
Никто не мог проникнуть под чёрные траурные покровы, в которые облеклась его душа после смерти любимой и единственной. И ни с кем его больше не свяжет та невидимая нить… Он верил в это, но сейчас… Из головы не идёт рыжеволосая королева в простом платье, и он знает, что она тоже думает о нём, её мысли стремятся к нему, и так хочется откликнуться на этот зов.
Она сейчас ловит себя на мысли, что он единственный мужчина, которому она готова довериться и который её интересует… волнует… притягивает. Она в самом деле считает его своим защитником, и только с ним единственным такое положение дел её не унижает. Она дорого дала бы, чтобы увидеть его лицо… но понимает, что это ему повредит. И она воображает его себе… на основе собственных ощущений.
Каким он кажется ей? Прекрасным… Да, опасной, роковой тёмной красотой, и всё же прекрасным. И сильным телом и духом, а каким же ещё можно быть с такой тяжкой ношей! Вейдер усмехнулся. Ну надо же, как она угадала… А хочешь, я угадаю тебя, королева-огонь, рыжеволосая девчонка из садовой глуши?
…Тебе пришлось рано повзрослеть, узнать такое, от чего чистой и прекрасной девушке лучше держаться подальше – но по сути своей ты ею и осталась, была бы только возможность поиграть и посмеяться… И полюбить. Неужели же ты готова к этому – впервые в жизни? Могу только сказать тебе, что вряд ли из этого выйдет что хорошее…
Я не могу открыть тебе ни лица, ни сердца, а если бы даже мог – поверь, ты отшатнулась бы, увидев меня настоящего. Ты достойна настоящего рыцаря в сияющих доспехах, а не Чёрного рыцаря с душой, сгоревшей дотла…
А в ответ на это – словно тихий шёпот:
«Истинное сияние видно лишь в темноте»…

9
С этого дня связь между ними уже не разрывалась. Они привыкали общаться вот так, без слов… и Вейдер даже научился скрывать от учителя временами накатывающую слабость, наваждение…
Похоже, он всё ещё не понимал до конца, что именно делает, впуская Мон в свою душу.
Ведь тьма по-прежнему его укрывала, и его лица не видел никто… Она, конечно, хотела бы видеть, Вейдер это знал, чувствовал это желание – но никогда не пыталась просить его об этом. И далеко не сразу Вейдер ощутил, что его доспехи и шлем как будто становятся всё более хрупкими, перестают быть преградой – для неё. Ведь для всех остальных он по-прежнему оставался Чёрным рыцарем, грозным и зловещим… Особенно для мятежников, с которыми он теперь с легкостью справлялся, следуя плану учителя. И довольно скоро встал вопрос о возвращении королевы в столицу. Палпатин заявил ученику:
– Больше мы не можем медлить. Отправляйся к ней, я присоединюсь чуть позже. В столицу она должна вернуться, покорная только нашей воле…
И Вейдер впервые подумал о том, что учитель на самом деле говорит лишь о себе, о своей воле. Это он будет управлять Мон, а Вейдер будет лишь, в лучшем случае, озвучивать его волю…
Кажется, он никогда так не спешил к убежищу королевы.
И она ждала его, и не просто ждала, а, видимо, чувствовала его приход. Выбежала навстречу… и если не обняла, то только потому, что застеснялась в последний момент. Всё её существо излучало сознание того, что никого нет у неё ближе и дороже…
И в этот момент он вдруг понял, почему так спешил. Он не может допустить того, что задумал учитель. Не сможет разорвать эту странную связь между ними, не даст погасить этот огонь, который словно согревал его застывшее за долгие годы сердце…
– Нам надо спешить, – сказал он.
– Мы возвращаемся?
– Нет, – слова вырвались как будто сами собой. – Вам грозит опасность, и если хотите избежать её, мы должны поторопиться…
– Но что случилось? – встревоженно спросила она.
Вейдер помедлил с ответом, усаживая Мон на своего коня. У них есть совсем немного времени, и этим нужно воспользоваться. Конечно, пытаться сбежать от учителя глупо, он почувствует везде и всюду… Везде и всюду, кроме…
– За вами охотятся! Тот, в ком много силы, хитрости и злобы.
– Неудивительно, – она подчинялась, крепко держалась за защитника – и всё равно оставалась независимой. – И что же, вы знаете место, где мы сможем скрыться?
– Да. Мы были там вместе с вами. Святая обитель.
– Это недалеко…
– Да, это большая удача. Мы должны успеть…
Он говорил – и старательно прятал свои чувства и мысли, чтобы не дать учителю повод встревожиться раньше времени. А в обители… В обители они уже будут под защитой. Правда, ещё неизвестно, насколько надёжной окажется эта защита… Ну, ведь и он не бессилен.
Конь мчался во весь опор. Мон, сидящая позади Вейдера, крепко держалась за его плащ, и порой, бросая взгляд через плечо, Вейдер видел, как развеваются от встречного ветра её длинные рыжие волосы… И сердце ёкнуло. Вот он, его сон! Она, он… и опасность по пятам. И опасность эта грозит обоим, ведь Вейдер уже понимал, что сделал – он нарушил верность своему учителю. И если не удивлялся тому, как это у него до сих пор не разорвалось сердце, не прервалось дыхание – то лишь потому, что на это не было времени. Все мысли были о ней…
Наконец они домчались до места. Там их встретил настоятель монастыря и с полуслова понял: её величеству грозит опасность, надо помочь, укрыть… И увёл Мон в сторону странноприимного дома.
А сам Вейдер остался стоять во дворе, размышляя о том, что же будет, когда Палпатин всё поймёт и явится его покарать. Главное, чтобы его одного, не её…
Теперь об этом можно было думать без опаски, здесь его мысли были надёжно укрыты священной сенью… Но что-то вдруг отвлекло от раздумий. Чёрный рыцарь повернул голову. К нему снова приближался настоятель.
– С её величеством всё в порядке? – встревожился Вейдер.
– Да, – кивнул настоятель. – Она отдыхает.
Как странно – этот величавый и одновременно кроткий старец смотрел на Чёрного рыцаря, не опуская глаз, без неприязни, без страха, так же, как, наверное, смотрел на любого из своих прихожан. И Вейдер вдруг понял, что настоятель напоминает ему рыцаря Квай-Гона – не столько обликом, сколько внимательным и ясным взглядом светлых глаз, в глубине которых таилось знание, ведомое немногим…
– А тебя я давно здесь не видел, сын мой, – как будто и правда перед старцем стоял всё тот же юный паломник, для которого жизнь любимых была дороже мёртвых обетов. – Очень давно, и, боюсь, разлука не пошла тебе на пользу. Думаю, нам стоило бы побеседовать…
– Вы… – от неожиданности Вейдер на мгновение потерял дар речи, казалось невероятным, что человек, видевший его, по сути, всего один раз, да и то мельком, сумел узнать его. Но настоятель лишь улыбнулся.
– Лицо можно скрыть, но никакие доспехи не могут скрыть истинной сути… особенно для того, кто видел ее хоть однажды. Ты и сам это знаешь, сын мой. Уже тогда знал…
Ну конечно… Как и Квай-Гон, этот человек проник в тайны учения о Силе Жизни, понял Вейдер.
– Но с тех пор многое изменилось, – тихо сказал он.
– Да, я это вижу. Тогда огонь в тебе был ярок, он согревал тебя и дарил свободу, а сейчас… ты не можешь позволить ему запылать в полную силу, верно?
– Так и есть… святой отец. Сейчас мне грозит куда большая опасность, чем кара, обещанная за нарушение обетов храмовников. Мне не жаль моей жизни, но она не должна пропасть зря.
– Послушай. Быть может, такому, как ты, не стоило возлагать на себя невыполнимые обеты. Ты пошёл не своим путём. Это тебя и запутало, и окутало твою душу тьмой. Но знаешь, ещё не поздно… Доверься своему сердцу. И только ему…
– Возможно, вы правы. И всё же – один обет, взятый на себя, я должен исполнить до конца. Защитить ту, которой я служу сейчас.
– Я буду молиться за вас обоих.
– Нет, святой отец, молитесь за нее. А я… – смутный трепет дал знать о том, что угроза близко. – Я уже того не стою…
– Милорд, вас зовут. Её величество.
Не идти было нельзя – хоть, может, в чём-то это было пострашнее, чем держать ответ перед Палпатином.
– Лорд Вейдер, останьтесь в живых, молю вас…
– О чём вы, миледи? Я только сделаю всё, чтобы… с вами всё было благополучно…
– А мне не нужна будет жизнь без вас!
– Да вы с ума сошли! Вы… тоже мне безумно дороги… но я не стою ваших чувств. Мне осталось лишь умереть за вас…
И оба замерли, глядя друг на друга, понимая, что сейчас сказали то, о чём надо было молчать… Но отступать было поздно.
– Вы всё ещё служите мне, лорд Вейдер. И я… запрещаю вам умирать. Вы должны вернуться ко мне… целым и невредимым!
Он в ответ лишь молча поклонился ей. Так хотелось пообещать, что выполнит её приказ, но… боялся солгать. В его жизни было уже достаточно нарушенных обетов.

10
И вдруг – чужое присутствие, знакомое, обдавшее гневом – ледяным и ужасным…
– Он здесь…
Мон вздрогнула, но прежде, чем успела сказать хоть слово, Вейдер быстро продолжил:
– Не пугайтесь. Сюда он войти не в силах. Святая сила этой обители – преграда, за которую ему не проникнуть. Оставайтесь здесь – и всё будет хорошо.
Он повернулся и не давая себе времени остановиться, оглянуться, снова вышел во двор, где его ждал настоятель.
– Святой отец, Сила с вами… Но я не могу подвергнуть вас опасности или осквернить вашу обитель. Я должен выйти к нему – и… будь что будет. Только прошу вас… сберегите ее.
…Учитель ждал ослушника за воротами. Злость его была ощутимой – холодные, ледяные, сжимающие кольца.
– Ты предал меня. Ты нарушил обет. Готовься к смерти.
Кажется, он мог убить Анакина одной лишь силой своего гнева – невидимые обручи сжали его так, что затрещали доспехи. Но тьма, которой Палпатин сам когда-то так старательно облекал ученика, невольно отразила первый удар. Вейдер даже не покачнулся. Впрочем, он знал, что это ненадолго. Скоро тьма лишит его защиты, и тогда он станет слаб, как ребёнок. А пока этого не произошло, нужно успеть… успеть сделать то, что сейчас казалось невозможным.
Выхватить меч и двинуться на былого наставника и господина. Даже зная, что Палпатин не так прост и тоже отлично владеет мечом. И сейчас лезвие в его руках раскалилось, будто от адского пламени, от той силы, которой он продал душу и тело…
Он умело отразил первый удар ученика, от скрестившихся клинков посыпались искры… И Вейдер ощутил, сколько сил таится в этом старом и немощном на первый взгляд человеке – не той, что наливает крепостью мускулы, а совсем другой, для которой тело – лишь оболочка. Та же сила не так давно наполняла и самого Вейдера, но сейчас… с каждым взмахом меча он чувствовал слабость, словно своим же клинком вспарывал защищавшие его недавно покровы тьмы.
Очередной удар чернокнижника прошёл вскользь, но пробил очарованную сталь доспехов. Такого с Вейдером не случалось уже долгие годы. Боль выбила его из колеи. И тут Палпатин пустил в ход свои любимые громы небесные… То есть молнии.
Единственное умение, которое Вейдер не успел освоить, и вот теперь пришлось испытать это на себе… Ослепительно-яркие синие молнии вырвались из пальцев Палпатина и, как воздух, преодолев доспехи, обожгли невероятной болью – словно прожгло насквозь. Вейдер чудом устоял на ногах, но к нему уже неслась новая молния, ударила вдвое сильнее и отшвырнула на несколько шагов, как куклу.
Вейдер только и сумел, что не выпустить меч из рук – и сам того не осознал, просто сработал вбитый за годы рефлекс. Поднял меч над головой – и с изумлением увидел, что лезвие поглощает молнии. И при этом всё сильнее светится синим.
И вот сила возросла настолько, что Вейдер понял: теперь можно посылать молнии обратно в Палпатина!
Для этого оказалось достаточно одной лишь мысли – и молнии устремились назад, к своему творцу. И схлестнулись со встречным потоком энергии – Палпатин явно предвидел такой поворот. Но Вейдер не опускал меч, молнии продолжали струиться с лезвия – и вот Вейдер увидел, что руки Палпатина начали дрожать. Похоже, он не был готов к столь яростной атаке своей же силы. И отражать её больше не мог – оставалось лишь поглощать.
Меч едва ли не плавился в руках Вейдера – но оставалось продержаться ещё совсем немного, чтобы Палпатина «снесло». Чтобы он больше не смог сам посылать молнии – или хотя бы свалился ничком под тяжестью поглощённого.
И когда это случилось – Вейдеру осталось только рубануть бывшего повелителя мечом. Откуда только нашлись силы… Даром что самого обожгла не одна молния и не две…
Кажется, раскалились доспехи, пока он тонул в безумном шквале синего огня, и собственное тело казалось ослабевшим и ненужным в скорлупе черной брони… Меч выпал из рук под оглушительный, нечеловеческий крик Палпатина, и у самого Вейдера сил, кажется, осталось только на то, чтобы обессиленно рухнуть здесь же. Каждый вдох отдавался болью. И… как его сердце всё еще может биться, ведь его насквозь прожгло… А может, оно и в самом деле из камня, как многие шепчутся?..
И от боли он потерял сознание, а потом следующим его ощущением было прикосновение прекрасных, прохладных рук… ко лбу? А где шлем?
Чьи руки – спрашивать нужды не было.
И он просто боялся открыть глаза, словно увидеть её означало тут же испустить дух. Хотя – она ведь уже на него смотрела, значит, ему оставалось только взглянуть на неё – даже если затем…
Оборвав эту мысль, он медленно приподнял ресницы – и увидел серо-голубые глаза, полные слёз, лицо, словно точёное из мрамора – еще более прекрасное, чем он мог видеть когда-то, не снимая шлема…
Почти мгновенно он ощутил, как замерли ее руки, касавшиеся его волос. Она удивлена тем, что он пришёл в себя? Он и сам удивлён… не меньше, чем тому, что всё ещё дышит.
Её лицо освещалось неверящей, счастливой улыбкой, слёзы струились по щекам… Казалось, она не понимала, не помнила, что вот-вот его жизнь оборвётся. Но проходили секунды, минуты… и Вейдер начинал осознавать: он не умрёт!
– Неужели же… Палпатин мёртв, и поэтому… чары не действуют?
– Не разговаривай, тебе тяжело… По-моему, он просто гнусно тебя обманывал.
Обманывал?.. Вейдер вспомнил годы, проведённые в зачарованных доспехах, годы, когда один лишь Палпатин мог видеть его лицо… А если бы он знал, что не умрёт, сняв свою маску? Возможно, он решился бы это сделать – и тогда… Кто знает, что тогда произошло бы, ясно было одно – своей ложью Палпатин словно невидимой цепью приковал ученика к себе, а сейчас… Сейчас так легко оттого, что этой цепи больше нет, и даже боль и слабость в измученном теле казались невысокой ценой за свободу… и за тот счастливый и жадный взгляд, которым Мон смотрела на него.
Она любовалась им, откровенно впитывала взглядом каждую чёрточку, и на лице её ясно читалась восхищённая мысль: он ещё прекраснее, чем я могла даже себе представить! Как в сказке… или в прекрасном сне.
Впору было снова почувствовать себя героиней романа, которую защищает самый отважный и прекрасный рыцарь в мире. И Анакину не хотелось думать ни о чём под этим взглядом, под лёгкими прикосновениями её руки…
– Всё уже позади… – услышал он её шёпот перед тем, как погрузиться в сон.

11
Проспал он, как потом узнал, сутки – и проснулся, в общем, почти здоровым. Но и Мон, и настоятель дружно просили его беречь силы, не делать резких движений и по возможности не вставать. Шутка ли, он ведь, можно сказать без преувеличения, прошёл через адское пламя!
Мон сидела рядом с ним, держала его за руку… и он чувствовал, что она знает: он хочет ей что-то сказать и не решается…
Наконец, улучив момент, она спросила:
– Признайся, что тебя беспокоит?
– Неисполненный обет, – он горько улыбнулся.
– О чём ты?
– Я всю жизнь только и делал, что нарушал обеты. Вот и сейчас… Вспомни, я дал клятву защищать тебя, и старался выполнить её, но теперь… – он вздохнул. – Чёрного рыцаря ведь больше не существует…
– Это же хорошо, – по-девчоночьи выпалила Мон – и тут же смолкла, пытаясь понять, что именно он имеет в виду.
– Разве? Я лишился всех своих сил, доспехов и неуязвимости, враги сочтут, что…
– Не сочтут. Разве ты недостоин меня защищать после того, как сразился с силами из самой преисподней и одолел их? И в себе самом тоже!
– Многих ли это убедит… – вздохнул он.
– Меня это уже убедило. В том, что никто не защитит меня лучше, чем ты.
Он опустил глаза, кажется, даже щеки чуть порозовели. У Мон ёкнуло сердце, кто бы мог подумать, что лорд Дарт Вейдер на самом деле – такой?
– Впрочем… Есть способ убедить всех.
– Какой же?
– А сам не догадываешься? – она долгим взглядом поглядела ему в глаза. – Это спасает даже из-под виселицы, а не только…
Он удивлённо моргнул, взглянул на неё невозможно голубыми глазами и прошептал:
– То есть…
– Кому защищать земли, как не их законному владыке и королю?
Он не успел даже изумиться, поставить в своём сознании рядом эти два несовместимых понятия – король и он сам. Он слишком ясно чувствовал то, что захлёстывало душу Мон – пьянящее осознание того, что теперь меж ними нет никаких преград, можно больше не стесняться своих чувств и не скрывать их…
Он поймал её тонкую руку, порывисто поднёс к губам.
– Нет, – тихо сказала Мон. – Теперь тебе следует целовать не руку…
И склонилась ещё ближе.
А он, чувствуя себя отчаянно робеющим и одновременно бесконечно дерзким мальчишкой, целое мгновение медлил, прежде чем коснуться её губ. И едва не сошёл с ума от пронзившего его давно позабытого чувства… Словно впервые – это тепло и нежность, этот трепет и хмельная сладость, от которой кружится голова…
Будто он просыпался от долгого, долгого сна, едва не ставшего вечным. В душе у него распускались сады, и он понимал, что второй раз не переживёт потери, что ни за что не упустит слетевшего к нему счастья. Он никогда не оставит её одну, никогда!
И если ради этого нужно надеть корону – что ж, она покажется ему лёгкой, как облако, осенившее когда-то его королеву…
* * *
Из обители они возвращались спустя несколько дней, рука об руку. Ехали медленно, Анакину просто не хотелось спешить, заново переживая всё то, что он давно потерял – солнечный луч, порой слепящий глаза, ветер, треплющий волосы, и тепло обнимающих его рук…
Хотя, конечно, медлить тоже было ни к чему, ведь Чандрилла сейчас, как никогда, нуждалась в своей правительнице, и надо было подумать о том, как поскорее привести всё в порядок – Мон не хотела тянуть со свадьбой.
– Я хочу, чтобы ты стал моим мужем перед лицом всех и каждого. Чтобы об этом знали все.
И Анакин сейчас тоже этого хотел – чтобы знали все. Больше никаких секретов, лжи и недомолвок… И никаких нарушенных запретов. Правильно сказал настоятель – ни к чему ему невыполнимые обеты… И всё же – Анакин улыбнулся при этой мысли – ещё один обет ему дать придётся.
И уж обет верности своей королеве и супруге он не преступит никогда.
…Свадьба их стала событием, её везде обсуждали и много где осуждали. Или, по крайней мере, не понимали. Почти никто не верил, что такая тёмная личность, как Дарт Вейдер, мог исправиться…
Хотя многим едва хватало сил на то, чтобы поверить, что молодой красавец, со счастливой улыбкой державший за руку их королеву – это и есть Дарт Вейдер. Находились и такие, кто глядя на него, теперешнего, шептался – мол, обольстил королеву своей красотой бесовской… Хотя ничего тёмного и мрачного в его лице больше не было, напротив, Мон то и дело ему говорила, что он просто светится от счастья. Когда они готовились войти в храм, Анакин сжал руку наречённой и шепнул:
– Это наш последний шанс их убедить… Если я войду в храм и Великая Сила немедля меня не покарает – может, они и смирятся…
И вошёл ведь, с чистым сердцем и открытой душой, и молния в него не ударила, и земля не разверзлась под ногами, и в корчах на пол он не падал, и всё было чин по чину, торжественно, красиво и искренне.
И те из храмовников, что всё же пришли на церемонию, хоть её и вёл адепт Силы Жизни, не могли не признать, что всё правда сбылось так, как никто и не ждал…
И магистр Винду, новый глава Ордена, встретив новобрачных на выходе из храма, приветствовал обоих, а затем, глядя на Анакина, промолвил:
– Твоя победа всё же принесла тебе радость. А теперь и я радуюсь ей.
Анакин с улыбкой наклонил голову – её ещё не венчала корона, значит, можно было признать примирение с Орденом так, как сделал бы когда-то. Конечно, дела Дарта Вейдера вряд ли будут забыты храмовниками, но зачем вражда сейчас, когда наконец-то нашёл свою дорогу?
А потом была церемония коронации, которая стала бы удручающе торжественной, если бы они не делили всё это на двоих…
– Ну как тебе корона? – улучив минутку, тихо спросила Мон.
– Лёгкая, – чуть удивлённо ответил Анакин. – Как облако. То самое…
И Мон улыбнулась, сжимая его руку. Стоя сегодня в храме, она молилась о том, чтобы ему, так много перенесшему в этой жизни, было легко всё и всегда, чтобы ничто не угасило его улыбку, а если вокруг снова станет темно – самой бы вспыхнуть огнём, разогнать, развеять любую тьму на его пути.
Впрочем, сейчас они оба без страха думали о тьме – тьме наступающей ночи, которая окутает своим бархатным мраком их двоих и соединит, сделав их узы нерушимыми. Навечно. Навсегда.

Задумано: октябрь 2010
Записано: ноябрь 2010