Калигула роты телефонии

Из сериала: «Солдат спит – служба идёт»
Часть третья.

Наверху: Группа новобранцев.
Владимир Лапин -- умер много лет спустя от скоротечного рака
Олег Меркулов -- спустя годы покончил с собой, бросившись под поезд.
Вациетис, Рабинович и др.
Хайкина нет

                Мы -- не рабы! Рабы -- немы!

Заместитель командира батальона по политической части, «Замполит», майор Виктор Николаевич Рева, готовясь к близящейся отставке, учился заочно на историческом факультете университета,  дабы стать учителем истории после демобилизации. Совмещать службу  с учёбой было нелегко. Поэтому он с особым интересом прислушивался и присматривался к рядовому Рабиновичу. Его вопросы и ответы на политзанятиях говорили о серьёзном отношении к политработе, и грамотность он тоже демонстрировал завидную.
Командиром батальона, в котором были две роты, Радиолокационная и Телефонии, был майор Молчанов.  Батальон размещался неподалеку от городка Подпорожье, Ленинградской области. Молчанов не слишком любил Реву  из-за учёбы последнего, ибо считал, что она мешает заместителю выполнять текущие обязанности.
Времени у майора Ревы катастрофически не хватало.
И тут ему пришла в голову одна неплохая мысль.
Вызвал к себе в кабинет Рабиновича и начал с ним беседовать совсем по-дружески.
Спросил, как его имя-отчество, и так стал называть его в дальнейшем.
Борис Ильич, я слышал Ваши рассуждения на политзанятиях, которые меня и заинтересовали (в хорошем смысле этого слова!) и показали мне, что Вы – человек безусловно политически грамотный и образованный. Что кончали? Филфак? Исторический? Или, может, философский?
Никак нет, товарищ майор. Физико-математический.
Даже так, -- удивился Рева, -- странно. А я-то подумал  иначе. Но, всё равно, хочу спросить у Вас, не согласитесь ли Вы подменять меня на политинформациях. Не на каждой, конечно. Но,  допустим, через одну?
Товарищ майор, я с удовольствием взялся бы за это, немного мозги встряхнуть, но времени маловато для подготовки хорошей лекции.
Сколько Вам нужно, Борис Ильич?
За день до политинформации, хотя бы дополнительно часа три: Хочу посидеть в библиотеке, почитать и текущие политматериалы, и книги соответсвующие.
По-рукам, Борис Ильич, я договорюсь со старшиной Нанагаевым, чтобы отпускал Вас для подготовки. Уверены, что больше не потребуется? Три часа всё-таки маловато?
Нет, товарищ майор. Трёх часов для часовой лекции да ещё с ответами на вопросы, если будут, вполне хватит. Спасибо, товарищ майор, Буду только рад этой умственной зарядке.
Так новичок, «зелёный» по терминологии «стариков», стал вести политинформации для всего батальона, 350-400 солдат и офицеров.

«Лекции» Рабиновича, как это ни странно, большинству слушателей понравились.
Обычно половина солдат на таких вот «занятиях» спала сидя. А тут все с интересом даже вслушивались в рассуждения рядового.
Были и такие, которые, подойдя к Рабиновичу после лекции, уважительно говорили: Ну, ты даёшь, Рабинович! Как замполит, только интересней! Ты где это всё вычитал, неужто в «Правде»?
И в «Правде», -- отвечал Рабинович, -- и в «Известиях» и в «спецлитературе»...
Нанагаев тихо бесился. Он посылает Рабиновича в который раз сортир чистить, а тот нахально заявляет ему, что как раз сегодня должен «в библиотеку де идти! К политинформации готовиться».
Раз Нанагаев даже приказал ему  прямо: А мне плевать на вашу библиотеку! Берите лом и лопату и марш  сортир чистить! Это приказ!»
Есть, товарищ старшина, -- ответил Рабинович.  Иду выполнять ваш приказ, но вы, пожалуйста, предупредите товарища замполита, что лекцию завтра проводить не смогу.
«А плевал я на вашего замполита, -- сорвался Нанагаев. – Выполняйте МОЙ приказ!
Через пять минут занятий высокоинтеллектуальным трудом по чистке батальонного сортира, (16 очков)  эта полезная и плодотворная деятельность Рабиновича была грубо и бесцеремонно прервана.
К сортиру бегом мчался Нанагаев, а за ним, грозно нахмурившись, шёл майор Рева.
Рабинович, -- запыхавшись, дрожащим голосом пролепетал Нанагаев,  -- приказ отменяю.
Ид-и-те готовиться в библиотеку!
И, повернувшись к надвигающемуся майору, отрапортовал:
Ваше приказание выполнено, товарищ майор!
Не обращая на него внимания, Рева подошёл к Рабиновичу:
Борис Ильич, -- сказал он демонстративно обращаясь к рядовому не по уставу, -- помойтесь и идите в библиотеку.
А вы старшина, сами устав почитайте. Поучите и о выполнении моего приказа потом доложите! Предупреждаю, буду проверять!
Есть, товарищ майор, -- заплетающимся языком прошептал Нананагаев, бросив ненавидящий взгляд на скромно потупившегося Рабиновича.
(Подчинённым не следует присутствовать при разбирательствах командного состава.) 
С той поры батальон разделился на две неравные части.
Большая часть, особенно «молодые» и «старики» возненавидели Рабиновича ещё пуще, но, в соответствии с высказыванием римского императора Калигулы («сапожка» в переводе с латыни): Пусть ненавидят и пусть боятся!  Ненавидели и боялись.
Другая, меньшая часть, обычно молчаливая и затравленная, прониклись уважением и симпатией к Рабиновичу, сумевшему, как было видно, противостоять и старшине, и сержантам и даже «старикам»!. То, что они, это забитое меньшинство, даже представить себе не могли!

Для некоторых «зелёных» Рабинович стал авторитетом и в других делах, с идеологией несвязанных.
Солдат-узбек Рахимбаев как-то подошёл к нему:
Слушай, Рабинович, помоги мне. Вот, видишь, ремешок от моих часов частью обломался. А часы от моего отца, семейные. Теперь петелька всё время сползает и часы могут с руки упасть, даже не замечу. Что делать?
Рабинович взял часы. Рассмотрел и посоветовал.
Сделай в петельке сверху такую же дырочку, она будет тогда зацепляться за остаток ремешка и держать крепко будет.
В петельке – дырочку? – Страшно удивился Рахимбаев, -- и что, гвоздик вставлять?
Никаких гвоздиков!. Нажми сверху шилом, дырочка петельке станет конусом и им будет цепляться за оставшуюся дырочку в ремешке. Вот и всё.
Рахимбаев недоверчиво последовал совету, и проносил часы до конца службы. Ни разу не упали с руки.

Страх перед щупленьким новичком, «зелёным», был не только из-за чтения им политинформаций. Особое впечатление производила на всех МАНЕРА изложения Рабиновичем материала.
Вместо обычной стопки газет, выдержки из которой зачитывал замполит, Рабинович клал листочек из тетради, с несколькими написанными предложениями --  основными темами. Всё остальное он не читал, а произносил так, как будто заучил материалы наизусть.
И самое странное и тревожащее: он говорил свободно, уверенно совсем не то, что было написано в передовицах и статьях. «Нёс отсебятину», на грани ереси!
Но никогла этой грани не переступал.
У слушателей возникало впечатление, что он лично получает какие-то сведения от членов Политбюро и спокойно излагает их, не беспокоясь о последствиях. Солдаты, осмелев от таких «выходок», стали задавать ему вопросы, часто  тоже несколько «крамольные». Но Рабинович не заминался, не начинал заикаться или  мямлить что-то, пересыпая речь цитатами из передовицы, а отвечал всегда смело и уверенно.
Как-то один относительно грамотный сержант спросил Рабиновича, явно «с подковыркой»:
Вот, Рабинович, рассказываете вы о политических новостях и их анализе, а я вот, тоже «Правду» прочитал. Там в передовице нет такого!
Зал одобрительно захмыкал.
Рабинович снисходительно усмехнулся:
А «Красную Звезду», товарищ сержант, вы тоже прочитали?
Сержант растерялся.
Даааа, -- протянул он и все поняли, что глупо врёт.
Так вот, -- продолжил Раинович, -- и в «Красной Звезде» вы ведь тоже такого не обнаружили, верно?  Вы, товарищ сержант задали очень правильный вопрос! Отличный вопрос! Я как раз собирался сам поговорить на эту тему. Вопрос ваш очень своевременный.
Всё верно, я говорю о вещах, которых НЕТ ни в «Правде», ни в «Красной звезде», ни в любых других газетах.
Товарищи, мы живём  в мире, расколотом на несколько лагерей. Мир социализма, мир капитализма и так называемые «неприсоединившиеся страны».
Вам, посящённым в военные секреты нашей армии, ведь и в голову не придёт болтать об этом на каждом углу или даже писать об этих тайнах родным.
Так вот, в жизни нашего государства бывают события и происшествия, о которых советские люди, патриоты Советского Союза, знать должны, а врагам нашим – не следует!
Согласны?!
Поэтому МЫ НЕ МОЖЕМ обо всём писать в открытой нашей печати! Её читают и внимательно изучают не только друзья наши, но и враги, которые как раз и ищут в ней «информацию», порочащую наш строй.
Поэтому и многие сведения, которые имеют право знать советские люди, в газетах, тем не менее, публиковать не следует!
Вот почему я рассказываею вам о вещах, которых в нашей демократической печати     нет, как правильно заметил товарищ сержант.
Ещё раз, благодарю за напоминание!

Этот ответ Рабиновича тоже породил  в умах смятение.
За ним чудилась какая-то СИЛА!

Во всю шли военные действия на границе с Китаем.  Солдаты знали об этом и напряжённо следили за событиями. Наконец, один не выдержал, дерзнул задать Рабиновичу вопрос, который у всех висел на языке:
Рабинович, вот вы рассказывали о вооружённых конфликтах на советско-китайской границе. Очень серьёзных... Так что, будет ВОЙНА с Китаем?
В зале после вопроса этого повисло тяжкое молчание. Замполит досадливо заёрзал.
«Вот, переусердствовал я, -- подумал он. --  Ну, что может Рабинович ответить, когда мы, старшие офицеры, ничего не знаем и указаний не получаем. Влип и я, и он!»
Рабиновича же вопрос этот нисколько не озадачил и не смутил
Нет! – твёрдо ответил он. – Не будет!  По залу пролетел вздох облегчения.
Солдаты поверили!!!.
Отвечаю ПОЧЕМУ, -- продолжил Рабинович.
Согласно теории марксизма, между двумя  социалистическими странами могут быть противоречия! Но никогда эти противоречия не перерастут в антагонистические, в частности, в войну! А Китай, несмотря на авантюризм его нынешних руководителей, остаётся страной СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ. Частная собстевнность на средства производства не восстановлена! Они, правители эти, опираются на послушную им армию. Но, как остроумно сказал президент Франции, генерал Де-Голль:
На штыки можно опираться, но на них нельзя сидеть!
Смех в зале.
Значит войны между нами не будет! Да и авантюры нынешних правителей Китая, полагаю, скоро прекратятся!
Ибо, как опять верно сказал немецкий политик и военный деятель  прошлого века Клаузевиц:
Война – это продолжение политики другими, вооружёнными, средствами.
А политика социалистического государства диктуется его социальным строем.
Нет в стране социализма классов, заинтересованных в войне! 
Войны не будет!

Впервые в истории политинформаций в батальоне после этого ответа раздались аплодисменты.

Встал с места майор Рева.
Я хочу отметить, товарищи бойцы, что рядовой Рабинович совершенно верно, по- марксистски, оценил и проанализировал данный вопрос и нашёл по-настоящему точный политический ответ! Выношу вам, ряловой, благодарность!
Служу Советсткому Союзу! – чётко отрапортовал Рабинович.

После этого события «старики» собрались в каптёрке и тихо обсуждали его, силясь понять, откуда в маленьком хилом Рабиновиче, еврейчике, как они между собой его называли, такая сила и уверенность.
Мож он стукач? -- Спросил один.
Да нет, -- отбросил предположения Нанагаев, -- сам, что ли не понимаешь? Стукач сам в доверие втирался бы, заискивал бы, слушал да записывал. А потом бежал бы стучать в «отдел». А этот жи.. еврейчик ведёт себя с нами, со старшиной, с сержантами,  да всеми вами, «стариками», прямо нагло. Нет! Стукач так себя вести не станет. Ему наоборот, в доверие втереться надо... А Рабинович  –  как вроде  он майор, не ниже! Нахальный тип!
Один из стариков, слывший наиболее опытным и умным, до призыва работавший в угрозыске, сказал задумчиво: РУКА у него гдейто есть. В штабе полка может, или где повыше! Смотрите, как замполит перед ним заискивает, я смотрел на него вот когда какой-то обалдуй вопрос этот задал, про войну. Так Рева аж побелел и даже кулаки стиснул. Я рядом сидел и посматривал на него. А Рабиновичу – как с гуся вода, хоть бы что. Не запнулся даже.
Во, во, -- сказал пьяница Герасимов, -- жид не из трусливых.
Ты, Герасимов, не называй его так, -- глянув на дверь, сказал укоризненно Нанагаев. -- Ещё услышит кто... Потом не оберёшься...
Ну, яврей этот, --неохотно согласился Герасимов. --  С неделю тому, помните, сидит этот ж... яврей на батарее в казарме, книжку обычную свою читает, помните.
Вот ты, Нанагаев его и спросил, почему мол, на батарее сидит? Помнишь?
Он и отвечает: Согреваюсь, товарищ старшина, С артерями, де кровь согретая от зада низ согревает, в с венами, де, верх!
Ну помню, так что?
Не было в его ответе ничего такого, к чему придраться можно.
А было вот что! Дальше! Я это как услышал, так на всю казарму ему влепил:
Ты, Рабинович, -- говорю ему, -- ... (три буквы) на батарею положи, согреешься лучше...
А он, гад, мне что врезал: Я, грит, Герасимов, не могу это сделать! На тебя я «кладу» ...
Тут я не выдержал, пошёл к нему, вот, думаю, кааак ДАМ ему по мозгам, все лекции его вышибу...
А он даже не встал, гад,  и тихо мне говорит: Ты что, Герасимов, нож в брюхо захотел? Жить надоело?
Ну я и отошёл от него! Он же псих! УРКА он!  Может зарезать! А мне через полгода – дембель!
Надо бы всё-таки дать ему присягу*, сбить спесь с него!  «Старикам» хамит, уважения не проявляет... Я бы сам ему влепил под число под первое...--  сказал мечтательно сержант Варава.

* «Дать присягу» -- на спящего «провинившегося» ночью накидывают одеяло, так что он ничего не видит. Скрученного по рукам и ногам относят в каптёрку, там снимают штаны и по голому заду бьют:
Присяга первой степени -- толстой алюминиевой ложкой назначенное  «Ареопагом» «стариков» количество ударов
Присяга второй степени:-- бьют по тому же месту алюминиевой или, лучше, эмалированной кружкой, дном её, желательно с отщепившейся эмалью и с оттяжкой.
Присяга третьей степени – по означенному провинившемуся заду бьют сапогом, его каблуком,  взяв оный за носок и тоже с оттяжкой.
В роте, где служил Рабинович, был один «молодой», (то есть солдат второго года службы) свинарь, Рубель, здоровый мужик. Ответил что-то непочтительно «старику».
За что и был незамедлительно, той же ночью, предан «даче присяги» второй степени. Недели две после экзекуции ходил осторожно расставив ноги, как будто проскакал на крутобоком коне сотни две километров. Или, что более вероятно, «в штаны наложил». И тихо, да боже упаси, чтобы не услышали офицеры, жаловался, что даже «оправляться» страшно больно. Хоть в сортир не ходи, а ведь надо ж!
 
Дурак ты, Варава. – снисходительно процедил старший сержант Валиков,  командир взвода, в котором числился Рабинович. -- Герасимов частично прав – псих он, этот яврей, Зарежет той же ночью всех нас!  Он мне сам как-то в «душевной беседе» признался. Когда ещё новичком у нас был. Я его вроде как «друг» на откровенность вытянул. Мол, тары-бары, что на душе есть? Он тогда мне и открыл: Мол, если только попробуют дать присягу,  зарежет всех! Той же ночью. Бритвой, ножом дневального, взломает стойку с карабинами и штыком порешит всех. Бешеный! Я ему говорю: Тебя же к стенке поставят за это. А он  -- «А мне, -- говорит, -- безразлично! Я свою честь отстоял. Отомстил мрази!» 
Да и Нанагаев прав, СТОИТ ЗА НИМ КТО-ТО!

На том и порешили: Гада не трогать и не связываться с ним. В случае чего, делать вид, что ничего не заметили!
 

Сдружившись с Борисом, я несколькими годами после окончания службы, спросил у него, была ли у него действительно «рука где-то в верхах»?
Какая рука, Эрнст, -- рассмеялся Борис, -- ты же знаешь: Папа погиб на фронте, мама – простой бухгалтер, никаких привилегированных номенклатурных родственников и друзей не было. Я должен был защищать себя сам, полагаться только на себя.
Физически я (для своего роста и веса) –не слабый, но где мне справиться с такими бугаями? Да ещё учитывая мой вспыльчивый и непокладистый характер...
Моё единственное реальное  оружие – был мой язык. Вот и защищался, вынуждено.
Не дал им сломать себя. Выжить в таких условиях можно, если основная цель – выжить любой ценой.
А передо мной стояла задача: Выжить НЕ любой ценой! Сохранить честь, собственное достоинство -- вот что важно.  Как ни странно, именно моя внутренняя решимость -- ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ не дать себя сломать,  даже ценой жизни,  --  как раз помогла мне  выжить, и выжить достойно!