Кокжал барак пьеса

КОКЖАЛ БАРАК
(историческая драма)






Действующие лица
Барак – султан, по прозвищу Кокжал (Седогривый)
Айтпай – его телохранитель
Бердибек – старший туленгут
Умурзак – родовой старшина
Церен Дондук – калмыцкий контайша
Баймурат – бай-барымтач
Айсулу – пленная девушка
Жамал, Сауле – рабыни Барака
Карабатыр -
Тевелбай - баи, аульные старшины
Сырлыбай –
Старик, башкирец; туленгуты,
сарбазы, бахсы

Действие происходит в 1730-е годы, в окрестностях ставки Абылкаира, хана Младшего жуза.


















ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Просцениум. На втором плане – расписной тонкий занавес, на нем  изображена группа: хан Абылкаир, российский посол Тевкелев, ханша Бопай, аксакал-акын, баи, воины, чабаны. Шесть мест среди родовых старшин пустуют. Все слушают песню акына.
АКЫН (поет)
 Вот славный Барак-султан.
На древке его жолау – имя Чингисхана.
Он всем хвалится – мол, предок мой Тогымшигай,
А у Абылкаира – Бюля-Кой.
Имя предка красит, когда сам человек хорош.
Но говорят, что и гордый арыстан
Раз в жизни шакала может родить.
Стаю барымтачей бесстыжих собрав,
Он отнимает скот у слабых.
Теперь же в жадности и злобе своей
За подарки жалкие врагов
Свой род и Орду всю джунгарам он продает.
И шакал без стаи за добычей не идет.
В стае же Барака его друг Баймурат,
Почтенный Сырлыбай, Тевелбай и другие.
Или забыли они про отцов своих и братьев,
Которые в битве с джунгарами
головы свои сложили?
Не от стрелы ли, ялом поенной джунгарской.
Отец Бабибая, Жетписпай, нар могучий, погиб?
Кровь отца зовет сына к мести,
Он же пятки лижет убийцам отца!
Входят султан Барак, бай-барымтач Баймурат, родовые старшины Умурзак, Тевелбай, Сырлыбай, Карабатыр, за ними телохранитель Барака Айтпай, коновод Бердибек.
БАЙМУРАТ: Нечего нам делать на этом русском тое. И что это за баурсаки у них, ненормальные какие-то. Зачем-то в виде лепешек.
СЫРЛЫБАЙ: (ехидно) Что ж ты лопал: Прямо слышно было треск за ушами. Смотри, аллах накажет за то, что ел пищу неверных.
Все хохочут. Один Барак злобно насуплен.
БАЙМУРАТ: Еда тут ни при чем, она веры не имеет. Раз ты гость – ешь то, что дают.
БАРАК: Растрещались, как сороки над падалью! Нашли, о чем говорить! Вы бы послушали, что поет этот продажный акын!
ТЕВЕЛБАЙ: (видно, что рад передышке, присаживается, отдувается) Послушаем! Э-э, да он повторяет свою песню!
Издалека слышится песня
Кокжал молчит. Все гомонят.
ВСЕ: Он лжет! Он лжет, этот старик, прихвостень Абылкаира!
БАРАК: (перекрывая гомон): Уа! Вы давали клятвы мне?
ВСЕ: Давали, Кокжал, давали!
БАРАК: Так смотрите же! Нарушите – каждому печенку выну, кишки выпущу! (выхватывает нож и проделывает в воздухе перед носом у каждого угрожающие фехтовальные движения. Союзники прикрываются кто чем). Пошли! К вечеру жду вас в моем урочище.
Все уходят, наперебой обсуждая события дня. Звучит музыка, вводящая в мир предстоящего действия  – прелюдия, в которой и раздумье, и волнение, и тревога, и предчувствие радости и горести. После ухода Барака и его союзников прибавляется свет, расписной занавес второго плана поднимается, открывая сцену. На заднике изображена степная панорама: сопки с сигнальными кострами, уходящий вдаль простор, по которому разбросаны юрты, скачут всадники, бредут люди, сражаются группы воинов. На втором плане – камень-возвышение, на нем кресло-орындык, похожее на трон, сбоку укреплен шест с жолау- знаменем Барака Кокжала. Сбоку, около уступа, переходящего в изображение сопки, на заднем плане походный шатер. Входят Айтпай, Бердибек; за ними гремя утварью,  - туленгуты.
АЙТПАЙ: Бердибек, займи свое место на сопке! Крути башкой во все стороны, кругом поглядывай! (Бердибек молча лезет по уступу возле шатра, найдя свисающую веревку) Вы двое – установите очаг и казан,! Живо, вертитесь волчками. Вы двое – за жеребятами и баранами. Пошевеливайтесь, сейчас придет наш Кокжал Барак.
1-й ТУЛЕНГУТ (несмело): Агай, а где… а как…
2-й ТУЛЕНГУТ: А где наша едовая скотина?
 АЙТПАЙ: Вас что, камчой поучить? (показывает плеткой на задник) Вон ее сколько, лови – не хочу, серая, пегая, черная, рябая, жирная и тощая.. Вся наша.
2-й ТУЛЕНГУТ: Ой-бай! Там же пастухи, шаруа! Поймают, всем аулом поколотят!
АЙТПАЙ: Пусть лучше они поколотят, чем я тебя запорю! На ленточки твою шкуру пущу!
1-й ТУЛЕНГУТ: Эй, Пшенбай, пошли! Забыл, как в прошлый раз?
2-й ТУЛЕНГУТ: Ой, и правда, пошли. Тесь-тесь-тесь!
Оба исчезают. Другие двое усердно возятся с очагом.
3-й ТУЛЕНГУТ: Аруах, помогай нам! Мы вроде бы здесь уже были!
4-й ТУЛЕНГУТ: Откуда ты знаешь? Я не помню.
3-й ТУЛЕНГУТ: Куда тебе помнить? После того, как тебе в новолуние палкой по башке треснули…
4-й ТУЛЕНГУТ: Кто палкой треснул?
3-й ТУЛЕНГУТ: Эй, ты не забыл, как тебя зовут?
4-й ТУЛЕНГУТ: А как меня зовут? Подожди… Как будто Тумаркул. Да точно, Тумаркул. (Потирает ушибленное место на голове.) Вот проклятый бай. Это он меня стукнул. Вот гад! Разорался, размахался. А вот из-за чего он так разошелся?
3-й ТУЛЕНГУТ:  Про это лучше не вспоминать. Меньше болтаешь – лучше спишь. (Около них появляется Айтпай).
4-й ТУЛЕНГУТ: А я вспомнил. Мы какую-то девку из юрты вытаскивали. Вот ее он никак отдавать не хотел. Проклятый бай, смотри, какую шишку мне набил!
3-й ТУЛЕНГУТ: Это не бай, а тоже султан, знатный, большой человек.
АЙТПАЙ: У нас с вами только один большой человек и знатный султан – Кокжал Барак! Все остальные перед ним – ничтожные сморчки. А вы, щеглы, рты на замок и шустрей, шустрей!
Из-за кулис выглядывают Сауле и Жамал, зовут Айтпая. Он идет к ним и помогает выволочь из-за кулис девушку и затолкать ее в шатер. Сауле и Жамал скрываются за ней, изнутри застегивают полы шатра. Туленгуты бросили работу и, разинув рты, смотрят во все глаза.
АЙТПАЙ: (поворачиваясь к ним и вертя камчой) А вы все возитесь, бездельники! И когда только я вас научу! (Двое других туленгутов втаскивают две-три небольшие туши) Все, все, вешайте казан, кладите мясо вариться! Скоро придет Кокжал Барак, он сегодня гостей ждет. (Переходит к подножию сопки) Эй, Бердибек, ты не заснул там?
БЕРДИБЕК: (сверху): Нет, нет, агатай! Смотрю везде!
АЙТПАЙ: Ну хоть один молодец! Будет кому передать эту шайку разгильдяев! Вот уж эти мне сопки! Ты как туда залез, Бердибек?
БЕРДИБЕК: А вон тропка, по ней надо лезть. Я тебе лучше аркан сброшу!
Сверху падает аркан, Айтпай цепляясь за веревку,
взбирается на уступ и скрывается.
1-й ТУЛЕНГУТ: Эти паршивые шаруа опять прячут скот от нас!
2-й ТУЛЕНГУТ: Куда они от нас денутся? Имя Кокжала Барака лучше и сильнее любой пайцзы. Только назови – все сами отдадут!
3-й ТУЛЕНГУТ: (плюхается на землю возле очага) Да, вот настоящий хан для всех казахов! Ну вот, и починили наш очаг!
2-й ТУЛЕНГУТ: И кто же тут прошел? Развалили камни, кости разбросали.
4-й ТУЛЕНГУТ: Хорошо! Сейчас мясо сварится, наедимся!
2-й ТУЛЕНГУТ: Тебе бы только пожрать! Я говорю, кто-то тут останавливался. Наверно, джунгары с Волги.
4-й ТУЛЕНГУТ: Дались тебе эти джунгары! Наш Кокжал Барак с ними дружит, и нам незачем об этом думать. Наше дело – выполнять его приказания, и нет другой радости, чем хорошая еда и крепкий сон!
3-й ТУЛЕНГУТ: Да уж, любишь ты поесть! Для тебя казан с мясом лучше молодой жены!
4-й ТУЛЕНГУТ: Но ведь и правда нет ничего лучше – ясное небо, тихий вечер, как сейчас, вольный разговор под кумыс и жеребятину!
1-й ТУЛЕНГУТ: Тамыр, ты забываешь о главном – мы еще должны делать для Барака будущих воинов и чабанов.
4-й ТУЛЕНГУТ: Это всегда успеется. Сколько уже их по разным аулам бегает после наших набегов. Эх, и хороши молодые жены у старых баев! Сами просятся, успевай только отряхиваться.
Хохочут и разом смолкают – выходит Барак.
С сопки по веревке спускается Айтпай.
ЙТПАЙ: Мырза, сюда идут люди, их много.
БАРАК: Кто такие, откуда идут?
АЙТПАЙ: Кто такие – пока непонятно. Идут со стороны Среднего жуза, пешком, без оружия. Мужчины, женщины, старики, дети.
БАРАК: Пригоните сюда троих. Остальные пусть постоят на тропе. (Усаживается на свой орындык, увенчанный ханским знаменем)
Туленгуты уходят, возвращается один Айтпай
и ведет, подгоняя, старика и двух парней.
БАРАК: (брезгливо) Не так близко, от них падалью несет. Кто такие, откуда?
СТАРИК: (опираясь на посох, стоит, как тренога) Мы из рода Караул Среднего жуза. Мы тебя знаем, грозный султан, ты Кокжал Барак, о тебе слух разнесся по всей степи. Захочешь – окажешь милость, захочешь – бросишь под небом с проломленными головами. Люди говорят, ты мечтаешь стать единовластным ханом всех казахов, объединить все жузы, каракалпаков и кыргызов (показывает дрожащим пальцем на жолау возле орындыка).
БАРАК: Тебе что до этого, худородный? Да, я самый старший среди живущих в степи чингизидов, первый в роду, и я вправе стать единственным ханом казахов, каракалпаков и кыргызов. Все они меня признают. Но не тебе об этом толковать и не с тобой это обсуждать.
СТАРИК: Ты прав, ага-султан. Мы все живем так, как того хочет аллах. Одни работают, выпасая скот, другие воюют, третьи торгуют. Так повелели наши предки-аруахи.
БАРАК: (впадая в роль и подражая хивинскому хану) Хорошо, аксакал, говоришь, мне такие речи нравятся. Продолжай.
СТАРИК: Но даже Великий Тенгри не хочет, чтобы горели юрты, гибли люди, а их достояние грабили злые враги-джунгары.
БАРАК: (все также в образе великого хана) Уа, аксакал, и этом ты прав. Не ты говоришь – само небо эти слова на твой язык кладет.
СТАРИК (показывает посохом на задник): Наши аулы разорены и разграблены, джайляу в руках джунгар, род Караул угасает – от него осталось всего пятьсот человек.
БАРАК (выходит из образа грозного хана, предчувствуя, что у него начнут чего-нибудь просить): И куда вы бредете? Вам тут, что ли, меда с баурсаками припасли? Что же ваш хан Семеке  не защитил вас?
СТАРИК: Нашему Семеке сейчас наплевать на сородичей. Он сам от джунгар спасается, боится звона их сабель и выстрелов их зембиреков. У хана Жолбарыса мы уже были, он от нас отмахнулся. Мы теперь, что сухой курай, который от корня оторвался. Куда ветер прибьет, там и останемся. Примешь ли ты нас под свою сильную руку, Кокжал Барак? Или нам попроситься к Абылкаиру.
АЙТПАЙ: Все вы вот так, худородные – вечно хозяев меняете. Чуть что, стал слабее покровитель – и вы ищете нового хозяина, посильнее как собаки приблудные.
СТАРИК: Ты напрасно нас обижаешь. Род Караул – не самый захудалый в Сары-Арке. Он принял на себя самые жестокие удары судьбы, оказавшись на пути злых врагов. Не наша в том вина, что лучшие наши батыры сложили головы в боях, чтобы другие могли спастись, откочевать на север и запад. И мы хотим мирно жить, пасти скот и растить наших детей.
АЙТПАЙ: Да на что вы годитесь, оборванцы, - нищие, тощие (издевательски хохочет)
СТАРИК: Ты не смотри, что мы отощали – уже месяц у нас нет еды, едим коренья и съедобную траву. Вот мой сын – он настоящий палуан, даже сейчас может поднять большой камень или коня-четырехлетку.
БАРАК:  (Айтпаю) Замолчи. Айтпай. (Старику) Сейчас твой сын ни на что не годен, он даже сабу с водой не поднимет. Таких парней, как он, я оставил бы у себя. Но кто вас знает – вдруг вы переметнетесь к Абылкаиру.
СТАРИК: Ты сильный, славный ага-султан, Кокжал Барак. Но люди в степи многое говорят…
БАРАК: Продолжай, продолжай, старик!
АЙТПАЙ: Смотри, старик, сболтнешь лишнее – моя камча прогуляется по твоей спине.
БАРАК: (жестом останавливая Айтпая) Ты думаешь, что в Младшем жузе вас ждут с объятиями и для вас уже готовы райские пастбища?
СТАРИК: Кому ж не хочется лучшей жизни! Но в угоду шайтану так получается – одни трудятся всю жизнь, наживают достаток, а другие являются с оружием, убивают и отнимают нажитое… Днем джунгары, а по ночам свои же барымтачи. Прояви великодушие, Кокжал Барак! Покорми детей и жигитов! Без них угаснет род Караул! Женщины и старики потерпят!
БАРАК: Гони их всех в шею, всех до единого! Мне дармоеды не нужны. Не разоренных содержать, а от разоренья спасать я должен.
Айтпай свистом вызывает туленгутов, и те гурьбой налетают на старика и его сыновей. Парни пытаются защитить отца, прикрывают его со всех сторон, отбиваются голыми руками и отступают за кулисы. С вершины сопки подает голос Бердибек.
БЕРДИБЕК: Агатай, сюда чужие жигиты скачут!
АЙТПАЙ: (туленгутам) Бегом, задержите и приведите их сюда!
БАРАК:  (встает со своего орындыка) Давай-ка, Айтпай, разомнемся немного на дубинках. Шума нет, значит, кто-то из наших.
Барак и Айтпай фехтуют на дубинках. Немного погодя выходит Умурзак в сопровождении своих и кокжаловских туленгутов.
УМУРЗАК: (немного важничая) Аман сау, кушты батыр Кокжал Барак!
Барак салютует ему дубинкой между выпадами. Умурзак зажигается азартом, берет дубинку у своего туленгута и подстраивается с фехтующим. Оттеснив Айтпая, он выталкивает его и продолжает тренировочный бой с Кокжалом. Поединок заканчивается на попытке Барака обеими руками пережать руку Умурзака. Партнеры расходятся в стороны, и им подают полотенца-орамалы, чтобы утереться.
БАРАК: Ну, и силен ты, Умеке! Недаром ты глава рода Байулы!
УМУРЗАК: Скажи лучше – недаром все лучшие воины и телохранители из рода Байулы! Военное дело – главное ремесло в нашем роду, оно всегда нас кормило. Это тебе лучше всех известно, ведь ты единственный наследник ханской власти, лучше всех знающий родословие всех казахов.
БАРАК: Хорошо сказано, бай-еке! Но лучше этого то, что ты не пошел на поводу у Абылкаира и его русского гостя – хабаргера.
УМУРЗАК: Кокжал, очень немногие умные люди говорят, что дело не в Абылкаире и хабаргере, а в тех, кто за их спиной. Я склонен сегодня верить им больше.
БАРАК:  (вспыхивая) Это кто же?
УМУРЗАК: Не горячись, Кокжал, один из них – акын Кабике. Тот, что пел о тебе…
БАРАК: Слышал. Ничего, я в долгу не останусь. Для него у меня отдельный нож найдется.
УМУРЗАК: Кокжал, побойся аллаха! Он тебя еще пощадил.
БАРАК: Умеке, не пойму я тебя. Ты что, решил хозяина сменить?
УМУРЗАК: (резко) Барак Кокжал, ты стал заговариваться! Я сам себе хозяин, и тебе я никакой клятвы не давал. Признаю, что у тебя есть право на ханскую власть. Но если все казахи захотят тебя избрать, я выкрикну вместе со всеми. Поостынь, не время ссориться.
БАРАК (с трудом сдержав себя):  Умеке, не ожидал я от тебя такого… (поискав слово в уме, не нашел и махнул рукой). Аруахи тебя вразумят, и мы еще повоюем со всеми, кто зарится на наши жайляу – и джунгарами, и китайцами, и русскими.
УМУРЗАК: Повоюем говоришь… Не знаю, кто больше зарится на Казахию. Похоже, что русских меньше всего интересуют наши пастбища. Они ищут пути к золоту и железу. А нам торговать надо. Джунгары же все пути купцам перекрыли. Не у кого иголку и холст на рубашку купить. Ханы да султаны у меня наперебой туленгутов требуют, а одеть их не на что.
БАРАК (поостыв, но все еще не доверяя): Какие мелочи тебя беспокоят, Умеке! (С пафосом) Переходи под мой жолау, поднимем всех казахов на борьбу с джунгарами, перекроем китайскую границу, а русским запретим селиться вдоль наших рек.
Подает знак туленгутам, они обслуживают собеседников – наливают кумыс, ставят и убирают блюдо с мясом и баурсаками.
УМУРЗАК: С чем воевать собираешься? Соилы, шокпары, да луки со стрелами против русских ружей и пушек. Даже у джунгар медные пушки-зембиреки появились. Ну, отогнали Церен Рабдана на Анракае, и то потому, что за нашими спинами русские солдаты замаячили.
БАРАК: Так что же, сидеть, сложа руки, позволить Абылкаиру стать единовластным ханом?
УМУРЗАК: Можно подумать, что никто из вас четверых не хочет стать единым ханом! Пока вы власть делите, казахи выбирают того из вас, кто помогает обрести мир и покой!
БАРАК: Ничего, скоро вы меня ханом выкрикнете. Все вам будет – и защита от джунгар, и свободные дороги для купцов. Дайте только отряды собрать изо всех родов.
УМУРЗАК: Что ж ты вместе со всеми на курултае громче всех имя Абылкаира выкрикивал?
БАРАК: Мы все рассчитывали, что он проиграет сражение на Анракае, и его сместят. Так я же сам, своими руками помог ему выиграть.
УМУРЗАК: Вот тут ты действительно превзошел себя – не для себя, для народа старался.
БАРАК (удивленно): Уа! Умеке, у тебя не только твердая рука, но и ясный ум! А мне это как-то в голову не приходило… Подожди, но я ведь действительно хотел показать в бою, кто настоящий хан – я или Абылкаир.
УМУРЗАК: А мне показалось что другое, более существенное, понял… Да, кстати, Кокжал, не слышал ли чего о дочери моего брата? На прошлое новолуние, в глухую ночь напали на аул, скот угнали, девушку украли, брата убили.
БАРАК (отводя глаза): Ее, кажется, просватали за одного из сыновей Абылкаира?  (Отходит к своему шатру и как бы невзначай перекрывает вход) Теперь уже и не найти следов. Это скорее всего волжские джунгары, от Церен Дондука.
Умурзак замечает суетливость Барака, и меняется в лице.
УМУРЗАК: Хорошо, Кокжал. Если узнаешь что-нибудь, посылай ко мне гонца.
БАРАК (опять красуясь в наигранной позе великого хана): Конечно, Конечно, Умеке. Как только узнаю – так сразу пришлю. Не забудь всем передать, что Кокжал с гостями дружелюбен и любезен и что его не нужно опасаться.
Умурзак подает знак своим туленгутам,
они окружают его и все уходят.
БАРАК (расхаживая): Правильнее будет сказать – нужно опасаться. Ха-ха-ха! Пусть мое гостеприимство будет для вас, как костер для мотыльков. Ага, так вот чья это девка! Вот так, Умеке, ты в моих руках. Против близкого родича ты не пойдешь. С утра пригоним из ближнего аула ишана, чтобы то сказал брачную формулу. Уж тогда ты, Умурзак, как баранов, сам пригонишь ко мне все свои аулы. Айтпай, готово?
Айтпай показывается из-за шатра, отвечает жестами.
БАРАК: Вечно эти бабы копаются. Подождем еще немного. (Присаживается на камень-возвышение). Абылкаир, и эти недоноски Семеке и Жолбарыс – все метят в великие ханы. Ну конечно, и они тоже (иронически нараспев) чи-и-нги-зи-и-ды-ы! Чего доброго, еще и этот прожженный ворюга Баймурат полезет в ханы. У меня (начинает повышать голос, переходя на крик), у меня, у меня, у меня, только у меня есть права на титул великого хана всей Казахии! (Перебирается к подножию своего орындыка). Никому не отдам я эти права. Эта девка народит мне наследников, и больше не останется ни одного чингизида, который посмеет вякнуть о своих правах! (Усаживается на орындык и охватывает рукой древко своего знамени). Только я и мои сыновья, потомки великого хана Турсуна, главы всех казахов, каракалпаков и кыргызов, создадим сильное, могучее государство, не уступающее Кытаю и Ресею; они первые станут считаться со мной и попросятся ко мне в подданные. (Накаляется, снова кричит, до пены у рта. Айтпай появляется из-за шатра и вскакивает на возвышение рядом с орындыком, весь наготове).
БАРАК: Не их, а мои послы будут диктовать им волю! И все акыны Сары Арки будут петь мне восхваляющие песни, а родовые старшины и султаны будут драться за честь обнять мою ногу в сапоге!
Барак закатывает глаза и начинает дергаться в судорогах, валится с орындыка. Айтпай умело перехватывает его, садится ему на ноги, прижимает руки по швам, при этом как бы баюкает. Приступ проходит. Айтпай поднимает Барака, вытирает ему рот, усаживает.
БАРАК: Кто здесь? Куда меня затащили? Ты кто такой? Убери свои поганые мерзкие лапы! (Дрожит, цепляется за подлокотники орындыка)
АЙТПАЙ: Все-все-все, мы дома, возьми-ка!
БАРАК: Что ты мне даешь?
АЙТПАЙ: Сырое мясо.
БАРАК (мгновенно становится похож на волка, сопровождает действия рычанием): Давай сюда! (хватает мясо, спрыгивает с орындыка, пристраивается на краю камня-возвышения, рвет кусок зубами и пальцами).
Выбегают Сауле и Жамал – они убирают остатки угощения; туленгуты меняют содержимое казана и снова разводят огонь. Все смотрят в сторону, стараются не замечать Барака. Всем не по себе, хотя видят приступы не в первый раз. Барак приходи в себя, и все исчезают. Он поводит глазами, трясет головой.
АЙТПАЙ (осторожно-укоризненно): Султан, ты опять пробовал русский прозрачный кумыс? Тебе же нельзя! Скоро Баймурат появится – мимо нашей сопки пробежала свора его гончих собак.
БАРАК: Айтпай, налей мне кислой сурпы из русского хлеба. Квас называется. Мне легче станет.
АЙТПАЙ: Русских ругаешь, а сам уже и пьешь, и ешь потихоньку по-ихнему… Скоро одеваться начнешь, как русский хабаргер.
БАРАК: Надо будет – и оденусь. Помалкивай, не твоего ума дело. Говоришь, баймуратовские гончие пробежали? Хорошо! Значит, чей-то табун загнали. Выменяем у Церен Дондука сабли и кинжалы, хватит палками отмахиваться. А что до русских – сами они нам тут не нужны, а поучиться многому надо. Я не стану за спиной сговариваться, я прямо к их царице поеду.
Из шатра выходят женщины. Потупившись,
останавливаются недалеко от Барака.
ЖАМАЛ: Мырза, девушка готова!
САУЛЕ: Она такая красивая, мырза!
БАРАК: Идите, нажарьте побольше баурсаков. Еще много будет гостей.
Женщины уходят за кулисы. Барак скрывается в шатре. Шум, возня, девичья ругань. Барак пробкой вылетает из шатра.
БАРАК: Дрянь такая! Она меня ножом поцарапала! Дай орамал! (Айтпай подает. Барак зажимает порез на шее). Э-э, да это не простая царапина! (С невольным восхищением) Эти баулы даже девчонок учат военному делу! Настоящая ханша из нее получится! Ладно, впереди ночь,  успеется еще с девками. Бердибек, там Баймурата не видно?
БЕРДИБЕК: Видно, мырза, видно! Кого-то на аркане волокут.
БАРАК: Молодец, барымтач! (Потирает руки) Хорошо, если сам русский посол ему попался. В его караване много богатой добычи! Ее на все хватит – и джунгарам их жадные глотки заткнуть, и родовых старшин купить, и китайцам дары послать… Э-э, нет, китайцам ничего не пошлю, они сразу посчитают, что я к ним в подданные записался.
Появляется Баймурат с туленгутами;на аркане тащат за собой связанного, одетого по-русски башкирца.
БАЙМУРАТ: Хороший подарок я тебе принес! Вот славная добыча!
БАРАК: (с насмешкой) Неужели самого русского хабаргера захватил?
БАЙМУРАТ: Жаль, но его нет в караване. Он в ставке Абылкаира прячется. Ничего, в следующий раз захватим. А это тот самый неверный, который в русскую веру, как и их посол, переметнулся.
Туленгуты  выталкивают башкирца на середину.
БАРАК: А-а, старый знакомый! Мы уже с тобой беседовали! Айтпай, неси плети! Теперь он у нас заговорит.
БАШКИРЕЦ: Не надо плети. Меня к тебе специально послали, да вот этот разбойник помешал.
БАЙМУРАТ: Я тебе покажу разбойника! (Хлещет пленника камчой) Я борюсь за свободу нашей Великой Степи!
БАШКИРЕЦ: Те, кто борются за свободу, из засады не нападают, а воюют рядом с Богенбаем-батыром.
БАРАК: Баймурат, погоди. Он оказывается что-то вроде хабаргера. Сейчас. (Усаживается на свой орындык, обхватывает древко своего знамени.) Ну, говори, говори, неверный пес.
БАШКИРЕЦ: Прямо скажу, скажу то, что велел мой господин русский посол: его госпоже все равно, кто из вас хан. Хоть сразу все будьте ханами. Через своего посла она предлагает всем тишину, покой, мирную торговлю и защиту от джунгар.
БАРАК: Это все речи хитрой лисы. Дай ей только лапу в юрту просунуть, потом она вся внутрь влезет и хозяев на улицу выгонит.
БАШКИРЕЦ: Будет так, как сейчас установилось на Иртыше и Ишиме – солдаты стоят в крепостях, купцы ездят с товарами, а казахи спокойно кочуют там, где всегда кочевали. А тебе, Кокжал Барак, она подарит еще семь таких орындыков.
БАРАК: (растерялся) Это еще зачем?
БАШКИРЕЦ: А чтобы ты расставил их по всем сторонам света и целый день пересаживался, пока не наиграешься в великого хана.
БАРАК: Ты еще будешь насмехаться, паршивый пес! Жигиты, всыпьте ему плетей и покрепче! \
Айтпай и пара туленгутов бьют башкирца нагайками
БАШКИРЕЦ: Хорошо! Казахи до смерти не порют!
БАРАК: Достаточно с него! Дайте ему мяса и кумыса, пусть вспомнит настоящую еду, от которой его капыры отучили. (Башкирец пробует угощение). Говори, что там затевают Абылкаир и русский хабаргер!
БАЙМУРАТ: Ты что, жрать сюда пришел? Тебя угощают, чтобы ты всю правду сказал!
БАШКИРЕЦ: Меня угощают, как посла. Что надо было сказать, я сказал. Остального ничего не знаю, с послом никуда не ездил, ничего не видел и не слышал.
БАЙМУРАТ: Не ври! Ты у них большой человек!
БАШКИРЕЦ: Я все время в кухонной юрте сижу,  посольских разговоров не слышу. Что они, совсем дурачки, чтобы при всех о делах говорить?
БАРАК: Все, гоните его в шею. Передай этому Кутлумухаммеду – в степи нет веры тому, кто истинной вере изменил! Скажи ему – пусть обратно в свой Ресей едет, а то тоже наших плетей попробует.
Айтпай и туленгуты поднимают башкирца, который успел похватать с блюда все мясо и спрятать за пазухой, и провожают его пинками.
 БАЙМУРАТ: (валится на тюк войлока) Шайтан, шайтан, шайтан трижды их всех побери! Почти все мои лучшие жигиты перебиты и покалечены. И зачем ты послал меня к каравану русского посла!
БАРАК: Затем, чтобы ты посла захватил! А ты кого притащил? Башкирца-обжору. Вон, все блюдо обчистил. Сауле, Жамал! Несите еду! (Женщины быстро и молча меняют блюда на дастархане и исчезают) Садись, поедим. (Оба занимают места).
БАЙМУРАТ: (набивая рот) Своих туленгутов бережешь! Эх, Кокжал Барак, не друг ты мне! И зачем я с тобой связался!
БАРАК: Ишь, чего захотел! Я будущий великий хан, и ты мне служишь. Заслужишь – возвышу, султаном сделаю.
БАЙМУРАТ: Уже не хочу султаном быть. Старая песня! Сколько лет уже слышу – великий хан, великий хан, а сам, как волк, прячешься по урочищам. И где твои аулы, если ты родовой султан? Все на север подались.
БАРАК: Никуда они от меня не денутся. Зякет я с них уже собрал, в деньги обратил и в надежное место их спрятал. Жду я сегодня дорогого гостя – моего наставника из Хивы, он везет от хана план действий.
БАЙМУРАТ: Это для меня выше неба. Моей головы не хватит, чтобы твои замыслы понять. Но с хивинцами я встречался – с ними опасно иметь дело. Зазевался – и уже в колодках раба окажешься. Ты их лучше меня знаешь – вырос в Хиве. Хивинцам нет дела до нашей свободы.
БАРАК: Знаю я твою свободу. Стану великим ханом и в первую очередь на барымту запрет наложу. За Хиву не беспокойся. Ее дело маленькое – пусть только поможет всех этих слабовольных ханов одолеть. Хивинцы сами от кашкарлыков зависят, цепными псами служат.
БАЙМУРАТ: (наевшись) Вкусно готовят твои апатайки. Только у тебя и наедаюсь как следует. Наши вестники хорошо поработали. Почти во всех аулах Младшего жуза побывали, про русских наговорили много небылиц. Плетут все, что в голову приходит, всех запугивают.
БАРАК: И что это дает? Посмотри! (Показывает на задник, где стало больше юрт) Даже мой Айтпай знает, – а он в эти дела не суется, - сколько серых и белых юрт прибавилось в ставке Абылкаира.
БАЙМУРАТ: И сколько же?
БАРАК: Айтпай, скажи!
АЙТПАЙ: (со своего места возле шатра) Говорят, уже два тумена юрт.
БАРАК: Что еще говорят?
АЙТПАЙ: Казахи кочуют на Яик и дальше, на Итиль-Волгу, эти места Жер-Уюк стали называть.
БАРАК: Мне в Хиве нянька-рабыня, старая аргынка, рассказывала, что эти места – первая родина казахов.
 АЙТПАЙ: Люди еще поговорку оттуда принесли – лучше быть под русскими жить, чем под джунгарами помирать.
БЕРДИБЕК (сверху): Мырза, незнакомые люди скачут!
БАРАК: Наконец-то!  С утра жду.
Входит властный и высокомерный калмык, с ним двое телохранителей с обнаженными саблями и кинжалами.
БАРАК: (подавляя смущение) Кто вы такие! Уа, тоже дорогой гость, Церен-Дондук! Сам приехал! Видишь Баймурат? Так что не удивляйся, если к ночи сам хивинский хан пожалует.
ЦЕРЕН ДОНДУК: Твои разбойники, Баймурат, стали слишком нахальны, уже не разбирают, где простолюдин, а где контайша.
БАЙМУРАТ: А мы тут хозяева!
ЦЕРЕН ДОНДУК: Вы уже давно тут не хозяева, а уж ты тем более. И не влезай в разговор, когда есть люди познатней тебя. Барак, я проездом через твое урочище. Мы уходим совсем из Среднего Жуза к волжским джунгарам. Хивинцев не жди, их взяли в плен люди Коканда. О чем мы с тобой раньше договаривались – отложим. Прощай, я человека пришлю. (Уходит со своими людьми в другую кулису.)
БАРАК: Баймурат, Айтпай, все меняется. Набейте сумы едой, колчаны стрелами, едем немедленно к ставке Абылкаира, спрячемся неподалеку и… Попробуем, да поможет нам аллах.
Небольшая суета, сборы и все уходят. Антракт.

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Из шатра вылезают Жамал, Сауле и Айсулу. Старшие смеются, младшая сердится, иногда грозит им кулачком. Все идут к дастархану, садятся, начинают есть и пить.
АЙСУЛУ: Как вам не стыдно, тетеньки! Чему вы меня учите? Почему я должна прикасаться к чужому мужчине? Да еще старому? Мне еще рано об этом думать.
ЖАМАЛ: Нам когда-то тоже было рано, тоже было нельзя, да не спросили нас, украли и заставили служить султану Бараку.
САУЛЕ: А меня никто не украл. Я всегда была возле Барака.
ЖАМАЛ: Со мной было почти как с ней. Ночью напали на аул, разорили. За три дня до этого я дочку родила. Во время набега родителей убили, я потеряла сознание, ребенок мой потерялся в степи… (всхлипывает со стоном) 
САУЛЕ (наливает ей  кумыса в большой тастаган, украдкой подливает туда из русской бутылки-шкалика самогон) Выпей, подружка, легче станет.
ЖАМАЛ: Я что тебе, пьяница? Это ты привыкла – чуть что, и прикладываешься. Опять, наверно, нашла спрятанную веселую воду? Я тебя знаю… А-а-а, да простит аллах! (берет тастаган, машет рукой и пьет) Горемычные мы…
САУЛЕ: Ничего. Мы еще неплохо живем. А другие вон по степи шатаются голодные и оборванные.
АЙСУЛУ: Я все равно убегу! Лучше буду, как другие, лучше Абылкаиру поклонюсь, его жена не обидит. (Ест.)
ЖАМАЛ: Вот это правильно, ешь, ешь. Куда тебе бежать, кому ты, сирота, нужна, лучше я тебе матерью стану.
АЙСУЛУ: Не нужна мне никакая мать. Я своей никогда не видела.
Слышен голос Бердибека, он спускается с сопки и напевает.
САУЛЕ: Уа, что ты так кричишь, всех сурков разбудишь! Пойдем. Жамал, поспим немного. Бердибек за ней присмотрит.
ЖАМАЛ: Тебе только бы дрыхнуть.  Сейчас опять кто-нибудь нагрянет, опять надо готовить еду. Пошли тесто замешивать.
САУЛЕ: Опять это твое тесто. Мне твоя мука в нос лезет, я от нее чихаю. (Громко и трубно чихает) Видишь, даже сказать «мука» не могу. (Опять чихает).
ЖАМАЛ: Ничего, я тебе нос орамалом обмотаю, и мука не попадет.
САУЛЕ (чихает): Ой, да не говори ты это слово «мука»! (Опять чихает).
ЖАМАЛ: Ну, все, теперь до вечера будешь чихать. Пошли, тесь-тесь.
Обе уходят за кулисы. Бердибек спрыгивает с уступа сопки.
БЕРДИБЕК: (достает из-за шатра домбру, садится за дастархан) Здравствуй, карындасым, ты кто, из какого аула, рода?
АЙСУЛУ: (отчужденно) Тебе какое дело? Я теперь ничья. Была чья-то. Сам знаешь, как в степи относятся к украденным женщинам.
БЕРДИБЕК: Эй, такая красавица и сердитая. Как зовут тебя? Я Бердибек.
АЙСУЛУ: Я Айсулу. Вообще-то я чингизидка, выросла в ауле Умурзака. Мой предок Жангир-хан, а он древнее предков Барака. Кокжал давно за мной охотился.
БЕРДИБЕК: Он ведь хотел на хивинке жениться, гостей из Хивы ждал.
АЙСУЛУ: Ты глупый жигит, ты ничего не поймешь.
БЕРДИБЕК: Ну почему же? Все знают, что Барак хочет стать ханом стать, ему от всех надо жен завести – из трех жузов, кыргызов, каракалпаков, Хивы и Коканда.
АЙСУЛУ: Смотри-ка, все знает. Откуда это тебе известно?
БЕРДИБЕК: Рядом хожу, вижу, слышу.
АЙСУЛУ: Тогда помалкивай, а то головы лишишься.
БЕРДИБЕК: Честно сказать, надоело, живем как бродяги и разбойники. Ничего своего, все краденое. Поверь, надоело.
АЙСУЛУ: Запела птичка… Почему это я должна тебе верить?
БЕРДИБЕК: Потому что ты мне нравишься.
Достает домбру, поет для Айсулу песню
АЙСУЛУ: (все еще недоверчиво) Ишь ты, какой сладкоголосый? И чего же ты от меня хочешь?
БЕРДИБЕК: Я давно уже хочу убежать от Барака. Давай вместе убежим!
АЙСУЛУ: (разволновалась): Куда же мы убежим? За мной вон какой присмотр. Кругом караульные попрятались. В аул Умурзака боязно ехать, а другие Барака сами боятся. А вдруг он и вправду ханом станет?
БЕРДИБЕК: Ну да, а ты его ханшей, да еще старшей женой (наливает ей кумыс в чашку и подает). Угощайся!
АЙСУЛУ: (пробует кумыс, делает два глотка, потом плюется)  Какой у вас крепкий кумыс!
БЕРДИБЕК: Наши кобылы траву емшан едят, хмелем закусывают.
Айсулу ложится. Свертывается клубком и дремлет.
БЕРДИБЕК: (удивленно смотрит на нее, потом догадывается) Дай-ка понюхаю бурдюк! Попробуем! Тьфу, пзззсссфу! Опять Саулешка кумыс с самогонкой смешала… (Прячет бурдюк подальше). А, будь что будет! Оба мы с ней сироты, пострадали от Барака. Хоть так отомщу ему за смерть моих родителей! (Берет девушку на руки и трясет) Эй, не спи! (Айсулу ненадолго просыпается, смотрит в лицо Бердибеку. Потом потягивается и обнимает его за шею).
АЙСУЛУ: (сонно бормоча) Бери меня, Бердибек, унеси, увези, куда хочешь, лучше с тобой, худородным, но молодым и красивым, чем…
БЕРДИБЕК: (останавливается) Я не худородный! Засунь руку мне за пазуху.
АЙСУЛУ: (окончательно проснулась, достает из-за пазухи Бердибека тамгу на шнурке) Ой, у меня ведь тоже тамга есть. На твою похожа. Вот, смотри! (Достает свою из-за пазухи). Куда смотришь, нахал!
Бердибек уносит Айсулу в шатер, застегивает. Через паузу оттуда доносятся ласковые слова, сладкие вздохи и стоны. Затемнение и медленное высвечивание. Рассвет. Возле очага зашевелились Сауле и Жамал, зевают, дрожат, оглядываются, потягиваются. Подали голоса коровы и овцы. Наступило утро.
ЖАМАЛ: Ох, алла! Как это мы тут оказались?
САУЛЕ: (потрясла бурдюк): Ну, Жамал, а говоришь, что я пьяница. Весь кумыс куда-то подевался. Пойду наполню, и коров надо подоить.
ЖАМАЛ: Каких еще коров?
САУЛЕ: Все уже забыла! А там кто мычит?
ЖАМАЛ: Откуда у нас коровы?
САУЛЕ: А разве их не было? Эти, что мычат, разве не наши?
ЖАМАЛ: Эти, наверно, приблудились. Вчера жигиты чужую корову пригнали, так она уже разделана для бесбармака. Апырай, варить же надо бесбармак! Сейчас вся эта орава примчится, кормить их надо! Пошли, пошли! (Уходит, уводя за собой Сауле).
Из-под шатра высовывает голову Бердибек, вылезает полуголый.
Выходят Сауле с бурдюком для дойки и Жамал с мешком кизяка и охапкой хвороста. Сауле уходит в противоположную кулису, Жамал раздувает огонь. Бердибек прячется за шатер. Звучит радиодиалог Бердибека и Айсулу.
БЕРДИБЕК: Айсулу! Айсулу!
АЙСУЛУ: Отстань, я сплю. Ай, ты где, куда ушел?
БЕРДИБЕК: Я тут, снаружи, уже вылез. Отдай чапан, чтоб апашки не видели.
АЙСУЛУ: Как я тебе отдам?
БЕРДИБЕК: Под шатром просунь.
Из-под шатра в сторону авансцены высовывается рука Айсулу, с чапаном. Появляется Сауле с бурдюком, замечает и роняет мешок.
САУЛЕ: Ой-баяй, астапыралла! Жамал, Жамал, смотри!
Рука Айсулу с чапаном исчезает.
ЖАМАЛ (продолжает разводить огонь) Что кудахчешь? На что смотреть?
САУЛЕ: Ну, как это нет! Сама сейчас видела вот этими (показывает обоими указательными пальцами на свои зрачки) глазами! (Упирает руки в бока)
ЖАМАЛ: (передразнивает ее интонации и движения) И что ты видела вот этими глазами?
САУЛЕ: Как это – что? Я видела, как вот тут, из-под шатра, вылезал чапан с рукой!
ЖАМАЛ: (с притворным испугом): Как это – вылезал чапан с рукой? Он что, живой? Ну, все, поехала наша Сауле, поскакала, поплыла!
Изображает нечто вроде танца дурочки, и Сауле за ней повторяет. Жамал снова отворачивается к костру, Сауле еще продолжает. Из-под шатра выглядывает лицо Айсулу, она хихикает, потом прячется.
Снова радиодиалог.
БЕРДИБЕК: Айсулу. Ну, где же мой чапан?
АЙСУЛУ: Сейчас, сейчас. А ты сам где?
Чапан в руке Айсулу высовывается с левой стороны шатра.
Сауле во все глаза смотрит на это «явление».
БЕРДИБЕК: Да сзади, я сзади.
Чапан снова исчезает под шатром. Сауле протирает глаза.
САУЛЕ: Фу ты, шайтан! Померещилось мне. Вот и хорошо. Значит, никто из жигитов не пробрался в шатер. (Помогает Жамал). Слышишь, что говорю – хорошо, что никто из жигитов не пробрался в шатер. Померещился мне тот чапан. А то бы нам плохо было, если бы Кокжал заподозрил, что какой-нибудь жигит…
ЖАМАЛ: Иди-ка ты, Сауле… (подбирает пустой бурдюк и дает его Сауле) набери кумыса. Разболталась. Какой  еще жигит? А-а, Бердибек! Шляется где-то, змей ловит.
Пока они говорят, над ними, на уступе, Бердибек торопливо одевается и к концу их диалога берется за  спусковую веревку.
БЕРДИБЕК: Эй, кому здесь понадобился Бердибек? Кайырлы тан, апатайки! Вы что кричите на всю степь? Всех гадюк моих распугали. Чем теперь мою собаку кормить буду?
САУЛЕ: Что ты такое говоришь? Прямо так вот и станет собака жрать змеятину!
БЕРДИБЕК: Ну, зачем же – прямо вот так… Нарежу на кусочки, обваляю в песочке, на веточку надену и поджарю. Так собака еще и гоняться за мной будет, чтобы я отдал.
ЖАМАЛ: Не морочь нашей Сауле ей голову, жигит, Она у нее и так слабая. Ты, наверно, продрог, всю ночь просидел на сопке. Садись, горячего чаю выпей, и надо баранов резать. Иди, иди, Сауле, за кумысом. а я Айсулу разбужу, пусть готовится Кокжала встречать. А ты, жигит, неси мешок с кизяком, огонь надо развести.
БЕРДИБЕК: Эта работа не для жигита. Да и вон он, мешок, лежит.
ЖАМАЛ: Иди, барана режь, а то из-за тебя без угощения останемся. Кокжал потом настегает нас камчой.
Расходятся. Появляется Умурзак со своим туленгутом.
УМУРЗАК: (сердито, поигрывая камчой) Эй, кто тут есть? Куда все попрятались?
ЖАМАЛ: (выходя из-за сопки) Ой, кто здесь? Так рано уже гости собираются…
УМУРЗАК: Я не в гости. Где твой вероломный хозяин?
ЖАМАЛ: Что ты кричишь, мырза? Здесь глухих нет. И никто тут тебя не боится.
УМУРЗАК: Люди сказали – его прихвостни напали на аул моего брата и украли Айсулу.
ЖАМАЛ: Кому нужна эта безродная!
УМУРЗАК: Придержи язык! Она моя дочь. Я отдал ее младенцем в семью брата.
ЖАМАЛ: На что тебе дочь? Калым хочешь за нее взять? (Подходит ближе, занятая своим делом)
УМУРЗАК (хватает ее за плечи, поворачивает к себе): Жамал, это ты?
ЖАМАЛ (пригляделась и охнула): Умурзак! (прижалась к нему и зарыдала)
УМУРЗАК: Жамал, вот ты где! Ты нашлась! Как ты попала к Бараку?
ЖАМАЛ: А как беззащитные женщины попадают к султанам-разбойникам? Я тогда только-только родила, оправилась от родов, ждала тебя, чтобы ты забрал нас с ребенком.
УМУРЗАК: Я скакал в ту ночь к тебе, но по дороге столкнулись мы с барымтачами. Они как раз гнали чей-то скот. В темноте я их узнал, – они когда-то украли у меня два табуна. То был мой калым за тебя. Я схватился с ними, мы дрались до утра. А потом я поспешил к тебе и увидел сгоревшие юрты…
ЖАМАЛ: Это был аул моего отца. Сюда ты меня отвез, когда уходил с воинами на бой с калмыками. А он, этот лохматый волк, напал на наше кочевье. Мужчины погибли, а всех женщин он угнал с собой. Я кричала, сопротивлялась, но была оглушена дубинкой.
УМУРЗАК: Там, на пепелище,  под корнями вывернутой березы, я нашел всего одного живого человека – младенца, девочку. Она была в толстом свертке одеял, который оторвался от вьюка…
ЖАМАЛ (рыдает и всхлипывает): Это была она, наша с тобой дочь. Я не успела сесть на лошадь, чтобы ускакать и спрятаться среди сопок. Дочка уснула, и лошадь, наверно, бродила около пожарищ, пока не появился ты…
УМУРЗАК: Да, так и было – лошадь паслась, а потом мы ее спугнули. Такая, гнедая с белым пятном на левом боку и правым отвислым ухом…
ЖАМАЛ: Да-да, это моя кобыла, отец ее подарил мне, когда я стала твоей невестой.
УМУРЗАК: Я поймал лошадь и пустил в свои табуны. А вот дочку… Она выросла в ауле моего брата. А теперь она здесь, Кокжал ее где-то прячет.
ЖАМАЛ: Доченька, доченька моя! Это же она, Айсулу, она вот здесь, в шатре! Барак хочет взять ее силой, обновить кровь своего рода!
Из шатра выходит сонная Айсулу и над сопкой
сразу поднимается яркое утреннее солнце.
АЙСУЛУ (недовольно и капризно): Кто тут так кричит и плачет? Ой, дядя Умурзак!
УМУРЗАК: Я не дядя, я твой родной отец! А это Жамал, твоя мама!
ЖАМАЛ: Прости, доченька, что я тебя не разглядела сразу, не узнала!
Обнимаются, смеются, вытирают друг другу слезы.
ЖАМАЛ: Ой, Умурзак! Тут такое делается! Кокжал с Баймуратом недоброе затевают. Хотят напасть на Абылкаира и его гостя, русского хабаргера. Караван хотят ограбить, имущество все присвоить, а людей всех убить. Здесь был сын Галдан Церена, молодой джунгарский контайша Церен Дондук, и еще из Хивы посланца ждут. Ой-бой, быть беде!
УМУРЗАК: То-то он меня и других старшин так уговаривает встать на его сторону!
ЖАМАЛ: Бежать бы нам! А куда?  Я  много раз пыталась… Кокжал Барак везде найдет…
УМУРЗАК: Ну, со мной он не будет связываться. Давайте, собирайтесь, я отправлю вас… Тихо! (Все трое замерли, прислушиваются. Слышатся голоса, ржание коней, бряканье) Так, явились «друзья»! Разойдемся в разные стороны, потихоньку незаметно соберите самое необходимое, я потом подам знак.
Входят Кокжал Барак, Баймурат и Айтпай.
КОКЖАЛ: Все, считайте, что Абылкаир и русский хабаргер в наших руках!
БАЙМУРАТ: Зачем нам пленники? За них никто выкупа не даст. Лучше убьем их!
КОКЖАЛ (жестом как бы затыкает рот Баймурату) Женщины! Где вы там, что копаетесь? Живее подавайте еду!
Появляется Сауле.
САУЛЕ: Кое-как управилась с этой коровой, намучилась же я с ней. То лягается, то хвостом по лицу бьет. Сразу видно, чужая, другую хозяйку признавать не хочет.
КОКЖАЛ: (грозно) Эй, ополоумела, что ли совсем? Разговорилась!
Сауле ойкает и умолкает, зажав себе рот
КОКЖАЛ: А где другая бездельница?
ЖАМАЛ: (нарядно одетая, с гордой осанкой выступает на авансцену и презрительно бросает Кокжалу свои слова) Я тебе не рабыня. Кончилась твоя власть надо мной. Ко мне вернулась память, и я теперь знаю, кто я. Но еще лучше я знаю – и не одна я – кто ты, Седогривый Барак!
КОКЖАЛ: (издевательски) И кто же ты у нас?
ЖАМАЛ: Я Жамал из рода чингизидов!
КОКЖАЛ: (не очень уверенно) Опомнись, что ты городишь! Я подобрал тебя в степи полумертвую, безродную…
ЖАМАЛ: (достает из своей калты талисман-тамгу) А это ты видел? Этот амулет доказывает, что я из рода, который выше, сильнее и древнее твоего!
КОКЖАЛ: Ну, не знаю! Теперь каждый рядится в халат чингизида: развелось вас, охотников до ханской власти…
ЖАМАЛ: Все ты знаешь! Ты и тогда это знал, когда грабил и убивал моих родителей, волок меня на аркане, дочку мою бросил на съедение волкам!
КОКЖАЛ: Так я еще раньше мог иметь наследников! Почему же ты не рожала от меня?
ЖАМАЛ: Без любви дети не родятся, но это тебе неизвестно, потому что нет в тебе ни капли любви к людям! Кипят в тебе лишь алчность и злоба! Ханство тебе нужно, чтобы всласть пограбить!
КОКЖАЛ: (трясясь от злобы, хватается за кинжал) Замолчи, негодяйка! Убью!
БАЙМУРАТ: Брось ее, мырза! Мы ее лучше с сопки сбросим! А девчонка моложе и здоровее, она тебе народит лучших потомков!
УМУРЗАК: (появляясь из укрытия) Никого она никому не народит! А с сопки мы лучше сбросим тебя, Баймурат, подлый и безродный барымтач!
БАЙМУРАТ: (наливаясь злобой и со страхом) Что ты, что ты, Умеке!
УМУРЗАК: Я теперь для вас всех не Умеке! Ишь, заюлил! Кто ты есть? Всего лишь пес Кокжала. А девушку и Жамал я забираю – это мои жена и дочь, и не вам решать их судьбы!
КОКЖАЛ: Какая жена? Какая дочь?
УМУРЗАК: Вот они – Жамал и Айсулу. Пятнадцать лет назад ты нас разлучил, и все это время обманывал меня, клялся в дружбе!
 КОКЖАЛ: Ну, уж нет! Не получишь ты их, батыр Умурзак! Айтпай, всех жигитов к бою!
УМУРЗАК: Не старайся, Кокжал! Сначала одолей меня в поединке! А жигитов зря не губи – со мной вся моя дружина, и каждый стоит твоих пятерых туленгутов! Сосчитай, Кокжал, сколько их у тебя?
КОКЖАЛ: Да, сейчас ты сильнее! Но ничего, я еще посчитаюсь со всеми, - и Абылкаиром, и вероломными предателями, которые вчера тайком сбежали от меня!
УМУРЗАК: Вероломнее тебя нет никого в нашей Сары Арке, Кокжал! Ты позвал нас за собой, мы поверили тебе, ты убедил нас, что твое дело справедливое. До сих пор я думал, что не ошибался…
КОКЖАЛ: (проходит к орындыку, садится, принимает важную позу повелителя) И ты правильно поступал до сих пор, Умурзак! Не нужны в степи чужаки не нашей веры! Оставайся на моей стороне – и не прогадаешь, будешь главным военачальником всей Сары Арки!
БАЙМУРАТ: Я готов возместить тебе все обиды и убытки!
УМУРЗАК: Чем? Моим же добром, которое ты награбил? Ты, Баймурат, дурную славу нажил среди казахов. А ты, Кокжал, кого казахам в друзья предлагаешь? Тех самых джунгар, которые жгут аулы, убивают людей, захватывают лучшие пастбища!
КОКЖАЛ: Уж лучше джунгары, чем кто-то другой! Они такие же, как мы, на нас во всем похожи!
УМУРЗАК: Ты уже совсем как джунгарин стал, под чужую домбру песни поешь. Ты хочешь их руками всю степь к себе прибрать, а они все равно обманут – не ты им нужен, а наши земли, чтобы все захватить и поработить казахов!
БАЙМУРАТ: Русские и китайца того же хотят!
УМУРЗАК: Нет уж, я и мой род выбираем наших северных соседей. Они никому жить не мешают, свои порядки и веру нам не навязывают, помощь и защиту предлагают, торговать с нами хотят. Все, поговорили. Жамал, Айсулу, садитесь на коней, езжайте в свой родной аул (показывает на задник камчой). Не быть тебе моим зятем, Кокжал! В мой общине нет места насильникам и грабителям!
БЕРДИБЕК: (спрыгивая с сопки по веревке) Ээ –эй, агатай! Можно мне с вами? Возьмите меня с собой!
АЙСУЛУ: Ата, пусть он с нами едет!
УМУРЗАК: Зачем нам еще выкормыш Кокжала?
БЕРДИБЕК: Я не выкормыш! (Достает из калты тамгу). Вот кто я!
Кокжал и Баймурат в это время тихонько совещаются, потом придвигаются ближе. Умурзак замечает их и свистит. Выходят туленгуты,  окружают Кокжала и Баймурата, отводят за сопку.
УМУРЗАК: (изумленно) Да это же тамга самого древнего кипчакского рода! Рода еще домонгольского - канглы! И тебя вот этот… хотел сделать рабом!
АЙСУЛУ: Ата, ата, он хороший! Я хочу…
УМУРЗАК: Да я уж вижу, чем он хороший! И чего хочешь, тоже понятно. И когда успели…
БЕРДИБЕК: Ну, это вот… Ну, когда… Короче, можно мне жениться на Айсулу, агатай?
ЖАМАЛ: (обнимает дочь, смеется) Ну совсем дети! Аллах с вами, поженим вас, поженим, конечно. Пойдем, нам домой пора! Наконец у нас есть все – и дом, и семья.
Появляется Сауле с подарком.
САУЛЕ: Вот видишь, я все видела, мне чапан из под шатра не померещился. Прощай, Жамал! Ты мне была как сестра, мы с тобой делили все наши дни. Вот тебе саркыт… нет, садака…  нет, кетер аяк. Все перепутала… Или забыла? (Плачет) Осталась я одна теперь, никого родных нет…
ЖАМАЛ: Нет, есть у тебя родственники. Баймурат – твой брат. Они с Кокжалом как-то на палках шутя сражались, а ты увидела и подумала, что они дерутся и бросилась их разнимать. Вот тебе и досталось от брата палкой по голове. Он тебя Кокжалу и отдал, чтобы с дурочкой не возиться.
УМУРЗАК: И тут у вас без грызни не обошлось. Ладно, все, уходим к каравану русского посла Кутлумухаммета. Там большой Жамият состоится. Послушаем, обсудим, а потом и решим, к кому нам примыкать. Эй, Сауле, а что ты там видела?
САУЛЕ: (хихикая) Так это… Айсулу его одежду из-под шатра выталкивала…
КОКЖАЛ: Щенок паршивый! Как ты посмел?
БЕРДИБЕК: А вот так и посмел! Погляди на своих сыновей от всех ьвлих молодых жен! Это тебе за убийство моих родителей!
УМУРЗАК: (смеется, а с ним и все на сцене) Бойкий ты жигит! Что же, будь моим зятем! Пусть будет калымом за нее твое знатное происхождение! Хорошо! Снимайте юрты, вьючьте верблюдов! Пойдем творить наше будущее!
Все уходят, кроме Кокжала и Баймурата. Злобно-тоскливыми взглядами они провожают уходящих. Потом уходят сами.

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ
Прошел год. Вокруг камня-возвышения торжественно и напыщенно выходят сторонники Кокжала и выстраиваются по сторонам. Входит Кокжал в парадной ханской одежде, важно вышагивая, садится на свой орындык. Сборище его приветствует.
КОКЖАЛ: Уа, агайындар! Не в первый раз мы собираемся, и с каждым разом наши ряды редеют. Вот и Умурзак бросил нас, переметнулся к орысам. Пора нам перестать говорить, пора переходить от слов к делу. БАЙМУРАТ: Действительно, Кокжал, хватит болтать. Соберем всех наших жигитов и ударим по ставке Абылкаира, где укрывается русский хабаргер.
ТЕВЕЛБАЙ: Конечно, ударим, а потом придет войско царицы орысов. На Иртыше уже попробовали.
СЫРЛЫБАЙ: Правильно, не будем спешить. Пусть торопятся барымтачи, крадущие чужой скот под покровом ночи.
БАЙМУРАТ: Ты это на что намекаешь?
Все хохочут над Сырлыбаем и Баймуратом.
КАРАБАТЫР: Да нет, он хотел сказать, что под маской орла торчат волчьи уши.
БАЙМУРАТ: И кто тут волк?
КАРАБАТЫР: Кто же еще, кроме тебя? Прошлой весной кто у меня угнал два косяка молодых айгыров? Иди, посмотри на спину своего туленгута – она до сих пор мою плеть помнит.
Поднимается гвалт- все препираются с Баймуратом и друг с другом, припоминая обиды и распри. Кокжал выжидающе смотрит, потом подает знак Айтпаю. Тот выносит из шатра медный таз и бьет им по камню. Раздается оглушительный звон, все умолкают и втягивают головы в плечи. Айтпай ударяет в свой «гонг» еще два раза.
КОКЖАЛ: Прекр-ратите грызню! Только зря глотки дерете! Все хороши! Я смотрю, остались все, кому не столько Абылкаир ненавистен, сколько разбойничья вольница дорога. Дайте время – стану великим ханом казахов, кыргызов и каракалпаков и прижму всех. Или может, за Умурзаком пойдете, в Кызыл Китап запишетесь?
СЫРЛЫБАЙ: Да, если мы пойдем, то не Кокжал, а Абылкаир станет ханом трех жузов. Тогда нам места в степи не будет.
ТЕВЕЛБАЙ: А ты в царскую Кызыл Китап запишись – много места получишь, наравне с худородными.
СЫРЛЫБАЙ: Как же, много! Мы враги Абылкаира, а он поклялся всех уничтожить, кто против него.
БАЙМУРАТ: Вот видите, хоть в какую сторону иди – везде нас никто не ждет, одна смерть нам рада. Вот и пойдем ей навстречу – или мы ее, или она нас победит.
КАРАБАТЫР: Куда же податься? Может быть, Абылкаир правильно делает, что заводит дружбу с послом русской великой ханши?
КОКЖАЛ: (входя в роль великого хана): Я отвечу на ваши вопросы, мои приближенные! (все вразнобой, каждый по-своему реагируют на это.) Абылкаир возомнил о себе невесть что. Не народ избрал его, а кучка старшин, которым выгодно иметь такого хана, как он. Это они сегодня управляют казахами и теперь хотят бросить Казахию под орындык русской ханши. Но мы не можем этого допустить и будем бороться. Устроим новые выборы, казахи выберут меня, и буду поступать со всеми, как того велят наши надежные древние законы и Великая Яса моего предка Шынгысхана.
БАЙМУРАТ: Да, мы будем бороться!  Мы призовем на помощь джунгар, хивинцев, немирных башкирцев. (Вынимает из-за пазухи свиток и передает Кокжалу). Вот письмо от великого контайши Галдан-Церена!
КОКЖАЛ: Хвала аллаху, в Хиве, где я рос, меня научили читать все знаки! (зачитывает письмо) «Великий Галдан-Церен, взявший в управление многие земли Казахии, шлет свое слово привета и желает здоровья, богатства и силы в борьбе с Абылкаиром. Сердце контайши обливается кровью, когда он смотрит на бедствия многострадального народа Казахии. Гневом переполнилась душа Галдан-Церена, когда он узнал, что пришли русские и склоняют казахов к переходу в российское подданство. Контайша считал Абылкаира большим человеком. Но теперь хан предает свой народ, и Галдан-Церен не может вести переговоры с недостойным. Великий контайша готов помочь всем, кто хочет прогнать Абылкаира и в безмерной своей доброте протягивает свою могущественную руку, чтобы принять все жузы под свое покровительство и защиту.
ТЕВЕЛБАЙ: Ишь ты, как сладко поет! Совсем ягненком прикинулся, в покровители просится! Знаем мы его защиту – после нее все меньше казахов остается. Аулы разоряет, нас рабами делает.
КАРАБАТЫР: Так вот о чем эта притворная овца блеет! Еще не хватало, чтобы наших людей на базарах продавали!
БАЙМУРАТ: Ничего вы не поняли! Скажи им, Кокжал!
КОКЖАЛ: Все очень просто: джунгары дадут нам оружие – копья, мечи, луки со стрелами, пришлют своих воинов на подмогу. Они потопчут посла, всех прислужников и перебежчиков, а Абылкаира приведут к нам на аркане.
СЫРЛЫБАЙ: Что и меня уже сомнения одолевают! Когда это было, чтобы джунгары в интересах казахов воевали? Мы им своими костями дорогу в степи устелим.
КАРАБАТЫР: Их с юга китайцы бьют, на Иртыше и Ишиме русские пушки теснят. Вот они к нам и лезут.
КОКЖАЛ: Уа, жамагат! Успокойтесь! Нельзя нам сейчас препираться из-за разных сомнений. Вы кричите и боитесь, Абылкаир действует. Мы время на разговоры тратим, а он посольскую книгу Кызыл Китап казахскими именами заполняет.
БАЙМУРАТ: За дело, люди! Надо посла изгнать, на Абылкаира навлечь гнев русской ханши. Давайте переоденем наших туленгутов в чапаны с орнаментом Абылкаира и нападем на ставку посла Кутлумухаммета. И сразу все их замыслы разрушатся.
КОКЖАЛ: Не беги впереди своего тела, Баймурат! Айтпай, неси мешки. В них только часть даров, которые прислал контайша. А потом все к Баймурату, в гостевых юртах нас ждет дастархан.
Айтпай и туленгуты вносят мешки с подарками. Все кидаются к мешкам, достают дары, снова прячут, чуть ли не дерутся и каждый со своим мешком уходит за кулисы. Кокжал и Баймурат задерживаются.
КОКЖАЛ: Кто обвинит меня в злых умыслах? Мое сердце с моим народом. Галдан-Церена в друзья брать – кто ему поверит? Степняки не дети.
БАЙМУРАТ: Правду говоришь, джунгары нам опасны. А где еще друзья, которые помогут с Абылкаиром справиться? Может, к нему пойдем?
КОКЖАЛ: Он вас раздавит, как верблюд тушканчиков. А ни за что не позволю, чтобы этот выскочка мной командовал. Я битву на Анракае выиграл, я, а не Абылкаир. Он же всю славу мою присвоил.!
БАЙМУРАТ: Как хорошо раньше жилось! Бывало, раз пять в ночные отлучки съездим – и ешь себе мясо, запивай кумысом…
КОКЖАЛ: Ты все о своем! Кому тяжелые времена, а тебе они – ата и ана!
БАЙМУРАТ: Кокжал Барак, а что ты так пыжишься? Гости твои, а угощаю я! Где твои аулы, где твои сородичи, а? Все ушли к Умурзаку.
КОКЖАЛ: Эти предатели еще свое получат от меня! Потерпи, Баймурат! Стану ханом – возвышу тебя, получишь в десять раз больше. Какие могут быть счеты между своими? Тебе одна дорога – со мной. К кому бы ты ни сунулся – все припомнят тебе барымту, убийства и поджоги.
БАЙМУРАТ: А я ведь всегда одной дорогой шел, вот этой самой. Меня она устраивает. Мне все равно, что ты, что Галдан-Церен, что Абылкаир, На любую власть мне наплевать, лишь бы н мешала мне жить по-моему.
КОКЖАЛ (быстро выхватил нож, провел борцовский захват и приставил лезвие к горлу Баймурата): А жить хочешь? А-а, боишься! (отпускает его)
БАЙМУРАТ (отряхивается и прячет глаза) Не знаю, может быть и боюсь.
КОКЖАЛ: Боишься, боишься. Я всегда был воином, батыром, сарбазом. Меня к этому в Хиве готовили. А ты, как был, так и останешься барымтачом. Как ребра, не ноют к дождю? В каждом набеге тебя колотят, и кто тебя всегда выручает?
БАЙМУРАТ: Ты, султан-байеке…
КОКЖАЛ (отшвыривает в сторону Баймурата): Нам с тобой всегда по пути, Баймурат. Мои наставники в Хиве научили меня на всю жизнь одной-единственной настоящей истине: главный хозяин в степи – волк, волк с подпалинами, кашкурт. Ничто его не берет – ни камень, ни палка, ни стрела. И только айгыр с серебряной подковой может его убить. А ты – какой ты айгыр? Ну, все-все, утрись, у нас впереди еще много дел на двоих. Хоть скот, хоть людишек – кого хочешь в стадо собьем и куда нам надо погоним!
БАЙМУРАТ: Как тут что-нибудь сказать против! Забудем обиды, Кокжал Барак! (уходит, издав вздох).
КОКЖАЛ: Иди, иди! Плохо, что приходится власть разбоем и воровскими руками добывать! Но когда в степи было по-другому? Айтпай! (Тот, как тень, возникает сзади) Фу, напугал! Ты нашел бахсы?
АЙТПАЙ: Да, пятерых, самых почтенных.
КОКЖАЛ: Аруахи помогут мне свести счеты с Абылкаиром! (Уходит)
Появляются Тевелбай, Сырлыбай, Карабатыр. Айтпай за скалой.
КАРАБАТЫР: Тамыры, нам пора обсудить, что же нам делать дальше. Не знаю, как вы, а я уже не могу подвергать опасности разорения свои аулы и кочевья.
ТЕВЕЛБАЙ: Да, надо еще раз все обдумать. Соваться в пасти барсам и волкам – себе дороже.
СЫРЛЫБАЙ: А чего нам бояться? Главное – не допустить, чтобы люди из наших аулов встретились с русским послом и чтобы Абылкаиру досталась единоличная власть.
ТЕВЕЛБАЙ: Кокжалу вообще нельзя власть доверять. Если он станет ханом – всем станет еще хуже. Я уже что-то не верю его обещаниям.
 КАРАБАТЫР: Пожалуй, что он будет похуже хивинцев и джунгар, вместе взятых. Однако это для нас слишком высоко, чтобы рассуждать об этом. Нам ближе наши земные дела. Я так понимаю, султаны словно в кости играют, и не на деньги – на наши головы. В моем ауле ночевали гонцы хана Семеке. По секрету они сказали, что он готов говорить с русским послом Кутлумухамметом.
СЫРЛЫБАЙ: Как же так, куда же нам деваться?
КАРАБАТЫР: И еще они сказали, что Церен Дондук известил хана Семеке: если Средний Жуз подпишет присягу русской царице, калмыки перестанут разбойничать на землях Сары-Арки.
ТЕВЕЛБАЙ: Я об этом тоже слышал, тамыры. Говорят, Церен Дондук сам и раньше всех присягу принял.
СЫРЛЫБАЙ: Вот оно что! Вот это посол! Не воевал, не угрожал, только разговаривал, и одними словами людей к мирной жизни склонил!
КАРАБАТЫР: Здесь нас трое, а там (показывает на задник, где снова прибавились юрты) уже тысячи людей. Конечно, все сомневаются, но кочуют к ставке Абылкаира, чтобы напрямую все узнать.
ТЕВЕЛБАЙ: Ой, не зря в народе говорится: тигр молча убивает, слово лучше копья поражает.
КАРАБАТЫР: Кокжал с Баймуратом решили посла убить, как вероотступника, - он мусульманин был, а в русскую веру перешел. Так это их личное дело. Как хотите, а со своими аулами к Кутлумухаммету поеду, поговорю с ним. Мои аксакалы требуют, – людям мир нужен. Караваны и купцы к нам не попадают, одежды нет, железные и медные товары нужны, нельзя же в шкуры одеваться. (Уходит).
ТЕВЕЛБАЙ: Э-э, Карабатыр, я следом за тобой поеду, ты человек решительный. (Уходит следом за Карабатыром).
СЫРЛЫБАЙ: А я что же? Как мне быть? И на меня мои аулы с надеждой глядят. Поеду в свои кочевья, крепко подумаю. Эй, Айтпай, не прячься, выходи. (Айтпай выходит). Видишь, как все повернулось? Все слышал, все Кокжалу донесешь. Ну и пусть. Всех не убьет твой султан, наше место молодые и сильные займут, а они по его указке жить не станут. (Уходит.)
АЙТПАЙ: А мне идти некуда, слишком хорошо меня все степняки знают, не простят. Придется до конца за Кокжалом Бараком следовать. Пойду искать и готовить нам надежное убежище, пока новых бед не натворил. Эх, не на того коня сел ты, Айтпай! Но будь что будет! Не страшно без коня в байге остаться, главное – к тою успеть. (Танцует, изображая бесшабашного и беспечного с виду жигита; потом, услышав зов, убегает)
Выходят пятеро бахсы, поют и танцуют, проводя подготовку к ритуалу вызывания духов. Танец и пение знахарей меняются, – они вызывают аруахов, а потом замирают, в приседе прижавшись к земле. Айтпай выводит Кокжала Барака, готового к встрече с духом отца.
КОКЖАЛ: (рисуясь) Я весь в сомнениях. Противоречия преследуют меня. Что-то происходит, и дела идут не так, как задумано. Все бегут в ставку этого проклятого Абылкаира. А ведь судьба уготовила мне роль и место единовластного хана Казахии, который должен управлять тремя жузами, Большой ордой и каракалпаками. Но люди против меня, и ничто – ни подарки, ни угрозы, ни посулы – не помогает настроить их в мою пользу. Нет смысла ругать русского посла – он всего лишь слуга, и мне надо всего лишь склонить его на свою сторону. Эй, бахсы, я готов!
Бахсы вновь поют и танцуют, вовлекая в ритуальные действия Кокжала Барака. Молния озаряет лощину, раздаются раскаты грома, и на камне-возвышении появляется призрак хана Турсуна.
ХАН ТУРСУН: Что ты хочешь от меня, мой сын, зачем беспокоишь меня в Стране Вечного Лета?
КОКЖАЛ: Отец, ты один  - опора моей судьбы, ты один даешь мне силы бороться, ты один можешь дать мне совет.
ХАН ТУРСУН:  Слышу в твоем голосе трепет и усталость, душа твоя мечется. Говори, сын мой!
КОКЖАЛ: Отец, я на перепутье. В Великой Степи разброд, я пытаюсь собрать всех вокруг себя, но люди говорят, что я только зло сею. А я им добра хочу!
ХАН ТУРСУН: Давно горят недобрым огнем распри в казахской степи. Они ослабили древнюю дружбу соплеменников, нарушили семейное единство, сделали нашу землю легкой добычей исконных врагов Великой Степи.
КОКЖАЛ: Я боролся со всеми, и нажил только врагов. Может быть, зря ты отдал меня на воспитание в Хиву? Я отвык от всего казахского, думаю и действую, как хивинец…
ХАН ТУРСУН: Ни о чем не жалей, мой сын! Хива дала тебе твердость характера, бесстрашие и упорство, так необходимые единому правителю. Надейся на свои силы, уничтожь всех разбойников, всех, кто о тебе разносит дурную славу.
КОКЖАЛ: С кем же мне идти, кого за собой звать? Все аулы стекаются в ставку Абылкаира, а меня обвиняют, что я хочу джунгарам землю отдать, а казахов сделать рабами китайского богдыхана.
ХАН ТУРСУН: Пойди навстречу русскому послу, пусть он станет твоим гостем, открой ему свою душу. Он должен тебе поверить. А когда поверит, поступай по своему разумению. Сразу не спеши стать единым ханом - все равно не дадут. Собери крепких воинов и отвоевывай степь по куску.
КОКЖАЛ: Но это почти гибельный путь! Я один, наследников у меня нет. Меня могут убить в бою, и кто же станет объединителем всей Казахии?
ХАН ТУРСУН: Он скоро родится, и рода он будет древнего, кровь которого есть и в наших жилах. Постараешься для него – и будут поминать тебя все казахи добрым словом.
КОКЖАЛ: Отец, ты не желаешь, чтобы я стал единовластным ханом всех казахов, кыргызов и каракалпаков?
ХАН ТУРСУН: Не под силу тебе то бремя, которое ты хочешь взвалить на себя. Отсюда, из Страны Вечного Лета, хочу я тебя уберечь от ненужных тебе хлопот.
КОКЖАЛ: Ты ли это говоришь, великий хан Турсун?
ХАН ТУРСУН: Нет, это моим голосом и видением говорят твои собственные помыслы. Найди того, кто родится, вырастет и станет ханом-объединителем, поддержи его – и осуществятся надежды всех казахов. Мне пора возвращаться, мои силы тают. Прощай, сын мой Барак! Скоро мы увидимся среди аруахов!
Молния, гром, музыка, неистовые танец и пение бахсы. Призрак исчезает. Кокжал приходит в себя, машет рукой на бахсы, чтобы уходили. Айтпай раздает старикам подарки и провожает их.
КОКЖАЛ: Что ж, дух только укрепил мою решимость. Про гибельный путь понятно. От мести не отступлюсь, Абылкаиру все равно не жить. И про ханскую власть понятно: пока с разных сторон к нам лезут то джунгары, то русские, то китайцы, ханской власти придет конец. Но что-то дух говорил о будущем едином хане. Где, от кого он родится, зачем я должен помогать сопляку, когда он подрастет? Нет, сначала самому надо насладиться ханской властью, а там посмотрим, кому ее передать! Ничего, народ так и так надолго меня запомнит! Айтпай!
АЙТПАЙ: Слушаю, Кокжал-султан!
КОКЖАЛ: Скоро ты будешь произносить не «султан», а хан Барак. Звучит?
АЙТПАЙ: Конечно, звучит! Твой отец ханом был, значит и тебе полагается стать ханом.
КОКЖАЛ: Ты один мне предан, Айтпай! Сколько с тобой осталось туленгутов, кроме тех, что ушли за Умурзаком, как ягнята на поводке?
АЙТПАЙ: Человек пятнадцать-двадцать, те сироты, которых мы сами воспитывали.
КОКЖАЛ: Готовь их в дорогу, сделаем одно дело. Надо караван русского посла к нам завернуть.
За сценой шум, ругань. Кокжал всматривается,
потом уходит на шум.
АЙТПАЙ: Предан, говоришь… О Аллах, если бы знали люди, как надоело быть прислужником. А куда ж я от него пойду?  Я ведь брат его, хан Турсун сначала баловал меня, а потом в туленгуты отдал. Кокжал и не знает про это. И кто ж защитит его, если не брат?..
КОКЖАЛ: (появляясь из-за другой кулисы) Баймурата ветер принес. (Всматривается в задник, на котором появились новые фигуры) О Аллах, и эти туда же! Каракалпаки едут в ставку Абылкаира! Мамат-ходжа, Халвят-шейх и Салман-шейх! Не удивлюсь, если завтра на этой дороге появятся и кыргызы! Да где же Баймурат? (Появляется Баймурат, ведя за собой Карабатыра). Наконец-то, заждались. Всю барымту по закоулкам попрятал?
БАЙМУРАТ: Смейся, смейся Кокжал. Есть все хотят – и простые шаруа, и барымтачи, и будущие великие ханы. Не бросать же добычу в степи.
КОКЖАЛ: А это кто к нам пожаловал? Пай-пай, дорогой наш Карабатыр? Что ж ты не доехал до русского посла?
КАРАБАТЫР: Разве ж твои псы дадут спокойно жить?
КОКЖАЛ: Предатели и не должны жить спокойно. Мало мы тебе дали скота и подарков, мало мы подкармливали твои хилые аулы? И чем ты отплатил – черной неблагодарностью!
КАРАБАТЫР: Напрасно ты меня чернишь, султан Кокжал Барак! Больше года метался я между старшинами и султанами, ездил от кочевья к кочевью, чтобы раскрыть глаза степнякам, пролить свет истины на то, чего хотят от нас и джунгары, и китайцы, и русские! И все напрасно. Меня поднимали на смех, прогоняли, однажды чуть палками не побили. Все знали, что я от твоего имени говорил! Я ли виноват, что казахи тебя признавать не хотят?
БАЙМУРАТ: Это все верно, что и метался, и ездил, и говорил везде. Так и о своей выгоде не забывал. А как запахло жареным – к врагам переметнулся, сразу вместе со всеми своими аулами в царскую книгу записался!
КАРАБАТЫР: Да, на всякий случай! Вы теперь меня не посмеете тронуть, я под защитой русской царицы!
КОКЖАЛ: А вот возьмем и тронем, как следует? Что нам твоя царица сделает? Мы у себя дома, посол царицы здесь чужак, и распоряжаться мы ему у нас в степи не дадим. Кстати, как там твой покровитель Абылкаир поживает!
КАРАБАТЫР: Жив здоров Абылкаир, собрались вокруг него большие силы. Ханы Семеке и Жолбарыс этим недовольны, на всякий случай свои войска собирают.
БАЙМУРАТ: Ух ты, это уже новость! Кокжал, стоит нам с ними объединиться!
КОКЖАЛ: Простак ты, Баймурат! Это тебе и Айтпаю власть не нужна. А ханы и султаны друг друга загрызут, чтобы занять место великого хана. (Карабатыру) Кого еще в посольскую книгу записали?
КАРАБАТЫР: Тевелбая, Кулмамбета, Сырлыбай тоже интересовался… А всего уже 25 старшин со своими аулами перешли к Абылкаиру, и Умурзак с ними. Хан Абылкаир уже охранную грамоту получил.
БАЙМУРАТ: Так что с ним будем делать, байеке Кокжал Барак?
ГОЛОС СВЕРХУ: А ничего вы с ним делать не будете. (Сверху по веревке спускается Церен Дондук).
КОКЖАЛ: Ты как здесь оказался? Мы же не здесь договаривались! Я позову, когда вы мне понадобитесь.
ЦЕРЕН ДОНДУК (повелительно): Нас не зовут, мы приходим сами, когда это надо нам. (Свистит, отовсюду появляются калмыцкие дружинники) Хватит болтать, надо действовать, а не с духами предков советоваться.
КОКЖАЛ: Контайша! Ты нарушаешь наш уговор! От тебя только подкрепление требуется.
ЦЕРЕН ДОНДУК (надменно): Я властитель этих земель, а ты, Кокжал, со своими приспешниками находишься на них незаконно. Клянусь нашими идолами, я истреблю вас, если не будете мне повиноваться!
Появляются Айтпай с туленгутами, солдаты из посольского конвоя.
АЙТПАЙ: Ну, уж нет! Ты просчитался, вероломный калмык!
ЦЕРЕН ДОНДУК: Вы мои подданные, и за неповиновение я велю вас саблями изрубить!
АЙТПАЙ: Попробуй! Мы ваши джунгарские сабли легко ломаем своими шокпарами. (Подает знак солдатам с пищалями, и те выходят, ставя оружие напротив тайши) А что ты скажешь о пулях с огнем? Их не изрубишь! Вот и бегут ваши джунгары отовсюду, куда пришли солдаты царицы. А мы этим стрелкам поможем. Они-то нас не притесняют, аулов не разоряют.
КОКЖАЛ: Жигиты, вяжите калмыков, отдадим их степнякам, пусть рабами побудут, это им полезно будет. Тайша пусть останется со мной, как человек благородной крови.
ЦЕРЕН ДОНДУК: Эй, солдаты, кто среди вас старший? Я три дня назад расписался в посольской книге! Мне посол от царицы грамоту дал, и я с моими людьми в русском подданстве!
Из толпы выходит Бердибек. Кокжал и Баймурат остолбенели.
Церен Дондук подает ему грамоту.
БЕРДИБЕК: Я старший! Подтверждаю эту грамоту! Эти люди едут в Средний жуз к хану Семеке, и на наших землях он действительно назначен временным управителем.
ЦЕРЕН ДОНДУК: Ты, Кокжал, правильно нас назвал – калмыки. Мы не джунгары, и живем давно в степях между Волгой и Доном. Эй, эй, остановись, Кокжал Барак!
Церен Дондук не успевает остановить  Кокжала – тот выхватывает нож и закалывает Бердибека.
КОКЖАЛ: Изменник! Собаке собачья и смерть! (бросает труп Бердибека на землю, расталкивает всех, кружится и размахивает ножом) Не подходите, убью!
Убегает  за кулисы, слышится удаляющийся топот копыт
АЙТПАЙ: Жаль мне его. Брат он мне… А ты, Баймурат, что не бежишь?
БАЙМУРАТ: А куда? Кокжал к хивинцам поскакал, он у них вырос, там его дом. А мой дом – здесь. Я же вам и раньше говорил – мне все равно, что царица, что хан, что калмыцкий начальник. Да хоть китайский император! Я здесь настоящий хозяин, как жил всегда, так и буду жить. А что? Барымты на мой век хватит, разинь много.
АЙТПАЙ: Перестань Баймурат, и на тебя управа найдется. А мой брат султан Барак поехал не в Хиву – он будет искать того младенца, из которого вырастет будущий объединитель казахов.
ЦЕРЕН ДОНДУК: Безумец он, ваш Кокжал! Свихнулся на единой власти, которая позволила бы ему безнаказанно грабить и уничтожать собственный народ! Реку времени не остановишь!
Затемнение. Все тихо уходят под музыку. Пауза. Снова
высвечивается сцена и выходят женщины – Жамал,
Сауле и Айсулу с малышом на руках. Звучит нежная мелодия.
АЙСУЛУ (тетешкает сына) Аблай, Аблайжан, золотой мой сынок!
Появляется Кокжал и бросает нож в ребенка, но попадает
в Жамал. Она падает замертво.
АЙСУЛУ: Сауле, забирай Аблая, беги быстрее ветра! Этот зверь пришел убить невинное дитя! Жамал! Жамал!
Сауле забирает мальчика. Айсулу вынимает нож
из тела Жамал и бросается на Кокжала..
КОКЖАЛ: Куда тебе, курица, до настоящего воина! (заламывает руку Айсулу, но та успевает перехватить нож и полоснуть Кокжала по горлу) А-агрх грх хрр! (Валится кулем наземь).
АЙТПАЙ: (выбегая со снаряженным луком) Брат мой, брат мой Кокжал! (Стреляет и убивает Айсулу)
Сзади на него прыгает Сауле и бьет камнем по голове; бьет, пока Айтпай не замирает).
САУЛЕ (забирая ребенка) Ты жив, Аблайхан! Я спрячу тебя у хороших людей. Придет твой час, и ты выполнишь волю Аллаха – сделаешь то, для чего предназначен!

Август 2002 - 1 октября 2003 года.