Мы по келдову ходили

Рассказ

Мы по келдову ходили

Начав студентами строить, нам никак было не остановиться. Мы так привыкли лето
за летом уезжать  в разные точки СССР и работать по 12-15 часов в день без выходных, с ночными кострами и другими забавами молодости,  что не могли себе и представить, что еще можно делать в отпуске. Так мы оказались  в августе  месяце в колхозной глуши километров двести от Ленинграда.
                Наше славное ЛЭТИ
                Ленина видало,
                Он учиться попросил -
                Умных не хватало!

Но у студентов есть почти три летних месяца, а у нас работающих лишь один. И мы «вклинились» в  отряд через месяц со дня начала их «трудового подвига». Разница в возрасте в пять лет у двадцатилетних что-то значит.
Ах, девочки! Как они нас встретили! Нам не надо было раскачиваться, нас не надо было учить, и командир уже на следующий день по приезду отвел на  этот мост.
- Мужики! Выручайте. В отряде одни «сосунки». Заработка нет. Здесь вы можете вытащить весь отряд. Отремонтируйте этого деревянного СЛОНА за месяц, и всем нам будет хорошо. Контракт с Леспромхозом раз в десять выгоднее всех остальных наших  колхозных объектов. Покажите моим салагам, как надо работать. Даю вам еще одного парнишку.
Он первокурсник, но вы не пожалеете. Он с мастером за инструментом с утра уехал на склад.
Как раз в это время из ворот лесосклада, который примыкал прямо к мосту, вышел отрядный мастер, мужичок якутского типа, небольшого роста и в огромных болотных сапогах. За ним  шел длинный тощий студент в кедах, тренировочных штанах и тельняшке. Он тащил на плече бензопилу, а в противоположной  руке большой плотницкий ящик с деревянной ручкой, из
которого торчали топорища и  огромная рукоятка кувалды. Меня тогда сразу поразило, что лопоухий, подросткового телосложения,  длинный парень нес этот серьезный груз легко, как бы без особых усилий. Естественнее было бы увидеть согнутое в сторону ящика тело и неровную походку.
Не знаю, почему так сразу, но когда молодой осторожно опустил свой груз у ног, и мы начали знакомиться, у меня вырвалось:
- Здорово, Внучек.  Парень ничего не возразил, а его рука была настолько крепкой, что казалось, пожимаешь хорошо отполированную деревяшку. При этом он улыбнулся виноватой, застенчивой улыбкой, и я похлопал его по плечу, как может только приветствовать своего подмастерья видавший виды плотник.
                Не кочегар я  и не плотник - я»,
                Галдел высотник  свысока,
                Я нашей партии работник,
                ВЫ лишь прослойка пирога!

Внучек вообще не сказал никому из нас ни одного слова в процессе знакомства, но мы поначалу не обратили на это внимание. В дальнейшем выяснилось, что в результате речевого дефекта он говорил на  каком-то непонятном языке, и, зная это, предпочитал только улыбаться. Нам долго пришлось привыкать, чтобы научится общаться с ним. Так он и стал в нашей маленькой бригаде Внучком.  Он не обижался, откликался сразу на это совсем новое имя, так что, застрелите меня, но я не вспомню, как его звали, хоть зарежте.
Ни до того, ни после того я не работал в такой слаженной, такой спаянной бригаде, как тогда. Мне было удивительно хорошо со своими друзьями на работе и в столовой, и на сцене. Усиливал эту приятность Внучек, ставший нашим любимцем.
К тому же нам все удавалось в тот год - и работа, и агитбригада, и быть лучшими, признанными и любимыми в отряде. В бригаде нас было четверо - Михей, Ося,  Яков и я.
Все мы уже не один и не два раза были на стройках вместе, а пятый – тот самый, первокурсник, Внучек.
Внучек - сама прелесть, был предан нам и старался не уступать нам ни в чем, ни в работе, ни в шутках. То есть он не обижался на наши шутки. Не только на работе - он всегда и везде был рядом, стараясь  опередить каждого из нас, чтобы помочь в разных ситуациях. Он даже пел вместе с нами, не издавая ни единого звука.
                Какая прелесть эти птички,
                Как звонко пляшут топоры,
                Летают щепки врассыпную -
                Их на растопку, на костры!
Работать с ним было одно удовольствие. Он быстро перенимал наши навыки, и дважды ему ничего не надо было объяснять. И еще одна деталь - оказалось, что он был сильнее и физически развит гораздо лучше каждого из нас. Внучек всегда, когда работал с кем-то из нас в паре, брался выполнять наиболее тяжелую часть задания. Мы не сопротивлялись, так как нам уже было не так просто все 12 часов рабочего дня  держать себя в форме.
Командир отряда доверял нашей бригаде безоглядно и лишь побаивался наших шуток, которые могли подорвать его командирский авторитет в отряде. Поэтому он редко бывал у нас на мосту, но мастер в своих огромных сапогах лазил по переплетам моста, как ловкий кот, и «заколебал» нас своими советами.
Указания его мы забывали сразу, уже в конце его очередной фразы, Единственный, кто выслушивал мастера до конца, был Внучек -  мы  подставляли его «под мастера», когда тот показывался на мосту. Работа  под мостом, а точнее с мостом, даже для нас была не совсем обычная, а технически, с точки зрения плотницкого мастерства, предельно сложная.
Мост соединял берега высыхающей на лето речки и проходил на высоте метров 7-8 над ее бывшим руслом, которое сейчас, в конце августа, представляло собой каменистый овраг.
Мост был полностью деревянный, со сложным переплетом бревен в несущей его части и в опорах.
Из железа были только основательно проржавевшие болты, стягивающие конструкции моста.
Нам надо было выборочно заменить прогнившие элементы. Работали без остановки движения железнодорожных составов с лесом, снующим  туда и обратно - со склада на лесопилку и с лесопилки на склад. Итак, если у вас хватит воображения, представьте себе основание моста, только не из железных ферм, а из бревенчатых, и нас пятерых под мостом, выколачивающих гайки из бревенчатых конструкций моста и вставляющих на место старых бревен новые, подготовленные нами же на земле, а вернее на дне засохшей речки.
Но и здесь действовал закон - на затянутом тучами небе всегда где-то пробьется лучик солнца.
Как тут не вспомнишь прекрасную и беспредельно мудрую народную пословицу:
«Если где-то слава Б-гу, значит где-то - не дай Б-г!» Читайте наоборот!
Таким лучиком для нас была, но не сквозь тучки, а сквозь настил из досок, девушка, которая несколько раз в день проходила по мосту, то есть по настилу с краю от железнодорожного полотна.
Настил же состоял из нескольких досок, не плотно подогнутых друг к другу.
Возможно, девушка выполняла функции курьера.

                Солнце яркое светило,
                досочки лаская,
                Иссушило, просушило,
                от конца до края!

Самым любимым занятием членов бригады, да простят меня блюстители нравов, было под стук каблучков шутливо снизу перекликаться, пытаясь первым определить цвет трусиков идущей. Доски моста рассохлись под лучами летнего солнца, и щели между досками позволяли точно определить скрытые подробности девичьей тайны.
Ах, эти каблучки, ах, эти трусики. Но надо отдать должное Внучку - он в этих шутках участвовать отказывался. Он вообще от наших шуток краснел и старался в этих случаях не смотреть нам в глаза. Кстати, Внучек был исключительно  сложен физически, а главное обладал уникальной выносливостью и силой.
Дело было летом, необыкновенно жарким летом для ленинградской области, и Внучек, презирая все правила техники безопасности, отказывался работать в одежде. На нем всегда были лишь плавки.  Мускулатура его не выделялась, но он был как бы обвязан мышцами, скрученными из невидимых канатиков. Мышцы не бугрилась, а были словно натянуты под загорелым, абсолютно безволосым кожным покровом. Особенно он старался помочь мне и Яше, так как чувствовал, что большие бревна не всегда были тому под силу.
А мы продолжали  подтрунивать над его речевым недостатком, но любя, конечно, и он не обижался. Было видно, что он рад быть с нами, рад нашей дружбе, нашему веселью и задору. Это был идеальный Внучек для нашей бригады. Все случилось в обычный день.
Стиль нашей работы заключался в том, что каждый прилеплялся к своей, подпорченной временем и ленинградской погодой деревянной конструкции, к поперечной балке или к косяку. Мы отдирали их, предварительно внизу подготовив замену, то есть точную копию подгнивших. Внучек бегал между нами, помогая в самые ответственные замены. Мы пока ему еще не доверяли самостоятельные задания.
                Висели вверх тормашками,
                С утра наевшись кашкою….
Итак, было предобеденное время, жарко, солнце стояло в зените. Мы «висели» под мостом в разных его точках, и в совершенно разных абсолютно неестественных позах.
Внучек на этот раз расположился выше всех, и в руках его была бензопила, с которой работать-то на ровном месте непросто, а между бревнами моста, упершись ногами и спиной в треугольные переплеты его из бревен, так и вообще -  цирк какой-то. Мы все были отчаянно молоды, и никто из нас не думал о  предметах страховки.
(Сейчас мне просто невдомек,  как командир и мастер не отследили за элементарными нормами ТБ).
Да, в руках Внучека была бензопила (она была раза в три больше современных), цепь отчаянно крутилась, и он подпиливал наклонную стойку, так как старый болт выбить кувалдами не удалось. Оставалось только одна возможность убрать ненужную деревяшку - распилив ее. Внучек пилил, и я видел, что он уже заканчивает. Я крикнул ему,
чтобы он был в конце осторожен, так как пилу может заклинить, когда пропил будет закончен, и две части бревна сойдутся под тяжестью мостовых конструкций. Он услышал,  а я успокоился, выкручивая огромным гаечным ключом  очередной болт, находясь чуть ниже и правее Внучека.
А в это время….. Вы, наверное, догадались….
Да, раздался стук каблучков. Все, кроме Внучека, конечно, бросили работу, и каждый ждал, кода трусики пройдут над ним. Яша даже крикнул, чтобы Внучек выключил бензопилу, но тот либо не расслышал, либо, как всегда, не захотел принимать участие в нашем веселье. Вот-вот должна была начаться перекличка, с оценкой предмета нашего внимания,
с сопутствующими комментариями, причем так, чтобы красавица  могла все слышать, как бы принимая участие в празднике.
Нам снизу казалось, что эта игра ей нравилась, иначе бы она уже на второй день одела  лыжный костюм. Но она не одела, а  шла уже вторая неделя нашего с ней «заочного» знакомства. Сами понимаете?!
Сегодня она должна была пройти над Михеем. Внучек работал около Михея, а потому мы все видели, как он кончает допиливать балку, ожидая, что при этом он все-таки заглушит и бензопилу.
Итак,  что произошло дальше?
Пила попала на скрытый железный болт. Это мы поняли по мерзкому звуку.
Вся наша славная бригада мгновенно от этого звука затаила дыхание, забыв обо всем на свете и о трусиках тоже, поняв ужас произошедшего. Раздался шум подходящего состава с бревнами. Мост завибрировал.
Все это мы по кусочкам восстанавливали уже вечером с командиром и мастером.
Может, Внучек что-то крикнул в самом начале, хотя вряд ли за шумом работающей пилы можно было бы разгадать его крик. Но вот стук каблучков не прекратился и как бы отмерял мгновения этой катастрофы. Сливаясь с нарастающим гулом от тепловоза. Цепь, наскочив на железо, рванула пилу, и Внучек от неожиданности потерял равновесие - начал падать.
Падать вместе с пилой. Рядом падало освобожденное, пропиленное бревно, надломившись в то же самое время.
Все остальное  заняло вечность. Но если не вечность, то я до сих пор вспоминаю этот сказочный полет парня с работающей пилой в руках, с бешено снующей острозубой цепью, как замедленную киносъемку с манометром каблучков
вместо музыкального сопровождения тапера.

                Лязгнули цепи, взвизгнули цепи,
                Страшная участь  - дьявол в ответе!

Внучек падал, а в руках его была работающая пила, и у всех у нас возникла одна и та же страшная мысль, что когда он окажется на земле, либо пила упадет на него сверху и оглушит парня, либо цепь порвется от удара и, продолжая свое страшное вращение, рассечет его, отрезав - ногу, руку, голову. О бревне в это время никто не думал. Но все произошло иначе.
Внучек сложился в воздухе как акробат, пилу не отпустил, а сначала прижал ручки к груди  и затем с силой оттолкнул пилу от себя, теперь уже они падали раздельно. Освободившись от пилы, он странно взмахнул руками, как прыгун с трамплина, весь сначала выпрямился, затем снова сложился, посмотрел на падающее бревно,  и  стал клониться на бок. Он  упал на землю в таком сложенном положении на бок, а пила, сделав два оборота в воздухе, заглохла от недостатка подачи бензина, грохнулась на камни в метрах  трех от него.
Сверху на пилу упало бревно, разбило бензобак, и высохшие камни речки потемнели от  маслянистого топлива (солярки). Вы спросите, - «Почему бревно упало последним?» Так ведь оно сначала покачалось на «недопиле», а потом, обломив его, полетело догонять Внучека.
Мы почему-то перестали слышать не только рев пилы, но и каблучки, и шум поезда. Это продолжалось несколько бесконечных мгновений. Может, девушка остановилась, испугавшись наступившей тишины? Может, остановился и поезд, испугавшись за Внучека?
Мы еще не успели облегченно вздохнуть и спрыгнуть вниз, а Внучек уже перевернулся на спину, растянулся во весь рост, раскинул руки и улыбнулся так, что краешки губ слились с мочками ушей, торчащих как две большие бело-розовые раковины. Он вскочил на ноги и словно артист цирка вскинул руки, как мы сначала подумали, в направлении солнца.
И вдруг сверху раздался звонкий голос, - «Внучек, ты жив…? Молодец! Вечером на том же месте!»
Потом она повернулась в нашу сторону, показала язык, - «Сегодня они голубые, в горошек!»

                Мы по КЕЛДОВУ ходили,
                Нам и в КЕЛДОВЕ лафа,
                По пол-литра усушили,
                Мы парного молока ….!
                Бидон!

В этот день мы узнали от командира, что Внучек наш был мастер спорта по дзюдо, а там, в первую очередь, учат, как надо правильно падать.
Спасибо советскому спорту.