Расплата

   Оксана Студецкая

                Р А С П Л А Т А

Этот день был субботний. Первый день осени , которая еще не чувствовалась ни в воздухе, ни в настроении людей. Он был жарким, как в середине лета. Вечерело.
Правильным квадратом четыре пятиэтажных дома, повернутых фасадом внутрь, окаймляли двор.
     На детской площадке с мягкой песочной подушкой, мальчик лет шести стоя, раскачивался на качели. Ему не грозило разбить голову. Воздух колебался от оголтелого крика ребят. Вдруг быстрым шагом к мальчику подошел средних лет мужчина в синих брюках и светлой рубашке.
     - Сто..о…п! – крикнул он. – Женька, привет! – и оторопело посмотрел на мальчишку.
     - Дядя Миша..а..а! Ура…а..а! -  закричал мальчик и бросился ему на шею.
     В это время молодая женщина стряпала ужин на кухне, то и дело, выглядывая в окно, которое выходило во двор.
     - Не видно, наверное опять с мальчишками побежал в соседний двор, - подумала она. – Вот же противный! – и уже сердясь, решила, - Надо идти искать.
     Она быстрым движением сняла фартук и, с гневом из-за непослушного сына, которому всегда строго наказывала не уходить со двора, спустилась по лестнице и направилась к песочной площадке. Здесь резвилось еще много детей. Уже издали, женщина пересмотрела всех, но своего так и не увидела.
     Женя! Же..е..е..ня..я! – рассерженно, звала она. Но среди ребят, одетых в желтые, красные, зеленые, гороховые и клетчатые рубашечки, ее Евгения не было. Она еще раз осмотрела площадку и пошла во двор соседний. Там Женечки тоже не оказалось. « Где же он?» - спрашивала она себя, все еще с чувством гнева на сына. Чувство волнения подкрадывалось к ней, но она верила, что найдет Женьку и теперь обязательно накажет.
     Прошло около часа, как Любовь тщетно искала своего сына. Теперь она не на шутку волновалась. Спустя еще час, Женечку искали все соседи, а Люба, уставшая  от беготни и волнений, уже рыдала, все еще повторяя: « Вот, только  он  придет, я ему задам!». Но когда начало темнеть, а Женечки все не было, у нее часто забилось сердце. Ей советовали обратиться в милицию, так как самим продолжать поиски было бесполезно.
     Телефонная трубка дрожала в ее руке, а плачущий голос с беспорядочной речью умолял о помощи.  Люба сидела на диване с растрепанными волосами и опухшим от слез лицом. Присутствующие две соседки, утешали ее. Участковый милиционер без звонка вошел в раскрытую дверь квартиры. Узнать мать ему не составило труда.
     - Не плачьте, мамочка, - сказал он, сверкнув на нее большими голубыми  глазами. – Найдется ваш сын! Мы послали солдат прочесывать посадку и лес. Таких шестилетних гвардейцев, как ваш сын, мы уже не раз возвращали из Африки. Они ,ведь, в этом возрасте все пешком в Африку ходят.
     Лицо участкового было спокойным, слегка улыбающимся. Его спокойствие и трезвость повлияли на молодую мать. Сполна доверившись ему,  она надеялась, что скоро найдут ее сына.
     Но Женечку не  нашли ни в эту ночь, ни в последующие дни.
     Спустя неделю, вечером к Любаше пришел Михаил, тридцатипятилетний, неженатый , который вот уже  второй  год ходил к Любе. Все обещал  жениться на ней, но воздерживался из-за мальчишки – ее сына. Хотелось ему все же  начинать свою семейную жизнь «с нуля», как он  выражался, а жениться на женщине с ребенком он не решался. Приходил он к Любе аккуратно часто, редко отсутствуя больше недели. Так и на этот раз, спустя неделю, он пришел к ней под вечер. Позвонил у порога, но ему никто не спешил открывать дверь. Тогда он тронул ручку и дверь, открылась.
     Почему не запираешься? - спросил он, входя в прихожую, но ему не ответили. Михаил прошел в комнату. Люба лежала на диване, укрытая теплым одеялом. Ее морозило. В комнате слышался  запах медицинских препаратов, на полу валялись кусочки ватных тампонов. Остекленелые  глаза Любы, остыло смотрели в потолок, губы слегка дрожали, выражение лица было старческим, щеки – серыми.
     В какое-то мгновение кровь хлынула в голову Михаила, уши покраснели. Ему показалось, что Люба лежит мертвой. Михаил бросился к ней, схватил ее лицо руками, затормошил. Люба слегка простонала.
     - Что случилось? – спросил он хриплым голосом, удостоверившись, что она жива.
     - Михаил..? – еле слышно заговорила Люба, очнувшись. Потом медленно, раскрывая пересохшие губы, едва зашептала: - Женечка наш про…, - она не смогла договорить до конца, спазм в горле остановил ее речь. Новый поток  слез покатился по  щекам. Затем она поднялась, оперлась на руки и набрав воздух в грудь неистово закричала: - Наш сын пропал!Той сын Женечка, пропал безвести..., Миша..а..а!» - и она упала на подушку от вновь, сдавившего спазма в горле.
     Михаил имитировал волнение, но после услышанных слов, «твой сын»,   его больно кольнуло в сердце. Он обеими руками схватил Любу за плечи, крепко встряхнул и спросил:
     - Что ты сказала? Женечка наш сын? Он мой сын? Или это ты так, в эту минуту говоришь?
     Люба молчала, ее беспокоила сухость во рту и она попросила пить.
     - Действительно он мой сын? Говори, слышишь! – уже в нетерпении кричал Михаил, подавая ей стакан с водой.
     - Да, - утвердительно произнесла Люба и с жадностью стала пить воду. Утолив жажду,она откинула голову на бок.
     Михаил стоял в оцепенении. Ничего больше не спрашивая,  где, как, почему и при каких обстоятельствах пропал Женечка, он думал об одном:- Он мой сын?! Неправда! Она врет!
     - Ты врешь!  Женечка не мой сын.., - произнес он вслух.
     - Нет, не вру… вспомни время наших первых встреч…
     Михаил вскочил с края кровати, на которую присел, чтобы выслушать  Любу. Выбежал в прихожую и направился к двери, но вдруг остановился, перевел дыхание. Его  первой мыслью, но не только мыслью, зовом страха свершившегося, было побуждение  сейчас же бежать туда, откуда он несколько дней  тому вернулся. Прислонившись к стене, Михаил закрыл глаза и силой воли, которую он не раз привык призывать к себе, заставил себя успокоиться.
     - Нет, нет, этого не может быть? – размышлял он. Тогда,  тогда был май месяц, нет еще  не  было мая? Черт, побери! Какой же тогда был месяц? Ведь стояли уже летние дни, как будто, когда они поссорились и расстались? А Женька? Женька родился в декабре. Да, что-то похоже, что он все-таки мой сын… Но она же ни разу мне об этом даже не намекнула! Почему?! Мы же снова встретились. У нее уже был сын, а я все-равно хотел ее видеть, хотел, чтобы все у нас стало по-прежнему. Могла же, она сказать!?  Может быть, я тогда бы и женился, а не волочился до сих пор?.. Почему она мне не сказала об этом?.. – еще и еще раз спрашивал сам себя Михаил.- Что за идиотство у этих женщин ?! –сердился он про себя, - Приобретать детей и вечно скрывать о том, кто их отец…
     Михаил ушел молча, не сообщив Любе о своем уходе. Пошатываясь от принятого по дороге спиртного, он вошел в свою холостяцкую квартиру.  Закрыв за собой двери на все замки,  он размеренным  шагом направился в угол комнаты и остановился у двух паркетных дощечек, на которых сам сделал пометки. Постояв минуту-другую,  он вдруг в яростном ожесточении  стал каблуком выбивать паркетину: наконец, дощечка  поднялась и отскочила. Михаил вывернул другие дощечки руками, а затем вышвырнул из под них пачки денег.Разбросанные по полу деньги он топтал ногами и матерился. Пачки  выскальзывали из под его ног, рассыпались, мялись, но ничего большего с ними не происходило. Они оставались целыми, зеленые лепестки, устилавшие пол комнаты Михаила. Вдруг он остановился в оцепенении: впервые в жизни он был испуган. Испуган событиями то ли рока, то ли итогом собственной жизни? Да, именно, итогом своей жизни. Никогда еще все происходящее с ним, не трогало его так, как этот случай.
     Он смотрел окаменевшими глазами на зеленые лепестки, которые уже не радовали его, как несколько дней назад. Этих денег ему хватило бы на многое: купить машину, дом, довольствоваться любыми желаниями, но теперь он не знал, что с ними делать?.. Каждая взятая им отсюда бумажка, будет ежечасно напоминать ему о том, что он совершил. Неделю назад он продал Женечку за двадцать тысяч долларов двум иностранцам в институт экспериментальной пересадки органов. Но он  никогда не мог подумать, что  Женечка окажется его родным сыном.
    
               
                1979 г.