Э П И Ц Е Н Т Р - 2. Эволюция.
Глава 1. Шерхан.
Торопиться было некуда. До прибытия объекта оставалось пятнадцать минут. Эти пятнадцать минут – формальная перестраховка. Объект пунктуален и перемещается по строго выверенному графику, на который можно положиться, как на хронометр за тридцать тысяч баксов. Но лучше исключить любую гипотетическую случайность.
Пропустить объект невозможно. Он приедет на «Майбахе». А «Майбах» сюда приезжает один-единственный – президента корпорации. Не потому, что другие себе не могут позволить такую тачку. Они что угодно могут себе позволить. Просто президент против этого возражает. Президент уважает эксклюзив. Если он на «Майбахе», остальные на чем угодно, на «Бентли», например. Но без дубляжа.
«Если он такой эксклюзивный, - с легким презрением подумал Шерхан, - мог бы ездить на спецзаказе любой марки и не морочить остальным голову. Убожество.»
Можно пока прогуляться по тенистому скверу, раскинувшемуся напротив стеклянного небоскреба. Слишком удаляться не стоит, но и мелькать в зоне досягаемости камер видеонаблюдения ни к чему.
Впрочем, насчет камер – это глупости. Никто никаких записей просматривать не станет. Не будет уголовных дел; купленного – перекупленного следствия; недокормленных оперов, вечно шныряющих в поисках, где бы срубить левого бабла; тупых, трусливых, пережравшихся прокурорв, готовых сблевать, чтобы жрать снова и снова. Ничего такого. Потому что это вам не снайпер на крыше и не бомба под днищем лимузина.
Шерхан усмехнулся. Камеры – это просто рефлекс из недалекого прошлого. Тогда их все же не стоило упускать из виду. Он прекрасно знал, какие люди нынче сидят по кабинетам, в которых даже на чайнике можно штамповать гриф «совершенно секретно». Сам не так давно оттуда. Те, кто прежде сидел в таких кабинетах, были не подарки. Но они хоть знали свое дело. А у этих скорость подъема по служебной лестнице была прямо пропорциональна интенсивности, с которой вылизывались сановные задницы.
Но даже среди этого планктона иногда попадались отдельные особи покрупнее, способные к рациональной деятельности. Их-то и следовало опасаться. Особенно прежде, когда Шерхану требовался непосредственный контакт: сперва физический, а потом, хоть и визуальный, но метров с трех, не более.
Особи покрупнее не любили полировать чужие задницы. Но тоже хотели двигаться наверх. Они, как все, не напрягались без надобности. Но остро чуяли, когда стоит проявить свои возможности именно в том месте, которое может послужить трамплином для прыжка. Шерхан не исключал пусть одного шанса из тысячи, что кто-то из таких «попрыгунчиков», умеющий мыслить нестандартно, может по некоей маловероятной случайности обратить внимание на череду событий, внешне как будто совершенно не связанных между собой. И этот кто-то начнет думать, сопоставлять, ковырять… В итоге он непременно доберется до камер видеонаблюдения, рано или поздно. И – пусть почти невероятно, но не исключено – среди многих часов записи заметит, что каждому случаю предшествует некая постоянная составляющая. А именно – его, Шерхана, присутствие в кадре, в непосредственной близости от объекта.
Это, конечно, граничило с паранойей. Но для таких, как Шерхан, если они хотят выжить и преуспеть, границы осторожности и предусмотрительности должны простираться по всем направлениям в бесконечность. Оттого и теперь, когда его работа упростилась, а риск стал минимален, он продолжал избегать видеокамер.
Впрочем, он сейчас размышлял об этом лениво и как бы со стороны. Последний раз есть последний раз. Хоть расслабляться все равно нельзя, в таких делах из-за преждевременной расслабухи последний раз порой мог стать самым последним, во всех смыслах.
Накануне он проверил один из своих анонимных банковских счетов. Аванс пришел, как было условлено. Посредник надежный, тоже из бывших. Да и заказчики люди солидные, мелочиться и жульничать не станут. Для них эта сумма – тьфу! А для Шерхана… С учетом полного расчета и того, что удалось накопить, можно и на покой.
Посредник вышел на Шерхана неожиданно года полтора назад. Шерхан тогда еще не достиг своих нынешних возможностей, но уже был на многое способен, способности свои проявил, и те, кому надо, об этом знали. Посредник дал понять, что именно они и навели его на Шерхана. Ссылка на этих людей сама по себе была гарантией того, что это не подстава. Но Шерхан вежливо послал посредника к черту. Согласился на встречу лишь тогда, когда ему были представлены кое-какие гарантии. На встрече залез в голову посредника, хоть тот, догадываясь, с кем имеет дело, блокировался, как при испытании на детекторе лжи. Это, если и помогло, то не очень.
Шерхан не умел по-настоящему читать мысли, улавливал лишь какие-то обрывки, даже, когда сканируемый не защищался. У посредника и обрывков выудить не удалось. Но этого, в сущности, и не требовалось. Шерхан за нагромождениями лжи, уловок и комбинаций сумел почувствовать другое: с ним посредник ни в какие игры не играет. Или, если точнее, он всегда играет, иначе ему нельзя, но сейчас без подвоха. И еще Шерхан понял, что посредник занимается своим делом профессионально и имеет контакт с несколькими исполнителями.
Однако через полгода посредник переключился исключительно на Шерхана. Понял, что это золотое дно: все делается стерильно, без последствий, фактически без риска, и бабки за такую работу платят соответствующие. Процент от них с лихвой перекрывал доходы от других сделок, так зачем лишние хлопоты и риск?!
Шерхан решил, что от посредника теперь придется избавиться. На покой, так на покой, и чтоб никаких хвостов. Посредник тоже был мастер шифроваться. Но это пустяки. Шерхан давно усвоил все его схемы, сложностей не возникнет, просто очередная стерильная операция, на этот раз по собственному почину…
До прибытия объекта оставалось несколько минут. Шерхан неторопливо зашагал к заранее выбранной точке у входа в кафе. Там людно, не придется одиноко торчать на виду, а расстояние и обзор оптимальные. Жаль, что возможности, как бы они ни прогрессировали, все же ограничены. Пока во всяком случае. Чтобы выполнить задачу, нужно рассмотреть лицо объекта, проникнуть вовнутрь, вывернуть наизнанку, почувствовать движение крои, работу органов. Впрочем, не всех органов. Достаточно сердца. Внезапный отказ других все же не вполне естественен. А сердечный приступ привычен, как дождь за окном. Особенно, у таких клиентов. Главное, точно рассчитать импульс. Не нужно, чтоб объект повалился здесь же. К чему такие спецэффекты? Нужно, чтоб он, ничего не заметив, проследовал по своим делам и спокойно занимался ими ровно до тех пор, пока посланный Шерханом импульс не сработает.
Шерхан на первых порах раз – другой воздействовал на мозг: летальный инсульт тоже оптимальный результат. Но мозг, как выяснилось, штука хитрая. Вместо инсульта у объекта могло возникнуть помешательство. А заказчики рассчитывали на бесповоротное решение проблемы и оставались недовольны. Уяснив это, Шерхан больше не экспериментировал, сосредоточившись исключительно на сердце.
О скоропостижной кончине объектов заказчики обычно узнавали из теленовостей. Был случай, когда один деятель не захотел платить, посчитав, что заказ тут не при чем, обычная острая сердечная недостаточность.. Посредник попробовал наладить переговоры, но тут же съехал с темы, объяснив Шерхану, что лучше плюнуть и не связываться – может выйти себе дороже. Шерхан сделал вид, что плюнул. А месяца через три инфаркт случился у самого неплательщика. Сердце остановилось – по естественной причине, конечно…
У кафе Шерхан не спешил занять исходную позицию. Рано. Он подошел к киоску, сделал вид, что изучает витрину, пестревшую обложками глянцевых журналов. Глянец, как всегда, блистал накачанными мужскими торсами, полуголыми девицами и дорогими тачками.
Шерхан не любил супер-тачки. Они, как дорогие девки, могли доставить минутное удовольствие своим рабочим ресурсом, способствовали имиджу, но реальной пользы от них никакой. Особенно, если выкатить на такой вип-телеге на родные просторы, за пределы доморощенных «сити» и скопищ элитных особняков. На вековечных ухабах родных просторов лучше всего сгодился бы «Лендровер». Как в Африке.
Именно в Африке Шерхан влюбился в этот незатейливый бездорожник, способный катить по бескрайнему коричневато-желтому вельду, легко преодолевая заболоченные низины и канавы, оставленные потоками в сезон дождей; по сыпучим пескам пустыни, не увязая в них; по малопроезжим, изрезанных колеями грунтовкам в непролазных джунглях. Везде.
Там же, в Африке, он привык к своему оперативному псевдониму Шерхан. Псевдоним ему нравился, как и персонаж Киплинговской сказки – вопреки воле автора. Сильный, жестокий и в то же время хитрый и расчетливый тигр – чем не портрет «советника» при чернокожих деятелях, считавших наилучшим инструментом политики мачете и хохотавших над всякими либеральными выдумками наивных белых людей. Чернокожие деятели съели бы Маугли за завтраком. Они считались исключительно с шерханами, потому что сами сильно смахивали на шакалов, только обнаглевших.
Чернокожие «патроны» со временем стали даже слегка побаиваться своего «советника», который, порой, осторожно, чтоб не переборщить, демонстрировал им всякие удивительные штуки, особенно на допросах. «Патроны», первобытную сущность которых не могло одолеть иногда и университетское образование, считали своего белого союзника немного колдуном, и это было ему только на руку.
Шерхан в то время еще не слишком хорошо разбирался в своих способностях и не всегда мог ими управлять. Но кое-чему он все же успел научиться. И пользовался этим, как мог. Тем более, что на просторах продуваемой горячим ветром саванны или под душным, вопящим на разные голоса пологом джунглей, его способности обострялись и росли с каждым днем. Наверно, этому способствовали служебные обязанности, порой смахивающие на кровавый кошмар.
Он до мелочей помнил испытанный им в далеком детстве ужас, когда сорвавшийся с цепи волкодав загнал его в тупик между высокими заборами. (Нечего было лазать по чужим садам.) Стресс не помог десятилетнему пацану перемахнуть через неприступную изгородь. Неизбывный страх взорвался в голове, как граната, ослепив, оглушив и обездвижив. Волкодав с грозным рычанием прыгнул, сбил с ног, огромная пасть щелкнула желтыми, с мизинец, клыками. А затем…
Он пришел в себя оттого, что к земле его придавила какая-то вонючая тяжесть. Он осторожно открыл глаза. Волкодав неподвижно лежал на нем, ощеренная пасть сочилась слюной прямо перед носом. Он столкнул с себя неподвижную тушу, поднялся на подкашивающих ногах. Волкодав не шевелился.
Он, не раздумывая, пустился наутек. И получил дома выволочку за перепачканные и порванные рубашку и штаны. Но, когда на него орал отчим, он размышлял лишь об одном: ужасный пес издох прямо в прыжке. Отчего? Тогда ответа он не нашел.
Догадки стали появляться в старших классах школы, когда ответ на вопрос учителя вдруг будто «выпрыгивал» из головы соседа по парте. Или когда хулиганье напугало его на ночной улице не многим меньше, чем когда-то волкодав. Хулиганье готовилось его испинать. Но внезапно дружно отшатнулось, попятилось. Наголо стриженный качок захрипел и схватился за горло, будто его настигло удушье…
Когда одноклассница после хмельной вечеринки отказалась раздвинуть ноги на парковой скамейке, он почти осознанно направил на нее то, что таилось в нем. И беспрепятственно получил свое.
После службы в ВДВ, его приметили внимательные люди и отправили учиться в «спецуху». Оттуда и начался путь в Африку, в которую позже он много раз мечтал вернуться, потому что там не действовали двуличные законы белых людей, не нужно было все время кривляться, изображая из себя не того, кто ты есть. Потому что именно там он стал Шерханом и никем иным больше быть не хотел.
Но «советников» все реже отправляли в саванны и джунгли. Он вернулся на родину и оказался в кабинетах с грифами «секретно» на чайниках. Но он уже не мог измениться и по-прежнему оставался Шерханом, а огромные кошки из джунглей (пусть и других, не африканских) плохо приживаются в клетках. Началось с мелких шероховатостей по службе, а закончилось тем, что он круто схлестнулся с начальством. Лощеные полковники в дорогих цивильных костюмах были будто выведены в этих тихих кабинетах. Они никогда не носили камуфляжа, не исходили потом под палящим экваториальным солнцем, не ведали, как пахнет свежепролитая кровь. Они были большие мастаки плести интриги, лицедействовать, заискивать перед старшими и унижать младших. Они уважали силу в тех, кто сверху, и полагали себя сильными по отношению к тем, кто внизу. Последних они не считали за людей, видя в них лишь марионеток, повинующихся движениям нитей, нанизанных на руководящие пальцы. Но они ни черта не понимали в силе…
Шерхана просто выперли. Хотя, после того, что случилось, он мог бы и вовсе исчезнуть. Предъявить ему было нечего – никаких доказательств. Все списали на череду трагических совпадений. Но в это не очень поверили, пусть других объяснений и не нашлось. Шерхана взяли в оборот по полной программе, но, понятно, ничего не добились. Пока решалась его судьба, он был готов к самому худшему. В столь щекотливых ситуациях отпускать хищников-«шерханов» на все четыре стороны не полагалось, в пресловутой формуле «казнить нельзя помиловать» запятую для верности обычно ставили после первого слова. И он готовился к худшему. Можно было просто сбежать, хоть его и пасла «наружка». Но бегство – прямое признание вины. И Шерхан не торопился, будучи постоянно начеку и готовясь отразить удар. На этот случай у него имелись соображения.
Но удара не последовало. Он никогда не узнает, какой груз качнул чашу весов в его пользу. Шерхану предложили написать рапорт об отставке. Предложение равнялось приказу, да он и не стремился оставаться в кабинете с «секретным» чайником.
С него взяли кучу подписок о неразглашении: на случай длинноязыкости предполагалась уголовная ответственность. Шерхан только посмеялся про себя: если бы он на самом деле решил что-нибудь разгласить, его можно было упечь на весть остаток жизни – вовсе не за разглашение.
Теперь он точно знал, на ЧТО способен. Он был способен на разное. Но ЭТО, безусловно, было главным. ЭТО являлось не только оружием, но и капиталом, которым требовалось с умом распорядиться.
Он размышлял и прикидывал месяца три, перебиваясь на скромную пенсию, пока все не сложилось само собой. На него вышел бывший коллега, знакомый еще по «спецухе», тоже помотавшийся по свету и заимевший биографию темнее некуда. Вернувшись из дальних командировок, он тоже не прижился в тихих кабинетах, затосковал, подсел на стакан, покатился по наклонной. Его сперва отстранили, а потом и вовсе отправили «в резерв». На гражданке «резервист» не преуспел, лишь биография у него сделалась вовсе непроглядной. Бывший коллега при встрече объяснил, что ищет напарника для выполнения заказа. Шерхан согласился при одном безоговорочном условии: коллега сведет его с заказчиком.
Перед самой операцией «резервист» внезапно умер от сердечного приступа, но Шерхан заверил заинтересованных лиц, что справится с задачей один. И предложил за дополнительную плату проделать все так, чтоб акция выглядела, как несчастный случай. Заинтересованные лица сомневались в такой возможности, но все же согласились.
Тогда исполнить обещанное Шерхану было много сложней. Пришлось караулить объект в туалете дорогого ресторана, куда попасть оказалось непросто. Даже по нужде объект отправился в сопровождении бодигарда. Но Шерхану, стоя за соседней мойкой, все же удалось коснуться его руки. Шерхан еще ни в чем не был уверен и, на всякий случай, послал импульс со всей силой, на которую был способен. Дверь туалета не успела захлопнуться, когда Шерхан услышал за спиной возглас телохранителя и стук упавшего на мраморный пол тела.
В новостях сообщили, что скоропостижная смерть известного банкира наступила от острой сердечной недостаточности. Признаться, Шерхан сомневался, что с ним расплатятся, как обещано. Но заказчики не только расплатились сполна. Их контактер условился о способе, посредством которого Шерхана можно разыскать в случае необходимости. И новая необходимость не заставила себя долго ждать.
…До прибытия «Майбаха» оставалось полторы минуты. Шерхан отошел от киоска с глянцем и занял исходную позицию. Он был собран, но спокоен. Вот, собственно, и все. Или почти все. Остается дождаться полного расчета, перевести сбережения с нынешних счетов в надежные иностранные банки. Абсолютно легальный загранпаспорт на чужую фамилию был готов еще в прошлом месяце.
Шерхан знал, куда он отправится. В Африку. Кто-то мог бы счесть его идиотом. В Африку – с ее войнами, голодом и СПИДом?! Но ему хотелось именно туда. Обосноваться можно в каком-нибудь относительно вменяемом Судане. Но оттуда рукой подать до саванны, по которой можно ехать на «Лендровере» целый день, не встретив никого, кроме случайного голого охотника с доисторическим копьем в руке. Там не надо торчать в нескончаемых автомобильных пробках, вытягиваться в струнку перед ничтожествами в щеголеватых костюмах, а по вечерам от скуки наблюдать разухабистый бред из телевизора. Там, на берегах полупересохших в летний зной озер, где у водопоя львы охотятся на изнемогающих от жажды антилоп, а не ведающие никаких заповедей люди – на других людей, все зависит от тебя самого, от твоей силы, быстроты, жестокости и осторожности. Там можно снова стать самим собой, Шерханом, и оставаться им, сколько влезет. У политиков с мачете и дипломами университета имени Патриса Лумумбы долго еще не иссякнет потребность в «советниках». Особенно тех, которые кажутся им похожими на колдунов.
…«Майбах» затормозил у мраморного крыльца небоскреба с опозданием в четыре секунды. Шерхан усмехнулся: откуда такое пристрастие к пунктуальности на нашей земле? – и замер в ожидании. Когда объект выйдет из машины, на то, чтоб рассмотреть его лицо, поймать взгляд и по этой тропинке заползти в душу, останется секунд двадцать. Шерхан тщательно выбирал место, с которого возможен необходимый ему визуальный контакт. Двадцати секунд хватит за глаза. Хватило бы даже пятнадцати, а, может, и десяти. Но действовать надо наверняка. Шерхан сосредоточился, изгоняя из сознания все посторонние раздражители, способные отвлечь и ослабить импульс. Уличное мельтешение и шум, будто отодвинулись и померкли, мысли улетучились из головы, которая стала легкой, словно заполненной взрывоопасным газом. Всякое движение, включая ход времени, для Шерхана остановилось
И все же он сумел почувствовать неладное. Он не понял, что именно. Какая-то неясная, но близкая угроза пробежала морозцем по спине. Чтобы понять, следовало выйти из транса. Но из транса мгновенно не выйдешь, как не вынырнешь за секунду из темной глубины, в которую нырнул с большой высоты. Путь назад в реальность дольше, чем из нее. При физическом контакте с объектами не требовалась такая степень сосредоточенности. Но, если действуешь издалека, приходится будто слегка умереть.
Чувство опасности, пробиваясь сквозь сон наяву, разрослось и надвинулось вплотную. В обычном состоянии Шерхан уже понял бы, в чем опасность состоит и откуда исходит. И успел бы среагировать. Но мысли и чувства лениво возвращались к нему, будто им нравилось витать на воле отдельно от тела. Он сделал над собой усилие, для начала фокусируя зрение. Из «Майбаха», кажется, так никто и не вышел. Шерхан рванулся из глубины своего сна к близкой уже поверхности. Он все же успел вынырнуть и почти догадался, что происходит. Но тут же почувствовал боль под лопаткой, словно туда вонзилась стальная игла. Так оно, на самом деле, и было.
Шерхан начал быстро погружаться обратно в темную глубину, поблескивающая поверхность стала отдаляться, меркнуть, через несколько мгновений чернота стала сплошной и непроницаемой. Шерхан уже ничего не видел и не слышал, когда трое мужчин в штатском сноровисто заталкивали его в кабину «джипа» с тонированными стеклами.
Глава 2. Отшельники.
…Кто он такой? Патлатый ханыга в джинсах и потертом кожане! Бизона учили, что в Зоне все давно стали ханыгами. Может, зря так учили – оттого и бдительность притупилась. Или это не он? Это что-то другое, чего – как опять же учили Бизона – внутри периметра навалом?! По ходу без разницы. Бизон торчит столбом не в силах пошевелиться, сжимая в окостеневших руках ручной пулемет. Он все видит, слышит, понимает. Но сделать не может ничего. Рядом в таких же нелепых позах застыли напарники. А патлатому ханыге хоть бы что! Он подходит к Бизону, выдирает у него из рук оружие…
Монгол, так величали на базе Большого Босса, прибыл со второй «вертушкой» и с ходу поперся ручкаться с ханыгой: привет, Сергей, то – се! Выходит, старые знакомые. Что общего у Монгола с этим Сергеем, неизвестно. Но, значит, что-то есть. И отправились они сладкой парочкой прогуляться вдоль стены полуподземного заводского цеха. А Бизон с ребятами остались возле вертолетов. Они к этому времени подуспокоились. Когда на базе сказали, что надо лететь в Зону, они, конечно, не обрадовались – в Зоне Чума и верная смерть, покорячишься пару часов, потом разлетишься желтой пылью, один костяк останется. Но их заверили, что все, нет больше Чумы и лететь можно спокойно. С трудом, конечно, верилось. С чего бы это вот так, бац, и Чумы нет?! Когда приземлились, сперва сильно нервничали. Но, оказалось, ничего, не обманули.
С прогулки вернулся один ханыга Сергей, без Монгола. Бизон сразу догадался, что хреново дело, что-то там у них произошло. И вдруг одеревенел. И остальные бойцы тоже. А вот бабе и старику, что были с Сергеем – ни черта!..
Ханыга расстреливает из ручника задний винт большого вертолета, лезет в кабину и там опять стреляет. Бизон даже моргнуть не может, веки будто каменные. И остальные стоят столбами, не шелохнутся. Хотя, нет. Вот Шопен, вроде, дернулся. (Рассказывал, как в детстве родители заставляли учиться играть на скрипочке, пока он не грохнул об пол. За это и получил прозвище.)
Шопен, точно, приходит в себя: очумело лупает глазами, ворочает головой. Но, похоже, он ни черта не соображает, может, со страху. Автомат в его руках дергается, плюет огнем. Девка оседает на землю.
Ханыга пытался всех обезоружить. Но у Шопена, видать, так пальцы свело, что он автомат не выпустил. И не стал с ним Сергей этот возиться. Теперь Шопен и вмазал куда попало. И сам немедленно схлопотал очередь в грудь. И остальные непременно бы схлопотали, но старик подскочил и не дал. Повозилась эта парочка, покудахтала над упавшей девкой.
Бизон, хоть и обездвижен, но чувствует, как по спине ползут отвратные холодные струйки. Неохота глупо подыхать. Но Сергей не стреляет. Валит всех на землю. Руки у Бизона становятся вроде не такие деревянные. Сергей вяжет их веревкой.
Потом малая «вертушка» с ревом взмывает в небо, а Бизон со своими парнями остаются лежать, как трухлявые колоды. Снова наползает страх. Что же теперь? Так и сдохнуть между этими треклятыми цехами от жажды и голода?! Или еще от чего. Жмуры, например… Бизон тут же видит приближающегося Жмура, живой скелет, обтянутый желтой кожей. На оставшихся от одежды лохмотьях и на ощеренной морде – бурые пятна. Понятно, что за пятна. Они ведь жрут все, что движется.
Жмур приближается неторопливо, будто понимает, что Бизону деваться некуда. За его спиной маячат еще две – три такие же фигуры. Бизон силится освободиться от одеревенения. Но не может. Не стоило и связывать. Страх превращается в панический ужас. Бизон не трус, всякое повидал. И смертью его не напугать. Но только не такой смертью. Лучше бы уж, как Шопена! Это же не фильм ужасов, чтоб тебя сожрали живьем!
Жмур подходит вплотную, замирает над беспомощным телом, распахивает окровавленную пасть, с отвратительным хрустом сгибается в поясе, тянет к жертве костлявые руки.
«Не-ет! – что есть силы орет Бизон. – Пошел вон, падаль!!!»
…Он подскочил на постели и увидел ошалелые Катькины глаза. Женщина, прикрывшись простыней, опасливо отодвинулась подальше. Бизон понял, что орал во сне.
- Ты чего? - спросила Катька.
- Ничего.
- Сон плохой?
Бизон не ответил, спустил ноги с постели, протер глаза. В окна лился яркий утренний свет. За ними шелестели листвой старые тополя, росшие во дворе дома. Шаман и Борода предлагали поселиться в двухэтажных коттеджах из красного кирпича, возвышавшихся над прочими домишками частного сектора. Их богатенькие хозяева, рассыпались пылью в Чуму точно так же, как и обитатели окружающих скромных домишек, и бабло не пригодилось. В коттеджах, понятно, было просторно и удобно среди добротной мебели, каминов и прочей роскоши. Но Бизон тогда, почти год назад, втолковал приятелям: пока осень – ничего, а зимой, когда морозы за тридцать градусов, замучаешься эти особняки отапливать. На зиму все равно придется заползать в какую-нибудь халупу с хорошей печкой. Борода врубился сразу, а Шаман поворчал, поворчал, но тоже врубился…
Катька встала, накинула халат и отправилась умываться. Бизон, еще не отошедший от кошмара, босиком прошлепал на кухню, зачерпнул кружкой воды из ведра, жадно выпил. Кошмар этот с разными вариациями снился ему с тех пор, как они остались в Индустриальном. Правда, в последние месяцы это случалось пореже, а вот нынче опять накатило.
Жмиуров они увидели не сразу. Их на территории Завода не было, они бродили за оградой, в безлюдном, мертвом поселке.
Сергей и старик похоронили девицу, которую случайно, по сути, ухлопал Шопен, сели в малый вертолет, с которым прибыл Монгол, и улетели. А Бизон с напарниками, действительно, остались лежать на опавшей листве, парализованные и вдобавок связанные. Но пролежали они так недолго. Первым начал дергаться Борода. Потом и Бизон почувствовал, что паралич проходит. Последним очухался Шаман.
Освободиться от веревок не составило труда, спецназовцы все-таки. Когда поднялись на ноги и осмотрелись, выяснилось, что странный ханыга и его спутник-старпер оказались еще и гуманистами: оставили мешок с оружием и боеприпасами. Со стволом Бизон почувствовал себя гораздо лучше.
Сунулся в оставшуюся «вертушку», авось, пилот сумеет починить расстрелянный винт. Но пилот сидел в своем кресле со стеклянными глазами. Возможно, его сперва тоже просто парализовало. Но теперь это уже был никакой не паралич, тело начало остывать. Сердце, что ли, не выдержало?
А вот раций им не оставили. В вертолете радио было разнесено вдребезги. С базой не свяжешься.
Монгола они нашли быстро. Он лежал под стеной цеха, откинув в сторону руку с пистолетом. В виске у него чернело аккуратное отверстие, вокруг которого уже начала запекаться кровь. Бизон склонился над трупом, потом принялся обшаривать его, но ничего не нашел. Карманы Монгола были пусты. Неудивительно. Разведка!
- Чего это он? – недоуменно спросил Борода.
- Жизнь надоела – чего! – огрызнулся Бизон.
- Может, он не сам? – предположил Шаман.
- Сам, не сам… Как думаешь, с кого за это спросят?
Все промолчали.
…Катька явилась на кухню, разожгла примус, найденный когда-то на чердаке, и поставила на него кофейник. Бизон почувствовал горьковатый запах Катькиного любимого напитка, повозил по пересохшему нёбу шершавым языком. Во рту гадость, и сушняк давит. К чертям этот кофий! Полстакана водки – в самый раз. Потом еще полстакана, и все придет в норму. Бизон покосился на буфет, где, он знал, стояли три литровые бутыли «Пшеничной», одна недопитая и две с нуля. Но, нет, так вообще можно в хлам сбухаться. Ее ж, родимой, в поселковых лавках осталось полно. Жмуры не употребляли, а никто другой сюда не совался. В лавках и консервов было навалом, их Жмуры открывать не умели, хоть и люто голодали.
Индустриальный вообще оказался изобильным, нетронутым местом. Здесь нормальных людей не осталось. Те, кто выжили, видать, превратились в Жмуров. А нормальных – никого…
Бизон, Борода и Шаман, убедившись, что они напрочь отрезаны от Большой Земли, сначала слегка запаниковали. Особенно Борода. Он вообще был самый ненадежный. Бороды он не носил и никогда не объяснял, почему у него такая кличка. С Бизоном, например, понятно. Его еще в ВДВ так прозвали, когда их кинули в горы. Здоровый, как бизон, вот и вся причина. Еще до армии качался в спортзале с другими пацанами. Ротный, правда, иногда ругался, когда Бизон случайно косячил, что он и тупой, как то животное. Но это неправда. У Бизона ум был, хоть и небольшой, но достаточный, чтоб не схлопотать пулю в «зеленке» или не нарваться на растяжку. Хватало ему ума, чтобы выжить. А в академию поступать он не собирался.
Шаман из ОМОНа. Тоже побывал в горах, но позже, когда настоящая война закончилась. Ему все равно пришлось несладко. Фугасы взрывались каждый день. В итоге смертник в начиненных тротилом «Жигулях» наехал на блокпост. Шамана тяжело ранило, потому и комиссовали.
А Борода – мутный тип. Спецура, это видно. Но где служил, как попал сюда, помалкивал. Впрочем, Бизон еще на Базе стал догадываться, что Бороду ушли со службы, ну, как бы это сказать… за неадекватность, что ли. А если по-простому, крыша у него была склонна к разъездам. Он появился на Базе одним из последних, когда отряд был почти сформирован, и попал в группу к Бизону, которого назначили старшим. Позже Инструктор просветил Бизона насчет нового бойца, чтоб знал, с кем имеет дело. Бизон от этого не порадовался.
На Базе порядки были не армейские. Ни нормальных подразделений, ни званий. Группы, над ними старшие, остальные просто бойцы. Командовал отрядом Инструктор. Монгол появлялся лишь изредка – проинспектировать. Но его побаивались даже такие отморозки. Чувствовалось, что он матерый до невозможности и, хоть голоса никогда не повысит, лучше ему на зуб не попадаться.
Бизон после срочной остался служить по контракту. Долго еще мотался в горах то там, то сям. И дальше бы, наверно, мотался, если б не кое-какие привычки, которые успел приобрести. В горах никто ни с кем не церемонился. Духи резали головы пленным, за это их тоже резали нещадно. А, если духов поймать не удавалось, могли резануть того, кто первым подвернется под руку. И нечего сопли распускать. Война есть война, назови ее хоть контртеррористической операцией, хоть божественной миссией по распространению всеобщей любви.
Но даже в таких условиях Бизон раз переборщил. Сильно переборщил. Так, что реально замаячили военная прокуратура и суд. Пришлось вертеться, утрясать с командованием, которое в душе Бизона понимало и конопатить его в тюрягу не торопилось. После дембеля работал в ЧОПе, но это фигня: ни денег, ни настоящего дела. А потом оказался в отряде – это отдельная песня.
Шаман уже был там, как дома. И Шопен был, но с ним Бизон мало общался.
Когда Инструктор велел собираться в Зону, Бизон Бороду брать не хотел. Но раз Инструктор так решил, так тому и быть, приказы не обсуждаются.
…Они почти неделю не выходили за ограду Завода. Сухой паек кончился на четвертые сутки. Голодуха подперла, Борода психовал все сильнее. Бизон решил, что так ни до чего не досидишься, надо действовать, и скомандовал готовиться к походу.
За заводскую проходную они вышли, как на минное поле. Старые двухэтажные дома, подступавшие к заводской ограде, выглядели неважно. Крыши просели и местами провалились, стекол в окнах почти не осталось. А там, где они остались, заросли толстым слоем грязи и напоминали бельма на слепых глазах. Асфальт на улицах растрескался и пророс могучей осокой.
В отдалении темнел массив поселковых пятиэтажек. Даже на таком расстоянии было видно, что они не в лучшем состоянии.
Тогда они впервые столкнулись со Жмурами. Повернули за угол дома и увидели сидящую на корточках человеческую фигуру. Они сразу поняли, что не совсем человеческую. Неизвестный, лишь слегка прикрытый остатками невообразимых лохмотьев, повернул кудлатую голову на звук шагов. Рот у него был перепачкан красным. А когда кудлатый выпрямился, стало видно, чем он занимался перед этим. Он жрал крысу, которую, видимо, только что поймал. Крыса выпала из костлявых пальцев, и фигура спотыкающимися шагами направилась навстречу пришельцам. Она была точь в точь зомби, оживщий мертвец из фильма ужасов. А в фильмах против зомби существовало единственное средство.
Шаман аккуратно всадил Жмуру в лоб две пули из «калаша». Жмур (они тогда еще не знали этого названия) дернулся, но падать и не подумал, наоборот, ускорил свое движение. Тогда и Бизон выстрелил, снеся твари полбашки короткой очередью. Тварь продолжала приближаться, только ноги у нее стали заплетаться сильнее.
Борода громко выматерился, вскинул автомат и высадил в мертвяка полмагазина. Пули попали в грудь, после чего мертвяк остановился, качнулся в одну сторону, в другую, потом с деревянным стуком повалился на асфальт.
- В голову без пользы, - негромко сказал Шаман.
- Ну. – Бизон заметил, что со стороны бывшей детской площадки приближаются еще два Жмура. Он прицелился и послал по две пули каждому в область сердца. Жмуры замерли, неловко потоптались на месте и тоже рухнули на землю.
Стало ясно, куда их бить. А почему именно так, никто не задумывался.
О том, какие опасные людоеды эти Жмуры, они узнали позже от Катьки и Верки. Самим убедиться в этом, как следует, не довелось. Жмуры еще около месяца бродили по поселку. Один раз даже чуть не схватили Бороду, когда он зашел в крохотную лавчонку и принялся ее обшаривать. Ввалились в дверь и неожиданно набросились в тесном пространстве, так что Борода даже не успел выстрелить. Он только заорал благим матом. На крик прибежал Шаман, находившийся поблизости, и уложил одного мертвяка. Со вторым справился сам Борода. Но Жмур успел укусить его за руку. Они с тревогой наблюдали за напарником двое суток, держа оружие наготове. Но это было, точно, не кино. В зомби Борода не превратился.
С каждым днем Жмуры становились все более вялыми и медлительными, еле переставляли ноги и вскоре охотиться ни на кого уже не могли. Бизон, Шаман и Борода еще стреляли в них, но вскоре поняли, что незачем зря тратить патроны. Жмуры слабели день ото дня, странная неживая жизнь сама собой покидала их костлявые, неотличимые от трупов тела. В конце концов Жмуры благополучно передохли без посторонней помощи.
Склонный к умозаключениям Шаман предположил, что Жмуры появились по причине Чумы. А раз Чума больше нет, то и Жмуры окочурились.
Раза два они видели, как растрескавшийся асфальт под ногами ни с того, ни с сего наливается смоляной чернотой, начинает лосниться, и по нему идет рябь, будто он не твердый, а похож на жидкое тесто. С таких мест спешили убраться с предельной скоростью. Но странный асфальт пульсировал минуту – другую, потом обретал свое обычное состояние, не причинив никакого вреда.
По началу, опасаясь Жмуров и прочих возможных напастей, они ночевали в квартире пятиэтажки, подпирая железную дверь, которую пришлось взломать, толстым бревном. Первая оторопь от пребывания в Зоне прошла, надо было что-то решать.
Разговор зашел вечером, когда ужинали с водкой при свете керосиновой лампы.
- Мужики, - сказал Шаман, вскрывая ножом консервную банку. – Так и будем здесь торчать?
- А ты по ходу что предлагаешь? - отозвался Бизон.
- Да ничего. Но, вообще, какие планы?
- Я, что, Пушкин? – проворчал Бизон.
- Ты у нас старший. Командуй.
- Чего тебе скомандовать? Подпрыгнули и полетели?
- Будем сидеть?
- А куда идти?
- В вертолете осталась карта. Можно сходить, забрать. Прикинем и определимся.
Бизон молчал.
- А чо, нас искать не будут? – с набитым ртом спросил Борода.
Шаман повернулся к нему.
- До сих пор не ищут.
- Потому что мы на хрен никому не нужны, - объявил Борода..
- Козе понятно. Но не только поэтому, - помолчав, сказал Шаман. – Прикиньте. Монгол не вернулся. Мы тоже. И на связь не вышли. Мы-то знаем, почему. А они нет. Они подумают, что Чума, как была, так и есть. И сюда не полезут. А пока разберутся…
- А, когда разберутся, мы им все равно на хрен не нужны, - гыгыкнул Борода. - Отряд – это тебе не ОМОН и не войска. Чья-то частная лавочка.
- Все ты знаешь, – буркнул Бизон.
- А ты не понял? Они нас с бору по сосенке набирали, откуда придется. В основном дембелей, с гражданки. С какого перепуга о нас беспокоиться?
- А Монгол?
- Если все крякнули, то и он. Раз сигналов не подает. – Борода махнул рукой. – Не, никто не прилетит.
- У тебя по ходу родственники есть? – спросил Бизон.
- А что?
- Ничего.
- А чего тогда…
- Ты ответь! – окрысился Бизон. – Я по делу.
- Деловой… - Борода прожевал. – Детдомовский я.
- А у тебя, Шаман?
Шаман ухмыльнулся.
- Полно… Сестра где-то в Выборге, замужем. Сто лет ее не видел. И она не скучает.
- Все?
- Все.
- Мужики, - сказал Бизон. – У меня тоже ни хрена никого. И ничего. Не заработал. И у вас, я думаю, нафтегазовые акции дома пачками не валяются.
- У меня не валяются, - подтвердил Шаман. – Потому что дома никакого нет.
- Ты к чему это? – спросил Борода.
- Куда нам возвращаться? Зачем?
Борода присвистнул и отодвинул от Бизона бутылку.
- Птичка перепел?
- Я не перепил. Сам подумай. Монгола мы потеряли. Вообще всю операцию прогадили. Считаешь, нам это так обойдется? Лавочка, которая нас наняла, по ходу левая. Что они там затевают, для чего? Что дальше будет? Мы, если нарисуемся, под такую раздачу можем попасть. Нас и в войсках бы по головке не погладили. А наши боссы – хрена ли от них ждать?!
- Что ты предлагаешь? – спросил Шаман.
- Надо отсидеться. Жратвы и пойла здесь полно. Боеприпасы найдем на Заводе. Пусть поутихнет, перемелется. Раз Чумы нет, Зону по-любому откроют. Тогда легче будет тихо свалить и с лавочкой не пересекаться. А пока подождем.
- Может, лучше к Периметру? – предложил Борода. – Если Зону откроют, оттуда легче сквозануть.
- У тебя транспорт есть?
- Стоят же в поселке машины.
- Они проржавели и аккумуляторы сдохли. Можем не завести. А если и заведем, переться через всю Зону? Тебе объясняли на инструктажах про всякую чертовщину, про выживших людей и какие у них порядки? На Большой Земле никто нас не ждет, терять нам нечего. Кроме голов. Я бы свою поберег, на всякий случай.
- Я свою тоже, - сказал Шаман. – Раз уж встряли, лучше на время залечь. Жмуры, однозначно, скоро завянут. Больше ничего особо страшного не заметно. Можно перекантоваться здесь. А там посмотрим. Ты как, Борода?
- Мне без разницы, пока водяра есть…
Уже в холода, когда они переселились в частный домишко с печкой, Шаману удалось завести японский «пикап». Шаман сперва катался по поселку, а потом стал отправляться в дальние экспедиции – от нечего делать. Однажды отсутствовал почти неделю. Бизон матерился, предполагая, что он вообще не вернется. Но Шаман вернулся и не один. В кабине «пикапа» сидели две молодые особы. Бизон, увидев их, даже не стал орать на Шамана.
Оказалось, четырех женщин – старуху, тетку лет сорока и двух молодых – Шаман обнаружил в соседнем селе, километров за тридцать. Дамы встретили его нелюбезно – пальнули из двустволки по машине, не разбираясь, кто в ней. Шаман с таким «противником» справился в два счета, разоружил и связал всех, кроме старухи. Та сидела в углу избы, зыркала на удалого пришельца и помалкивала. Зато остальные, когда не рыдали, ругались по-черному и плевали в Шамана. Ему это надоело, он наградил пленниц подзатыльниками, а потом завел дипломатические переговоры.
Когда женщины убедились, что их не собираются ни убивать, ни грабить, ни насиловать, переговоры перешли в застолье. Освобожденные от веревок хозяйки пропьянствовали с гостем двое суток. Одна из молодок, Верка, похоже, сильно изголодалась по мужику: в сумерках сгребла Шамана и потащила в горницу, на кровать, не особо стесняясь, что из кухни, где шел пир, все видно и слышно. Вторая, Катька, тоже была не прочь, но Шаман утомился и заснул.
В начале Чумы, когда село вымерло, уцелевшие мужики – человек пятнадцать – захватили магазин и выжрали все спиртное, которое нашли в нем, недели за три. С выжившими женщинами сильный пол, хоть и знал каждую много лет, обошелся, как гунны с пленницами. Двух даже убили за несговорчивость и под хмельное остервенение. Бабы, пользуясь пьяным беспамятством «завоевателей», разбежались и попрятались. Их особо не искали, пока водка не закончилась. А, когда закончилась, мужики с посиневшими, дикими лицами послонялись по селу и куда-то уехали на грузовике. Дней через десять один прибрел обратно пешком, весь искусанный, без сил и совсем сумасшедший. Катька и Верка, которым солоно пришлось от «гуннов», увидели его, вооружились вилами и подошли. Истекающий кровью мужик хрипел что-то несвязное про ходячих мертвецов в Индустриальном, от которых нет спасения, и просил помощи.
- Я тебе помогу, - пообещала Верка и проткнула его вилами.
С тех пор в селе больше никто не показывался. Шесть женщин поселились вместе в большом доме на окраине. Когда миновал шок, они зажили почти счастливо. Голод им не грозил, а без вечно пьяных, опостылевших мужских рож дышалось легче. Только досаждали Жмуры. Они время от времени появлялись поодиночке или по двое – трое на пустынных улицах села. В первый же их визит самая молодая девчонка по неосторожности попала к ним в лапы. После этого остальные при появлении Жмуров сперва прятались, а потом стали бить их сельскохозяйственным инвентарем и из ружей, которые удалось отыскать в опустевших домах. Жмуры оказались совсем безмозглые, медлительные, большими толпами они приходили, и бабы научились с ними справляться,
Еще одна умерла прошлой зимой от болезни. Так и жили вчетвером, пока не объявился Шаман. Верка в него пальнула, можно сказать машинально – чего хорошего от мужика ждать?! Но мужик оказался ничего, молодой, здоровый и, вроде, не злой.
В конце концов, опохмелившись поутру, Шаман предложил бабам ехать в Индустриальный, объяснив, что там теперь безопасно, Жмуры передохли, а друзья заждались. Верка и Катька пошушукались и согласились. Та, что постарше, тоже бы не отказалась, но старуха, ее какая-то родственница заартачилась. Старуха Шаману была нужна, как козе хореография, хоть из жалости можно и ее прихватить. Но, раз нет, значит – нет.
Бизон, как увидел Катьку, так от себя и не отпустил. Вскоре они отселились в дом по соседству. Борода тоже отселился. Шаман сказал ему, что в селе осталась еще одна баба, не прЫнцесса, но сойдет. Пусть съездит, глянет. Но Борода никуда не поехал. Он на женщин, похоже, вообще не претендовал. Стал жить один и пил круглые сутки. Бизон с Шаманом пробовали его образумить, но он только огрызался. Ну, хочет сбухаться до смерти – его дело.
С тех пор о том, чтобы выбираться из Зоны, никто не заговаривал.
Два раза в Индустриальный наведывались гости. Как-то под вечер тишину разорвал рев мотоциклов. Бизон, схватив автомат, первым выскочил на улицу, за ним из соседнего дома Шаман. Полупьяный Борода тоже вылез с «калашом» наперевес. По соседней улице на средней скорости проехали четверо мотоциклистов в каком-то неимоверном кожаном рванье. Байки под ними были ржавые, побитые – металлолом. Странно, что вообще ездили. Бизон подал знак рассредоточиться и скрытно двигаться вперед.
Оставленные седоками мотоциклы обнаружились у большого магазина. Из разбитой витрины доносились возня и громыхание, видать, наездники орудовали внутри. Бизон, Шаман и Борода, дождались, когда они выбрались наружу. Ни хрена себе! Наездники были без шлемов, утирали корявыми лапами перепачканные морды, видать, что-то жрали прямо у прилавков. Морды у них были невообразимые, на человеческие лица совсем не похожие. И двигались они неуклюже, будто им было трудно ходить на двух ногах. Если до этого еще оставались сомнения, как поступить, то теперь они улетучились. Наездников, будто выскочивших из ночного кошмара, скосили несколькими очередями.
- Это что такое?! – Бизон склонился над одним из убитых.
- Помнишь, Инструктор говорил про Диких Байкеров, - сказал Шаман, - толкая ногой другое тело. – Может, это они?
- Трупы закопаем, а мотоциклы сожжем, - решил Бизон.
В другой раз в поселок заехали какие-то, вроде, нормальные, на двух помятых «уазиках». Бизон с Шаманом обстреляли их из укрытия, и они, развернувшись, умчались на всех газах.
Больше новоявленных отшельников никто не тревожил.
Они не сразу обратили внимание на то, как день ото дня меняется окружающий мир.
…Катька пила свой кофе, громко прихлебывая из чашки. Бизона это раздражало, но он помалкивал. Катька вообще его частенько злила – обленилась донельзя, забывала следить за собой, валялась полдня на постели, тупо глядя в потолок. Говорить с ней было не о чем. Иногда Бизону хотелось выгнать ее ко всем чертям. Но он понимал, что без бабы придется туговато. Не бухать же беспрерывно, как Борода! Оставалось – терпеть.
Доски крыльца скрипнули. Бизон потянулся к автомату, но передумал – узнал по шагам Шамана. Тот объявился в дверях: камуфляжные штаны и майка, «Макаров» на боку, на щеках недельная щетина – Верке нравилось, когда он небритый. Не здороваясь, присел к столу. Катька поморщилась – Шамана она недолюбливала. И он ее тоже.
- Выпить хочу, - сообщил Шаман.
Бизон с готовностью встал и принес из буфета бутылку. Вот и повод нашелся. Катька не выдержала.
- Дома, что ли, пойло кончилось?
Шаман посмотрел на нее, как на пустое место, и ничего не ответил.
Бизон вскрыл банку консервов, разлил водку по стаканам. У Шамана пойло, конечно, есть. Просто поговорить пришел.
Выпили, не чокаясь, без аппетита пожевали. Закурили.
- Что там Борода? – наконец спросил Бизон.
- Я его три дня не видел.
- Я вообще неделю. Не околел?
- Потом сходим, глянем. Наливай.
После второй Бизон почувствовал себя почти человеком. Блин! Надо с пьянками завязывать. Бороду ругаем, а сами не лучше. Хотя, чем тут еще заняться?
Выпили по третьей.
- Короче, - сказа Шаман. – У тебя никаких новых идей не появилось?
- В смысле?
- Ты не заметил? Становится неуютно.
Бизон сам понимал, что неуютно. Можно сказать, вообще скверно. Потому что вокруг что-то происходило. В поселке еще ничего. Но вот за его пределами…
В тайге они бывали нечасто, чего там делать?! Ходить на охоту не требовалось. (Да и охотиться на тех тварей, которых они раз – другой видели в лесу, как-то не тянуло.) Жратвы хватало в магазинах. На заброшенных огородах самосеем рос лук и еще кое-какая зелень. По весне в глубоком подполе одного из домов Верка нашла непромерзшую картошку и посадила несколько рядков позади дома. Картошка взошла буйно, Верка радовалась, что хватит на всю будущую зиму. Но радовалась недолго. Потому что картофельная ботва до поры перла в рост, но вдруг дружно полегла и стала переплетаться, расползаясь по земле длинными, перекрученными стеблями. Бизону смотреть на это было противно, не то, что думать о будущем урожае.
Но не только с картошкой творилось неладное. Бурьян, осока, кустарники, которые постепенно захватывали поселок, даже деревья – с ними тоже что-то, определенно, было не так. Они, проламывая старый асфальт, прямо на глазах захватывали улицы и дворы, превращая их в дикие заросли. От странного вида этих дебрей Бизону, да и Шаману тоже, с каждым днем становилось все более не по себе. Потому что они прежде нигде и никогда не видели таких зарослей и догадывались, что их нигде больше и не может существовать.
Однажды Борода вылез по утру с глубокого бодуна из своей берлоги, огляделся и вдруг завопил благим матом. Потом объяснил прибежавшему на крик Шаману: подумал, дескать, что его «белочка» прихватила. Шаман не особенно удивился. Если вот так внезапно проснуться и посмотреть вокруг, безо всякого похмелья похоже на бред.
А недавно Шаман уговорил сходить на рыбалку. Горная речка протекала у подножия ближней сопки. Вот тогда они окончательно поняли, что такое Зона, про которую Инструктор втолковывал, что в ней ничего нормального не осталось. Лес, по которому они шагали… он уже не походил на нормальный лес. Он и раньше, когда они только попали сюда, не был вполне нормальным. Но теперь – тем более. Года не прошло, а он изменился неузнаваемо и жутко.
Они все же дошли до речки и закинули спининги. Шаман первым вытащил добычу. Выматерился, показал Бизону.
- Выкинь, - сказал Бизон. – Это не рыба. - И принялся сматывать леску.
Они старались делать вид, что ничего не происходит, но это с каждым днем давалось им все труднее…
Шаман опять разлил, поддел ножом кусок ветчины из банки.
- Сегодня утром Верка меня разбудила, - сказал он. – Я сплю, а она как завизжит. Ну, я проснулся, глянул. Через щели в полу поналезли какие-то скользкие жгуты, я сперва даже не понял, что такое. И по всей комнате расползлись. Спустился в подпол, а там все ими затянуто. Верка убежала и не хочет возвращаться. Ей кажется, что это от картошки, которая растет за домом.
- С чего она решила, что от картошки? Мало ли что… – Бизон повертел в пальцах стакан. – В другой дом перейди.
- Не вопрос. Только не поможет. Ты посмотри, - Шаман ткнул большим пальцем через плечо. – У листьев, у травы меняется цвет.
Бизон хмыкнул.
- Если б только цвет. И что с того?
Шаман рассердился.
- Дурака не валяй! Мы тут почти год торчим. Нормально. Водка, девки. Ну, постреляли пару раз, а так ничего. Но, я думаю, недолго нам осталось отдыхать. У тебя от всего этого крыша не едет?
- От чего – от этого?
- От того, что мы, как на другой планете, - навалившись грудью на стол, сказал Шаман. И добавил, понизив голос: - Вся эта растительная хрень – она прет везде! Все ею зарастает, и она… будто подкрадывается.
- Может, тебя тоже «белочка» навестила?
- Короче, - сказал Шаман. – Она и тебя навестит, не сомневайся. Только думаю, ты прикидываешься. Все видишь, но признаваться не хочешь. Но придется. Тут ловить по-любому нечего. Пора на Большую Землю. «Пикап» я довел до ума, на сколько-то его хватит. А там будет видно. Зону, наверно, давно открыли.
Бизон обхватил плечи руками, покачался на табуретке.
- Ладно. Ты прав. Мы тут расслабились. Борода, вон, тот совсем. Только, если Зону открыли, почему из-за Периметра никто до сих пор не появился?
- Да ну, к черту, гадать! Почему! По кочану! Или ты хочешь тут отдыхать, пока ОНО нас не подопрет под самое не могу?!
Бизон не стал уточнять, что именно подопрет. Торчать здесь, действительно, смысла больше нет. И так заторчали.
Помолчав, он сказал:
- Боеприпасов осталось мало.
- Сам знаешь, какой тут Завод. Найдем патроны. И гранаты с минами найдем. Бороду разбудим – и вперед! А можно и без Бороды.
Глава 3. Чужаки.
На Заводе с момента своего появления в Зоне они больше не бывали ни разу. Тогда с крыши одной из построек они увидели серьезные разрушения по всей заводской территории, будто тут случился неслабый взрыв, оставивший после себя огромную воронку. Опытный Бизон, впрочем, сразу засомневался насчет взрыва: если б так шарахнуло, сдуло бы и Завод, и поселок. Впрочем, о причине возникновения воронки задумываться охоты не было. Не их ума дело…
Невысокие насыпи полуподземных цехов, как и прежде, прятались за крепкой еще изгородью с колючей проволокой по верху и разросшимися до неимоверности кронами старых тополей. Кроны, если не считать размеров, выглядели почти, как обычно, только листва местами будто слиплась и приобрела еле заметный лиловый оттенок. Заводская труба из красного кирпича со щербатой, словно обломанной верхушкой, одиноко вздымалась в знойное небо.
Шаман затормозил у проходной, обрулив рощицу деревьев неизвестной породы, которой – он мог поклясться – здесь не было, когда они покидали Завод. Неизвестно, как такая роща могла возникнуть за несколько месяцев, разворотив асфальт и захватив пол-улицы.
Над Заводом висела ватная тишина, будто невидимое одеяло, гасящее любой шорох или скрип.
Борода, теперь с настоящей бородой, сильно смахивающий на бомжа и не твердый на ногах последним выбрался из кабины.
Его еле добудились и то, лишь тогда, когда Бизон опрокинул на него, раскинувшегося на грязной постели, ведро холодной воды. Хорошо, что Шаман был начеку и успел перехватить руку алкаша, нырнувшую под подушку и вернувшуюся обратно с «Макаровым». Пуля ударила в потолок, осыпав известковую пыль. Бизон съездил Бороде по сизой харе. Но Борода ничего не соображал, пока ему не поднесли полстакана водки. Только после этого он слегка отразил реальность и стал членораздельно произносить матюги.
Он и сейчас еще не очухался после многодневного запоя. Брать его с собой не стоило, но раз уж разбудили…
Они миновали проходную и двинулись по бетонной дорожке, которую с обеих сторон плотно обступили заросли. Сквозь них ни черта было не рассмотреть. Дорожка вдруг уткнулась в штабель бетонных плит. Пришлось сворачивать и продираться напрямик через чащобу. Наконец, впереди возникла невысокая покрытая дерном земляная насыпь – стена цеха, почти полностью упрятанного под землю. Из дерна выступал бетонный прямоугольник, весь в желтых потеках, с полуоткрытыми ржавыми створками ворот.
Бизон зажег фонарь и первым двинулся в темноту, из которой тянуло плесенью. К этому густому запаху слабо примешивался другой, химический. От ворот вниз уходила широкая бетонная лестница…
В первых двух цехах, которые они обследовали, среди громадных, безмолвно замерших механизмов торчали на стендах только пустые корпуса бомб и ракетных боеголовок, которые не успели наполнить смертоносной начинкой. Нашелся штабель бумажных мешков с гранулированной взрывчаткой, которая ни на что не годилась. Готовая продукция находилась где-то в другом месте.
Они выбрались на солнечный свет. Борода еле переставлял ноги, видать, тайком прихватил с собой бутылку и во мраке подземелий опохмелялся себе по тихой грусти, благо, товарищи этого не видели. Бизон выругался.
- Кончай! Дело надо делать. Не хватало тащить тебя!
Борода пьяно отмахнулся.
- Сам дойду. Я щас! – Он нырнул в кусты, видать, по малой нужде.
- Бросить его, на хрен! – зло сказал Бизон. – Толку не будет. Он и сразу был какой-то…
Шаман не ответил. Вид у него сделался отрешенный. Он будто к чему-то прислушивался, будто чуял что-то в душном безмолвии мертвого Завода. Бизон посмотрел на него, сам навострил уши, но не уловил ничего. Спросил почти шепотом:
- Что?
Шаман пожал плечами.
- Не пойму. Кажется, что кто-то тут есть.
Бизон насторожился. Шаман не Борода, у него с головой все в порядке.
- Ничего не слышу, - так же шепотом произнес он.
- На меня будто кто-то смотрит, - сказал Шаман.
- Точно?
- Кажется.
Может, все-таки и у Шамана нервишки сдают? Креститься, вообще-то, надо, если кажется. Но тут Бизона тоже коснулось едва уловимое ощущение чужого присутствия. Ничего особенного, профессиональная интуиция, чутье, без которого в боевых условиях проще схлопотать пулю из «зеленки» или из окна какого-нибудь сгоревшего здания. Тот, кто успевает кожей почувствовать взгляд врага, чаще остается в живых. Это Бизон прочно усвоил на практике. И за свои-то нервишки он мог поручиться.
Бизон стряхнул с плеча автомат, сделал знак Шаману – да, что-то есть…
Кусты вдруг оглушительно затрещали, и из них вывалился Борода, на ходу застегивая ширинку. Бизон сплюнул.
Шагая к следующему цеху, он спросил:
- Думаешь, тут еще кто-то промышляет?
Шаман пожал плечами.
- Боеприпасы не только нам нужны.
Бизон с досадой подумал, что стрельба по «уазикам» случилась давно, потом они слишком расслабились и даже не пытались хоть как-то контролировать поселок. И слишком сконцентрировались на странных явлениях природы, забыв о других опасностях. Бухали много и трахались, оттого и забыли, профессионалы хреновы!
Они обшарили еще несколько цехов и каких-то помещений, похожих на склады. Побывали даже в развалинах поблизости от воронки. Взрывчатки везде хватало – и в мешках, и в огромных котлах, которые прежде, вращаясь и разогревая сыпучую смерть, превращали ее в «тесто» - начинку для бомб и снарядов. «Тесто» теперь застыло и превратилось в камень. Нашлись бомбы – и снаряженные, и со снятыми верхушками, не до конца заполненные окаменевшим «тестом». Смахивало на то, что Завод опустел, а производственный процесс еще продолжался некоторое время сам по себе, пока не отключилось электропитание механизмов. Производство отчего-то не взлетело на воздух ни от случившегося катаклизма, ни позже, оставленное на произвол судьбы.
Бизон все чаще бранился – где эти чертовы патроны?
- Не там мы ищем, - предположил Шаман. – Продукцию обычно хранят на специальных складах. Где они?
- Специалист. Они же все бросили и разбежались. Значит, последнюю партию никто никуда не вывозил. Ищем дальше.
Уже под вечер они забрели в какой-то ангар, уставленный штабелями разнокалиберных ящиков. Из окошек под высоким сводом сочился тусклый свет. Он отразился от пола слабым красноватым бликом. Бизон шагнул вперед, пошарил лучом фонаря. Пол устилали россыпи автоматных патронов.
Они взломали несколько ящиков из разных штабелей и достали из рюкзаков капроновые мешки. Патронов для «калаша» набрали столько, сколько можно было унести. В другой мешок сложили гранаты «Ф – 1». Прихватили несколько кумулятивных противотанковых гранат – на всякий случай. Оружие не Заводе не производили. Но если еще поискать, быть может, нашлось бы что-то посерьезнее «калашей».
Бизон махнул рукой: на сегодня хватит, завтра вернемся. «Шмель» или «Муха» не помешали бы или хоть старый добрый РПГ.
Они вынесли мешки из ворот ангара и направились в сторону проходной. Метров через сто Борода выругался и опустил мешок на землю.
- Покурим.
- Шевели мослами, - велел Бизон.
- Не командуй. – Борода, по всему видно, давно допил свою тайную бутылку, утомился, и вообще ему было хреновей некуда. Ладно, черт с ним. Бизон и Шаман тоже освободились от груза, достали сигареты. Солнце уже спряталось за разросшимися по периметру Завода тополями, его косые лучи пробивались сквозь листву, и от этого лиловые пятна на ней там и сям проступали особенно отчетливо. Среди безмолвных приземистых строений бродили вечерние тени, выползая из углов, до которых больше не дотягивались солнечные лучи. Шаман подумал, что лучше бы здесь зря не задерживаться. Он не мог отделаться от наваждения, будто чей-то чужой пристальный взгляд неотступно преследует его. Это, конечно, чушь. Если бы здесь кто-то был и следил за ними, он бы уже или проявил себя – выстрелами, например – или отвязался и сгинул. Кто станет несколько часов кряду вести бессмысленное наблюдение? Но ведь и Бизону показалось…
- Там кто-то есть, - вдруг негромко и почти трезво сказал Борода.
Бизон и бровью не повел, курил себе и курил. Но Шаман знал: он сейчас просверливает взглядом сумрак, сгустившийся у ворот ближайшего подземного цеха, на которые указал едва заметный кивок Бороды. Ворота были приоткрыты, и Шаману почудилось между их высокими створками какое-то едва уловимое движение. Шаману, прошедшему огонь и воду, ничего чудиться не могло. Но это в обычной жизни, даже если в ней стреляли из-за каждого угла, всюду закладывали фугасы и таранили блок-посты начиненными тротилом легковушками. Однако, Шаман давно догадался, что в Зоне действуют какие-то совсем иные законы и существует иная реальность, сильно смахивающая на дурной сон. И в ней даже таким, как Шаман и Бизон, могут являться миражи, прикидывающиеся явью, а явь трудно отличить от миражей. Есть ли там что-то, в тени ворот, или там ничего нет, кроме закатного сумрака и сгустившейся тени? Это легко проверить. Их всех натаскивали – и неплохо натаскали – как действовать в подобных ситуациях. Но сейчас Шаману чертовски не хотелось применять свои навыки на практике. Хотелось просто подхватить на плечи мешок и трусцой пуститься прочь, даже если рискуешь подставить спину под выстрел. Шаман отчего-то был уверен, что в спину им никто стрелять не станет.
- Уходим по одному, - тихо скомандовал Бизон. – Дистанция пятнадцать метров. Я прикрываю. Борода, пошел!
Шаман взялся за мешок. Бизон прав: нечего гоняться за тенями; сваливаем, рассредоточившись, чтоб, даже, если начнут стрелять, не положили всех кучей.
- Побегать захотелось? А они – в спину! – Борода поднял автомат. Он все-таки был здорово не в себе.
- Заткнись! Вперед! – шепотом рявкнул Бизон.
- Да пошел ты! Командир. Если завелась какая-то рвань, оставим в тылу, чтоб она ночью в гости заявилась?
Какая тут, на хрен, дисциплина, когда вместо мозгов остался один перегар?! Да и раньше-то у Бороды мозгов было немного. Но Шаман не успел и рта открыть. Борода вдруг сорвался с места и нетвердым галопом преодолел расстояние до ворот, помаячил там несколько секунд, потом юркнул между приоткрытых створок. И тут же внутри ударила автоматная очередь. Борода стрелял? Или кто?
- Твою мать!!! – Бизон тоже рванул к воротам, кинув Шаману: - Прикрывай.
Возле цеха они замерли, прислушиваясь. Из ворот донесся приглушенный топот, потом опять прочастила короткая очередь. Бизон, прижимая пальцами зажженный фонарь к автоматному цевью, нырнул в темную щель между створками. Шаман последовал за ним. Они стали осторожно спускаться по щербатым ступеням бетонной лестницы, которая вела в подземные недра цеха. Слева тянулась лента транспортера, обросшая чем-то, похожим на клочковатую бурую шерсть. Пятна фонарей сперва прыгали по стенам, сложенным из бетонных плит, потом растворились во мраке огромного пространства. Из этого мрака донесся громкий мат Бороды. И больше ничего.
- Стой! – уже, не таясь, заорал Бизон. – Стой, твою мать! В кого стреляешь?
- Они там, - отозвался из глубины цеха Борода. Будто можно рассмотреть, где это – там!
- Осторожно, - сказал Шаман. – Он чертей зеленых ловит.
Бизон потоптался, скрипя цементной крошкой под подошвами, снова окликнул:
- Кончай. Нет никого. Пошли.
- Тут бегают какие-то, - отозвался голос Бороды.
- Никто не бегает. Не дуркуй. – Бизон еще помедлил, потом зло сказал Шаману: - Хрен с ним. Идем. Очухается – вернется.
- Все мешки вдвоем не упрем.
- Ну, завтра по ходу вернемся.
Большой уверенности в словах Бизона не прозвучало. Шаман понимал, почему. Девяносто девять процентов за то, что Борода гоняется за собственным похмельем. Но ведь они оба в течение всего дня что-то чувствовали, будто постороннее присутствие. И вообще не стоило бросать здесь Бороду одного. Даже не по дружбе, которой и не было никогда. Внутренний голос подсказывал, что разделяться им не стоит.
- Борода! – крикнул Шаман. – Ты где? Не стреляй. Я подойду.
- Здесь. – В глубине цеха мелькнуло желтое пятно фонаря.
Шаман двинулся в том направлении. Бизон, чертыхнувшись, потащился следом.
Борода прятался за каким-то громоздким агрегатом. Встретил товарищей наведенным на них дулом «калаша».
- Убери, - приказал Бизон.
- Я их видел, - сообщил Борода.
- Кого?
- Хрен знает! Двое или трое.
- Может, это не люди, - сказал Шаман. – И нечего за ними гоняться.
- А кто?
- Мало ли! Типа Жмуров или Диких Байкеров.
- Тем более!
Борода поднялся с корточек и устремился по проходу между станками.
Из вентиляционных отверстий под крышей цеха жиденько просачивался дневной свет, да и глаза уже попривыкли к темноте. Шаман разглядел, что Борода направляется к ближней стене, у которой маячила металлическая лестница, несколькими пролетами уходящая вверх к подпотолочным конструкциям.
- Пошли, - сказал Бизон. – Глянем.
Они двинулись вслед за Бородой, шаря по сторонам лучами фонарей. И когда лучи сошлись у основания железной лестницы, они увидели…
Некто, казалось, еще более черный, чем окружающий мрак, застыл, положив руку на перила. Фигура была человеческой. Но Жмуры тоже походили на людей. И Дикие Байкеры. Но только внешне. Шаман вдруг почувствовал, что его охватывает панический страх, от которого перестают слушаться руки и ноги. Страх был какой-то неестественный, похожий на припадок. Не мог Шаман так испугаться никого и ничего, даже в этом потустороннем интерьере.
Бизон шумно выдохнул. Кажется, ему тоже стало не по себе.
- Ты как? – шепотом спросил Шаман.
- А ты?
- Не пойму. Депресняк накатил.
Но, кажется, депресняк, который на самом деле назывался ужасом, накатил и на Бороду. Загрохотал автомат, пули вышибли искры из бетонный стены у лестницы. Борода нечленораздельно заорал и побежал вперед. Не назад, а именно вперед. Так был приучен: со страху – наступать, подавлять огнем, втаптывать в землю, ликвидируя источник опасности. И Бизон с Шаманом были приучены так же.
Когда началась стрельба, черная фигура еще миг маячила на прежнем месте, а потом будто утянулась под землю. Борода, не прекращая палить, подбежал и тоже, словно нырнул куда-то.
Бизон с Шаманом перебежками достигли лестницы. Она вела не только наверх. В полу зиял люк, металлические ступени сбегали в темную глубину. Оттуда опять загрохотал автомат – Борода вел свое одиночное преследование. Он свихнулся, но отступать поздно, раз ввязались. Когда отступаешь с полдороги, преследуемый легко может превратиться в преследователя. Бойцы скользнули вниз по ступеням.
Сначала они продвигались по тесному бетонному тоннелю, потом еще раза два спускались по металлическим лесенкам на нижние уровни, больше похожие на земляные норы. Под ногами зачавкали жирная грязь, достигавшая до щиколоток. Впереди то и дело раздавались дикие выкрики Бороды, и мелькало пятно его фонаря.
За очередным поворотом вонючая жижа снова сменилась бетоном, на котором блеснули ржавые рельсы узкоколейки. Колея вела мимо погрузочных платформ с какими-то проржавевшими металлическими конструкциями.
Впереди, совсем близко, в сотый раз громко выругался Борода.
Бизон и Шаман остановились, поводя лучами фонарей. Перед ними открылось обширное пространство, где рельсовый путь разбегался несколькими колеями, по сторонам свет фонарей выхватывал из темноты очертания каких-то громоздких агрегатов. А впереди проступало нечто бесформенное, смахивающее на огромный засохший куст.
Шаман присмотрелся, и понял, что это не куст. Рельсы там были разорваны, вздыблены и скручены между собой, их искривленные концы торчали во все стороны. Взрыв мог их исковеркать. Но он никогда не сплел бы металл в подобие причудливого растения. У подножия железного «куста» угадывался провал в бетонном полу, обрамленный валком цементного крошева и мелких обломков.
Борода неподвижно стоял перед «кустом», умолкнув и опустив автомат. Минуту назад он бегал, орал, стрелял, а сейчас застыл столбом, будто его внезапно загипнотизировали. Напарники приблизились. И поняли, на что уставился Борода. По обеим сторонам провала проступали человеческие силуэты – два или три, точно не разобрать – такие же неподвижные и безмолвные. Их очертания будто менялись в неверном свете фонарей. Но это иллюзия. От неизвестных не исходило явной угрозы, если не считать того, что нормальным людям здесь просто нечего делать. Они не походили ни на Диких Байкеров, ни на Жмуров. Но, кто знает, на какие сюрпризы способна Зона? Они весь день наблюдали за бойцами (а кто, кроме них?!), не предпринимая никаких действий. Потом, когда в них стали стрелять, отступили сюда, в это гиблое подземелье. Зачем? Обычные люди не вели бы себя так, будь они кем угодно.
Руки за голову! – громко скомандовал Бизон. Шаману команда показалась нелепой и неуместной, как рок-н-ролл на кладбище. Он опять ощутил накатившую волну страха.
Борода вдруг, будто проснувшись, вскинул автомат и полоснул перед собой длинной очередью, от которой в замкнутом пространстве мгновенно заложило уши. Потом выпустил еще одну, захлебнувшуюся, потому что автоматный «рожок» опустел. Шаман хотел крикнуть, чтоб не стреляли, но не успел. Страх захлестнул его, как поток ледяной воды. Потом из темноты, сгустившейся после вспышек выстрелов, полезло что-то невообразимое: коричневые, скользкие не то стебли, не то щупальца, извивающиеся, как безголовые змеи, такие знакомые… До Шамана внезапно дошло, где он их видел. Утром, на полу у собственной постели, когда Верка разбудила его истошным визгом. Только те коричневые стебли были в сотни раз меньше, они не двигались, не извивались, не грозили схватить. Тогда от их вида сделалось противно и жутко, но сейчас… Сейчас сама смерть подбиралась к нему.
Рядом что-то прорычал Бизон и тоже ударил из «калаша». Он-то не потерял голову, стрелял коротко и прицельно. Хотя, во что тут можно целиться?! Шаман попятился. Сквозь осклизлое шевеление наползавших на него стеблей-щупалец он как-то умудрился разглядеть – будто одна картинка наложилась на другую – что Борода, лихорадочно менявший автоматный «рожок», вдруг дернулся, распрямился и выгнулся дугой, роняя орудие. Его рука метнулась за спину, царапая пальцами ткань рубахи. Потом Борода опустился на колени и рухнул ничком.
Бизон, пятясь и матерясь сквозь зубы, продолжал отстреливаться.
- Уходим! – проорал Шаман и бросился наутек.
Позади еще раз – другой прогремели выстрелы, потом забухали шаги нагоняющего напарника. Когда Бизон поравнялся с Шаманом, они дружно помчались вспять по подземному лабиринту.
…Шаман перевел дух и с лязгом свалил мешок в кузов «пикапа». Они с Бизоном, сгибаясь под тяжестью груза, неслись галопом до самой проходной, молча и не оглядываясь. Теперь оба задыхались и обливались потом.
- Осторожнее, - прикрикнул Бизон, тоже освобождаясь от поклажи. – Не картошка.
- Ни хрена не будет! – огрызнулся Шаман. – Ты зачем Бороду завалил?
- Я? – Вопрос прозвучал почти равнодушно.
- Нет, дядя Вася! Ты же ему в спину засадил!
Бизон посмотрел в сторону проходной, которую они только что миновали. Ни звука, ни движения, только ветер гнал по щербатому асфальту фонтанчик пыли да шевелил листву рощи, торчавшей посреди улицы. Листва слегка покачивалась, но не шелестела, а поскрипывала, будто жестяная.
- Не видел, куда стреляешь? – не отставал Шаман.
- А ты видел, сколько их?! Чего он между ними?! Случайно зацепил. И вообще, может, это не я, картинка была плохая.
- Я не стрелял.
- Да хрен с ним, с Бородой! Из-за него и попали. Интересно, откуда их столько?
- Толку было вообще по ним палить?!
- Раньше-то мы их били. Приноровились. Я не понял, чего на этот раз.
Шаман внимательно посмотрел на напарника.
- Кого мы раньше били?
- Жмуров, кого еще?!
Повисла пауза. Наконец, Шаман спросил:
- Ты там кого-нибудь еще видел?
- Ну, трое каких-то типов по ходу. Темно, я не разглядел. Потом Борода по ним шарахнул, и отовсюду полезли Жмуры. Я думал, они давно передохли. А их столько!.. Я, как обычно, в сердце – они не падают.
- Короче, - сказал Шаман, - не было там никаких Жмуров. Типы неясные были, а Жмуров не было.
Теперь вытаращился Бизон.
- Может, ты хочешь сказать, что я Бороду нарочно?..
- Я про другое. Там, правда, кто-то был. Не знаю, кто. И Борода в них стрелял. После этого что-то полезло. Будто щупальца. Я тебе утром говорил, что у нас вся кухня за ночь заросла какой-то дрянью. Вот такое же, только огромное и шевелилось.
Они уставились друг на друга, потом, не сговариваясь, полезли за сигаретами и закурили. Шаман даже усмехнулся такой синхронности, хоть ему было не до смеха.
Бизон выдохнул струю дыма.
- Получается, на меня напали Жмуры, а на тебя щупальца?
- Да. Или нам так показалось. На Бороду, думаю, тоже что-то напало, потому он и открыл огонь.
- У меня глюков не бывает, - заверил Бизон. – От Жмуров меня с самого начала колбасило, до сих пор иногда снятся. Но привидеться никак не могли.
Шаман долго молчал, окутываясь дымом, наконец, отбросил окурок.
- Знаешь, меня тут вообще от всего колбасило. Особенно, в последнее время. Но вот увидел сегодня эти стебли на полу… Трудно объяснить. Ничего в них такого особенного. Но увидел и все – понял, что больше не могу. Пошел к тебе разговаривать.
- И что?
Шаман утер потный лоб..
- Тебе по ночам снились Жмуры. Меня повело от дряни на полу… Ты помнишь, где мы столько времени торчим?
- Ближе к телу, Мопассан!
- Мы в поселке Индустриальном.
- Я заметил, что не на Гаваях.
- Обычный такой поселочек, да? Ты Инструктора слушал, или дрочил под столом?
- Р-разговорчики!
Шаман не обратил внимания на командирский окрик.
- Короче! Где-то здесь Эпицентр, из которого распространилась Чума и вообще пошла вся Зона.
Шаман отмахнулся.
- Чума кончилась. Мы здесь и живы. Какой Эпицентр? При чем он?
- Чума, вроде, - да. Но все остальное не кончилось, сам видишь. Посреди Завода воронка, кругом разрушения. Что-то здесь произошло. Может, Эпицентр именно на Заводе? И он действует. И не хочет, чтоб сюда кто-то совался.
- Мы там целый день шарили и ничего.
- Шарили, пока не залезли, куда не надо. А, когда залезли, нас поперли. Показали каждому то, что ему противней. Тебе Жмуров, мне – щупальца. Бороду уже не спросишь.
- А те «духи», за которыми мы гонялись?
- А за кем мы гонялись? «Духов» нам тоже могли показать.
- Нет. – Бизон мотнул головой. – «Духи» были. Я в пыли их следы видел. И на грязи. Следы свежие. Там, где на грязи, даже края не оплыли. Если нам, по-твоему, показали страшилки, это фигня. А вот следы по ходу реальные, их кто-то оставил. И мне не нравится, что кто-то там бродит. Особенно потому, что и следы не нравятся. Я таких никогда не видел. Не поймешь, от обуви или от босой ноги.
- Короче, - сказал Шаман. – Боеприпасы есть. Грузимся необходимым, забираем девок и с утра сматываемся.
- Девок оставим, - отрезал Бизон.
- Не понял.
- Куда их?! И на кой хрен. В такую дорогу!
Шаман подумал.
- Нет, - сказал он, - с Катькой ты как хочешь, а Верку я не брошу.
- Ерунду не пори. Другую такую бичиху найдешь
- Она не бичиха.
- Влюбился, да? – Бизон осклабился.
- Они без нас пропадут
- Ни хрена! Раньше же не пропали. Вернутся в село к подругам.
- Мы в село не заглядывали сто лет. Что там с их подругами?
- Кончай, - сказал Бизон. – Бабы – лишняя обуза. Я их, точно, не возьму.
- А я возьму.
- А я тебя не спрашиваю.
- Тогда пешком пойдешь. Без меня «пикап» не поедет.
- Примочку, что ли, поставил?
Шаман пожал плечами.
- Боец! – вызверился Бизон. – Отставить. Слушай команду!
- Пошел ты… - сказал Шаман. – Командир выискался. Я до хрена всякого в жизни натворил. Поэтому остался один и попал на Базу. Но я не животное. Верка поедет со мной.
Бизон сверлил напарника взглядом, прикидывал. С Шаманом он справится, хоть тот тоже кое-что умеет. ОМОН против ВДВ не пляшет.
- Слышь, ментяра, - процедил Бизон. - Не напрягай ситуацию, пока я с тобой по-хорошему.
- А если по-плохому, что будет?
- Если по-плохому?.. Ты, свисток, с прапорщиком из десантуры никогда в спарринг не вставал? Это тебе не демонстрантов на бульварах винтить и дубинкой махать.
- Ты попутал, - сказал Шаман. – Я не свисток. Я старший лейтенант в отставке по ранению. Это в ОМОНе рядовые. А я служил в ОМСНе. Отряд специального назначения криминальной милиции. Он раньше назывался СОБРом. Слыхал? Там офицерские должности.
- Мне по хрену!
- Зря. СОБР демонстрантов не винтил. Были другие задачи: банды, организованная преступность. И, знаешь, что я заметил? Наши в горах у не отрезали уши у мертвых «духов».
- Ну, звиняйте, ваше благородие! – Бизон картинно взял под козырек, хоть никакой фуражки на нем не было. - Господин мусорской поручик! Забурел, сука? Выеживаешься?! Я в горах, кому надо, и башки отрезал, не то, что уши. Тебе тоже могу. - И шагнул вперед.
Шаман приподнял автомат.
- Стой, где стоишь. Я понял: тебе, что «духа» завалить, что своего… В друзья не набиваюсь. Но если хотим выбраться, лучше вместе. А там – у каждого своя дорога. Но, если вместе, девок берем с собой.
Бизон некоторое время раздумывал, играя желваками. Коз-зел!! Голос прорезался! Ну, поживем – увидим…
- Ладно, - сказал он, наконец. – Ты прав: вместе лучше. Кончай бодягу. Поехали.
…Когда Шаман сообщил о предстоящем отъезде, Верка всполошилась, забегала по дому, стала кидать в дорожную сумку какое-то барахло и вдруг расплакалась.
Шаман взял ее за плечи, легонько встряхнул.
- Не психуй. Все будет нормально. Обещаю.
Верка подняла на него мокрые глаза.
- Я боюсь. Там, по дороге, такое…
- Здесь тоже всякое. – Он не рассказал ей о том, что произошло на Заводе. Объяснил только, что Борода погиб – несчастный случай.
- А как же наши, которые в селе остались? Давай, и их заберем.
- Пойми, - сказал Шаман. – бабский колхоз мы через Зону не потащим – вообще можем не доехать. Ты про них не вспоминала. Ну и забудь.
- Они погибнут. Здесь скоро никто не сможет жить.
- Значит, такая судьба. А, может, и обойдется. Ты барахла не набирай, только самое необходимое. Нужно еще загрузить бочку горючего.
С улицы донесся призыв Бизона:
- Шама-ан! Иди сюда!
Шаман, оставив Верку, вышел на крыльцо. Бизон призывно махал ему со своей веранды.
- Что случилось?
- Иди, помочь надо. – Бизон скрылся в дверях.
Шаман сбежал по ступенькам, по дороге оглядел «пикап», с которым последнюю неделю возился по целым дням. Так себе машина, но ничего, потянет. Он поднялся на соседское крыльцо, миновал веранду и шагнул через порог в распахнутую дверь. Тут же у него в голове что-то взорвалось, тусклый свет сумерек ослепительно вспыхнул, рассыпался искрами и погас.
…Бизон пришел в себя оттого, что его облили холодной водой.
Он попробовал пошевелиться, не смог и, наконец, сообразил, что сидит, привязанный к стулу. Голова гудела. Веревка туго стягивала кисти за спиной. Шаман поморгал, чтобы прогнать с глаз пелену, и увидел Бизона. Тот стоял напротив с ковшом в руке. Бизон усмехнулся.
- С добрым утром.
- Я думал, мы договорились, - с трудом произнес Шаман.
- А мы и договорились. – Бизон покивал.
- А это что?
Бизон щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, торчавшую в губах, выпустил дым.
- Понимаешь, с бабами мы бы отсюда вообще могли не уехать. Ты бы кочевряжился, стволом меня пугал. А, если бы и уехали, так машина неважная, куда лишний груз? Твой «пикап» на таких дорогах сдохнет километров через сто. Ну, через двести. Значит, дальше – пешком. Баб так и так пришлось бы бросить. Ты бы по ходу опять кочевряжился. А с ними – бесполезно. Случись любая заваруха – они погибнут и мы из-за них. Я прикинул, иначе не получается.
- Что ты сделал? – Шаман почувствовал, что на глаза ему снова наползает пелена.
- Не переживай. Клянусь, Верка твоя ничего не почувствовала. И Катька тоже. Я специалист или куда? Зачем мне, чтоб они страдали?!
- Ублюдок! – процедил Шаман. – Она была беременная.
- Кто? Верка? Что ж ты раньше не сказал?! Хотя… какая разница? Что сделано, то сделано. А все делается к лучшему. В данном конкретном случае – однозначно.
Шаман ворочался на стуле, изо всех сил стараясь освободиться от пут. Бизон это видел, но не вмешивался. Окутываясь дымом, он продолжал:
- Ты, конечно, можешь меня кончить – когда засну, например. И я тебя могу, когда ты заснешь. Но лучше, давай, без соплей. Не надо мне рассказывать про благородный СОБР. Мы все благородные – медальку вешать некуда! Борода тоже был благородный – он в розыске числился за то, что хотел девицу изнасиловать, но у него не встал, он ее и придушил с досады. Мог бы пожизненно схлопотать, но сумел скрыться на Базе. У нас всяких принимали. Знаешь, почему? Вот нас в Зону отправили, сказали, что Чума кончилась. Потом каждые два часа допытывали по рации, все ли здоровы? Типа, ангину никто не подхватил? И, когда больше, чем через сутки ни у кого ангина не проявилась, прилетел Монгол. Проверено – мин нет! После того, как нас по минному полю прогнали. Для таких целей Борода и мы все – самое то. Ни кола, ни двора, ни родины, ни флага. И звать нас всех одинаково – никак! Если бы мы тогда подохли и разлетелись желтой пылью, это бы означало только одно – Чума есть, как была, Монголу в Зону соваться нельзя. И все. И ничего больше. Тебе понравилось быть подопытным кроликом? Мне – нет.
Бизон закурил новую сигарету.
- Со мной никто, нигде и никогда не церемонился. Нас с ребятами и в горах запросто использовали для таких же целей – типа по минному полю для разминирования. Многие не прошли, там и остались. Мне повезло. Я выжил и дальше хочу жить. Если для этого кому-то надо свернуть шею, я ее сверну. Даже шлюшкам, про которых весь мир забыл, потому что никогда про них не знал. Ну, мне жаль, что пришлось так поступить. Но – пришлось. И нечего грызть друг другу глотки.
Ты сам-то как на Базу попал? Пенсия маленькая, делать ничего не умеешь и рыло в пуху? В пуху, однозначно. Потому что с тобой тоже не церемонились. Ну, и ты – соответственно. Ты хочешь жить, я знаю. И правильно говорил: выжить сейчас нам легче вдвоем. Хоть не гарантия, но нужно попробовать. Если у тебя есть мозги и ты меня понял, я тебя развяжу. Мы постараемся пробиться к Периметру. И за него. Это наша общая цель. Дальше каждый сам по себе. – Бизон усмехнулся. – Если к тому времени твое горячее желание разобраться со мной за Верку не пройдет – тогда и поговорим. Ну, что, как в песне? «Развязали, но вилки попрятали»?
Несколько долгих минут тянулось молчание. Когда Бизон принялся раскуривать третью сигарету, Шаман, наконец, кивнул.
Глава 3. Хуторяне.
Кулик продирался сквозь непролазные заросли, бранясь про себя последними словами. Вслух ругаться он не решался, хоть и очень хотелось. Шуметь ни к чему. В тайге и раньше-то шуметь не полагалось, если ты настоящий промысловик. А теперь… Теперь голос как-то сам собой пропадал, и горло перехватывало. Не потому, что Кулик трус. Ну, не храбрец, конечно, но и не трус. Бывало, и на медведя ходил - с другими охотниками. А так, вообще, по грибы-ягоды, за мелкой дичью в одиночку шастал, не побаивался. Только когда это было! Кулику казалось, что с тех пор прошло много-много лет. Много, не много, а уже почти шестой годок от начала Чумы. И скоро год, как Чумы не стало. Чумы-то не стало, а что толку?!
Сапоги окончательно увязли в зеленом месиве. Кулик все же матюгнулся негромко, почти шепотом, принялся высвобождать ноги из травяного капкана. Да какой он, черту, травяной?! Разве это трава? Это раньше была трава. Была осока, кочки, кустарники. Подлесок был. Густой, порой и не пробьешься. Не то, что где-нибудь под Москвой. Раз в жизни Кулик побывал в столице. Не в самой, вообще-то, а в области, в небольшом городке. И повидал тамошние леса. Местные жители полагали их дремучими. А Кулику – парк и парк, только заасфальтированных дорожек нет. Не тайга, одно слово. Но и то, что теперь вокруг – тоже не тайга.
Кулик, кряхтя, выдрал ноги из глубокого, выше колен, зеленого «болота». Местами трава оставалась почти прежней, только перла в рост, как на удобрениях. Хоть удобрений здесь никто, ясно море, не рассыпал. А местами она вся переплелась невиданно, перепуталась и срослась, будто не много тут было растений, а одно, покрывшее землю ползучим ковром на десятки метров вокруг. А еще кое-где она не просто срослась. Она переродилась во что-то другое, во что-то, наподобие зеленого студня или грязи, густой и вязкой, из которой трудно выбраться. Вот как сейчас, на этом самом месте. Если присмотреться, в этом студне видны стебли и листья, но будто полупереваренные, как в желудке у косули, которых Кулик до Чумы частенько стрелял. (А в Чуму косули перевелись.)
И таких участков, покрытых ненормальной травой, становилось все больше, особенно на марях и в распадках между сопками. Кулик это давно приметил. Да если б только трава!..
Тишина вокруг стояла глухая. Не должно быть в лесу такой тишины. То листва под ветром зашумит, то ветка скрипнет, то птица голос подаст. Но сейчас листва не шумела, хоть высоко вверху, посвистывая, гулял ветер. Нечему там шуметь, потому что, несмотря на полумрак, видно: кроны деревьев, особенно у вершин, тоже перепутались и сплелись намертво. А иногда, кажется, и срослись, образуя сплошной свод, с которого свисали огромные, жирно поблескивающие сосульки. Как в пещерах. Только сосульки эти зеленые и живые. Кулику даже казалось иногда, что они лениво шевелятся и извиваются. Но это – тьфу! Обман зрения. Похоже, сосульки – то же самое, что и зеленый студень под ногами.
Кулик, наконец, высвободился, поправил на плече ремень карабина и осторожно зашагал дальше. Время едва перевалило заполдень, но вокруг теплился лишь зеленоватый сумрак. Солнечные лучи почти не пробивались сквозь древесную «крышу», повисшую далеко в вышине. Деревья здесь и раньше стояли не маленькие. А за последние годы, как по волшебству, разрослись, раздались в несколько обхватов, потянулись друг к другу ветвями. И ветви сделались не как ветви: то кривые, будто изломанные, а то вообще, словно толстенные лианы или змеи. Или щупальца. И все время кажется, что они у тебя за спиной шевелятся. Перед тобой – ничего. А вот за спиной… Но, если даже очень быстро обернуться, никакого движения не увидишь. Может, потому что и нет его, а только кажется. Но Кулик был почти уверен, что – есть… Не тайга, а дурной сон какой-то.
В тайгу теперь Хуторяне ходили редко. Вот по той самой причине, что – дурной сон. Но сон – это так, слова…
Недавно ужинали, как обычно, затемно. За столом собрались все: Анатолий, хозяин хутора, и трое его сыновей. (Как в Чуму почти вся семья, кроме жены, выжила – неизвестно. Нигде больше такого Кулик не видал.) Работники, Иваныч да Андрюха, ну и сам Кулик, конечно, тут же. (Хотя, какие они работники?! На хуторах все давно одна семья – родные, не родные.) И новая жена Анатолия, Галина, с маленькой дочкой. Керосиновую лампу только одну зажгли – керосин экономили, потому что кончается.
Муторно было за ужином. Муторно и тихо. На окнах ставни заперли еще в сумерках. Но, если б и не заперли, привычных звуков снаружи давно уже не услышишь. Та самая глухая тишина давила на хутор, только до поры, до времени на это не обращали внимания. Когда снаружи вдруг донесся негромкий рев, все вздрогнули, даже Анатолий. Даже Иваныч. Хоть они-то мужики неслабые и ко всему привычные. А чего вздрагивать? Корова взревела в хлеву. Только нормальные коровы так не ревут. Оттого и мороз по коже. Да животины эти уже и не коровы вовсе. Хоть молоко дают по-прежнему, даже больше. Вот только вкус у него от месяца к месяцу все страннее. Галина доить их идет со слезами. Ничего в них опасного нет, вполне себе смирная скотина. А посмотришь, и оторопь берет. Тошно на них смотреть. Меняться они начали еще на первом году Чумы, но сперва вроде ничего, терпимо. Никто как-то и не заметил, когда они обратились во что-то такое, от чего человеку охота бежать без оглядки.
Корова еще раз взревела и успокоилась. Но за столом стало совсем невмоготу. Анатолий не выдержал, встал, сходил в кладовую и вернулся с бутылью самогона. Галина подала стаканы. Когда выпили да закусили, вроде, полегчало.
- Пристрелить бы их, - проворчал Иваныч, глядя себе в тарелку.
Все поняли, о ком речь.
- Пристрелить – не вопрос, - отозвался Анатолий. – А чем жить? Огород накрылся. На грядках все переплелось, не поймешь, где что. Думаешь, картошка уродится или огурцы? Ни хрена там не уродится. А на охоту ходить…
- Ага, на охоту… - Олег, старший сын Анатолия, отложил вилку. – Я на той неделе сохатого встретил. У него на голове не рога, а целое дерево. Еле ноги переставляет. Стреляй – не хочу. Только кто такое мясо станет есть? Он и на сохатого не похож.
- Убираться надо отсюда, - подал голос работник Андрюха.
- Куда? – Анатолий скривился. – Где нас ждут?
- Нигде, - согласился Иваныч. – Только и здесь долго не протянем. – Он помолчал, раскуривая самокрутку. – Вы что ж, не видите разве? Оно, - Иваныч покрутил пальцем в воздухе, - не просто меняется.
- Хреново меняется, етить, - вставил Кулик.
- Не в том дело, что хреново. А в том дело, что тайга и все в ней, как бы это сказать… - Иваныч задумался, подыскивая нужные слова, выдохнул струю горького дыма. Наконец, произнес негромко, будто нехотя: - Оно… срастается.
Анатолий хмыкнул.
- Что срастается?
- Все. Деревья, кусты, трава. Все, что растет. Но не только. – Пожилой работник глубоко затянулся, самокрутка затрещала, осыпая искры. – Зверье, да и скот наш… Одно дело, что они переродились. Но кажется мне, что это не все. Что-то с ними еще происходит. Тайга их… будто высасывает, что ли.
Анатолий поскреб в затылке.
- Ты, Иваныч, конечно, человек мудрый. Здесь родился, охотился всю жизнь. У тебя глаз - дай бог! Но что это такое – срастается, высасывает? Я не понимаю.
- Не прикидывайся, - проворчал работник. – У тебя глаза тоже не слепые. И умом бог не обидел. Все ты видишь и все понимаешь.
Анатолий тоже закурил.
- Ну, может, так оно и есть. Одно я не пойму: Чума вроде закончилась, а всякая дрянь продолжается. И не то, что конца не видно, а хуже с каждым днем. Отчего бы тут всему срастаться?
…Кулик без причины в тайгу не поперся бы ни за что. Он и по причине-то отправился с большой неохотой.
По соседству с хутором обитал охотник по кличке Гнутый. Плечи у него были одно выше другого, и позвоночник слегка искривлен, оттого такое прозвище. А как его звали на самом деле, никто не спрашивал. Впрочем, несмотря на кривизну тела, был он мужик крепкий и выносливый.
Гнутый не первый год жил в зимовье в нескольких километрах от хутора. Был он не здешний, но давно стал своим. Анатолий как-то обмолвился, что Гнутый, похоже, бывший зэк. В Чуму исправительные колонии, которых кругом густо натыкано еще со сталинских времен, вымерли. Зэков было гораздо больше, чем охранников, их и выжило больше. Говорят, с вертухаями, которые не разлетелись желтой пылью, они такое творили – лучше не знать. Потом разбрелись, кто куда. Многие подались в Город: дескать, там поживиться есть чем. Но многие ли добрались – неизвестно. Доходили слухи, что по дороге мародерствовали по чем зря. За это в них принялись палить из-за каждого дерева.
Тогда Гнутый и появился в зимовье. Если и был он из зэков, то явно не записной урка. Когда в первый раз пришел к хуторянам, поздоровался и присел на корточки у крыльца. Так и сидел молча, пока его не пригласили в дом обедать.
Гнутый промышлял охотой. Может, и еще чем, не известно. Случалось, наведывались к нему Контрабандисты. Но, когда в эти края нагрянул Председатель со своей лихой дружиной, Гнутый к ним не примкнул, хоть его и звали. Председатель, бывший агроном, потом сельский крутик, во время Чумы заделался местным самозваным князьком и подмял под себя окрестные хутора. Для этого ему требовалась дружина. А для такой дружины бывшие зэки подходили за милую душу. Но Гнутый отказался. Председательские его сперва уговаривали, потом стали грозить. Даже перестрелка как-то раз между ними случилась.
Чем бы все закончилось, неизвестно, но как раз в ту пору появился здесь лихой парень по кличке Серый со своими спутниками: стариком и девицей. Вовремя появился. Во-первых, спас Анатолия и его младшего сына от Диких Байкеров. Во-вторых, приструнил Председателя, Это уж вообще немыслимо, как ему такое удалось. Председатель не только перед ним кверху брюхом повалился, но еще и самый лучший грузовик отдал. И с тех пор больше хуторян не трогал. А про Серого вскоре многие прослышали и стали о нем рассказывать друг другу всякие немыслимые вещи.
В прошлом месяце Гнутый нанес соседям визит. Помялся, покурил, а потом спросил Анатолия, не примет ли тот нового работника? Анатолий не раздумывал. Чего ж его не принять? Гнутый мужик дельный. Раньше на хутор не просился, вольным промысловиком ему было лучше. А вот теперь попросился. Отчего – не загадка. В тайге жить стало невмоготу. Это хуторяне отлично понимали. Гнутый с Анатолием ударили по рукам.
Охотник обещал переселиться через неделю. Но через неделю его не дождались. И через две, и через три. Анатолий забеспокоился. Гнутый слова на ветер не бросал. Не иначе, что-то приключилось. Вчера за ужином Анатолий велел Кулику сходить в зимовье, глянуть, что там к чему.
…Чем дальше от хутора, тем сквернее становилось у Кулика на душе. Он брел по тайге, тысячу раз хоженой - перехоженной за его жизнь, но почти не узнавал окружающего. И не просто не узнавал, ну, например, как если бы попал в какие-нибудь джунгли. В джунглях он никогда не гулял и сперва, непременно, растерялся бы. Но джунгли, если разобраться, та же тайга, только на другой манер. Здесь иначе. Было знакомое, родное, а стало… Кулик не мог подобрать нужных слов. И одно у него крутилось в голове: будто на тот свет попал.
Впереди блеснул ручей. Значит, до зимовья рукой подать. Кулик зашагал вдоль неширокого русла. У воды идти стало легче, растительность тут почти не изменилась.
Потом Кулик застыл на месте. Пожалуй, за миг до того, как расслышал звук – чутье предупредило раньше о неладном. Звук раздался где-то рядом, впереди. Что это такое, Кулик не понял. Потому что звук не узнал. Содержалось в нем нечто, от чего ноги сами собой просились наутек. И в то же время звук был слабый, почти жалобный.
Кулик стряхнул с плеча карабин, снял оружие с предохранителя. Хоть на оружие, признаться, он давно перестал надеяться. Оружие на том свете не подмога. Где-то в близких зарослях снова простонало, будто здоровым куском железа процарапали по огромному стеклу. Кулик разного наслышался, но не такого. Очень скверный звук, и лучше бы стороной обойти то место, откуда он доносится. Но нельзя такие места обходить, нельзя оставлять за спиной неведомо что. Ты обойдешь от греха, а оно тебя сзади.
Хуторянин, стараясь ступать неслышно, двинулся вперед. Неслышно ходить по тайге он раньше очень даже умел. Но это по ТОЙ тайге, не по ЭТОЙ. Сапог вдруг зацепился за травяной жгут, который, будто сам собой охватил голенище. Нога по инерции дернулась, жгут с треском разорвался. Кулик едва не упал, сделал несколько быстрых шагов, удерживая равновесие. Громко хрястнул под ногой сухой сук, скрипнули ветки потревоженного кустарника. Кулик обмер и застыл на месте. И опять услышал скверный звук, теперь уже совсем близко, прямо перед собой.
А, была - не была! Все равно уже нашумел. Он еще немного пробрался вперед и раздвинул стволом карабина заросли перед собой.
Несколько деревьев переплелись между собой и, кажется, постепенно срастались в единый гигантский причудливый куст. Стволы еще существовали каждый сам по себе, но кроны стали одним целым, а с перепутанных ветвей кое-где свисали зеленые живые сталактиты. У подножия невиданного куста что-то временами слабо шевелилось и подергивалось, раскачивая ветви, еще сохранившие самостоятельность.
Кулик наблюдал с минуту. Потом услышал все тот же скрежещущий звук, раздавшийся из колыхания ветвей. Укрываясь за необъятными стволами деревьев, хуторянин приблизился еще на пару десятков шагов. И застыл. Отсюда уже было видно…
Кулик никогда не видел Тигра, только следы. А если б увидел, здесь бы не стоял. Тот Ездок по прозвищу Серый, что когда-то побывал на хуторе, говорил, что видел Тигра вблизи. Может, врал. А, может, и нет, судя по тому, что про этого Ездока теперь рассказывают. Но сейчас Тигра увидел и Кулик. Он сразу догадался, что это Тигр. Огромная темно-рыжая туша еще сохраняла кое-где следы черных поперечных полос. Там, где еще оставалась шерсть. А там, где ее сменила черная крупная чешуя, никаких полос не было. Между костяными пластинами пробивались рыжеватые пучки, похожие на увядшую осеннюю траву. Тигр не очень походил на обычного тигра. Очертания, вроде, сохранились, но круглая голова без ушей время от времени раскалывалась от уха до уха невероятной пастью, усаженной несколькими рядами некрупных, но острых треугольных зубов. Как у рыбы, подумал Кулик. Когда пасть разверзалась, возникал тот самый скрежещущий стон.
Тигр лежал на боку, вяло перебирая лапами. Его плотно, словно сетью из толстенных канатов, опутали прущие из земли не то корни, не то побеги чудо-дерева. Они скрутили и смяли Тигра, как детскую игрушку. Кулик заметил, что несколько древесных отростков, словно гигантские жала, впились в тигриную тушу. Или как хоботки невиданных комаров, высасывающих кровь. Тигр, должно быть, попал в эту западню давно, силы его были на исходе, он уже почти не сопротивлялся опутавшей его смерти. Кулик слышал про Хищные Деревья, хоть сам их никогда не видал, потому, что они водились только в бывших городах и поселках, а в тайге их не было. Он знал, что Деревья выплевывают в жертву струю ядовитой пены, от которой нет спасения, потом обхватывают когтистыми ветвями и высасывают кровь. Но то, что схватило Тигра, не слишком походило на описание Хищных Деревьев. Оно, как и сам Тигр, выглядело невиданным монстром, только растительным. Какой же силой и скоростью оно должно обладать, чтобы поймать Тигра, которому, говорят, нет в Зоне равных по мощи и быстроте?! Впрочем, Кулик, присмотревшись, начал догадываться, как это случилось. К тому месту, где томился Тигр, вели глубокие борозды в почве, из которых торчали обрывки таких же корней-побегов, будто кто-то пытался выдрать их из земли… Гулял себе Тигр спокойненько – кого ему побаиваться?! И тут снизу полезло, схватило… Он, конечно, рванулся бежать. Потом, наверно, катался по земле, старался освободиться. Но не тут-то было…
Тигр снова негромко взревел, принялся сучить лапами. Кулик попятился. Нечего здесь делать и смотреть не на что. Лучше бы такого вообще не видеть. Не Тигра жалко, туда ему и дорога. Страшно за себя и остальных на хуторе. Вот Иваныч произносит смутные речи: дескать, все срастается, тайга животину высасывает. Не очень понятно. А теперь убедись, Куличок, воочию. Вот как оно срастается и как высасывает. Хоть Иваныч, наверно, еще что-то имел в виду, не просто – схватило и сожрало. Но не до раздумий сейчас.
Кулик только теперь заметил у подножия дерева что-то такое, похожее на огромные коконы из стеблей и побегов. Коконов было с полдюжины. И можно было разглядеть в полумраке торчащую из одного здоровенную когтистую лапу. Кулик сразу определил – медвежью. Хоть медведи давно стали на себя не похожи, как и прочие твари. Кроме, разве, лошадей.
Хуторянин начал осторожно отступать, а когда дерево-монстр скрылось за гущей зелени, повернулся и почти побежал, насколько позволяло то, что под ногами. Нет, надо убираться из этих мест! Если тайга уже до Тигров добралась, чего дожидаться?! Вот вернется Кулик, все расскажет Анатолию и будет стоять на своем, хоть убей. А заупрямится хозяин хутора, ну тогда… Что ж тогда поделаешь? Тогда – одному уходить. Лучше – в Город, там тайги нет. И в зимовье Гнутого не таскаться бы. Зачем? Может, Гнутого какие-нибудь такие деревья тоже… того! Лишний риск только.
Но Кулик понимал, что Гнутого проведать придется. Иначе Анатолий сильно осерчает. Не делается так на хуторах, чтоб свой человек пропал, а никто бы и не почесался.
Раньше к зимовью вела тропка. Ее Гнутый и протоптал. Но сейчас от нее и следа не осталось, одна ненормальная трава сплошным ковром. Кулик и без тропок раньше бы путь нашел, знал, как по лесу ходить. Но теперь до того все изменилось и, кажется, каждый день меняется, что недолго и заблудиться. А заблудиться здесь – не приведи боже!
Когда посреди зеленого месива стали попадаться свежие и уже почерневшие пеньки – Гнутый деревья для хозяйства рубил – Кулик понял, что не заблудился, зимовье близко.
Через несколько минут Кулику открылась просторная поляна с кривобокой избушкой посередине, сараюшкой и срубом колодца у противоположного края. Кулик зажмурился от яркого света, заливавшего поляну. Древесная «крыша» над ней не нависала, и золотистые солнечные лучи вовсю разливались по открытому пространству. Погода-то, оказывается, хоть куда! Самая июльская. И жара соответственная. Лоб сразу вспотел.
Избушка, хоть и неказиста, но сложена из лиственничных бревен, а потому, можно сказать, вечная. Твердая, как железо, пропитанная смолой лиственница не гниет. В давние времена Кулик где-то слышал, что город Венеция, в Италии, что ли, стоит на сваях как раз из такой лиственницы. Веками сваи под водой, а ни черта им не делается. Избушка тоже здесь давным-давно. Кто и когда строил – никто не помнит. В ней сколько поколений промысловиков таборилось! Но Гнутый, видать, последний.
Кулик, прибавив шагу, двинулся к зимовью, на ходу выкликая хозяина. И вдруг замер и замолчал. С травой Гнутый боролся до последнего, а потому вокруг избушки была голая земля, сквозь которую еще только пробивались перекрученные побеги. На влажной почве Кулик заметил следы, много следов. Он взял карабин наизготовку, осторожно приблизился, присел на корточки. Отпечатки кирзачей Гнутого просматривались отчетливо. А вокруг другие, необычные, будто от кроссовок. Людей в кроссовках здесь побывало несколько, с полдесятка, не меньше. Топтались они как-то беспорядочно. Пара следов вообще смазаны, будто их оставили, поскользнувшись. Но ни с того, ни с сего здесь не поскользнешься. Опытный Кулик догадывался, отчего могут быть такие следы. Если бы, например, боролись или дрались. На хуторах в кроссовках давно никто не ходил – в сапогах или армейских ботинках удобней. Кто ж такие?
Хуторянин выпрямился и стал медленно огибать избушку, дверь была с противоположной стороны. Она оказалась распахнутой настежь. У крыльца в одну ступеньку следов тоже хватало. И, чем больше всматривался в них Кулик, тем тревожнее ему становилось. Поводя стволом карабина, он ступил на низкое крыльцо. Старая доска громко скрипнула. Кулик вздрогнул. На неожиданный звук внутри избушки отозвалось приглушенное многоголосое гудение, а из дверного проема потянуло смрадом.
Не хотелось Кулику заходить внутрь, ой, как не хотелось. Он уже знал, что там увидит. Но, помедлив и повертев головой – нет ли кого поблизости? – он все же вошел, пригибая голову под низкой притолокой.
Сквозь маленькие оконца, затянутые полиэтиленовой пленкой, свет еле просачивался. После яркого солнца Кулик почти ослеп. Протер глаза, поморгал. Радужные круги под веками поблекли. И тогда он увидел… То увидел, что и ожидал. Справа чугунная печурка, слева стол и лавка вдоль него, а прямо – топчан, на котором спал Гнутый. Он и сейчас лежал на своем топчане, уронив на пол руку и ногу. Кисть руки купалась в обширной черной луже, растекшейся по не струганным доскам пола. Дышать в зимовье было нечем от трупной вони. Потревоженный рой мух, чье жужжание Кулик заслышал еще снаружи, взвился и закружил под потолком.
Под подошву Кулику попало что-то твердое. Он наклонился. Автоматная гильза. Вокруг еще несколько. Хуторянин поднял голову, вгляделся. В стене, у которой стоял топчан, чернели дырки – пулевые отверстия.
Пятясь, Кулик выбрался на воздух, перевел дыхание, освобождаясь от жуткого смрада. Вот так дела! Кто же это его, сердешного?! Какие-то пришлые. А какие, откуда? Здесь давно никаких пришлых не бывало. А если кто и появлялся, то со стороны автотрассы, а не из тайги. Но от трассы мимо хутора не пройдешь, хуторяне заметили бы. С противоположной стороны некому являться. Там до самой Реки – километров тридцать – никто никогда не жил, одна колючая проволока. До Чумы стояли погранзаставы, к Реке никого близко не пускали – запретная зона. А когда Чума началась, ходить к Реке стало некому и незачем. Чего в такую даль тащскаться, рыбы можно и поближе наловить, в горных речках. Никто и не таскался. Ни туда, ни оттуда.
Хотя… Был ведь случай года два назад. Как-то наезжал Председатель со своими дружинниками, требовал продовольствия и орал, что он всех от врагов спасает. Дескать, на днях с того берега реки переправились к нам узкоглазые соседи, хунхузы, мать их так! Завоевать хотели, но он, Председатель, тех хунхузов перехватил и перебил к чертям собачьим. Так что гоните, хуторские, дань защитничкам!
Председателю сперва поверили, потому что соседей из-за реки всегда побаивались. Когда-то давным-давно на речном острове с ними даже маленькая война приключилась. Их же тьма тьмущая! Как поперли!.. Погранцов перерезали. И еще, наверно, много бы кого перерезали, если бы их из «Градов» не накрыли. После «Градов» у них всякая охота отпала. Но те дела уже почти забылись. И остров тот вместе с другими соседям отдали безо всякой резни. Но они перед Чумой стали наползать полчищами, как муравьи: торговали на рынках, работали там, где наши не желали. И оседали, женились на местных. Женился на местной, а родился у них все равно раскосый. Но уже и гражданство, и прописка. Регистрация, то есть. Оглянуться не успели, а их уже чуть не больше, чем нас.
Перед самой Чумой Кулик от людей слышал, что государство какой-то договор подписало, чтоб значит они, соседи заречные, у нас природные ресурсы осваивали. Сотнями тысяч чтоб приезжали, селились, бурили-копали, лес валили. Кулик, ясно море, мужик не сильно грамотный, но даже он был в курсе: оттуда, где они сотнями тысяч поселились, их никто никогда и никакими силами выковырять уже не мог. Многие это поняли и всерьез напугались: дескать, продали нас с потрохами; лет через пять-десять здесь другая страна будет. И, бес его знает, чем бы все кончилось, если бы не Чума. Как она случилась, стало не до освоений. Она и за рекой территорию прихватила. Так что у них там тоже Зона образовалась. И с тех пор из-за реки никто не совался. Если не считать «хунхузов», которых Председатель побил.
С «хунхузами», правда, потом вышла незадача. Охотники нашли в тайге захоронение – председательские глубоко закапывать поленились. Так «хунхузы» эти (разбойники, по-ихнему) на хунхузов как-то не сильно походили. Бабы среди них обнаружились и даже ребятишки. Председатель их, должно быть, пострелял просто, чтоб не совались. А старое словечко по-новому прижилось. С тех пор заречных соседей так хунхузами и стали называть, всех поголовно. Хоть никто их и не видел больше.
...Кулик покряхтел, переминаясь с ноги на ногу, потом опять принялся за следы.
Человек шесть здесь побывало. В кроссовках. Помнится, охотники говорили, что побитые Председателем хунхузы вроде тоже были в кроссовках – самая у них ходовая обувь. И эти в кроссовках. И, если хорошо смотреть, понятно, откуда пришли и куда ушли: от Реки явились, туда же и убыли. В тайге сейчас следы не больно проследишь, но попробовать можно.
Кулик отправился туда, куда уводили следы кроссовок.
Сказать по правде, сильного беспокойства он не испытывал. Хунхузы или кто там еще побывали здесь недели две-три назад. Зачем приходили, черт их знает. Если б хотели напасть на хутор, давно бы напали. Хотя шестеро – не такая большая сила, чересчур не разгуляешься. Жалко, конечно, Гнутого, и ухо надо держать востро – могут вернуться. Но, похоже, убрались давно.
Кулик протопал с километр и все же нашел прогалину, на которой остались следы пришельцев. Это окончательно убедило его, что люди в кроссовках ушли к Реке. Он утер со лба пот. Пора отдохнуть, перекусить. Надо еще вернуться к зимовью и похоронить Гнутого, не бросать же так, хоть противное это дело, ничего не скажешь.
Хуторянин присел на поваленный ствол, взгромоздил на колени рюкзак, прислушался. Нет, все спокойно. Он нашарил в рюкзаке объемистый сверток с едой, потащил его наружу.
Поблизости громко хрустнула ветка. В гнетущей тишине леса этот звук показался Кулику похожим на выстрел. Хуторянина будто ветром сдуло с его насеста, рюкзак и сверток с провизией покатились по земле. Кулик, сжимая в руках карабин, затаился за поваленным стволом, выждал минуту – другую, а потом выглянул. Новый хруст и треск раздались теперь ближе. Кулик опять юркнул за бревно. Ясно уже стало, что прямо к этому месту кто-то пробирается. И не один человек.
Кулик лихорадочно соображал. Есть еще возможность удрать незамеченным. Ходить тихо, как настоящие таежники, чужаки, не умеют, смотреть внимательно, наверно, тоже. Или не хотят тихо ходить? Потому что не побаиваются. Получается, что, случай с Гнутым – не просто случай: пришли какие-то, напакостили и ушли, что в Зоне не редкость. (Кулик с самого начала хотел в это верить, но не мог.) Выходит, чужаки – это реальность, опасная реальность, и никуда от этого не денешься. Может, конечно, это какие-то совсем другие чужаки. А откуда другим-то взяться? Так или иначе, а нельзя бегать, ничего толком не разузнав. Эх, етить! А, когда разузнаешь, можно уже и не убежать, поздно станет.
Кулик не побежал. Он, прихватив оброненный рюкзак, метнулся от бревна в кусты и затаился там. Шум приближался и нарастал. Ясно было, что идет большой отряд, много больше десятка. Кулик напряженно всматривался в заросли, выжидая и стараясь пореже дышать. И он дождался. Среди ветвей сначала замелькали смутные силуэты, потом они прорисовались отчетливей, и, наконец, тех, кто появился рядом с поваленным деревом, стало можно рассмотреть. Мужчины среднего возраста и помоложе в серых матерчатых куртках с воротниками-стойками, как у френчей, или вовсе без воротников; кто-то в чем-то полувоенном цвета хаки. На головах кепки. Под кепками смуглые, скуластые лица с глазами-щелочками, по-азиатски бесстрастные, почти каменные. За спинами брезентовые вещмешки. Из-за плеч топорщатся стволы «калашей». Отряд – человек двадцать с лишним – двигался без поспешности и особых предосторожностей. Спокойно так себе шли, никуда не опаздывали, никого не опасались.
Кулик не удивился. Он изначально почти не сомневался, что это хунхузы. Больше некому. Это, ясно море, не те, прежние, которые угробили Гнутого. Тех и было-то всего. А этих – мать честная! Откуда столько? А главное – куда?
Кулик, которому сейчас больше всего хотелось самому срастись с подлеском, прикинул направление, которого придерживался отряд. Если они так и пойдут, не сворачивая, хутор Анатолия останется в стороне. Вот соседский хутор, где верховодила тетка Катерина, у них по самому курсу. А чуть дальше – Форт, гнездо Председателя с компанией.
Дождавшись, когда звуки, производимые отрядом, окончательно смолкнут в отдалении, Кулик скользнул сквозь заросли и понесся в обратный путь, и никакая ненормальная трава ему стала не помеха. Гнутого он хоронить не будет, не до того теперь. Домой надо быстрее. Лучше всего через Гнилую падь. Через нее Кулик давным-давно не ходил, потому что там изредка объявлялась Хищная Грязь. Но сейчас и она его не сильно пугала.
Глава 4. Враги.
- Ну, все, етить! Крантец приходит, ясно море! – Кулик не мог спокойно стоять и приплясывал от волнения. – Тикать надо. А, Анатолий?!
Анатолий сплюнул. С крыльца избы, где столпились все хуторские, кроме Галины, был виден столб черного дыма, поднимавшийся из-за кромки тайги в блеклое от жары июльское небо – аккурат оттуда, где располагалась усадьба тетки Катерины.
- Я ж говорю, они туда и направились. – Продолжая приплясывать, Кулик взялся сворачивать самокрутку, но руки у него дрожали, табак просыпался.
- Нужно подводу грузить, - сказал работник Андрюха. – Чего дожидаться?!
- А, может, обойдется, - подал голос средний сын Анатолия Володька. – Может, не заявятся сюда. – Было ему девятнадцать лет, ума никакого, на его слова никто внимания не обратил.
- Лошади совсем стали слабые, - сказал Иваныч. – Что одна, что вторая. Далеко подводу не утянут. Да и куда ее тянуть?
- А что, если к Председателю? – Кулик, наконец, справился с самокруткой и зашарил по карманам. – Он же в Форте. Ограда крепкая. Спички дай.
- Спички тебе. Спичек осталось два коробка. Где после возьмем?
- Если вот так будем стоять, после могут и не понадобиться, - вставил Андрюха.
- К Председателю без пользы. – Иваныч Кулику спичек так и не дал. – Сам, что ли, не знаешь?! Председатель после того, как его Серый шуганул, совсем спекся.
- Это точно. – Олег, на правах второго здесь после отца, старался говорить степенно. Но сейчас не очень это у него получалось. – Что от Форта пользы?! Частокол. А кто за частоколом? Председательские тогда перепугались и на предводителя своего сильно обозлились за то, что струсил. Не помните, что ли? Буза возникла, чуть не перестрелялись между собой. Большинство ушло из Форта. И сколько там теперь осталось? Человек десять?
- И они нас ждут-дожидаются, дождаться не могут, - добавил Андрюха. – Лепшие друзья… мать твою!
- Слышь, батя, - опять встрял Володька. – У нас же автоматы на сеновале под сеном. Давай, достанем и туда. – Он ткнул пальцем в сторону дымного столба. - Первыми ударим. Может, Катерине с ее ребятами успеем помочь. Да и вообще – упреждающий удар…
- Ага, удар. Себе по яйцам, если Куличок ничего не перепутал. Если их, правда, столько. - Андрюха скривился. – Лучше уж здесь укрепиться и сидеть тихо. Катерину спасать поздно, сам разве не понимаешь?! А так, если пронесет, то пронесет, а если объявятся, будем отбиваться. Засад понаделаем и встретим их.
- А по мне, етить, так лучше вообще все бросить и в тайгу! - прочастил Кулик. – Какая она ни есть, а спрятаться можно. Пересидим.
Анатолий, наконец, нарушил молчание.
- Ладно, хватит болтать. Грузим подводу. Доберемся до трассы, а там будет видно. Рано или поздно все равно пришлось бы…
- Толя, - сказал Иваныч. – Ты подумай хорошо. Мне, например, все равно. А у тебя жена и малое дите. На трассе одни Дикие Байкеры чего стоят. Тебе прошлого раза мало? По новой так не сфартит, Серый на выручку не подоспеет. А там не одни эти чудища. Всякого другого навалом. И куда мы? В Березовку? Так там нет ничего, давно все разграбили. Или, может, в Индустриальный? Где Жмуры бродят.
- Нету давно Жмуров, - перебил Олег. – Как Серый туда доехал и Чума прекратилась, так Жмуры сами собой передохли. Гнутый в Индустриальном бывал, рассказывал.
- Жмуров, может, и нету. Но Гнутый и другое рассказывал. Какие-то бойцы там поселились. Запасы-то остались, консервов навалом, потому что Жмуры консервы открывать не умели. Но бойцы теперь в поселок никого не допускают. Стреляют метко. Гнутый еле ноги унес. Все поселки теперь мертвые или там свои бандиты, не краше хунхузов. До Приреченска или Пионерска нам не добраться – далеко. Так что…
- Так что, Иваныч, все ты правильно говоришь, - перебил хозяин хутора. – Но выбора у нас нету. Когда полдесятка хунхузов приходило – это одно. Это, я думаю, была разведка. На Гнутого наткнулись и кончили его, чтоб не рассказал. А теперь такой отряд! Они не только затем явились, чтоб тетку Катерину спалить. Поэтому – грузимся и уходим. Я никого не заставляю. Вольному – воля. Кто как хочет, пусть так и поступает. А я со своими пойду.
С минуту висела тишина, которую нарушил Иваныч.
- Ладно тебе, Толя. Вместе прожили, куда теперь разбегаться?!
- А остальные как?
- Пошел я лошадок наших запрягать, - сказал Андрюха. – Куличок, айда, поможешь. - И затопал с крыльца.
…Сборы затянулись, хоть Андрюха и Кулик с подводой справились в два счета. Бестолково как-то все выходило. Вроде и добра никакого не нажили, а как пришло время сниматься с насиженного места, все запутались, что грузить, что – нет. Таскали мешки и ящики, ставили на повозку, потом сбрасывали и тащили другие. Анатолий, завидя, что Галка несет перину, не выдержал и громко ругнулся на нее, хоть все переговаривались в полголоса. Старались не шуметь, хоть какой в этом смысл?! Худые, будто усохшие лошадки понуро застыли в ожидании.
Анатолий поглядел на небо. Долог июльский день, но солнце уже вот-вот скатится за вершины деревьев. Как же ехать, на ночь глядя? Но и ночевать на хуторе резону нет. В потемках нагрянут и перебьют – никакие дозоры не помогут.
Галина бросила на землю перину, уселась на нее и вдруг в голос разревелась. Мужики уставились на нее. Анатолий подскочил.
- Галка, ты чего? Ну, клади, если такое дело…
Но Галина рыдала все безутешней. Ясно, что не из-за перины. Нервы у всех на взводе. Анатолий обнял жену.
- Ладно тебе, успокойся.
- А ну, тише! – приказал Иваныч. – Тише, говорю.
Остальные замерли. Сквозь подвывания супруги Анатолий уловил какой-то посторонний звук. Потом еще и еще. Он зажал жене рот ладонью.
Где-то далеко за лесом протрещала автоматная очередь, за ней другая, третья. Потом раздалось несколько хлопков, как от взрывов гранат. За последние годы обитатели хутора научились безошибочно определять звуки боя, даже если они едва слышны. Сейчас никто не сомневался, что далекий бой разгорается: стрекотание автоматов слилось воедино, будто кузнечики дружно пели в траве. Пение это прерывали то отзывавшиеся широким эхом хлопки разрывов, то басовитый стук крупнокалиберного пулемета. Пулемет, правда, ударил несколько раз и смолк.
Хуторяне застыли, как вкопанные. Анатолий выпустил жену. Та глянула на него округлившимися, дикими глазами и опрометью бросилась в избу.
- Это в Форте, однако, - сказал Иваныч.
- Точно, - подтвердил Кулик, роняя из рук приготовленный к погрузке узел. – Говорю же, так они и шли. Сперва до Катерины добрались, А потом и до Форта.
- А скоро и до нас доберутся, - пообещал Андрюха. – Торопись, мужики!
- Не, с Фортом они быстро не управятся, - не согласился Олег. – И потом, почему обязательно к нам? Там и другие просеки есть – к Супруну, к Рябому на Белый ручей.
- Предупредить бы соседей, - сказал Иваныч.
Андрюха хмыкнул.
- Они что, слепые и глухие?! Наверняка, уже всполошились. Гляди.
Но все и так уже увидели: над тайгой лениво пополз в безветренное вечереющее небо второй столб дыма, в стороне от первого, как раз там, где располагался Форт. Бой не утихал. Но дымный столб быстро рос, наливался смоляным цветом, а в вышине, под легкими облачками, расплывался вширь, сам образуя пепельно-серое облако.
- Кончай разговоры, - велел Анатолий. – Пять минут и уходим.
Люди, сорвавшись с места, засуетились, забегали.
Но через пять минут уйти не удалось. Куда-то подевалась Галина, а с ней и маленькая дочурка.
Женщину сперва звали, потом Анатолий отправился в дом, прошелся по комнатам. Нигде никого.
Дружно обшарили сараи, сеновал, амбар и пустой хлев – коровы бродили на выпасе и вспоминать о них никому не хотелось. Галина словно сквозь землю провалилась. Анатолий растерянно встал посреди двора.
- Может, она в тайгу убежала, - предположил Андрюха.
И такое не исключалось, хоть и глупо. Анатолий знал, что Галка давно на взводе, что не спит ночами, иногда встает и, стараясь никого не разбудить, выходит на улицу. Раз – другой Анатолий отправлялся за ней. Галина сидела на крыльце, будто каменная, будто в беспамятстве или спящая мертвым сном с открытыми глазами. Мужу с трудом удавалось привести ее в чувство. Понятно, Галке приходилось горше всего – баба да еще с малым ребенком. Она съезжала с катушек и с каждым днем все отчетливее.
- Могла и в тайгу, - сказал Иваныч. – Искать надо.
- Батя. – Олег тронул отца за рукав. – Слышишь?
Откуда-то донесся приглушенный детский плач. Все завертели головам. Анатолий прислушался и опрометью бросился в дом. Из сеней на чердак вела крутая лесенка. Плач доносился из люка в потолке. Анатолий взлетел по перекладинам.
В глубине полутемного, душного, затянутого паутиной чердака мерцал огонек. Анатолий выбрался из люка, разогнал рукой клубы потревоженной пыли. Огонек мерцал за грудами старой рухляди. Там, укрепленная на крышке бочонка, горела свеча, и оттуда раздавалось вяканье ребенка. Перед бочонком кто-то стоял на коленях. Кто ж еще, кроме Галки?!
Анатолий окликнул жену и, не получив ответа, двинулся к огоньку.
Галина пребывала в знакомом трансе. Она прижимала к груди плачущую дочурку и слабо раскачивалась взад-вперед. Пламя свечи озаряло укрепленный стоймя кусок желтоватого картона. На картоне проступал карандашный рисунок.
- Галя! – Анатолий легонько встряхнул женщину за плечо. – Ты чего тут?
Галина все так же продолжала отрешенно раскачиваться взад-вперед. Губы ее нашептывали какие-то невнятные слова.
- Нашла время молиться, - как можно мягче произнес Анатолий. – Пошли, некогда. – И попытался взять из рук жены ребенка.
Галина плаксиво забормотала и крепче прижала дочурку к себе.
- Галя, - повторил Анатолий настойчивее, - пойдем.
Его взгляд скользнул по рисунку на картоне. Странная какая-то «икона». Изображены на ней были не Иисус или Пресвятая Богородица. Чья-то не слишком умелая рука нацарапала нечто странное. Анатолий присмотрелся внимательнее. Центральное место занимала схематичная, будто выведенная младшеклассником, человеческая фигура. Обычные «палка, палка, огуречек…» Одна только деталь: штрихи, изображающие длинные, до плеч, волосы. Позади фигуры нечто напоминающее грузовик с кривыми окружностями колес. А вокруг – крупные четвероногие твари, тоже, как на детских рисунках, хвостатые, с торчащими в стороны палками усов и треугольными ушами на круглых головах. Ощетиненные усатые твари образовывали перед патлатой фигурой полукруг, будто охраняя ее или готовясь по первой команде броситься в атаку.
Анатолий с минуту хлопал глазами, разглядывая это художество. Потом до него начало доходить, и он слегка оторопел. Не церемонясь больше, крепко встряхнул жену, потом, обхватив и рывком поставив ее на ноги, заглянул в глаза. Глаза у женщины были ненормальные.
- Ты это чего? – громко и отчетливо спросил Анатолий. – Совсем рехнулась? О ребенке подумай.
- Я о нем и думаю, - вдруг ответила Галина, словно очнувшись от своего сна наяву. – Это вы все только – коровы, огород, тайга. Больше ничего не замечаете.
- Ты у нас ясновидящая. – Анатолий схватил жену за руку, дернул почти грубо. – Пошли. Времени нет.
Но Галина вырвалась.
- Нет его и не было. Давно уже. И торопиться некуда.
- А что ж делать?! Ездоку Серому молиться с его Кошками?! Сдурела баба!
- Кошек ты не трогай… Это для вас он Серый. А для других – СЕРГЕЙ!
- Ну, да, прямо Святой Сергий и ангелы хвостатые с ним за компанию!!! Это для кого же – для других?
Анатолий вдруг осекся. Потому что вспомнил. Не так давно заходил он по делу на хутор тетки Катерины. Хозяйка, как заведено, пригласила гостя отобедать. Катерина всегда была набожной, потому – и образа в красном углу горницы, и лампадка перед ними. Но в тот раз Анатолий заметил рядом с темными ликами икон кусок картона с карандашным рисунком. Только рисунок он не разглядывал, надобности не было. У Катерины дети и внуки в Чуму погибли. Дети-то взрослые, а внуки – малыши. Анатолий подумал, что она какую-нибудь детскую картинку поставила рядом с образами. Что ж, понять можно. Все близких потеряли. И каждый их поминал по-своему.
С некоторых пор плелись среди Хуторян смутные слухи про какие-то чудеса, связанные будто бы с Ездоком по прозвищу Серый. Но в Зоне и без Серого чудес навалом, куда бы от них деться?! Анатолий считал такую болтовню пустыми суевериями запуганных и отчаявшихся людей.
- Это тебя Катерина надоумила? – спросил он.
- Ну и что? Ну и Катерина. Это ты ничего видеть и слышать не хотел. А на хуторах это давно уже идет.
-- Что идет?
- А то. – Галина замолчала.
Анатолий осторожно высвободил из ее рук завернутую в одеяло дочь.
- Пошли. Пора. Если уж так приспичило, лучше бы Богу помолилась.
- Я молилась. – Галина тяжело вздохнула. – И ты молился, не отнекивайся, я знаю. И другие тоже. Но он не помог.
- Откуда тебе знать? Может, оттого мы и живы.
- Я знаю другое. Я у Катерины как-то была. К ней от Супруна девка за медом приезжала. Супрун, он же травник. У него за лечением отовсюду люди бывают, даже с дальних хуторов, с той стороны трассы. Девка Супрунова рассказывала: люди давно поняли, что Ездок этот… Совсем он никакой не Ездок. Если что-то случится, если беда какая-то, можно его позвать.
- Как ты сейчас?
- Да по-всякому, без разницы. Но люди – да, так делают. И он помогает. Катерина давно про это узнала. И другие тоже.
Анатолий сплюнул.
- Что ж он ей не помог? Один дым от ее хутора. Плохо молилась?
- Зря плюешься. Про Катерину не знаю, может, поздно спохватилась. А если вовремя… Там, за трассой, окружила один хутор Хищная Грязь. Они два месяца сидели ни живы, ни мертвы, ждали, когда Грязь их накроет. Бабка ихняя, она уже была в курсе, стала СЕРГЕЯ звать. И приехали люди. Не сам он, но от него. Знали, что там Хищная Грязь, потому на гусеничной машине приехали. Откуда они знали, а? И спасли жителей. А в другом месте…
- Галя, милая, - сказал Анатолий. – Ты не греши. Серый, ну Сергей, по-твоему, он человек хороший и необычный. Но не надо из него Спасителя делать.
- А ты не знаешь, что ли, что он Чуму прекратил?
- Так говорят. Но так ли, нет, неизвестно. Чума могла и сама собой кончиться. Да и разве кончилась она? Ты же видишь, что вокруг творится?! Ад кромешный. И с каждым днем все хуже. Про Эпицентр толковали, мол, оттуда вся зараза. Может, он, Ездок этот, что-то с Эпицентром и сделал. Не знаю. Но либо не сделал ничего, либо не в Эпицентре была причина… Не надо на человека молиться, нехорошо.
- А если мы умрем, и я, и дочка твоя – это хорошо?
- Если ты тут торчать перестанешь перед своей свечкой, авось, никто и не умрет.
Анатолий высвободил одну руку, притянул жену к себе.
- Ну что ты? Ну, помолилась уже? И хорошо. Идем, а то остальные заждались.
…В темноте лес по краям просеки казался самым обычным, только вот ни одна птица в нем не подавала голос. Не стало птиц. И даже Летучие Мыши величиной с добрую псину и на собак похожие, только с кожистыми, в мелкой чешуе, крыльями больше не витали в темном небе. А еще год назад спасенья от них не было, особенно для скота. Но и людям, порой, доставалось. Собаки-то все передохли в Чуму. А, может, не передохли. Может, это они и превратились в тех Мышей, кто теперь разберет?
Подвода негромко погромыхивала на ухабах просеки, которая связывала хутор с трассой. Дорогой ее никак не назовешь. Она давно бы заросла поганой травой, да, хорошо, Иваныч догадался. Съездил в Березовку, нашел там на складе какую-то химическую дрянь и весь путь ею присыпал. Трава скукожилась и отступила. Правда, неизвестно, как на людей тот химикалий действовал. Но если бы в химикалиях главная беда.
Анатолий ускорил шаг и обогнал крохотную колонну. Впереди вышагивал Иваныч с карабином Мосина под мышкой. Иваныч самый опытный из всех. Но насчет карабина – это он зря. Не то по нынешним обстоятельствам вооружение. Но старый охотник кроме него ничего не признавал. Автомат, говорил, я и держать не умею. И учиться не хотел. Но от него и с «трехлинейкой» пользы хватит: ничего не просмотрит и не прослушает.
Пара слабосильных лошадок, на глазах захиревших за последние полгода без видимой причины, натужно вытягивая шеи, тащили горой груженую телегу. Как ни скидывал Анатолий с нее все ненужное, нужного вот столько и набралось. Сбоку от груза, на краешке, примостилась Галина с ребенком на руках. По сторонам подводы шли трое братьев. Младшему оружие раньше не давали – молод еще. Но теперь – куда деться, - вручили двустволку двенадцатого калибра, заряженную пулями-«турбинками». Пацан норовил, подражая Иванычу, нести ружье небрежно подмышкой, но Анатолий запретил это баловство. Заключали шествие Андрюха с Куликом. Андрюха сильный и смелый, но, честно сказать, глуповатый. Кулик бывалый, нюх имеет, но вертлявый. Выходило, что авангард у обоза с изъяном, и арьергард не ахти. Вот Анатолий и перемещался то и дело из головы колонны в хвост и обратно. «Калашей» он тоже не любил, предпочитая охотничьи карабины. Но сейчас вооружился не простым автоматом, а с подствольником. И шесть штук гранат распихал по карманам. Оружие и боеприпасы еще в начале Чумы Анатолий с сыновьями нашли в опустевшей войсковой части. А когда построили хутор, прятали на сеновале, доставая только в случае крайней опасности. И вот опять пригодилось.
Фонарей не зажигали, хватало света от полной луны, ртутным шаром повисшей в безоблачном небе. От ее блеска даже звезд было не рассмотреть. Позади над тайгой мерцало желтоватое зарево. Хутор тетки Катерины уже прогорел. А Форт большой, он еще долго будет полыхать.
Иваныч внезапно остановился. Лошади, чуть не ткнувшись мордами ему в спину, тоже стали.
- Чего? – шепотом спросил подошедший Анатолий.
Иваныч сделал знак помалкивать. Но остальные и сами догадались – обоз замер без звука.
Откуда-то спереди донесся невнятный шум. Он то нарастал, переходя в отдаленные завывания, то спадал и делался еле слышным. Но – приближался.
- Едет кто-то, - сказал Иваныч, беря карабин наизготовку.
- Слышу. – Анатолий скинул с плеча автомат. – Кому бы тут разъезжать?
- Приедут – увидим.
- В лес надо.
- Подводу в лес не загонишь. Пусть стоит. А сами – в лес.
Анатолий велел Володьке присмотреть за мачехой с дитем – вести ее подальше в заросли. Сам с остальными нырнул в придорожный кустарник.
Звук автомобильного двигателя нарастал. Ясно уже было, что со стороны трассы идет грузовик, медленно идет, потому что по этим колеям и ухабам быстро не разъездишься.
- Етить! Они в подводу упрутся. И, ясно море, мимо не проедут, - прочастил Кулик. – Чо делать-то, а?
- Чтоб стрелять никто не вздумал, - вполголоса предупредил Анатолий. – Посмотрим, как оно пойдет. Если что, я к ним выйду поговорить.
- Ага, етить! Если они разговорчивые окажутся. А если вдруг Дикие Байкеры?
- Голова! – похвалил Анатолий. – Где ты видел, чтоб Дикие Байкеры на машинах раскатывали? Они уже и на мотоциклах своих еле сидят. Совсем ни на что не похожи.
- Как-то не думаю я, - сказал Иваныч, - что это спасатели какие-нибудь к нам торопятся. Не Байкеры, так другие…
- Все, тихо сидим.
Звук двигателя раздавался уже за ближайшим поворотом просеки, мелькнули желтые отблески автомобильных фар.
Потом приплясывающие лучи электрического света сделались ослепительными и превратились в сплошное сияние, мотор взревел, тут же сбавил обороты, и грузовик остановился. Ослепленные коняги в упряжке воротили морды и недовольно перебирали копытами. Машина встала прямо перед ними.
Электрическое сияние потухло, лишь от включенных подфарников распространялся тусклый свет. Хуторяне сидели тихо, как мыши, вглядываясь, в грузовик. После сверкания фар не шибко-то что и разглядишь. Но постепенно глаза стали привыкать. На просеке возвышался, кажется, «ГАЗ – 66» с будкой вместо кузова. Будка и кабина выглядели угловатыми от наваренной на них брони. Колеса прикрывали самодельные металлические щитки. Интересная машина. Кто-то из нее бронетранспортер сделал.
Негромко лязгнула заслонка, прикрывавшая окно со стороны водителя, и оттуда донеслось:
- Эй, мужики! Хватит пеньками прикидываться. Вылезайте из кустов. Свои.
Голос показался Анатолию знакомым. Это кто ж такой догадливый, что мужики в кустах? Хотя, чего тут догадываться, если подвода торчит на дороге.
Знакомый, будто даже насмешливый голос тем временем продолжал:
- Хуторяне! Стволы приберите. Мы мирные люди, хоть и на бронепоезде. – И, помедлив, добавил: - Анатолий, ты, что ли?
Анатолий опешил. Что хуторяне в кустах со стволами на взводе, догадаться не трудно. Но не видно же их. Откуда он знает, кто в кустах?
Фары включились на ближний свет, осветили просеку. Дверца щелкнула, водитель полез из кабины.
- Неправильно, Толя, добрых гостей встречаешь.
- Ты кто такой? – подал голос Анатолий, не покидая укрытия.
Водитель спрыгнул на землю. Следом грациозно слетели три крупные хвостатые тени, беззвучно замелькали у ног человека.
- Ездок я. Не узнаешь?
- Твою мать! Серый?! – Анатолий выпрямился и, треща кустами, вывалился на просеку. Автомат держал дулом в землю.
- Все, ребята, отбой! – громко сказал Серый. Анатолий не понял, кому это он. Но тут же с обеих сторон просеки из зарослей объявились фигуры с оружием в руках.
Серый подошел, подал Анатолию руку. Потом обнял и похлопал по спине.
- Привет, кулачина.
- Ты как здесь? – Анатолий опасливо покосился на трех здоровенных Кошек, не отстававших от Серого ни на шаг.
- Еду, понимаешь, по делам, дай, думаю, загляну, как там кулацкое хозяйство процветает.
Серый был все такой же: патлатый, в футболке и мешковатых джинсах, только по случаю жары без кожанки. И с вечными своими подсмешками. На хипаря похож… но тот еще хипарь! Почти год не виделись, а он не изменился.
- Ты их не бойся. – Серый кивнул на снующих вокруг него Кошек. – Тоже свои.
- Ну-ну. А эти? – Анатолий ткнул пальцами в сторону вооруженных фигур. – Ассистенты дрессировщика?
- Ага, ассистенты. Кисулям хвосты расчесывают. Скажи своим, чтоб не прятались.
Один из незнакомцев подошел, забросив автомат за спину. Рослый мужик лет тридцати пяти, белобрысый, с бритыми висками, в черной майке и, почему-то, в кожаных штанах – не жарко ему!
- Знакомься, - предложил Серый. – Кудрявцев Евгений Павлович, слегка одомашненный Дикий Ангел.
- Ага, Павлович, - сказал Кудрявцев, протягивая Анатолию внушительную пятерню. – Меня, вообще-то, все Харлеем зовут. Так желательно и в дальнейшем.
- Ну, Харлей так Харлей. – Анатолий пожал протянутую руку. – А чего это вы лесом, не на машине, если вместе?
- А они по грибы прогуляться вышли, - объяснил Серый.
Анатолию стало слегка не по себе. Странный парень этот Ездок. Узнал, кто в кустах, хоть не мог видеть. Может, он про засаду тоже как-то узнал? Заранее. Только сперва не понял, кто в ней. И отправил своих лесом, по-тихому, на всякий случай. Кошки еще эти… Или это Харлей со своей пехотой засаду обнаружил и Серому по рации передал? Но откуда чужим Анатолия по имени знать?.. Ерунда какая-то выходит. Галка на «иконку» свою помолилась. Ну – дура. А он тут как тут!
Кошки вдруг прекратили свое снование и растворились в темноте. Серый резко сменил тон.
- Что, совсем плохо?
- Куда уж хуже! – Анатолий сплюнул. - Гости пожаловали. Соседский хутор сожгли. Председателя помнишь?.. Форт его тоже спалили. А мы дожидаться не стали.
- Кто такие? – спросил Серый.
- Про Хунхузов слыхал?
Серый кивнул.
- Вот они самые.
- Раньше они здесь появлялись?
- Можно сказать, что нет. – Анатолий коротко рассказал про «подвиг» Председателя: как тот расстрелял заречных гостей с бабами и детьми. И про историю с Гнутым. – Я так думаю: может, тогда кто-то из них спасся, вернулся обратно и своим передал. Они сперва разведку заслали. Тех, которые с Гнутым столкнулись. А, когда разведали, приперлись большим отрядом – счеты сводить.
- Позднее какое-то зажигание, - сказал Серый. - Чего же они два года дожидались?
- Ну, может, силы копили.
- Неубедительно, Толя… У них тоже Зона, периметр, никого не выпускали. В Чуму они вымерли, думаю, в той же пропорции, что и мы. Но раньше к нам из-за Реки никто ни разу не совался. А теперь… Они ведь не только у вас объявились. В других местах тоже. Чего бы это ради?
- Да, дела… - Анатолий почесал в затылке. – Ну, может, сперва вымерли и не совались. А теперь расплодились и полезли. Они ж всегда плодились…
Серый хохотнул.
- Они все-таки не кролики, чтоб три поколения в год, - вставил помалкивавший до этого Харлей.
- Тогда не знаю, - Анатолий опять заскреб затылок. – А правда, что Чума кончилась?
- Чистая правда, - подтвердил Серый.
- Что-то не похоже. Не знаю, как у вас, в Городе, а здесь – только хуже.
- В Городе тоже по-всякому, - сообщил Харлей.
- А чего ж тогда из Зоны никого не выпускают, раз Чумы нет?
- Длинная песня, - сказал Серый. – И у нас не выпускают, и у них, за Рекой. Извини, Толя, время дорого. Потом обсудим.
- А куда ты торопишься?
- С Хунхузами разобраться.
Анатолий помедлил, испытующе глянул на собеседника.
- Ты, небось, для этого и прикатил?
- Говорю же, хотел глянуть, как кулаки сельских пролетариев эксплуатируют.
- Ты не дуркуй. Ты мне вот, что скажи. Только по правде…
Серый отмахнулся.
- Будет тебе явка с повинной. Но – попозже. Когда-нибудь.
Хуторяне уже выбрались из кустов и настороженно топтались в стороне. Мужики не выпускали из рук оружия, хоть стволы опустили вниз. Только Иваныч опять держал свой карабин подмышкой и невозмутимо сворачивал самокрутку. Володька взял на руки маленькую сестренку. Ольга стояла рядом. В свете фар хорошо было видно, куда она смотрит. Вернее, на кого. Не забыла за год, тоже узнала. Да она ведь его и ждала. Анатолию не понравился взгляд жены. Такой взгляд, наверно, в церкви может быть, перед иконостасом. А здесь не церковь…
Анатолий сделал знак своим: все, мол, нормально, не о чем беспокоиться.
Вооруженные спутники Серого столпились у грузовика. Было их около десятка. Не густо против отряда Хунхузов. Анатолий хотел сказать об этом Серому, но его опередил Харлей.
- Поговорили. Пора двигать.
- Пора, - согласился Серый.
- Ты знаешь, где они?
- Приблизительно.
- Насколько приблизительно?
- Где-то возле Форта. И стоят на месте.
- Хорошо, что стоят. Там другие хутора рядом.
- Думаю, сейчас они на хутора не пойдут. Навоевались за день, утомились. Там где-нибудь и заночуют.
- Вот мы их тепленьких и возьмем.
Серый помолчал. Потом сказал негромко:
- Можно их просто выдавить. Ты же знаешь.
- Выдавить? Ты, я смотрю, пацифистом стал, спасу нет! Не слыхал, чего они натворили? Видишь, до сих пор горит. – Харлей указал большим пальцем на далекое зарево.
- Не слепой. Но если мы просто так – рискованно. Их многовато. А если я с Кошками… Не нравится мне это дело. Бойня.
Харлей сердито сплюнул.
- Вот ты мне, точно, не нравишься. А они что устроили, не бойню? Ты, сдается мне, чем больше можешь, тем сильнее рефлексируешь.
- Эх, Женя. – сказал Серый. – Что бы ты понимал в моих рефлексиях?!.. Ладно. Я не против. Они это заслужили.
- Так-то лучше. – Харлей хлопнул приятеля по плечу. – Только надо взять языка.
- Зачем?
- Глупый вопрос. Ты не хочешь узнать, с чего они через Реку повадились?
- А ты по-ихнему разговаривать умеешь?
- В Крепости переводчики есть.
- Я помню. Помню, как мы аж три раза уже языков брали. Как наши новые дружбаны, бывшие Урки, им кости ломали. И что? Ничего они не знают. Ты еще не понял? Это не просто так: сидели, сидели, а потом надумали соседей пограбить. Но те, кого мы ловим, они Орки. И знать не знают, что за Саурон их направляет.
- Те не знали, а эти, глядишь, вспомнят.
- Вряд ли. Ты же видел, кто приходит. Пушечное мясо. Да я не против, если получится кого-то повязать.
- Я с вами, - заявил Анатолий.
- Непременно, - согласился Серый. – Но в другой раз.
- Вы же местности не знаете.
Харлей ухмыльнулся, ткнул пальцем в приятеля.
- Он не знает, так узнает. Не переживай.
- Он и был тут один раз.
- Ничего, у него проводники славные.
- Короче, Толя, ты это брось, - сказал Серый. – Остаетесь тут с подводой. И ждете нас. Ты лучше своих побереги, мало ли что. Никуда не уходите. Мы вернемся и вас подберем.
- И куда потом?
- В Город. Куда еще?
Анатолий хлопнул себя ладонями по бедрам.
- Хех! Ну ты даешь! А ты нас спросил, надо нам в Город?!
- Ты обратно на хутор хочешь?
- Мы там столько лет прожили!
- Прожили. Но больше не получится. А, если и получится, то недолго. Сам не заметил?
- Мало ли чего я заметил?!
- Не кипятись, - сказал Серый примирительно. – Про тайгу, надеюсь, тебе ничего объяснять не надо? А коровки твои как? А огород? Цветет и плодоносит? Это не только здесь, это повсюду. Хищная Грязь к тебе не наведывалась? А вот к другим наведывалась. Кому-то повезло, кому-то нет. А теперь еще и Хунхузы. Думаешь, почему мы здесь оказались? Мы с Харлеем уже третий месяц Хуторян в Город эвакуируем. Потому что на хуторах оставаться крайне опасно. А скоро станет совсем невозможно.
- Попадаются такие, как ты, - вставил Харлей. – Упертые. Мы одних уговаривали, уговаривали, так и не уговорили. Приезжаем по новой недели через три. Нет хутора, одна Хищная Грязь. А в другом месте хутор стоит, а жители все мертвые – семь человек. И, главное, видно, что никто их не убивал. И от болезни так не умирают.
Анатолию вдруг даже полегчало. Ох и дура Галка! Ох и дура! Навертела, накрутила. А они, оказывается, просто хутора эвакуируют.
- Лианы такие появились, - сказал он. – Как змеи просто. Людей жалят насмерть. В дома заползают. К нам тоже как-то заползла…
- Вот пусть они себе и ползают! – перебил Харлей. – А вам здесь делать нечего.
Анатолий тяжело вздохнул.
- А лошадки как же? Лошадок я не брошу.
- Мы их сверху на грузовик приторочим, - пообещал Харлей. – Или вон к Серому в кабину. Там уже три Кошки ездят. Скотиной больше, скотиной меньше!.. Плюнь, брат. Они все равно скоро околеют. Без бинокля видно.
Анатолий вздохнул еще тяжелее. И не удержался, спросил.
- Так это вы, значит, нас эвакуировать прибыли? Вовремя подоспели.
- Мы парни бравые, - заверил Харлей. – Всегда вовремя успеваем. Или почти. Но тут ты Серому спасибо скажи. Мы с трассы в другую сторону свернули и далеко уже отъехали. Там тоже хутора. Но Серый ни с того, ни с сего по тормозам и давай обратно разворачивать. Его спрашивают, что такое? Он ничего не объясняет. Хреново, говорит, там дело, и все. А где, что... Ну, вот, выходит, верно поступил. Он из нас самый бравый. Мы уже привыкли.
Эпицентр 2. Эволюция. Главы из романа
© Copyright: Кирилл Партыка 2, 2010
Свидетельство о публикации №210112300147
Свидетельство о публикации №210112300147
Рецензии
Прочитал с интересом. Ваш первый Эпицентр в целом тоже понравился, особенно атмосфера и проработка деталей. Вот только смутила интимная сцена во время экспедиции к эпицентру. Извините Кирилл, но она мягко говоря ни к месту. Трудно себе представить когда вокруг тебя пачками гибнут люди, шныряют исчадия ада, а главные герои вместо того чтобы занять глухую оборону занимаются этим. Не идите на поводу у редакторов, всем не угодишь. Хочется пожелать Вам творческих успехов и здоровья.
Дмитрий Северов 24.03.2011 16:31 • Заявить о нарушении
Дмитрий Северов 24.03.2011 16:31 • Заявить о нарушении
Дмитрий, спасибо за Ваш отзыв и добрые пожелания. Насчет интимной сцены. Довелось мне побывать в жизни в обстоятельствах и местах, по экстриму и негативу не сильно отличающихся от описанной Зоны. Люди там занимались ЭТИМ. Думаю, защитная психо-соматическая реакция организма, потребность в разрядке и вообще элементарном человеческом тепле. Вообще, я полагал, что упомянутая сцена (сцены) несут определенную смысловую нагрузку. Но, если Вам так не показалось, значит, мне не удалось это передать. Еще раз спасибо. Всего Вам доброго от души.
Кирилл Партыка 2 11.04.2011 04:40 Заявить о нарушении
Кирилл Партыка 2 11.04.2011 04:40 Заявить о нарушении
Наверно возьму я свои слова обратно. Раз это не дань "моде" тогда всё встаёт на свои места. Мы все разные и сколько нас, столько и мнений. В жизни всякое случается. Почему бы среди крови и смерти не быть чему-то светлому. Люди всегда люди. И даже загнаному в угол, хочется человеческого тепла. С приветом из Комсомольска, Дмитрий.
Дмитрий Северов 28.04.2011 08:31 Заявить о нарушении
Дмитрий Северов 28.04.2011 08:31 Заявить о нарушении
Дорогой Дмитрий.
Я прочитал кое-что из Ваших произведений. Мне (естественно, наверно) понравился "Комсомольск 2013". Я не сразу понял, что мы фактически земляки. Назад свои слова не берите. Автору стоит задуматься, почему он хотел что-то сказать, а читатель (тем более такой, как Вы) этого не воспринял.
Кирилл Партыка 2 03.05.2011 03:51 Заявить о нарушении
Я прочитал кое-что из Ваших произведений. Мне (естественно, наверно) понравился "Комсомольск 2013". Я не сразу понял, что мы фактически земляки. Назад свои слова не берите. Автору стоит задуматься, почему он хотел что-то сказать, а читатель (тем более такой, как Вы) этого не воспринял.
Кирилл Партыка 2 03.05.2011 03:51 Заявить о нарушении
Знаете, Кирилл написать свой "комсомольск" меня подтолкнул в какой-то мере ваш Эпицентр. Он и ещё где-то случайно услышанная фраза что в такой дыре вроде нащего города ни чего собственно говоря и не происходит. А чем мы собственно хуже? Имеющий воображение найдёт тему "не выходя из дома".
Может я отстал от жизни, но каждый автор должен создать что-то свое. Сейчас в глазах буквально рябит от "Сталкеров" и "Метрополитенов 2033года". Понимаю,что первый роман выглядел относительно свяжо, но последователи, только клонируют удачную идею. Хочется пожелать Вам всего хорошего, а главное побольше времени на творчество. Мне его постоянно не хватает. С уважением Дмитрий!
Дмитрий Северов 05.05.2011 07:13 Заявить о нарушении
Может я отстал от жизни, но каждый автор должен создать что-то свое. Сейчас в глазах буквально рябит от "Сталкеров" и "Метрополитенов 2033года". Понимаю,что первый роман выглядел относительно свяжо, но последователи, только клонируют удачную идею. Хочется пожелать Вам всего хорошего, а главное побольше времени на творчество. Мне его постоянно не хватает. С уважением Дмитрий!
Дмитрий Северов 05.05.2011 07:13 Заявить о нарушении