Проектировщики

В семье назревал конфликт, трое мальчишек росли, ходили в школу, баловались, а их папа, то бишь я, исчезал из дома, ни свет, ни заря и возвращался домой при появлении первых звёзд на небе. Так складывалась жизнь, такова была занятость главного инженера строительного управления, кем я и был в то беспокойное для строителей треста «Казмедьстрой» время. Редко, в выходные дни, если они действительно были свободны от работы на строительной площадке, мне удавалось побыть в семье, пообщаться с детьми. У моей жены, тоже работавшей на производстве, не раз возникало беспокойство по этому поводу, и она всё чаще и чаще стала говорить мне о необходимости найти себе более подходящую, не требующую разъездов работу, которая позволит мне заниматься воспитанием подрастающих трёх сыновей, старшему из которых шёл четырнадцатый год. Конечно, уход со строительной площадки прекращал мою карьеру линейного инженера-строителя и я, с чувством оскорблённого самолюбия, выслушивал сетования жены, а порой и моей мамы, которая старалась, вообще то, не вмешиваться в нашу семейную жизнь, а тут она поддержала мою супругу и обратила моё внимание на то, что учёба детей в школе требует и с моей стороны постоянного контроля. И я, хоть и не хотелось бросать на полпути начатые мною строительные объекты и уходить с площадки, начал искать работу в городе. В ноябре 1974 года я перешёл в проектный институт на должность главного инженера проекта и занялся проектированием объектов жилья и соцкультбыта. Жаналы Сагитов – директор института и Байзак Алматов –главный инженер проектной части института знали меня давно, по совместной работе в горно-металлургическом комбинате и потому переход был оформлен довольно быстро, без проволочек. Я почти в два раза потерял в зарплате, да и карьера линейного инженера-строителя практически закончилась. Роль главного инженера проектов была не простой, как это казалось мне в начале, и потребовалось достаточно много времени для постижения всех тонкостей этой должности. Атмосфера, я имею в виду, рабочая атмосфера в институте, где я был по существу человеком новым и напряжённая, динамичная жизнь в строительном коллективе, это были, как говорят в Одессе, две большие разницы. В первое время я никак не мог привыкнуть к этому, на первый взгляд казавшемуся полусонным ритму трудового процесса, к учреждению, где ни на кого не шумят, где люди спокойно возятся с чертежами и нормами, приходят на работу и уходят с работы по звонку, и мало кто задерживается на рабочем месте, за исключением некоторых архинужных специалистов горного, отраслевого отдела института. На первых порах работы, преодолеть в себе уже сложившийся ритм жизни, вписаться в новый её регламент даже возвращение домой минута в минуту, для меня было трудным и необычным. И кроме того, я очень болезненно расстался с коллективом, в котором проработал много лет, с площадкой строительства ставшей моим вторым домом. Работа в проектной части института, в первые дни казалась мне рутинной, малопривлекательной, мне, линейному инженеру-строителю трудно было понять, что надо стоять стеной на букве «СНиП», а иначе строить нельзя. Дело в том, что в проект, при отсутствии тех или иных строительных материалов, а такое случалось довольно часто, мы по согласованию с проектным институтом и заказчиком не раз вносили изменения, сохраняя при этом нормативные характеристики и прочность конструктивных элементов строящегося здания, такое бывало не раз в нашей строительной практике. А тут, всё по-другому, нет и всё. Многим было понятно, что при введении новых, прогрессивных строительных материалов нормы устаревают и их пора менять, но до поступления официальных изменений применялись те нормы, что были на вооружении. Иногда меня удивляло, как можно многократно увеличивать против нормативного запас прочности в проектируемых конструкциях, дабы не ошибиться в расчётах, хотя это порою вызывало перерасход строительных материалов при выполнении индивидуального проекта. Я пытался спорить, доказывать принятое решение, но меня, как щенка, тыкали носом в параграфы и пункты, и стояли на своём. После выдачи техдокументации заказчику и её рассмотрения строителями и те и другие приходили к нам с рекламациями и замечаниями и требовали принять к производству то, что вызывало недовольство моих новых товарищей по работе. В связи с порой возникавшими разногласиями приходилось ставить две, а порой и три подписи в выдаваемом отделу задании на проектирование того или иного раздела проекта, чтобы полностью снять ответственность с исполнителя за принятое решение и взять её на себя. Другого метода, к сожалению, не было, так уж было принято в грехи, поэтому некоторые сроки сдвигались, а графики переоформлялись. Начальники отделов, ссылаясь на необходимость выполнения отделом плана проектно-изыскательских работ плановые проекты выполняли с отставанием от сроков по договору. Все беды, всё, что связано было с отставанием от графиков выдачи готовой документации заказчику валилось на главных инженеров проектов. Это были козлы отпущения, так видимо для объяснения причин отставания для руководства было проще. В институте два отдела: сантехнический и энергетический ,да и сметный состояли из одних женщин. У электриков в последние годы моей работы начальником отдела работал Кадрия Булегенов, мой хороший товарищ, грамотный инженер-электрик и культурный, образованный человек. По всем рассматриваемым вопросам у Кадрии было своё особое мнение. При обсуждении схем электроснабжения проектируемых объектов, как правило принимались его предложения. Все эти обсуждения велись в присутствие заказчика и с обязательным участием работников энергетической службы комбината, которые Кадрию знали и уважали как грамотного специалиста и опытного производственника. Так вот, за исключением Кадрии, все работники отдела были от инженера до заместителя женщины. Все они были грамотные, профессионально владевшие своим делом специалисты проектного производства и работать с ними было легко, потому что понимали задачу с полуслова. Лидия Павловна Воронина, руководившая отделом после ухода Кадрии, прищла в этот отдел в период образования филиала института «Гипроцветмет» и выросла в среде проектировщиков от техника до начальника отдела на глазах товарищей по работе. Дина Митрофановна Лунина много лет работала заместителем начальника отдела. Она была очень грамотным, принципиальным, исполнительным работником, Несмотря на порой возникавшие с ней споры по тем или иным вопросам, работать с ней было приятно и просто. Я всегда был уверен в том, что если Дина определила срок завершения её части проекта, то это будет именно тогда, когда она обещала сделать, Ведь всем известно, какое это замечательное качество человека, его обязательность, а Дина этим замечательным качеством обладала, и была верна своему слову. Да трудно было Кадрие Булегеновичу справляться в своём, дамском отделе. Вы ведь знаете, что такое женщины, сколько у них ежедневно проблем. Это же матери, у которых дома дети и порой одни, это домохозяйки, в том плане, что работая на производстве, они
должны быть хозяйками в доме. Это и магазины, и рынки, куда надо успеть за продуктами, Это болезни детей и близких, которым необходимы врачи и лекарства. Кадрия не раз говорил, что учитывая специфику женского труда, ему надо доплачивать за вредность для здоровья. Мы смеялись над ним, но по существу ему, как начальнику сантехотдела Майе Немцевой и Раисе Боровлёвой – начальнику сметного отдела досталась нелёгкая доля. Женский коллектив, всегда трудный коллектив Руководить отделом нелегко, но когда в нём свыше двадцати женщин, это втрое тяжелее чем обычно.
Майя Семеновна Немцева заменила ушедшею на пенсию Мариам Гизатовну Салихову, проработавшую не один десяток лет в институте. В первый период работы Майе было нелегко, но потом она освоилась со своей новой ролью и нормально руководила отделом. Специфику сантехнических работ она знала хорошо и работать с ней было просто. Майя была родом из Прибалтики и соответственно вела себя. Всегда следила за собой и за своими сотрудниками. Она, конечно, порой настаивала и требовала, но вела себя всегда очень корректно и вежливо, не демонстрируя раздражения и не допуская грубостей, в отличии от некоторых. Майя Семёновна часто обращалась к ГИПам , в частности ко мне, по своим, сугубо сантехническим вопросам и, чтобы понять её, мне приходилось вникать в учебники и строительные нормы и правила по сантехнике. Особенно трудно было мне при реконструкции котельных. Ими занимался в то время Петерс Янович Лацис, единственный мужчина и грамотный теплотехник в отделе. Чем только мы с ним не занимались. Проектировали финские сауны на предприятиях и в цехах комбината, пытались использовать солнечную энергию для нагрева воды в бытовых комбинатах на шахтах. Вообще, Петерс был очень интересным человеком. Он был прост в общении и интелегентен, как все прибалты. Мы с ним часто бывали в совместных командировках, решали производственные вопросы, а потом ходили в театр, отдыхали от трудов праведных. Петерс женился на нашей сотруднице Кате Пеннер. У них родился мальчик, но с отцом ему суждено было побыть немного. Петерс вскоре заболел и неожиданно умер. Катя через несколько лет вместе сыном уехала в Германию, где после подтверждения диплома устроилась на работу. Сын Петерса вырос, получил   высшее образование в престижном зарубежном институте и, как отец стал хорошим специалистом. Отец, к сожалению не дожил до этого радостного для близких часа.
В памяти моей хранятся воспоминания о Жене Дзун, который руководил энергоотделом до Кадрии Булегенова. Женя умер от раковой опухоли в больнице Он хорошо, очень хорошо знал своё дело и считался грамотным специалистом. Ему повезло когда-то в жизни. послали его от комбината принимать тяжелые, карьерные электровозы, на какой то завод расположенный в Федеративной республике Германии. Немецким языком Женя не владел, а вне производства услугами переводчика он пользоваться не мог. Вне завода он свободно ходил по городу, бывал в магазинах и в достопримечательных местах. Одним словом жил как ему хотелось. Однажды заходит наш приёмщик электровозов в продуктовый магазин и просит взвесить двести грамм колбасы на завтрак, по-немецки. При этом он всё перепутал.
Продавец, видя его затруднения спрашивает: «Что вы хотите на чистом русском языке». Выяснилось, что перепутав слова он попросил взвесить двести грамм не колбасы, а женского бюста. Рассказывал Женя всегда с юмором, и мы долго смеялись над случаем происшедшим с ним в самостоятельном плавании по немецким магазинам. Умирал Женя долго и мучительно, всё время хотел спать, но сон не приходил и он бодрствовал много дней и ночей подряд испытывая страшную боль и усталость от бессонницы. Нам было очень больно, видеть как он угасает, но ничем ему помочь мы не могли. Доставали для него чёрную икру, нам говорили, что она помогает при раковых заболеваниях, но икра его не спасла.
До прихода в институт в качестве директора, Тамерлана Урумова, проектной частью института руководил главный инженер Байзак Елюбаевич Алматов. Это была личность. Человек, несмотря на имевшийся у него недостаток, мог иногда заложить за галстук, он был очень грамотным, очень опытным специалистом в проектном производстве и к тому же, обладал высокой человеческой культурой. Никогда не забуду, когда в день моего рождения, накануне праздника Октября, заходят ко мне в кабинет Жаналы Сагитов директор института и Байзак Алматов с бутылкой коньяка и поздравляют меня с днём рождения. Это была традиция горняков, это создавало атмосферу нормального, человеческого общения между работниками. Байзак поздравил меня и вдруг, начал читать поздравление на арабском языке с припевом. Ну, не дать не взять восточный поэт. Я и Жаналы были в восторге от его юмора и чудачеств. Ещё я хорошо помню как отмечали 50 летний юбилей заместителя главного инженера по проектным работам – Хайдара Мамашева. За несколько дней до этого события собрал Байзак в своём кабинете начальников отделов и специалистов проектной части и сказал: «Ну так товарищи, у нас праздник, у нашего Хайдар Абдулаевича юбилей, ему исполняется 50 лет, давайте достойно отметим это важное для него событие» Мы собрали деньги на подарок, купили ковёр, сняли кафе «Тюльпан» и в нём отметили это торжество. Вели вечер я и Байзак, было много песен и смеха и танцев. Мы радовались как дети и вели себя соответственно. Юбиляр был очень доволен и развлекался вместе с нами. Что касается работы, то Байзак не стеснялся строго спрашивать с нерадивых работников за просчёты и невыполнение принятых решений. Для него не существовало разницы кто это был, начальник отдела или главный специалист, ГИЛ или начальник планового отдела, для него все были равны. После конфликта с Т.Урумовым, который к Байзаку относился почему-то недоброжелательно, и создавал ему нетерпимую обстановку в институте Байзак уволился и уехал работать в другую область, на рудник «Октябрьский». После продолжительной, тяжёлой болезни, у него был туберкулёз, он ушёл из жизни. В памяти моей хранится образ этого энергичного, беспокойного человека, с которым когда-то свела меня судьба.
О Байзаке Елюбаевиче не только я, многие институтские работники, работавшие с ним вспоминают с большой теплотой. Они сожалели о его уходе из института и переживали по поводу постигшего в последующем его несчастья и ухода из жизни. Байзаку Елюбаевичу мы тоже отмечали юбилей, не помню сколько ему тогда исполнилосмь, но праздник был и радостным и весёлым, он запомнился всем кто присутствовал на нём надолго.
Одно время главным инженером института работал кандидат технических наук Борис Михайлович Акимов, с которым несколько ранее, до его прихода в институт,я познакомился и сдружился. Нас сближали не только общность суждений, любознательность и пытливость. Мы оба, и он и я были людьми ищущими и, главное обязательными в делах и обещаниях. Я очень уважаю обязательных людей. В этой черте характера человека кроется его огромное уважение к окружающим. Взялся – доводи до конца, обещал – сделай, не бросай слов на ветер. Лучше откажи в просьбе, это гораздо честнее, чем обещать и не делать, ссылаясь на различные объективные причины. Придумать этих причин при желании оправдаться можно бесконечное множество. У Бориса Михайловича, химика по образованию и металлурга по призванию можно было многому научится и почерпнуть для себя. Во-первых он был высоко эрудированным специалистом и грамотным инженером. Во- вторых он умел организовывать вокруг себя людей-единомышленников в работе, был, как принято говорить генератором идей. Не знаю, как он решал производственные вопросы с начальниками лабораторий Жаканом Махмутовым, Валерием Лайкиным, Виктором Малыхиным. Это были вопросы чисто связанные с металлургией и обогащением, мы этих тем в разговорах с ним не затрагивали, так как я слабо ими владел, зато в остальном, наши разговоры и споры могли длится бесконечно. Особенно если тема касалась здоровья. Как сейчас помню наше стремление построить финскую сауну, о пользе которой и писали и говорили во всех журналах, газетах и по телеканалам видные специалисты спорта и здравоохранения. Сауна, это термобаня с температурой воздуха до 140 градусов Цельсия в парной. В начале с помощью энтузиастов парного дела Бориса Артёмова, Киргизбая  Топаева, Владимира   Молокоедова в примитивную сауну переоборудовали одно из бытовых помещеий бывшего ОГМЗ, а с приходом в институт Тамерлана Михайловича Урумова сауну построили как положено с комнатой отдыха, с небольшим контрастным бассейном и циркулярным душем. Это был один из первых комплексов такого рода построенных в нашем городе, и естественно узнав о его существовании в него потянулись любители испытать на себе это новшество. Желающих было столько, что нехватало дней недели для посещений. Хозяевам стало не себе от такого наплыва желающих и через какое-то время пользование им стало ограничено. Для нас, инициаторов строительства сауны и руководителей, пользовавшихся её услугами, посещение бани стало каким-то клубом, кают-компанией жара и пара. В сауне обсуждались самые насущные вопросы современности и городские новости. Но больше всего обсуждались проблемы сохранения здоровья и продления молодости. Решали что есть, что пить и в каком количестве. А пока суть да дело, пили пиво и ели копчёных лещей и жерехов. Посиделки затягивались далеко за полночь, возвращались домой иногда на машине, а в основном пешком. Шли через территорию ТЭЦ, а уже дальше по асфальту в  центр  города и  домой.  Жёны ругались,  требовали  прекратить эти долгоиграющие банные процедуры, но мы не могли так легко лишить себя этого удовольствия, тем более, что получали его раз в неделю, и продолжали ходить на ОГМЗ в парную Борис Михайлович Акимов интересовался йогой, аэробикой, нетрадиционной медициной и многим другим, что помогало сохранить ему крепость тела и бодрость духа. По приглашению Дмитрия Николаевича Павлова, работавшего в Совмине республики, Б.Акимов уехал на свою родину в Алма-Ату. Бывая там в командировке я приходил к нему в гости. При встрече, на столе стояла традиционная, приготовленная им самим заколерованная утка и бутылка Коньяка, который мы оба любили. Когда я отмечал своё 60-летие, Борис со своей женой Ларисой были у меня на торжествах. Мы с ним долго и много говорили о разных разностях. О его новой работе, о Жезказгане и перспективах его дальнейшего развития. Неоднократно помогал Борису Михайловичу в трудоустройстве бывший Министр цветной металлургии Казахстана – Нагибин. Особенно он помог ему при |его возвращении из Рязани, где Борис не смог привыкнуть к взаимоотношением людей в Российской глубинке. Борис ушёл из жизни из-за раковой опухоли, сожравшей у него, что-то внутри тела. Он мужественно боролся с болезнью, но она оказалась сильней его и победила. Так его не стало, моего лучшего друга и товарища светлая память о котором живёт в моём сердце до сих пор.
Вспоминать, так вспоминать. Не могу обойти молчанием наши отношения с Тамерланом Михайловичем Урумовым. Директором института он стал после отъезда Жаналы Сагитова в Алма-Ату. До перехода к нам Тамерлан Михайлович трудился на Восточном руднике директором предприятия. Что заставило его перейти на научно-исследовательскую работу не знаю, но предполагаю, что планы у него какие-то вероятно были. Впервые о нём я услышал в 1955году, когда проходил преддипломную практику на шахте №51, где в те годы Тамерлан работал главным инженером шахты. В 1956 году я приехал после защиты диплома и на той же пятьдесят первой начал работать начальником смены Дальше наши пути пересекались при сдаче комплекса шахты-гиганта №55, строительство которой я курировал, а он принимал в эксплуатацию в качестве директора Западного рудника. При приёмке шахты Т.М.Урумов со своей командой специалистов проводил комплексное опробование смонтированного оборудования под землёй и на поверхности. Целая бригада бурильщиков проводила проверку сечения выработок концентрационного горизонта 180 метра и доводила размеры до проектных. В момент сдачи шахты я с другими работниками Управления капитального строительства подписывал и оформлял акты рабочей комиссии по приёмке узлов подземной части комплекса. Акты рабочих комиссий поверхностных объектов шахты оформлял начальник техотдела УКСа Борис Григорьевич Курган. Завершающей подписью в актах рабочих комиссий была подпись Урумова Как я уже говорил по ходу приёмки шло комплексное опробование шахтного оборудования. Мне запомнился момент комплексного испытания подземного опрокида вагонов с рудой, подземной дробилки крупного дробления, дозаторов, скипового подъёма с разгрузкой руды из скипов в поверхностные бункера руды. Скип выплюнул из своего чрева руду смешанную с древесной щепой, мы зааплодировали и спустились вниз, на нулевую отметку в столовую где всех ждал хозяин, Тамерлан Урумов со своими работниками. Ввод новой шахты обмыли и поехали по домам. Шахта начала добычу. При подписании акта госкомиссии управляющий трестом Казмедьстрой Алексей Хрисанфович Воронов сказал «Я не пью, но сегодня, за пуск шахты я поднимаю полный стакан. Слава горнякам и строителям принимавшим участие в создании этого чуда техники» Вместе с главным инженером УКСа Анатолием Павловичем Пономаревым, в три часа ночи возвращались домой, спать не хотелось, уж больно сильным было возбуждение 12 лет мы ждали этой торжественной минуты, многие её не дождались, но оно случилось это событие, шахта вошла в строй действующих. Первая шахта-гигант со 100 метровым железобетонным копром и многоканатным подъёмом на 70-ти метровой отметке копра, и хозяином этой шахты стал Тамерлан Урумов.
Шли годы, Урумов работал на Восточном руднике, а я главным инженером строительного управления «Медьстрой» треста «Казмедьстрой». Были случаи, когда моя машина выходила из строя и Урумов ехавший из города на работу подвозил меня до управления. Не раз он обращался ко мне за помощью, то гараж на площадке шахты строил, то ещё что-то. Александр Иванович Христенко часто приезжал ко мне в управление. Чем мог я ему помогал. Судьбе было угодно вновь скрестить наши пути, теперь уже в институте. Для Урумова, как и для меня в своё время процессы происходившие в стенах института, как в научной так и в проектной части были загадкой. Он, внимательно присматривался к людям, в окружении которых ему, производственнику с большим руководящим стажем предстояло жить и работать.
               


Рецензии