уклон в никуда

 Уклон в никуда

Моя жизнь опрокинулась куда–то не в ту сторону. Все ориентиры потеряны. Выписаться, советуют в таких случаях. Но это советуют писатели, люди пишущие постоянно, неспособные не писать. А я не способен сейчас даже просто мыслить Всегда считал себя не самым последним из людей, способных к этому процессу, а вот поди-ка: оказался в полном дерьме. Мысли мои бродят по порочному кругу всё время возвращаясь к исходному и глупому: «почему?» И хочется самому себе ответить грубо, но прямо. И, бывает, отвечаю…. Только легче от этого не становится.

Я перестал спать по ночам. Пытаюсь развлечься воспоминаниями, но что-то не слишком надёжно работает моя память. Сами ситуации размазались, остались лишь ощущения. Приятных в их числе почти нет. В основном какие-то горести, сожаления, «скрежет зубовный». Вдруг начинаю с неприятным удивлением отмечать почти полное отсутствие положительных эмоций. Такое впечатление, что жизнь состояла из каких – то совершенно ненужных никому телодвижений. Я прожил в этой бессмыслице большую, и, наверное -- лучшую часть своей жизни. Что же будет представлять собой её остаток?

Впрочем, не стоит упиваться смакованием своих минувших неудач и поражений. Начиная припоминать то, что происходило со мною с самых юных лет, я отмечаю такую особенность: меня всю жизнь терзал страх перед людьми.

В чём причина этого страха? Почему с годами это тягостное ощущение не ушло, а наоборот приобрело какие-то гипертрофированные, порой плохо совместимые с жизнью, формы? По всей видимости, я с самого детства получил мощный заряд недоверия к окружающему миру. Пришёл в этот мир против воли, не приспособленный к условиям обычным для большинства. Горделиво выстраивать какую-либо приятную, щекочущую самолюбие, теорию об «избранности» мне не приходится. Добро бы, если–б эти мои особенности проявились в чём-то особенном: таланте, уникальных способностях к мимикрии, или в чём-то ином. Но ничего подобного не произошло. Вместе с выходом из поры гениального детства, начались необратимые изменения в худшую сторону. Развитие начало приобретать «стандартные формы», абсолютно мне внутренне не свойственные, но вроде как и необходимые. У меня не было отторжения от сверстников. Напротив, я всегда имел предпосылки к общению, но к общению иному, в какой-то другой плоскости бытия. Сейчас для меня не является секретом, что виной тому была невероятная гордость,ощущение некоего внутреннего превосходства.

Ну и в чём моя вина, что я родился на свет божий с этаким «психологическим горбом»? А, как теперь мне доподлинно известно, за подобное украшение человек расплачивается неминуемо и с завидным постоянством. И я начал расплачиваться. Страхи поднялись на ноги, ожили, и….

Все эти дремучие проявления нашего подсознания стары и примитивны. Поэтому живут по той же схеме, что и любой другой примитивный организм: размножаются, мутируют под воздействием среды, и стараются вытеснить все остальные формы, а особенно высшие, -- как потенциальную угрозу их существованию. В результате я обзавёлся новым горбом – комплексом неполноценности .

Догадавшись, что лидерство мне явно не светит, я отошёл в мир книг, т.е. фантазий и иллюзий. Сказалось на моём развитии и то, что окружающий меня семейный круг также представлял собой несколько фантастическую структуру. Родители принадлежали к «людям искусства», вынужденные, однако добывать хлеб насущный на госпредприятии. Жизнь проходила в непрерывной борьбе за выживание. Но приоритеты жизненные были явно и конкретно «духовны и высокоморальны». От меня ничего не требовали явно, но подразумевали вполне гениальное будущее. Одному богу известно, в какой момент (а это случилось довольно рано) я начал осознавать, что не оправдаю ожиданий. Трудно сказать, почему меня это напугало: меня никто не драл, не заставлял насильно учиться чему бы то ни было. Тем не менее я стал опасаться «несоответствия», бояться расстроить родителей собственным безразличием к вещам, столь высоко ценимым ими. Не утверждаю, что это было осознанно. Но интуитивно я чувствовал достаточно. Любопытно, что наказываемый лишь словами, я стал особенно чувствителен к интонациям, тону, выражению лиц. Полагаю, что горящая задница избавила бы меня от подобной сверхчувствительности. Боязнь конкретного наказания не позволила бы бояться неясного. Таким образом, начала формироваться привычка к проживанию в несуществующем мире. Он был более надёжен и комфортен, за его пределами таилась неясная, но явная опасность. Книг я поглощал огромное количество, благо это всесторонне поощерялось. Как правило, особенно ко двору приходилось то, что по всем статьям было мне не по возрасту. Сейчас я не считаю, что вообще есть какие-то критерии для подобного разграничения по возрастному принципу. Некоторые произведения я не прочту никогда, настолько они вообще не годятся к употреблению. Все эти мои интеллектуальные подвиги составляли мне дополнительную защиту: трудно обвинять в нежелании учиться того, кто явно опережает сверстников в развитии. Однако это сыграло со мною довольно злую шутку, т.к. я довольно быстро понял видимую бесполезность обычного систематического обучения. Само по себе это открытие ничуть не расходится с моим нынешним глубоким убеждением, что научить чему-то из под палки можно, но абсолютно бесполезно в будущем. К тому же именно таким образом обучается подавляющее большинство, а о том, что большая часть всегда худшая, я вычитал довольно рано. И, надо заметить, эта мысль прекрасно ужилась в моём сознании. К тому же большинство всегда порядком однообразно. Мне более импонировала самобытность, нежели стадность во всех её проявлениях. И вдобавок большинство всегда группируется по «родительскому признаку». Их родители принадлежали к другому типу, нежели мои. Не очень многое я тогда понимал, но того, что воспринялось на слух вполне хватило, чтобы усвоить вполне реальную дистанцию между мною и большинством. Однако свойство человеческое искать общения меня не миновало. Только общаться я предпочёл с качественно иными персонажами.

Я вовсе не огорчён, что сделал подобный выбор. Имея некоторое представление о судьбах своих одноклассников, утешаюсь тем, что в наше переломное время оказались сломаны многие закономерности, тогда представлявшиеся абсолютно незыблемыми. Но это не существенно для меня. Гораздо важнее то, что тогдашний выбор определил мою тенденцию к лени, раздолбайству и полнейшему безразличию к будущему. Это мои отличительные признаки и поныне. По слабости характера и боязливости, я не стал отпетым хулиганом, но завоевал прекрасную возможность развиваться в полное своё удовольствие. Хотел бы я знать, почему у меня так и не появилось никакого мало- мальского увлечения? Полагаю, что это произошло в силу того, что мне всегда было довольно уютно и комфортно в своей вымышленной скорлупе. И при всём своём самодовольству меня никогда было не заставить всерьёз задуматься о будущем. Русский авось вполне меня устраивал.

Переходя из класса в класс, я закончил школу отпетым троечником, провалил институт, в который поступал лишь в силу традиций того времени, и оказался там, где мне и было самое место – в техникуме. Сие заведение именовалось «архитектурно-строительным», что выгодно отличалось в сознании мамы от автодорожного или пищевого. Мне же там было вполне комфортно по причине наличия в программе обучения многих дисциплин, знакомых до боли, а потому не представлявших никакой нагрузки. Рисунок (которым я владел лучше многих) , история, литература – всё это был детский лепет после бессмысленной долбёжки в школе какого-нибудь дерьма, вроде органической химии.

Даже математика, ненавистная мне в школе, шла неплохо, если я посещал сей класс, что происходило достаточно редко. И тут же - огромное количество весьма незакомплексованных особ женского пола. Вкупе со вполне студенческой традицией к выпивкам по любому поводу и без оного. Жизнь впервые за долгое время показалась мне занимательной штукой.

Выпивка всегда была моим слабым местом. Слабым ли? Напротив - пить я научился неслабо. И мне исключительно нравился этот процесс. Нравился во всех смыслах этого слова. Как это не смешно, но даже похмелье порою доставляет мне удовольствие. Это довольно экстремальное состояние в определённой степени стимулирует, абстрагирует практически от любых проблем. Конечно, если капиталы отсутствуют, а будущее в тумане, то…. Но это уже другая, более грустная, история.

Вообще же, выпивка всегда являлась для меня способом общения. Пропорционально количеству выпитого сходил на нет страх: перед людьми, перед собственными комплексами. Всё начинало казаться неважным, мало существенным, вполне достижимым. Собутыльники воспринимаются как друзья, хотя таковыми и не являются. Но все пьянчуги – вруны по сути своей, а я привык врать. С возрастом враньё входит в привычку и становится необходимым условием существования, особенно если врёшь самому себе. У пропойцы есть защита – ему редко бывает стыдно. Даже уличённый в своих нелепых россказнях он не теряет самообладания: чего, мол, возьмёшь с пьяного? И ещё важная деталь: водкой можно залить любую драму, утопить любую трагедию. Вопрос только в количестве.

Я всегда много и с удовольствием молол языком. Это долго сходило мне с рук, пока на пути не повстречались люди с жизненным опытом. И жизнь приняла порядком рискованный оборот. Сейчас я понимаю, сколь часто Господь отводил от меня вполне реальную угрозу. Но и поныне продолжаю рисковать. Думаю, что многое мне сходило с рук по молодости и глупости. Сейчас уже не сходит. Хотя я и повзрослел, но глуп остался по-прежнему. Мне уже давно нельзя пить по целому ряду причин. Водка не помогает в решении проблем, а только усугубляет оные. Но я продолжаю усугублять, всё жёстче и безумнее, злобно, с остервенением….. Трезвый я противен себе. Когда меня препарируют, то явно обнаружат какие-нибудь изменения в мозгу. Я слишком сильно пытал себя на протяжении 20 лет.

Понимал я что такое время? Нет, не понимал, и плохо понимаю поныне. Моя привычка к безответственности не позволяет мне заниматься планированием. Особенно, - планированием семьи. То, чего я добился в этой области, слишком ненормально даже для такого идиота, к каким я себя причисляю. Тут я просто предпринял пару грандиозных по глупости попыток загнать себя в гроб. Это привело меня к здравомыслию? Ни хрена ни к чему это не привело, кроме очередного витка психопатии.

Фёдор Михалыч в своё время подметил, что в одной и той же личности без особого труда уживаются вещи, на первый взгляд несовместимые. Помню, что меня изумило это в своё время. Однако с возрастом и каким – никаким опытом, я убедился в истинности сей декларации. Злость и сентиментальность, религиозность и оголтелый прагматизм, самомнение и глупость, малодушие и деспотизм.

При более пристальном рассмотрении, все эти кажущиеся несуразности становятся вполне понятны. Ни одно из этих качеств, сколь – бы противоречивыми они не казались, качеством не является, они суть проявления одного и того же характера. Главная ошибка, с которой приходится столкнуться - это неправильная оценка всего этого достояния. Религиозность принимается за веру, прагматизм – за рассудительность, сентиментальность маскируется под доброту и милосердие. А уж отрицательные проявления человек вообще не склонен подвергать здравой оценке. И почти каждый, в итоге, составляет мнение о себе, как о вполне достойном представителе рода человеческого.

Самое плохое во всём этом то, что привычка не позволяет подвергать пересмотру вполне устоявшиеся критерии самооценки. В итоге во всех своих неурядицах приходится искать виноватого извне. Постепенно совесть и вовсе уходит в небытие.

Что такое человек без совести? Это суть убийца и самоубийца. Он полностью убеждён в правомочности любых своих поступков. Он беспредельный хам по отношению к людям и Богу. Он вреден, подобно вирусу. Только в православии (насколько мне известно) грех определяется как болезнь, и болезнь заразная. Больной не просто страдает сам, он несёт в себе источник смертельной заразы для окружающих. Я не знаю, насколько бессовестным я появился на свет, но проблемы с пониманием того, что «быть честным должно» у меня появились довольно рано. Полагаю, что здесь со мною сыграл злую шутку именно интеллект. Помноженный на врождённое малодушие и слабоволие, он довольно быстро направил меня по пути в никуда. Бесовская насмешка, но лгущий сам часто бывает на удивление наивен и доверчив. А поскольку каждый сам в себе несёт наказание, то окружён он как правило людьми не высшей пробы. И сам он постоянно страдает от той самой лжи. Странно, непонятно, нелогично, но совершенно точно: понимание ситуации редко приводит к правильному выводу. Вместо того, чтобы начать стараться жить по правде, человек приходит к безумному: «с волками жить …» Мне жизнь по звериным законам не принесла ничего, кроме унижения и стыда за собственное бессилие. Как личность я не состоялся, как волк – тоже выпал из стаи, порядком покусанный, шелудивый, обложенный со всех сторон.

В старости часто сетуют на невозможность повернуть назад «колесо истории» собственной, бездарно прожитой жизни. Пожалуй, что и у меня порою проскальзывает подобная крамольная мыслишка. Но какой в этом смысл? Родившись с определённым набором качеств и недостатков, трудно лелеять надежду на то, что в другом временном пространстве они проявятся с более привлекательной стороны. Матрица останется той же самой, изменится лишь форма выражения. Вот измениться сейчас, успеть вскочить в уходящий поезд, - это задача поистине героическая. Ах, как всё это ясно и понятно! И насколько нереально ….

У меня так и не изжился страх перед жизнью. Он стал ещё сильнее. Это свидетельство нераскаянности души, её омертвелости, закрытости. И вроде бы всё здесь ясно, богословские рецепты по изменению жизни достаточно понятны. Но совершенно непонятно самое основное: где взять веру, способную дать первотолчок, для этого покаяния, как найти силу на то, что было невозможно и в более благоприятное время. Если уж святые впадали в отчаяние от невозможности прочувствовать свою сопричастность Творцу, то на что собственно может рассчитывать расслабленный? Я помню, что именно грешников и призывал Господь в первую очередь. Но они были грешниками иного свойства, способными к радикализму во всём: безудержными как в порочности, так и в стремлении к исправлению собственных безобразий. «Пелена падала с глаз», и они были способны «идти и больше не грешить». А много было таких? А сколько таких сегодня? Ясно, как день, что разум не способен вылечить, но поставить диагноз по поводу болезни он вполне в состоянии. Люди, сознающие свою обречённость, становятся либо сильнее, либо скоропостижно угасают. Я склонен к угасанию с самого рождения. Рассматривая себя, я лишь отчаиваюсь, видя собственную порочность и одновременно сознавая своё полное бессилие. Этот мир явно не для меня. Но то, что меня в нём привлекает – явно свидетельствует о том, что и горний-то мир тоже не ждёт такого персонажа. Мне нравится жизнь во сне. Я научился сознавать себя во сне, управлять собою во сне. Алкоголь и наркотики приближают это ощущение ирреального, но вполне ощутимого состояния беспредельности, беззаботности и бесстрашия. Нет мыслей о грядущих заботах, не волнует прошлое – одно бесконечное настоящее. Сопряжённое с комфортом и кайфом, это нечто удивительно привлекательное для мечтательной натуры.

Не знаю, насколько мне понравилось бы киберпространство, созданное на сегодняшний день, но уверен, что будь я помоложе, и обладай некими навыками программиста, - оно засосало бы меня стопроцентно. Меня привлекает ощутимая иллюзорность. В этом я вполне принадлежу тому страшному веку, в который мы рвёмся нынче. Тошнотворное, бабское, тупое общество потребления порождает мечту об уходе в иррациональность, о фактическом «переселении души». Речь в конечном итоге идёт о самоубийстве .

Весь 20-й век делал ставку на интеллект, как наивысшую способность человеческого рода. Способность измышлять и претворять в реальную жизнь свои идеи, отказ от всего не подверженного анализу, уход от веры в суеверие и магизм, -всё это породило в итоге повсеместную шизофрению. Чем более прагматичной становится повседневная жизнь, тем сильнее лезет наружу «неучтённый фактор», потребность в переживании, а не в осмыслении. Человек уподобляется мыслящему сгустку противоречивых желаний. По природе он призван стремиться к тому, что не имеет места в его картине мира. Но, отказываясь от высшего, неизбежно устремляешься вниз. Падать гораздо легче, чем карабкаться вверх. При падении обычно разбиваешься, и каждый подсознательно знает об этом. Страх, так или иначе, преследует каждого. Практически все боятся и не желают смерти. Почему? Потому что не знают, что их ждёт? Нет, – именно в силу того, что очень хорошо знают. Все знают, что живут неправильно. Вся жизнь – попытка затянуть этот прыжок в бездну. Основная задача великих (да и ничтожных) умов, состоит в поисках лекарства против страха, наркотика, транквилизатора, безболезненного яда.
Никто и никогда не испытывает счастья в этом «лучшем из миров». Все гении были страдальцами. Имея хоть что-то за душой, невозможно быть довольным своим положением. Страдания заставляют задуматься. Для многих это уже катастрофа. А вот когда страдает мыслящий – это уже нечто пограничное. Тут уж либо смирение, либо бунт. Но в наше время смиряться уже не умеют. Мы все слишком слабы для смирения. Самость нагло прёт из всех щелей. Мы стали трусливы, одиноки, равнодушны и бессовестны. Наглое, хамское время. Но и оно уже уходит. На очереди следующий виток «контрэволюции»: страшное время зомби.

Даже сейчас, когда вроде собрался препарировать самого себя, в запале перехожу на «всеобщие» закономерности. Выработавшаяся за долгие годы привычка к обезличиванию. Впрочем, пишу я от себя, а потому и о себе. Эти переживания столь же мои, насколько я и сам принадлежу этому времени и этому обществу. Я мало чем отличаюсь от большинству. Детство было в этом отношении более характерно. Нынче всё стремится к уплощению: от плоских телевизоров до плоских девок, являющих собой современный эталон женственности. Таким становится и человек: плоским и модным. Я стал практически таким же, как и все вокруг: смотрю сериалы про бандитов, пью пиво, и мечтаю найти лёгкую и высоко оплачиваемую работу.

Примитивные иллюзии и бессмысленное времяпровождение. Я перестал видеть смысл во всей этой суете. Абсолютно не верю в будущее, в том числе и в собственные иллюзии. И я начинаю ненавидеть себя самого и мир в котором живу. Это болезнь, исцелить от которой может или чудо, или смерть. Время не лечит, а калечит – в этом я не могу не согласиться с Высоцким. Уже покалеченному очень трудно выйти на уровень здорового. Каждый бесполезно прожитый день отнимает ещё один шанс от надежды стать человеком. Сейчас меня уже не берут на многие работы в силу возраста. Думал ли я когда-нибудь, что такие дни настанут? Нет, не думал.

Мог я всего несколько лет назад предположить, что меня будут стесняться родные за ту работу, которой я пытался удовлетворить их собственные запросы? Нет, не мог.

Также мне и не грезилось, что настанут времена, когда я стану не способен ничему учиться. Не смогу читать умные книги, а тем более усваивать прочитанное. Мне стало тяжело отходить от пьянок, лезут волосы, болит позвоночник и страшно знакомиться с женщинами. Что со мною произошло? Очень просто – я полностью растерял личность. Болезнь начинает переходить в смерть.

На сегодняшний день я имею возможность наблюдать присущие мне черты у собственного дитяти. И что удивительно: они меня необыкновенно раздражают. Более того, я только недавно отметил нашу генетическую связь в этом ракурсе. Все эти неприятные мне черты я приписывал влиянию матери и бабке. И вдруг в один момент прозрел – ба! Да это всё моё,родное. Представляю, с какими трудностями придётся столкнуться в будущем и ей, и её воспитателям. Я вдруг явно вспомнил себя, раздражение родителей по поводу моей инертности, мои переживания по этому поводу. И мне вдруг стало очень жаль дочку. Мои родители, сами того не желая, не уловили некоторых моментов, превратно поняли их. Но я не был лишён их обоюдного внимания, участия и любви. А дочка оказалась в очень нехорошей ситуации, которую она пока не ощущает в полной мере. Она лишилась отца. Всё её развитие формируется теперь совершенно односторонне. Но имея со мною несомненное родовое сходство, подобная ситуация может привести к непредсказуемым последствиям. В некотором роде ей будет легче приспособиться к современной жизни, но по моему наблюдению – нутро всегда вылезает, как правило, в весьма неприглядном виде. Ложные представления об истине повсеместно заканчиваются революцией. То есть бойней и страданиями внутри и окрест себя.

Конечно, есть и такой вариант, что именно в силу моего невмешательства, она сохранит мои лучшие черты, а худшие нивелируются волевым материнским началом, но насчёт этого у меня имеются большие сомнения. Боюсь, что ей придётся столкнуться с более крупными проблемами, чем они имели место быть в моём случае. А жаль ….

Порою я прихожу к выводу, что способность думать лишает определённой свободы, как это не противоречит этому самому здравому смыслу. Доходя своим умом до каких-либо истин, к ним привязываешься, и уже не имеешь сил признать их неверными или относительными. Поверхностность женского ума в этом смысле здорово продлевает им жизнь. И порой приходит на ум, что впрямь было бы логичнее до крайности упростить свою жизнь. Перестать задаваться вопросами, а ставить вполне конкретные цели, и тратить всё время исключительно на выполнение поставленной задачи. Но что делать, если не можешь не думать, если это привычка въелась намертво? Все психотехники, с которыми я имел возможность ознакомиться, предполагают «освобождение ума» в качестве первого шага на пути к изменению картины мира. К сожалению, я вижу в этом определённый подвох: тем, кому освобождать нечего, - незачем и практиковаться в изменении себя; зато отказаться от способности мыслить человеку разумному, - задача почти не выполнимая. « Стать безумным Христа ради». Это возможно лишь при наличии твёрдой, несомненной веры, веры не умовой, а реально ощущаемой. Но это состояние также не является предельным. Вслед за этим эйфорическим состоянием опять приходит потребность в самопознании, в противном случае уподобляешься «неразумным девам», также оказавшимся перед закрытыми дверями, не солоно хлебавши со своим девством. Вот и дилемма: надо стать проще, но нельзя оставаться простым. Резюмируя всё это, прихожу к выводу, что:

-человек отличается от компьютера тем, что имеет возможность принимать заведомо неправильные решения;
-что на эти решения оказывают воздействие факторы, не связанные с программой;
-человек легко перепрограммирует сам себя;
-способен на самоуничтожение.
-противоречивость в ситуациях не нарушает нормальной работы, а является необходимым условием,
-перезагрузка не заканчивается никогда.

Меня всегда интересовал вопрос, каким образом приходят к человеку некие «незапланированные» мысли, прозрения, озарения и т.д. В некоторых ситуациях «я понял» сливается с «я почувствовал». Мысли в буквальном смысле приходят извне. Что такое интуиция? Насколько ей можно доверять? А твёрдое знание: так, и только так.

Теории об информационных полях крайне привлекательны, но не объясняют феномена избирательности. Два близких человека, живущих под одной крышей, одновременно и проникаются одинаковыми мыслями и ощущениями, и бывают абсолютно бесчувственны по отношению к друг другу, не принимая, и даже отторгая мнение своего ближнего. Причём даже самые убедительные доказательства будут абсолютно бесполезны. Индивидуальность предполагает восприимчивость для каждого только своих частот», на которых он способен нормально работать. И только в случае резонанса люди способны понять и принять друг друга. Соответственно, попытка работать в неприемлемых условиях создаёт вполне реальную угрозу для всей системы в целом. В эту схему вписываются разводы, алкоголизм, суицид, душевные заболевания. Ну и разумеется - неприятие пророков именно в своём отечестве. По некой странной закономерности, именно самые близкие гению люди ненавидят его до колик. И в силу той же странности -- именно гении оказываются наименее приспособленными к своему времени, окружению, к «нормальной жизни». А если и предпринимают попытку соответствовать критериям окружающего мира, то как-то очень быстро помирают , подчас очень нехорошей смертью. Рембо, Маяковский, «остепенившийся Пушкин», и т.д. и т.п. Это в полной мере относится и к честным, добрым, и хорошим людям. Им редко удаётся «просто жить». Как правило их жизнь становится сплошной борьбой за выживание.

Слава Создателю, что я не гений, не талант и вовсе не добрый человек. Я просто не смог бы вынести испытаний, выпадающих на их долю. У меня есть возможность для честной оценки происходящих со мною коллизий. Но вот есть ли у меня возможность измениться? В этом я не уверен.

По тестам, да и по здравому рассуждению, я -- алкоголик. Некоторые структуры моего мозга повреждены наркотиками. Тело разрушается вследствие приобретённых на этой почве болезней. Это в свою очередь усугубляет упаднические и панические настроения.

Самоанализ также не приводит к утешительным выводам. Психическое состояние оставляет желать лучшего. Я уже не способен к изменению, кроме как чудесным вмешательством. Но какое чудесное вмешательство способно доказать мне, что я не ничтожество? Какой мне толк в покаянных писульках? Я больше не вижу смысла в жизни, мне не хочется завоёвывать места под солнцем, не хочется никому и ничего доказывать. У меня осталось только ощущение полного одиночества. Однажды я уже испытал его. По своей остроте это можно было бы назвать ощущением богооставленности. «Боже, Боже, почему ты меня оставил?!» Такого острого повторения не было, но теперь оно постоянно живёт внутри меня. И так теперь будет всегда. До самой смерти.

Один умный человек отметил, что конфликты происходят от недостатка культуры. Конфликт внутри себя происходит по причине недостатка Бога. Не слыша внутри голоса божественного, неминуемо ввергаешься в бесовскую какафонию, и постепенно остаётся выбирать то, что слышно отчётливее, хотя выбирать вообще не из чего. Остаёшься в накладе в любом случае.

И жизнь как пидарас влачишь,
Без чувства юмора, угрюмо.
Водяру хлещешь, и молчишь….
А мозг больной терзает дума.

Сидор Пельский


© Copyright: Антон Чижов, 2006