Больница

       Больница вообще странное место. У регистратуры смешались больные и здоровые люди, ожидающие, слушающие музыку, ругающиеся с регистраторами или получающие заветные талончики… В ней царит странная атмосфера, которую не спутаешь ни с каким другим местом. Особый запах, белые халаты, скучающий охранник, помогающий гардеробщице принимать верхнюю одежду, постоянная перемена проходящих лиц и желтый котяра, безмятежно спящий на подоконнике среди цветов – все части этого коллажа органично сплетаются цветами и запахами и нигде больше не встретишь такого.

- Проходите – торопливо говорит мне полноватая женщина в неизменном халатике из под которого смешно выглядывает воротничком яркая сиреневая рубашонка. Я послушно прохожу в осмотровый кабинет и терпеливо отвечаю на все вопросы, которыми она старается засыпать меня с максимальной скоростью. Кажется, что её раздражает, что на все вопросы следует неизменный ответ «нет» и, что бы хоть немножко успокоить её, пытаюсь припомнить все свои болезни, пока она не превратилась в белого медицинского тигра и не искусала меня, прибавив ко всем моим существующим и придуманным болячкам своё бешенство. Наконец мы расходимся с миром, хотя в её глазах легко читается желание задержать меня и под светом лампы, направленной мне в лицо наконец выпытать, что я болею всеми перечисленными ею болезнями и скрываю это только из желания напакостить ей и испортить только начинающийся рабочий день. Но очередь не ждёт.

В вестибюле охранник заменяет гардеробщицу, которая с удовольствием пьет чай, сидя на маленькой расшатанной табуреточке неподалёку. Кажется, что эта табуретка и гардеробщица созданы в один год и уходя домой, старушка бережно укутывает старое дерево с оставшимися на нём кусочками краски, что бы оно не простудилось. Разумеется, сдерживаюсь от подобного вопроса, иначе меня переправят в другую, менее уютную больницу. И проходя мимо бабушки, лишь приветливо улыбаюсь ей, на что она поднимает в безмолвном тосте чайную чашку. Охранник между тем терпеливо принимает своими полупудовыми ручищами пальто и куртки, молча выдавая номерки на право временного проживания в пропитанном ароматами лекарств доме.

У терапевта снова очередь и я понимаю, что главный смысл моего пребывания в больнице это совсем не финальная прививка от гепатита, а возможность постоять в практически забытой веренице людей, стоящих так с советской власти. Даже позы и разговоры не поменялись, только мелькают новые термины, имена, названия лекарств и тому подобное. С изумлением узнаю, что передо мной стоят ещё пять виртуальных людей, которых я и в глаза не видел. Но положение спасает обаятельная медсестра в коротком халатике, которой торопливо сую в руки все свои бумаги с печатями и без, что бы через минуту получить направление в совсем другой кабинет на другом полюсе этого маленького громадного, отличного от моего привычного мира.

И наконец ксерокопия – не знаю зачем, но на полисы, выданные не компанией с звездным названием Астормед необходимо делать ксерокопии. Оплата в три рубля не оправдывает очередного стояния в новой очереди и я иду прямо к окошку, где, тяжело опираясь на полку стоит очень старая женщина, с гневом рассуждая о том, что ей не хотят давать полис. Но я иду не к ней, а к старому знакомому рыжему коту, блаженно лежащему кверху пузом и вытягивающему лапы навстречу солнцу. Притворяясь, что не замечаю его, тихонько почесываю мурлыке за ухом двумя пальцами, а котяра, приняв игру, продолжает выгибаться на подоконнике, делая вид, что я просто солнечный лучик и он жмурит глаза только от того, что я отвлекаю его от каких то странных кошачьих упражнений гимнастикой. Но он терпит мои прикосновения с поистине царским выражением усатой мордочки. – Разрешите – доносится из-за плеча. И с удивлением обернувшись вижу, что у меня появился новый конкурент, двухметровый охранник, улыбающийся коту. Я сразу понимаю, что проиграл вчистую, ведь в огромных лапах этого верзилы баночка с вискасом. И кот, мгновенно потеряв интерес к солярным ванным и ко мне с урчанием спрыгивает с подоконника и удаляется по полу вестибюля гордо задрав полосатый хвост. В этот момент для него все бегающие вокруг люди не больше чем Броуновское движение, о котором он не имеет ни малейшего представления, да и не собирается менять свою рыжую нахальную кошачью точку зрения. И люди понимают это, обходя гордо шествующего кошака,  чувствующего себя настоящим хозяином места, в котором все остальные только гости.

Перед окошком между тем разворачивается драма. Бабушка в шляпке и тщательно уложенной прическе наотрез отказывается в том, что ей когда то была выдана заветная бумажка с надписью «полис» и упирает на то, что была последние 6 лет была парализована и лежала в клинике маленького гордого государства Израэль. Именно так она произносит это название. Очередь терпеливо ждёт, но по смурным лицам клонов, стоящих в очереди понимаю, что еще немножко и это жуткое творение соц. Реализма сделает бабульке паралич ещё на 6 лет с большущим удовольствием своими криками, бессмысленными жалобами и прочей похабенью. Между тем старушка продолжает монолог о том, как она жила и что собирается выехать за границу для работы, которую ей предложили, несмотря на преклонные годы этого обаятельного человека в шляпке и с палочкой. Я не вмешиваюсь, иначе эта змея, имя которой очередь, с удовольствием сгрызет и меня, как аперитив перед бабкой. Но поражаюсь дикции и театрализованным жестам старушки.

 – Татьяна Михайловна Аверченкова! – декламирует она. Разгадка проста и она произносит её – 55 лет на сцене! Тысячи премьер! И сейчас еду в Израэль, что бы работать, в то время когда малолетние лодыри в этой несчастной стране только и делают, что болеют и тунеядничают! Её восклицательные знаки утихомиривают очередь не хуже общего наркоза. А бабулька продолжает гипнотизировать нас умело поставленным голосом, пока к всеобщей радости в её паспорте не находится ксерокопия прежнего медицинского полиса. -Так я ж его 10 лет назад оформляла! Вы бы ещё напомнили мне времена, когда я училась в театральном училище! Очередь улыбается.

Атмосфера разряжается. Женщина за окошком выдает Татьяне Михайловне заламинированную бумаженцию. И старушка, обернувшись к людям, стоящим и слушающим только её декламирует на прощание – спасибо люди! Простите ради Бога, что вас столь долго заставила я ждать! Успехов вам и излеченья от ран душевных и телесных на этой хранимой Богом земле! Буду думать и молиться ради вас на Святой земле! – и уходит, гордо опираясь на тросточку, а люди, наконец выбравшиеся из своих задумчивых выражений лиц улыбками и кивками провожают её. И когда она исчезает из виду женщина в окошке задумчиво говорит – 27-го года рождения… а ум и память поражают…

Пользуясь моментом, быстро делаю ксерокопию, стараясь не встречаться с вновь сплоченным и угрюмым взглядом коллективного живого организма за мной. И наконец, о чудо! Все бумажки сданы, всё, что можно сделано и я, не оглядываясь выхожу из этой странной гостиницы для человеческих болезней и переживаний. Жалея только о том, что не погладил на прощанье рыжего самодовольного кота, который вроде бы мяукнул мне на прощанье, приглашая в следующий раз просто зайти к нему в гости и вновь почесать за ушком, пока он принимает солнечные ванные среди цветов.