Место у окошка

_



  Междугородний экспресс с прогретым двигателем, в котором последнее проданное место оставалось всё ещё не занятым, был готов  к отправке с городской автостанции.

- Ну, что там  у тебя? – поглядывая на часы, торопил водитель станционную кондукторшу, проверяющую билеты у рассевшихся в салоне пассажиров. - Пора уже.
- Сейчас, усажу  последних, - отвечала та, дожидаясь спешащих  к автобусу мамашу с ребёнком лет пяти. Пометив предъявленный ей билет, она пропустила их в салон, после чего передав список пассажиров водителю дала ему  добро на отправку.
 
Выждав пока  кондукторша выйдет из  машины, он прикрыл наружную  дверь, через которую проходила посадка, и, убедившись в зеркале заднего вида, что  женщина с ребёнком уселись на предназначенное им место, тронул машину в путь.

Кресло, которое заняли припозднившиеся пассажиры, было у прохода. Крайнее место у окна в этом ряду занимал пожилой мужчина  с набором заметных в проёме распахнутой куртки  орденских  планок  на груди,  с  ручной  кладью на коленях  и с приготовленной к чтению свежей газетой, которой  он    намеревался заняться в дороге.

Женщина с пятилетним сыном на руках  ехала по одному билету.
- Хочу у окошка, -  осмотревшись через некоторое время и убедившись, что внутреннее пространство автобуса не представляет для него интереса,  заявил малыш,
- У окошка  занято, - объяснила ему женщина, -  ты же видишь, там сидит дедушка. Он пришёл  вовремя, а вот мы с тобой чуть не опоздали.
- А давай попросим,  чтобы он пересел на наше место, - предложил мальчик
- Зачем же он должен пересаживаться, если у него есть билет и ему там интересно? – возразила мать.
-  Интересно смотреть в окно, а он смотрит в газету, - резонно заметил ребёнок.
 - Значит, ему интересно читать газету, - отвечала мамаша, - тебе, что за дело.
- А пусть он читает газету  на нашем месте,- не сдавался мальчик.

Сидящий у окошка военный пенсионер Юрий Владимирович слышал пререкания мальчика с родительницей и, предчувствуя то, что она наверняка обратится к нему с просьбой уступить малышу, досадовал  на обстоятельство, угрожающее и без того невеликому комфорту,  на который он рассчитывал в предстоящей трехчасовой поездке к внукам.

Выбор им  места у окна был не случайным. Страдая бессонницей, он не мог сомкнуть глаз,  не утомив их хотя бы непродолжительным чтением. Поэтому, решаясь на  неблизкое путешествие,  загодя обзавёлся в киоске свежей газетой в расчёте на то, что мягкое покачивание на рессорах вперемежку с необременительным чтением  склонит его к приятной дремоте и скоротает неблизкую поездку.

Единственной помехой предстоящего удовольствия была, пожалуй, недостаточность дневного света, проникавшего в пассажирский салон через затонированные стёкла импортного экспресса, при котором Юрию Владимировичу даже в очках трудно было разобрать  петит газетного текста. Однако  он решил, что справится с этим неудобством, устроившись в автобусе  поближе к окошку.

Просьба мальчика, претендующего на это место, была пустяковой, однако она   расстраивала его планы, и он не торопился на неё реагировать в надежде  на то, что мамаша  угомонит ребёнка и снимет с обсуждения неприятный ему вопрос.

А та этим собственно и  занялась,  однако  стала  делать это   подчёркнуто  громко, адресуя своё к этому отношение не столько ребёнку, сколько самому Юрию Владимировичу. Не желая прямо присоединяться к просьбе сына, она рассчитывала на то, что сосед, оценив рвение, с которым она отговаривала  малыша от обмена, в конце концов  предложит его сам. 

Видя, что тот не собирается этого делать, она продолжала громогласно увещевать ребёнка, апеллируя теперь, скорее, к окружающей публике, оказавшейся   невольным  свидетелем  их разговора, и  не преминувшей  в него  вмешаться.

- Так он тебе и уступит, старый хрыч, - первой подала голос какая-то бабуля, - ишь уткнулся в свою газету, будто это его не касается.
- А как же. Ветеран! Он своего не упустит, –  поддержали её.
- Его право. Воевал и победил, теперь может сидеть, где хочет, - вставил какой-то мужик..
- Он не победил,  а выжил, - возразили ему, - победили те, кто там  полегли и которых выжившие до сих пор ещё не удосужились схоронить. Теперь это делают за них внуки.
- А внукам, что за дело?
- Наверное, стыдно за  дедов забывших тех, кто не выжил.
Слушая эти пересуды, Юрий Владимирович был уже не рад тому, что дал для них повод своей попыткой устроиться в дороге с комфортом. Конечно, надо было сразу же согласиться на просьбу ребёнка и с готовностью уступить ему место. Теперь, когда он не сделал этого вовремя, соглашаться  было уже  неловко, и он продолжал отмалчиваться, уткнувшись в газету, которую давно уже не читал, а только держал перед глазами для вида.
 
- Мама, а, правда, что этот дедушка воевал? – спросил ребёнок.
- Правда, сынок.
- А воевать это хорошо?
- Хорошо, когда это нужно.
- А моя  бабушка говорит, что воевать нехорошо. Что надо со всеми дружить.
- Добрые люди так и делают.
- А этот дедушка добрый?
- Конечно, добрый, - согласилась мать, стараясь примирить малыша с его сомнениями.
- Это власть  к  ним добрая, – отозвалась давешняя бабка, - то и дело подносит  льготы  там разные, скидки с цены, а то и квартиру,  или пенсию новую. А сами  они следят как-бы чего не упустить. Как этот вот у окна. Вишь, сидит, как вкопанный  и не уступит, ведь.

Юрий Владимирович  действительно продолжал сидеть на своём месте, уткнувшись в газету, всё ещё не зная, как ему поступить.
Размышляя над причиной неприязни публики к ветеранам, он  думал о том, что,  не возложи они в своё время  на власть позора за не погребённых, а власть  не растяни на полвека обещанное за войну живым, и сделай они то, и другое вовремя, остались бы в благодарной памяти у народа и погибшие и выжившие. 

Но как раз вовремя ни те, ни другие  этого не сделали.  Ветераны посчитали, что  предавать земле погибших будет кто-то  за них, а власть с выполнением посулов всё тянула, дожидаясь пока  большинство выживших  по умирает, так как благ на всех не хватало.

 А сделали бы всё как надо, не было бы нужды  будоражить стариков бесконечными обещаниями, никогда не удовлетворяя  их до конца.
Горечь  кровавых военных воспоминаний давно бы залечилась,  и не был бы  он сегодня озабочен своим каким-то особенным правом на комфорт, а при  первой же просьбе малыша переложил бы свою кладь себе под ноги и, взяв его к себе на колени, стал бы  с ним смотреть в окно и замечать и показывать друг другу на разные интересные вещи. А, когда малышу это надоело бы, то вернул его разомлевшего  на руки  мамаше, а сам, без чьих-либо помех и упрёков  развернул свою  отложенную газету и, утомив глаза чтением,  может быть, немного  и вздремнул.

Теперь  благоприятный  момент был упущен, и сделать всё это было уже не с руки, и оставалось на протяжении ещё долгого пути выслушивать в свой адрес недоброжелательные людские суждения.

К этому времени кто-то из пассажиров попросил водителя высадить его в ближайшей  деревне, и, как только экспресс остановился, Юрий Владимирович встал за этим пассажиром, решив покинуть его и доехать оставшуюся часть пути  на перекладных.

Сойдя на землю, он перекинул через плечо ремень сумки с гостинцами для внуков и, запахнув наглухо  куртку так, чтобы скрыть орденские планки, побрёл на остановку, где рассчитывал дождаться местного отечественного  автобуса,  у которого не будут за тонированы стёкла, отчего в салоне его  будет побольше света,и читать  и читать,  там  можно будет сидя на любом месте, никому не мешая. 

Москва, ноябрь,2010 г.