Сказка об апокатастасисе

 
   Вспотевшая тусклой моросью шершавая тюремная стена, словно пожалев одинокого узника, скорчившегося на соломенной подстилке, сдождила крупной каплей, мелким зигзагом скатившейся к изголовью несчастного, будто заранее оплакивая его участь.
    Тревожный взор страдальца с затаённой мукой обратился к чуть светлому квадратику маленького оконца, слишком быстро меркнущему под самым потолком камеры. Собственно, на фоне безотрадной серости этого эфемерного продыха в большой мир отчётливо виднелись только кресты решётки, безнадёжно перечёркивая любые упования на свободу.

    Господи! Снова… снова ночь, тьма, страх… иссушающий душу страх… ужас неизвестности под прессом неопределённости… без следствия, без суда, без пыток… лучшая пытка – страхом? Где тот пышущий здоровьем, высокий, круглолицый, русоволосый жизнелюб с озорными серыми глазами и задорно вздёрнутым носом, отражавшийся в зеркале ещё месяц назад? Где подающий надежды лиценциант богословия? Всего тридцать дней и, особенно, ночей, заполненных отчаянием, тщетными надеждами и изнуряющим страхом… и нет его… меня… Осталось жалкое, вздрагивающее от каждого шороха существо – тварь дрожащая… во всей красе.
    Молчать надо было, прикусить язык и молчать, silentium est aurum [молчание – золото], но нет же: как заговорщику нужны сообщники, так мыслителю – собеседники. Вот и договорился: длинный язык оказался кратчайшей дорогой в узилище… а псы господни из пасти добычи не выпускают… никогда… почти… но, dum spiro, spero [пока дышу, надеюсь].
Но как можно было молчать?! Познав, что Бог есть Любовь, ощутив лёгкое касание этой Благодати в молитвах, озарениях и созерцаниях, - как примириться с вопиющим противоречием между милосердием Спасителя и бездной несправедливости, разверзающейся в догмате о бесконечности адских мук: вечное наказание за конечную жизнь… Вечность… за несколько десятков быстротечных лет… И как праведники смогут вечно наслаждаться в раю, зная о нескончаемых муках своих родных, близких и любимых в преисподней – это будет та же геенна, а не Эдем… а если смогут, то где же в них любовь?.. Нет – не приемлю!
    Конечно, уверенность в спасении всех не может быть уверенностью веры в том смысле, что в Священном Писании нет ясного, доказательного утверждения об этом, но это может быть уверенностью надежды, потому что, зная Бога - каким мы Его знаем, - мы имеем право на все надеяться. И не без оснований. Почему, ну почему церковь отвергла доводы Климента Александрийского, Оригена, святителя Григория Нисского и преподобного Исаака Сирина? Почему мертвенную букву предпочла животворящему духу, духу милосердного учения Христа?
О… последние отблески света угасли… Сейчас придут…
    Всё можно вытерпеть: промозглый холод, гадостный запах, скудную пищу, затхлую воду, жёсткое ложе, мерзких крыс и насекомых, даже неизвестность – ведь остаётся надежда; но где взять силы вынести эти голоса, эти леденящие душу рассказы несчастных, замученных в этих узилищах, эти повести о пытках, оговорах, предательствах и отчаянии. Сколько же разных страдальцев - монахов и торговок, благородных и бродяг, аптекарей и повитух, и всяких других сословий и достоинств - прошли через эти застенки? Какое сердце выдержит такое? Может, я уже умер, и это – моё наказание за грехи?
    Ну вот, началось… голос женский, молодой… что-то поёт… Господи, укрепи моё сердце…

    Я скромной девушкой была,
    Когда невинностью цвела:
    нежна, приветлива, мила,
    По нраву всем, тра-ла-ла-ла.
    Ох, как хорош был этот подмастерье: высокий, румяный, густые кудри до плеч, весёлый, какие хохмы отмачивал, какие шуточки отпускал, все девчонки с ума по нему сходили, одна беда – на меня особого внимания не обращал. Ну и сделала приворотный напиток с каплей своей… ну, месячной крови, не помню даже, кто мне про такое рассказывал… Что такого-то, ни с каким дьяволом в сговор не вступала… Даже напоить умудрилась. Сболтнула только кому-то – как мавр за язык дёрнул…
    Схватили прямо на площади, при всём честном народе, поволокли, как девку непотребную, бросили в темнющий подвал, а там мерзкие крысы, такие здоровенные – просто жуть. Да это что, потом дознание начали. Сначала ни в чём не сознавалась, но как только прижгли бочину, всё и выложила, всё как есть, но не тут-то было – этого мало оказалось – стали дальше пытать… А что я им могла сказать… Дьявола в глаза не видела, душу не продавала, договора не подписывала – всего-то паренька хотела приворожить… Матерь Божия!.. До каких зверств люди додумались – вот тут без нечистого точно не обошлось…
Грязными ручищами сорвали одежду, заодно, как будто невзначай, облапали везде, ноженьки цепями к стене приковали, за руки подвесили к потолку, и так, распяленную, стали потихоньку сажать лоном на горку железную… Отцы-святители, вот какого вы мне жениха сговорили… без венца обвенчали, без честного ложа девичества лишили… А как же это больно, мерзко, невыносимо… мало-помалу проникающее в плоть железное… куда там прижиганиям, бичеваниям… нарастающая боль… боль… боль… вам такое в… Так и отошла… в беспамятстве, на второй день таких… Будьте вы прокляты!!!

    Вот такие страшные сказки-рассказки… а ночь долгая… не один страдалец успеет… вот опять кто-то… видно, природа этого каменного мешка не терпит пустоты и покоя во тьме…

    In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. Я, недостойный монах ордена св.Бенедикта, в гордости своей возмечтал, во славу Божию и на благо людей, отыскать великий магистериум, жизненный эликсир, панацею от болезней, посредством науки алхимии. Много лет своей никчемной жизни потратил я на избавление рода людского от бичей чумы, холеры, оспы, и прочих. Особенно жаль было невинных деток и слабых отроков и отроковиц, страдающих за грехи родичей своих, ибо сами не успели ещё потерять невинность и чистоту душевную… И близок, близок был к завершению великого делания… но… Расползлись по окрестности зловещие слухи. Одни, оглядываясь по сторонам, передавали, что в таинственной башне, в коей пытался я выделить красную тинктуру, монах-чернокнижник по ночам занимается колдовством и вызывает дьявола. Другие шептали, что с помощью сатаны там получают золото из свинца, недаром-де свет горит там всю ночь и временами дым курится в самое неподходящее время. Да мало ли что ещё взбрело в голову погрязшим в невежестве селянам.
    Из-за таких вот слухов и благодаря какому-то достойному потомку Иуды Искариота и познакомился я, слишком близко, клянусь распятием Искупителя, с отцами – хранителями чистоты веры. Вот уж воистину – слуги дьявола и дети сатаны, попустительством Божиим севшие на место судии, но:
Sine tuo numine,
nihil est in homine,
nihil est innoxium.
[Без согласья Твоего
человек беспомощен,
нет от зла защиты нам.]
    Зачти нам на Страшном Суде страдания, причинённые этими… потерявшими и образ, и подобие… мучившими нас при помощи огня, дыбы, испанских сапожков, железных башмаков, вилок еретика, кошачьих лапок и других дьявольских орудий… Ещё об одном молю тебя, Господи, не забудь про этих каинов, этих волков в рясах… В руки твои отдаю суд и уповаю на отмщение!

    Какое сердце выдержит эти рассказы о прижиганиях, пронзаниях, сдирании кожи, вытягивании жил… а под конец ночи всегда приходит неуспокоенный великий инквизитор, которого когда-то хватил удар прямо во время пыток очередного ересиарха, и сыплет цитатами из писания… вот и он… значит, близится рассвет… и новая тревога неизвестности… во мраке дня…

    "Поле есть мир; доброе семя - это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов".

    Но Он же сказал и: «Совещавайся со своим соперником, пока ты на пути, как бы он тебя не предал судье, а судья - истязателю, и не посадил бы тебя в темницу; и не выйдешь ты из нее, пока не выплатишь последнюю полушку». То есть, искупив вину, выйдешь из узилища.

    "Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идёт Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым".

    Исаак Сирин говорил: «Единственный огонь ада - это Божественная любовь...»

    "Так будет при кончине века: изыдут Ангелы, и отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов".

    Сатана говорил: «Я поставлю престол мой над небесами». Цель сатаны - создать независимое от Бога, самостоятельное вечное царство. Вечный ад в этом смысле - победа для сатаны: параллельно с Богом он осуществит то, чего хотел, он будет нераздельный царь вечного, со-вечного ада. Это невозможно -по крайней мере, на мой взгляд.
Квадрат окна засерел, о, Утро-избавитель, приветствую тебя, даровавшее мне передышку в этой муке!
    Пречистая Матерь, Заступница наша и Защитница, укрепи меня в вере в Божию Любовь, Сострадание и Милосердие!
    Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen.

    Взошедшее где-то в большом мире солнце заглянуло в темницу единственным лучиком и отразилось в мириадах мельчайших капелек, покрывающих противоположную от окна стену. В ореоле мозаичного сияния соткался эфирный образ Прекраснейшей из Женщин, Вечной Девы, и протянул к взывающему светозарную руку.
Страдалец упал на колени и, молитвенно сложив руки, замер в немом восхищении.

    Сын мой, в Откровении вам сказано, что суд придёт, когда завершится полное число избранных, числом сто сорок четыре тысячи. Избранничество в Новом Завете состоит в том, что в человечестве найдутся люди, которые согласны разделить Христову крестную участь. Ваше избранничество - крестное избранничество, а вовсе не избранничество на славу и покой. Спасение мира зависит от того срока, когда земля принесет в дар Богу тех людей, которые вместе со Христом могут поднять тяжесть ее греха и ее спасти. Как? Тот, кто является невинной жертвой, в силу своего страдания, своей невинности получает власть прощать. Христос, умирая на кресте, говорил: «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят...» Ты сможешь помочь спастись людям, поведавшем тебе о своих страданиях, и многим другим, которые не смогли простить своих мучителей. А ты сможешь? Тебе будет труднее, ты знаешь теперь обо всём, что может тебя ждать. Судьба мира и в твоих руках тоже. Дерзай, сын человеческий.