Неслучайная встреча

                Ад и Рай устроены одинаково.
                Разница – внутри нас
                …………………………………..



          Третий день подряд дождь без устали поливал город.  То  замирая, то множась запасы небесной воды грохотали по крышам домов и, с жестяным шумом обрушиваясь по водосточным трубам, заливали усталые от наводнений улицы.
          Струи дождя, срывая последнюю листву, обнажали корявые скелеты деревьев, выставляя напоказ беззащитность и оголённость суетливого переплетения тоненьких веточек-нервов.
          Казалось, город провинился перед небом, натворил немало грехов, и Вселенная решила очистить улицы от скверны, устроив общегородской освежающий душ.
          Насквозь промокло всё.
          Даже бетонные бордюры тротуаров, насморочно хлюпая стыками и трещинами, жаловались асфальту на свою нелёгкую участь, а решётки ливневых стоков в ответ жалобно ворчали чугунными ртами от переизбытка поглощаемой влаги.


          Детская площадка на дне колодца, сложенного из многоэтажных домов, пустовала, отсвечивая тусклой рябой поверхностью зеркал песочниц, которые превратились в маленькие озёрца.
          Качели устали скрипеть проржавевшими суставами и, сдавшись на волю мокрой судьбе,  уныло пережидали небесную Ниагару.

           Только игрушечный домик из гладких, покрытых лаком, оструганных брёвен не тосковал. Высокие «курьи ножки» гордо возносили домик над болотом огороженного скверика, а широкая двухслойная крыша, окантованная ярко выкрашенными наличниками с «петухами» на коньке, надёжно защищала дом от любого дождя.

          Этим и воспользовался местный «трамп». Так его называли крутые англизированные подростки, которым слово «бродяга» казалось некрасивым, а население домов и участковый милиционер обозначали трампа  проще – «бомж Жора».

          Бомж во дворе многоэтажек появился недавно. Быстро и умело, без драк до крови и скандалов, он сумел вытеснить всех конкурентов от мусорных контейнеров и стал распоряжаться сокровищами единолично.
          Поживиться у контейнеров было чем. Дома новой постройки заселяли небедные жильцы, из тех, которые могли себе позволить приобрести квартиры улучшенной планировки в этом престижном районе города.
          Не первый год после заезда, жильцы освобождались от ненужных вещей, бесконечно и шумно праздновали семейные события, не скупились на покупки, выбрасывая всё старое и им надоевшее.
          И если утренний обход контейнеров для мусора сделать раньше дворников,  те тоже не брезговали «пошуровать» в пакетах,  то можно было и прилично одеться, и выпить, и поесть.
          Картон, бумагу, алюминиевые банки и стеклянную посуду бомж Жора оставлял для старушек из соседних «хрущёвок» - сам не хотел с этим возиться, ему и так на жизнь хватало.


          Бомж Жора не всегда был «бомж Жора» и когда-то при знакомстве, он представлялся просто, без лишних закидонов – Евгений Борисович, начальник строительного участка.

          Но на одном объекте обрушились плиты перекрытия - погиб монтажник, несколько человек с травмами "скорая помощь" отвезла в больницу. 
          Суд усмотрел в этом ЧП вину не только прораба, ведущего объект, но и вину начальника строительного участка – за "недостаточный контроль над соблюдением техники безопасности", и приговорил Евгения Борисовича к наказанию лишением свободы.
          Новая модная метла строгости зацепила начальника участка и, вместо условного срока, замела его на нары без надежды на амнистию.

          Жена тут же подала на развод. Детей у них не было.  Евгений Борисович не возражал, и их освободили от обязательств семейных уз.
         Выскочив замуж за мента с одной, но большой звёздочкой на каждом погоне, жена моментально выписала Евгения Борисовича из его же квартиры.
         Мент уверенно занял место в постели его любимой женщины и прочно обосновался на каждом квадратном метре его, честно заработанной на стройках, жилплощади.

          Так начальник строительного участка стал человеком  Без Определённого Места Жительства  –  БОМЖ  Жора.


          Налетел ураган перемен и  обрушил в экономике всё возведённое, накатанное, стабильное. Люди, даже без пятен в биографии, записывались в безработные и регистрировались на бирже труда.
          Отмотав срок, Евгений Борисович обнаружил, что все старые знакомые стараются не узнавать его при встрече, тщательно прячут взгляд, и говорить хоть о какой-либо работе с ним никто не хотел.
          И пришлось бомжу Жоре приспосабливаться к новой жизни.


          В бойлерной Жора познакомился со слесарями из бригады по  обслуживанию многоэтажек.  Жора постарался быть им полезным и, используя технические знания, помогал ремонтировать клапана, задвижки,  ковырялся с релюшками и пускателями.
          За это рабочие поили  бомжа чаем, подкармливали домашней снедью, и разрешали умываться-бриться в их душевой на объекте.
          Там же Евгений Борисович иногда устраивал себе мелкую постирушку – майку, трусы, носки. И там же он пристрастился к алкоголю.
          С любой халтурки или с получки рабочие устраивали в бойлерной «забитие козла» с обязательным огромным количеством пива - а пиво без водки, как известно  – выброшенные на ветер деньги.

         Водочнопивной коктейль с непонятным названием «ёрш», загонял Евгения Борисовича с непривычки  в аут. После третьего «козла» рабочие укладывали Жору на тюфяки за распределительным узлом и укрывали телогрейками.

         Так бомж Жора пережил одну зиму.

         Новое начальство нагрянуло в бойлерную в самый разгар «козлиного» турнира и жёстко пресекло беспорядки в производственных помещениях. Дежурным слесарям вписали в инструкцию «строгий запрет на присутствие посторонних лиц» в любое время суток. 

         Всё! Кончилась лафа бомжа Жоры.


         Игрушечный домик на детской площадке Жора сразу определил для себя, как потенциальное жильё. Всё равно больше деваться некуда. Все подъезды домов запирались электронными замками, окна подвалов схвачены мощными декоративными решётками. Чердаков нет. Перебираться в старые районы города Жора не хотел - далеко от кормящих контейнеров, да и там все места давно и прочно заняты.

           Попробовал устроиться на ночёвку в тамбуре спортивной школы, между входных дверей, но его быстро раскусили,  и охрана, надавав  пендалей, вышвырнула Жору на улицу.

          В домике "на куриных ножках" было уютно. Особенно, если окошечки без стёкол на ночь закрывать кусками упаковочного пенопласта, а дверь изнутри привязывать проволокой, чтобы не хлопала от ветра. И главное - утром не проспать шарканье дворницких метёлок – не дать себя обнаружить.


         В дождь город обезлюдел.
         Жильцы не хотели лишний раз выбегать к контейнерам в такую погоду и нагло отсиживались в своих тёплых и сухих квартирах.
         Но голод – не тётка. Один день без еды ещё можно продержаться в домике - все равно никто на детской  площадке не гуляет, но на второй-третий  день без еды становится тоскливо.

         И бомж Жора начал дежурить у подъезда, в надежде перехватить у жильцов хоть какой-нибудь пакет с мусором, пока его не выбросили в мокрый контейнер.
         Ему повезло!
         Подъехала дамочка в красивом авто к самому крылечку подъезда и застеснялась выходить в легких туфельках  под дождь. В багажнике автомобиля она привезла большой телевизор в упаковке, и как его доставить под козырёк подъезда не знала.

         Жора мигом сориентировался и предложил дамочке свою помощь. Он готов был не только телевизор нести до квартиры, но и саму дамочку. К его сожалению она не захотела пересекать водные преграды в  объятиях бомжа, и с печальным выдохом опустила свои изящные ножки в лужу.
         Телевизор Жора донёс до прихожей. Телевизор остался сухой. И когда Жора предложил дамочке прихватить на улицу  картон и пенопласт от упаковки телевизора, она обрадовалась и щедро расплатилась за оказанные услуги.

         В ближайшем супермаркете Жора купил бутылку водки для душевного равновесия, батон, колбасу  и двухлитровую бутылку минеральной воды. Всё! Деньги кончились.

         В домике Жора постелил картон от упаковки телевизора на пол, из остатков упаковочного пенопласта сделал себе столик, крепко привязал двери и принялся за ужин.
         Водку пил из горлышка бутылки, закусывая ломтями колбасы и хлеба, которые ломал большими кусками, торопливо жевал и  запивал минеральной водой.
         От выпитой водки и еды дрожь в теле, мучающая его вторые сутки отступила. Одежда теперь не казалась такой влажной и воздух вокруг, как будто бы, утратил промозглую сырость.
         Бомж Жора забылся в алкогольном сне на новой картонной подстилке.


         В монотонный шум дождя вплелись новые звуки, до боли в сердце напомнившие солнечное детство, лето в бабушкином бревенчатом доме и любимую забаву.
         Бомж Жора открыл глаза.

         Одна из пенопластовых заглушек упала, и в проёме окна бомж увидел голубя. Птица  шумно отряхивала с оперения капли воды и цокала  коготочками по доскам.

         Память услужливо воскресила картины школьных лет в пригородном посёлке – голубятни на высоких столбах, обитых оцинкованным железом, высокие приставные лестницы, которые на ночь убирались в сарай.
         Обить железом столбы-опоры они с другом решили, после того, как у соседа кошки сожрали всех птенцов.

          Опытный голубятник Жора сразу понял – гость в окне - голубь редкой породы.
          Не какой-нибудь бернский белохвост или вольерный апатин, которого на птичьем рынке выдают за «монаха», а настоящий, чистокровный «московский монах» - гордая птица с необычным окрасом и оперением.
         Весь чисто белый, без пятнышка,  с чёрной «шапочкой» на голове и такого же цвета хвостом. Прекрасный чубчик-хохолок вокруг «шапочки» ослепительно сиял белизной и напоминал корону. Мощные крылья и высокие крепкие ноги придавали птице царственную осанку.
         В общем – красавец!

         Такой не умеет кувыркаться в воздухе, летает невысоко, но способен стремительно проскальзывать сквозь густые кроны деревьев и преодолевать огромные расстояния с большой скоростью.
         Лучший почтальон!

         Человек приблизил к себе эту породу ещё и за то, что "монахи" хорошие няньки-кормильцы и помогают голубятнику выхаживать не только своих птенцов, но и молодняк всей стаи.

         Неприхотливые трудяги в наряде, похожем на костюм католического священника – чёрная шапочка и такого же цвета сутана поверх белой рубашки, за что и получили эти трудяги название – монах.

         И почему-то некстати вспомнилось Жоре предостережение бабушки, что голубь стучится в стекло и влетает в окно за чьей-то душой, значит, жди покойника, но бомж лишь усмехнулся такому предрассудку.



         Отряхнув воду с оперения, голубь успокоился.  Только светло-жемчужные бусинки-глаза с темными зрачками настороженно следили за человеком.
         Узкие веки часто моргали. Голубь устал и замерз, но его очень привлекал остаток батона на полу возле Жоры. Голубь давно ничего не клевал.

         Бомж Жора понял его. Осторожно, не делая резких движений, он сел, опёрся спиной о бревенчатую стенку и начал мелко-мелко крошить булку, разбрасывая крошки между вытянутых ног.

         Голубь с недоверием отнёсся к такому предложению подкрепиться,  но голод притупил чувство страха. Птица привыкла доверять человеку.
         Жора перестал двигаться. Голубь ещё раз сверкнул в его сторону жемчужным глазом, опустился на пол и принялся клевать крошки.
         Человек не шевелился и не прогонял  птицу.

         Крошки на полу закончились, но голубь не улетал. Он видел в руке человека остаток батона и надеялся на угощение.
         Жора вздохнул и положил последний кусочек хлеба на картонку очень близко к себе.  «Монах» понял, что это для него, приблизился и смело заработал клювом.

          Бомж Жора пристально следил за тем, как тает его закуска. Потом, высмотрев момент, резко бросил руку вперёд, схватил голубя за шею и другой рукой скрутил «монаху» голову.

          Жору опять начала мучить горячечная дрожь, выламывая температурой суставы и беспамятством застилая глаза в сером тумане.
         Водка у него ещё осталась, а на закуску будет тёплое голубиное мясо.



         Солнце оккупировало город мощным залпом тёплых лучей, разогнав тучи над домами, усмирив северный ветер и быстро высушив улицы. Асфальт засиял забытой чистотой, окна домов засверкали радостными бликами.    
         Заулыбались прохожие, на улицу со всех подъездов высыпались детские голоса, в высохших песочницах закопошилась ярким пятном детвора, и под натиском звонкой энергии на все лады запели  обрадованные качели.


         Их – Евгения Борисовича и "московского монаха" – так и нашли вдвоём, в игрушечном домике на детской площадке.
         Бомж Жора лежал на картонной подстилке, скрючившись в последней предсмертной судороге. Голубь с поломанной шеей  - зажат в руке.
         Рядом пустая бутылка из-под водки...