Очень горькая история

Способны ли мы критически оценивать свои действия или считаем, что мы всегда правы, а во всём виним других? И как это отражается на окружающих?

Дядя Костя, двоюродный брат моей мамы, в молодые годы оказался в оккупированном фашистами украинском городе. Сейчас в школе, наверное, не изучают «Молодую гвардию» Фадеева. А там показано, как из оккупированных районов немцы отправляли нашу молодёжь, как рабочую силу, в Германию. Эта участь досталась и дяде Косте. Там он и трудился всю войну. После войны остался в Германии, женился на немке, у них родились дети. Девочка Муся (сокращённое от Маруси) – прямо-таки Марика Рёкк по красоте, и мальчик – Жора, явно славянской внешности и тоже очень красивый. Родители души в нём не чаяли.

Всё это семейство приехало на Украину уже в хрущёвские времена. Дядя Костя часто приезжал к нам в Москву. Говорили, что он много пил, заработал язву, но потом как-то справился со всем этим.

Я поехала к ним в Новую Каховку на каникулы, когда уже училась в институте. С Мусей мы были почти ровесницами, но вместе проводили мало времени – у неё уже был молодой человек, и она предпочитала его общество моему, что было вполне естественно. Я любила ходить одна – на Днепр, на берег Каховского моря, там купалась, загорала. Часто переплывала Днепр (в институте я занималась спортивным плаванием, у меня уже был разряд).
С Жорой у нас сложились дружеские отношения. Ему было 11 лет, он был весёлым, в меру озорным мальчишкой. Мы с ним играли в настольные игры, на улице в мяч, шутливо боролись и т.д.

Но вот садились все за стол обедать. Традиционный украинский борщ, сало, галушки, обязательные компоты. Тётя Эля уже считала себя настоящей украинкой. И дядя Костя доставал заветную бутылку (считал, что немного водки помогает ему от язвы), наливал себе и … Жоре. Увидев это первый раз, я очень поразилась, спросила – как же так, ведь ему только одиннадцать. Но дядька отмахнулся – «ничего, мужик растёт, я же ему немножко». Тётя Эля только горестно вздыхала.

В 16 лет Жора стал уже законченным алкоголиком. Дядя Костя привёз его в Москву в надежде, что мы как-то повлияем на Жору. Оставил его жить у моей мамы и уехал. В первую же неделю Жора собрал в квартире какие-то вещи и спрятал их в подвале дома. Там их обнаружила дворничиха. Жора надеялся где-то продать их, чтобы купить себе выпить. Ведь ему ничего не давали, мы толком и не знали, насколько серьёзна его болезнь.

Через знакомых врачей моя мама нашла неплохую наркологическую лечебницу, туда и поместили Жору. Приехал дядя Костя, пошёл в больницу навестить сына и очень возмутился – Жора ходил по палате в одних носках. И вместо того, чтобы купить подходящие тапки, он забирает Жору из больницы.

Через несколько лет Жора умер. Убитые горем родители, чтобы хоть как-то отвлечься, приехали в Москву.

Мы, москвичи, являемся заложниками своего проживания в Москве. Если у нас много родственников в других городах, то все они регулярно приезжают к нам. Во всяком случае, так было во времена Советского Союза. У нас было много родственников в других городах и республиках, они нас постоянно навещали, причём появлялись как снег на голову, без всякого предупреждения.

В тот раз тоже было что-то непрекращающееся. Сначала – тётя из Ленинграда, потом сёстры мужа на каникулы. Правда, они были юные, весёлые, и меня нисколько не обременяли. У нас у самих уже были двое маленьких детей.  Вслед за ними приехала свекровь. Это было уже хуже. Она была хорошей женщиной, спокойной, с тихим голосом, никогда не делала мне замечаний, мы никогда не ссорились. Но я была в постоянном напряжении – я чувствовала, что она мною не довольна. Я была плохой хозяйкой, к тому же  работала и, может быть, мало уделяла ей внимания. Я улавливала какие-то намёки, молчаливое неодобрение моих действий.

 Когда она уехала, я уже было расслабилась. И тут появились эти двое – дядя Костя и тётя Эля. Со своим горем. Помню, мы сидели в моей комнате. Несколько слов сочувствия с моей стороны. Тётя Эля плачет. И вдруг дядя Костя стал обвинять всех – своих братьев, врачей, даже мою маму, что не помогли им, не спасли Жору. Я сидела в шоке.

Я ничего не сказала, что считаю его виновником всего случившегося. И тётю Элю тоже с её молчаливой покорностью. Я просто сказала им, что не могу их оставить у нас. В тот момент я ненавидела дядю Костю, не могла смотреть на него, говорить с ним. Они сказали, что пойдут устраиваться в гостиницу и ушли.  С тех пор мы больше не встречались.

Меня всю жизнь преследует этот случай как самый отвратительный поступок в моей жизни. Я об этом часто вспоминаю, меня гложет совесть. Неужели нельзя было перебороть себя, свою усталость, своё возмущение? Ведь у людей было страшное горе. Они приехали ко мне за утешением, а я прогнала их.

Что важнее – искренность или вежливость?

Зачастую самые плохие поступки – не то, что мы делаем что-то плохое, а то, что мы не делаем что-то хорошее.