Счастье под вишнями

… неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет...
М. Булгаков. Мастер и Маргарита

Не задавайте мне вопросов, я не знаю ответов. Просто представьте старый дом под вишнями, где горят свечи, и где скоро будет рассвет.

Практически каждый, кто дочитывал роман «Мастер и Маргарита» до конца, закрывал книгу и задумывался. И что, вот так целую вечность? Один и тот же дом, одни и те же вишни, одна и та же Маргарита? Отвечали немногие. Те, кто помоложе, говорили, что это ад и что ужаснее этого может быть только сковорода с кипящим маслом. Те кто постарше, говорили, что только так они и представляют себе рай. Скептики говорили, что Маргарита все равно все испортит, потому как даже там она не даст сосредоточиться. «А о чем там писать гусиным пером? - спрашивали некоторые после долгих раздумий. - И кто все это будет читать?»

Представьте себе, что вы римский воин, который участвовал в штурме Иерусалима в 70 году нашей эры. И вот вы садитесь писать гусиным пером. Первый год вы будете описывать штурм крепостных стен и кровавую резню на узких улицах. Потому как это было главным в вашей жизни. Потом вы опишете, как стояли лагерем у подножья Масличной горы, смотрели на светлые городские стены и согревались у костров из старых олив из Гефсиманского сада. Потом вы напишете о корабле, где вы сидели на палубе и всматривались в узкую полоску негостеприимного берега, о том как шли от моря в горы, и как зеленые деревья постепенно сменялись каменистой пустыней. Потом вы напишете о том как плыли обратно в Рим и перед глазами стояли глаза десятков людей, в который вы вонзили теплое железо вашего меча.

А что потом? Наши воспоминания не безграничны. Сможет ли римский воин написать о том, что было не с ним? Или вообще ничего не писать, а просто гулять с красивой женщиной по теплым дорожкам, а потом пить темное терпкое вино и смотреть на догорающие свечи. Сможет ли он забыть тех, кто смотрел ему в глаза, когда он поднимал свой меч? И как можно жить с такими воспоминаниями?

И не надо думать, что мы очень далеко ушли от этого римского воина. Безгрешных среди нас нет. Но пока мы не гуляем с Маргаритой под цветущими вишнями, мы еще что-то можем исправить. Но потом, у стола со свечой, под музыку Шуберта уже ничего не исправишь. И об этом мало кто спрашивал. И Писатель, кто написал эти строчки, тоже не дал ответа.

Я подхожу к окну, отодвигаю занавеску и вижу три дома. Там нет вишен, но там растут березки, сосны и клены. По вечерам там вместо Шуберта играет телевизор, никто не сидит за столом с ретортами при свете свеч, но и на диване тоже неплохо. И можно гулять вдоль озера, где шумят сосны, где колышется высокая трава у воды, и от мостика через ручей пахнет свежим нагретым деревом. Те, кто живет в этих домах, не читали романа. Но они живут так, как описал Писатель. Пусть с небольшими поправками на наш век. Они никуда не путешествуют, они счастливы тому, что утром они просыпаются и видят солнечный луч на стене, рады, что у них ничего не болит и что впереди еще целый день, который можно провести пусть так, как вчера, но ведь день вчерашний был такой замечательный!

Не ждите от меня заключительных мыслей и выводов. Просто мне сегодня, среди суеты, среди каменно-стеклянного царства, среди быстро бегущих стрелок часов, вдруг захотелось взять ее за руку и пойти по дорожке среди цветущих вишен к дому, где еще горят свечи.