Старая хата

Из-за раскидистых ветвей тутовника нашу старую хату сразу и не заметишь. Дед часто говорит, что пора её давно снести, а на этом месте разбить грядки под клубнику. Бабушка с ним соглашается.
– Надо сносить, – вздыхает дед.
– Надо, – прячет глаза бабушка. – Сноси!
– Давно б снес, да рука не поднимается.

Пол в хате земляной, окошки махонькие. Зимой, когда выпадет хороший снег, от нашей старой хаты только крышу и видать. В хате две комнатки. Одна побольше, другая – поменьше. В комнатке побольше есть печка. Настоящая русская печка! А посреди комнаты – старый стол. Такой же старый, как сама хата. Возле стола две лавки. Самые обычные деревянные лавки, наспех сбитые когда-то деревенским столяром. Возле стены стоит железная кровать. На ней давно никто не спит. Иногда я на ней прыгаю, и она весело скрипит.
– Не прыгай, Танька! – ругается бабушка. – Смотри, она, того и гляди, развалится.

Во второй комнатке, в той, что поменьше, бабушка устроила кладовую. Чего там только нет! И кадки с соленьями, и банки с вареньями, и сушеные фрукты, и запасы меда да сала. Иногда бабушка меня посылает в кладовку за малосольными огурчиками или квашеной капусткой. Зимой мы в старую хату ходим редко, а летом дедушка часто там отдыхает днем на скрипучей кровати. А иногда мы там обедаем за старым столом. В старой хате и посуда старая. Вместо привычных тарелочек с цветной каёмочкой – алюминиевые чашки. Они не бьются и не ломаются. И борщ в них имеет другой вкус.
– Не выдумывай, Танька, – смеётся бабушка. – Борщ – он в любой чашке борщ.

Только он все равно другой. Какой-то необычный. И хлеб в старой хате имеет другой вкус. И огурцы малосольные хрустят звонче, и мед в сотах на много слаще.
Я сижу на лавке и болтаю под столом ножками. Солнышко пробивается сквозь потемневшие от дыма и копоти оконные стеклышки.
– Бабуль,– спрашиваю я. – А когда вы хату снесёте?
– Вот чего не знаю, того не знаю,– вздыхает бабушка. – В эту хату дед меня привел после свадьбы, вон на той кровати папка твой родился. Мальчишкой спал на печке, вон там за шторкою.
– А вон в потолке видишь крюк? – поддерживает разговор дедушка. – На нём люлька висела. А стол этот нам Иван Семёнович сбил, доски колхоз выделил, вместо премии.
– Точно! – вспоминает бабушка. – За один день нам стол сбил. Мы еще радовались. Большой стол получился! Красивый! А помнишь, как мы в этой хате Троицу отмечали?
– А то как же! Весь пол чабрецом завалили! Аромат! Аж дух захватило!
– Да, неет, –смеётся бабушка. – Дух у тебя захватило, когда кум четверть самогона притащил!
– Ооо! Это тоже помню! Полчетверти уговорили! И понесло кума! Орёт: «Троица – нужно строиться!» Соседей назвали, глины с половой навезли, и давай саман делать. Бабы платья позадирали, месят ногами глину, весело им, частушки горланят. А кум одно бегает, уже с другой четвертью, да по стопочке им подносит. Наливает, а сам приговаривает: «Троица — нужно строиться!» Вот так мы новую хату и поставили! Через два месяца уже въехали! А эту сносить не стали, вот и стоит до сих пор.
– Ну и пусть пока стоит,– машет рукой бабушка. – Ломать – не строить!
– А вон, видишь, Таня, гвоздь в стену вбит? – заговорщиски шепчет мне дед. – Видишь?
– Вижу, – тоже шёпотом отвечаю я.
– Это еще мой батя, шел как-то вечером с работы, по проулочку, по горочке. Видит, колесо от телеги катится, само по себе. Да ладно бы с горы катилось, так оно, наоборот, в гору катится. Во чудеса-то! Батя хвать то колесо! Поглядел на него со всех сторон! Колесо хорошее, добротное. Ну и принес его домой! Вбил гвоздь в стенку да колесо на него и повесил! А потом проснулся среди ночи и...
– И что? Что? – тороплю я деда. – Проснулся среди ночи и...
– И видит. На гвозде не колесо весит, а девушка красивая, волос у неё черный-черный, длинный такой, а грудь у неё этим гвоздем пробита, кровь так и хлещет. Подскочил батя. Испужался сильно.
– Сними меня с гвоздя, – просит девушка. – Сними, пока я жива. А если умру, мать моя – старая ведьма – не простит тебе этого. Пошлет проклятье на весь твой род.
Батя хоть и испужался, да не растерялся. Снял девку с гвоздя. Положил на пол. Она смотрит на него и руки тянет: «Обними меня, пойдем со мною».
Батя давай скорее креститься, крестик нательный целовать. Отстранился от девки.
– А дальше что? – спрашиваю я.
– Да ничего! Исчезла та девка. Будто и не было её вовсе.
– Тьфу, старый, – не выдержала бабушка, – чего девчонку пугаешь? А ты, Таня, чего уши развесила? Слушаешь всякие глупости. То приснилось его бате! Сон такой!
– Да не сон! – смеётся дед. – Правда это было. Вон гвоздь на стене торчит. Прямое доказательство.
– Тот гвоздь я сама вбила, серп на него вешала, да бечёвку, – кричит на деда бабушка.– Ведьму мне тут выдумал. Колесо в гору у него катилось! Дурень старый!
– Ааа, страшно? – хохочет дед. – Кто сильнее испужался? Бабка или внучка? Никак бабка сильнее!!!
– Да ну тебя! Глянь на Танечку. Побледнела вся.
– Таня! Танечка! – запричитал дед. – Да я это придумал всё. Рассказал просто сказку старую-престарую. Ты чего, внученька?
– Думай сначала, а потом языком мели, – не унимается бабушка.

А я тихонько сижу на лавке. Вот какая она, наша старая хата. Чего только в ней не было!

 
Картинку взяла здесь:
Старая хата.
http://www.radoslovo.ru/photo/10-0-136