Повторение пройденного

Уж сколько раз твердили миру – надо перечитывать классику! Но как себя заставить, когда столько ещё не прочитанного, вернуться к уже «пройденному»?
Но всё же, читая на второй (или третий, или четвёртый) раз то, что прошли в школе или было перечитано лет двадцать назад  - прямо-таки ощущаешь не зря протекающее время.
А это  очень для меня существенный критерий, когда что-то читаешь (смотришь, слушаешь) и ощущаешь – жизнь в данный вот момент проходит не в пустую. Наполненная жизнь. Крайне важно для счастья. (И если наполнение это связано даже и с каким-то трудным, даже драматическо-трагическим событием – это я уже в скобках говорю, - то позже, через годы, ты эту наполненность вспомнишь. За день до события день не вспомнишь, а этот – да. И поймёшь его необходимость…)
Ну, ладно, унесло меня. Хотя слово «необходимость» здесь не случайное. Размышлениями о необходимости заканчивается роман Толстого «Война и мiр».
Вот о нём, о романе, я хочу здесь поместить «текучие» впечатления, не исправляя их и не причёсывая, а как вносила в свой дневник, по мере «одоления».
Длинно, потому разделю на части.

В «Пушкинке» (областная наша билиотека) взяла «Войну и мир».
С первых страниц уловила, что читать буду с удовольствием: портрет князя Василия и его сцена с фрейлиной Шерер – блеск по психологическим точностям. Разве обращала я на это внимание в школе?  А сейчас – наслаждение читать и видеть, и понимать, и сопоставлять с похожими современниками!
Как всё подробно и детально описывает Толстой. Никакой фильм не нужен, чтобы передать его прозу. В ней ведь ничего не происходит завлекательного – никто не убивает старушек-процентщиц, никто из четырёх братьев не покушается на собственного отца, нет какой-то криминальной или бытовой интриги, всё идёт чередом. Но до того подробно граф-писатель описывает быт, и так сквозь этот быт просвечивает бытование, такие характеры выписаны (например, князь Андрей – герой, в основном, первой части), что, уже и зная весь сюжет, читаешь, как в первый раз.
И нелегко читать!
Столько образов перед глазами (внутренними), что портреты, что события, что небольшие сценки – всё так зримо, что быстро насыщаешься и откладываешь книгу, изумляясь – как это у него получается, как он не устаёт это всё описывать, и настолько точно и зорко!
 
У Толстого нет однозначно приемлемых персонажей (главных), все и чем-то хороши, и чем-то плохи – прямо, как в жизни. Тот же Пьер – ну, так мне не нравится пока. Или Болконский – то сноб, то нежен, то тщеславен, то нетерпим и даже истеричен (когда он обрывает шутящих над Маком офицеров или заступается на мосту за лекарскую жену), то уважителен, благороден... Одним словом – неисчерпаем.

Интересно, в каждом томе у него – по смерти: в первой – граф Безухов, во второй – Лиза Болконская.
Читаю второй том.
Упорно не нравится Пьер. Тряпка и размазня, но уже, получив богатство, научился презирать окружающих.
Двойственное отношение у меня к Долохову и его матери. Как она оправдывает своего сына после дуэли с Пьером, а того обвиняет: «Он же богат, он же знал про свою жену и Федю, ну и терпел бы дальше».  Дерзкий, бессовестный на людях Долохов мало сочетается с нежным сыном. Не понятно пока отношение к нему Толстого. И вообще, он пока явно благоволит к Наташе, её отцу, Николаю, Марье Болконской. А к остальным – пока и так, и эдак. Но вот Андрей уже переменился после ранения, умиляется ребёнку, жену «Душенькой» назвал при встрече. Помягчел. А вот мать Бориса Анна Друбецкая – пройдоха и ханжа, но все её выкрутасы от бедности и желания вывести сына «в люди».

Продолжаю читать «Войну и мир». Вот опять у меня раздражение против Л.Н.Т. поднимается. Гений его велик. Он так замечательно выписывает сцены, поведение людей, их разговоры – это картины перед тобой, фильм, только не предлагаемых тебе образов, а фильм словесный. И как у больного повернута рука, и как зацепился подол платья. И как ложится старый князь с его жёлтыми ногами, и взмахи рукой или поворот головы Кутузова к Ростопчину. Всё видишь!
Но как начинается описание мотивов поведения, подробности движения души, обоснование жеста или поведения – не могу! Бедные Берги, бедная Вера Ростова, бедный Борис Друбецкой и его мать… И какой яд в отношении высшего света – не на ком остановить добрый взгляд. Зато к народу, к тому же Каратаеву, солдатам, Тушину, Маркелу (или кто там у княжны Марьи в управляющих был) – тут с душевной лаской, тут уже даже и обожествление. И к женщинам только с точки зрения жалости, умиления, прощения, искренности. Ненависть к Елен – неприкрытая. В то же время её все находят умнейшей и обворожительной, один Пьер ненавидит да сам Толстой. Потому и даёт ей умереть без сожаления.

Пьер меня уже достал. В нём идёт такая огромная внутренняя работа, он совершенно не вписывается в окружающий мир. Всё, что он ни делает, не от разума, а от душевных порывов. Впечатление какого-то внешнего дебилизма. Спонтанность во всех поступках: женитьба, поездка по своим губерниям, масонство, подписание соглашения о тысяче человек ополчения с их содержанием, любовь к Наташе, какие-то совершенно странные отношения с женой, от которых та даже без развода решила выйти замуж. Потом присутствие на Бородинском поле, решение убить Наполеона даже не понятно, как и чем и где. Плен, где он чуть не был расстрелян…
Вот как его описывает Толстой – это полный недоумок. Понятно, что весь роман – это духовные искания. Но ужас охватывает, вообще-то, если представить, что самые лучшие люди ведут себя так, как их заставляет вести себя Толстой.
 
Когда начинает он излагать своё мироощущение, основанное на том, что кто-то всем этим руководит, я удивляюсь – а когда эту книгу рекомендовали для изучения в советских школах, как учителя должны были школьникам объяснять про этого «кого-то» при существующих установках: «никто не даст нам избавления - … добьёмся… собственной рукой» и о роли личности в истории в свете воззрения «матёрого человечища»? Правда, мы в школе до этого «не допирали». Это сейчас я осознаю, куда клонил Л.Н.Т. – человеческая жизнь ничтожна сама по себе, она имеет смысл только в сочетании («совместить») с жизнями других людей, и задача любого человека не вмешиваться со своей волей, а делать своё дело и  дать развиваться событиям, как они развиваются. Как делал Кутузов, как, вообще-то, делал Пьер – он же ничего своими поступками не изменил ни в чём. Разве вытащенная им из-под скамейки во время пожара девочка на его «совести», да и это дело он не довёл до конца, вручив ребёнка случайному человеку.

Дочитываю Толстого. Вот сейчас бы я написала сочинение! Всё же «проходить» Толстого в школе – это чревато. Тем более, «Войну и мир». Уж лучше тогда «Анну Каренину». Сложнейший по всем параметрам роман. По композиции, кругу охватываемых вопросов, необходимо с историей согласовать…Главное же – там духовные поиски, философия. Неожиданные «толстовские» выводы. Это же всё нельзя вылущить, чтобы только историю Наташи – Андрея-Пьера описать. Там тема войны со всеми этими рассуждениями о «не роли личности в истории» (её Толстой отметает напрочь) – одна чего значит. Описания военных действий с их неразберихой, бестолковостью, несогласованностью, совершенной ненужностью штабов и полководцев. После «Войны и мира» читать военные мемуары генералов – даже как-то и глупо.  Или уж тогда не читать Толстого.
Сколько в романе линий! Типы людей: старый князь Болконский, Друбецкие, Берги, Соня, Николай, граф и графиня Ростовы, фрейлина Шерер, князь Василий – эти люди понятны, потому что Толстой их описывает внешне, эти - будто внутренней жизнью не живут, их поступки или понятны, потому что истекают из обстоятельств, или даются уже как данность. Словами или поступками этих людей восхищаешься, возмущаешься, но не чувствуешь, что они тебя озадачивают.
Разве вот Соня… Её Наташа называет «пустоцвет» - но навряд ли это и есть объяснение характера этой девушки. В романе – это безответное, всеми не любимое существо, хотя она всем пытается угождать. Её все только терпят. Может быть, всё дело в стараниях всем угодить?
Но главные герои – о! Эти все живут ТАКИМИ мощными внутренними страстями! Они то хороши, то плохи, но никогда – никакие. Живут, как настоящие. И много в них не понятно. Даже Толстому не удаётся выразить внутреннюю жизнь, чтобы она воспринималась с пониманием и безоговорочно принималась. 
Особенно раздражает Пьер. Добрый-добрый, не устаёт подчёркивать Толстой. Да, зла не делает, но отходит в минуту смерти и от отца (просто засыпает), и от Каратаева. В нём как бы клапан какой срабатывает - там, где начинается скорбь по ушедшему близкому человеку, у Пьера - будто отключаются всякие эмоции: ни горя, ни сожаления.
Наташа его влечёт как бы в противовес жене: та – порочна, лжива, не искренняя - как манекен, Наташа  же – вся порыв и искренность. 
Но как объясняет эту её привлекательность писатель Толстой? А просто девушке нужно было выйти замуж, и вся её очаровательная женственность – это чуть ли инстинктивное, мимо сознания идущее, даже не желание, а необходимость, диктуемая природой - привлечь мужчину, сделать  его своим мужем. А выйдя замуж – удержать, для этого рожать детей, держать дом, прислугу, быть мужу поддержкой и помощницей. Внутренний мир замужней женщины Толстого не интересует и даже, мне кажется, им отрицается.
 
Кто же мне там был симпатичен? Князь Андрей? Да, порою – да. Княжна Марья? Тоже – порою – да. Но всё же они – это идеалы Толстого, навряд ли он встречал полных прототипов. Да и эти идеалы другой раз так не приятны.
Хорош Денисов!
Но вот Наполеона Толстой не выносит на дух – фат, кукла, позёр. Высмеян.
Интересно, во Франции этот роман любят?

И последние главы… Ещё в средине рассуждения о том, что в движении народов нет чьей-то личной воли. Нет личной заслуги в победе, как нет вины в поражении. Что любая война развивается не по чьим-то планам, а потому, что так сложились поступки, обстоятельства, время, география… Главное – дух войска.
Что за дух? С этим духом в школе нам уши прожужжали. Оказывается, это то, что сидит в большинстве народа как ответ на обиду – колотить обидчика чем ни попадя. Вот народный дух.
А в последних главах рассуждения о свободе и необходимости – мол, они обратно-пропорциональны относительно друг друга (кто бы сомневался).
Что максимум свободы у тех, кто не принимает решения, а подчиняется; а минимум, понятно, у тех, кто руководит. То есть у власти.
А тот или иной ход истории, считает Толстой, - предопределён. Кем? Не говорит. Сравнивает историческое движение народов со стадом, которое идёт за вожаком, не ведая роли пастуха. А почему идёт туда вожак? Потому что его направляет пастухов кнут, который видит – пора перемещаться на другое пастбище или пора домой. И в первую голову понуждает идти вожака.
Так кто же этот пастух с его кнутом?

Последние страницы романа, в которых излагаются Толстовские мысли на историю и на побудительные силы её поступательного движения, не менее интересны, чем сюжетные линии в романе