5. Лето-припасиха
Собираю я малинку и вспомнилось мне другое лето – сибирское. Там ведь его много не бывает, оно там, как говорят в народе, гость. Это потому что хозяйка – зима. По календарю, конечно, и в Сибири лето три месяца длится. А, реально, в начале июня еще ночью морозы, а в конце августа – уже. Иногда картошку в последних числах мая в рукавицах сажали. Землю на лунку с клубнем кинешь, а ее сверху снежком припорошит. И громадные льдины, застрявшие после вскрытия реки на бабушкином огороде, бывало, лишь к началу июня съежатся и изойдут ручейками, оставив после себя непролазную грязь.
Зато уж коли лето явится, то природа за короткое время выдаст все, на что в других широтах ей полгода отпущено. Тайфун красок и ароматов. Не успеешь кремовыми и пушистыми, как персидский котенок, цветами сон-травы налюбоваться, а луга уже жарк;ми полыхают. Те еще отойти не успели, а марьин корень уже благоухает на весь лес, в густой прямой траве кукушкины слезки в прятки играют, на солнечной полянке пчелы от сладкого запаха медуницы дуреют, на лугу колокольчики синевой с небом препираются. Потом настает время ромашек, иван-чая, васильков, таволги и венериных башмачков. А вы знаете, что эти самые башмачки, небрежно именуемые сибиряками черочками, есть не что иное, как орхидеи? Да-да, в Сибири растут и цветут те самые экзоты, на которые тут в Германии цветоводы богу молятся. Инструкция по их содержанию (о разведении молчу) занимает три листа седьмым шрифтом. Подробная схема, под каким углом держать опрыскиватель и график температур и влажности прилагаются. Сдается мне, что даже даме с ее регулярным «женским недомоганием» проще угодить, чем здешней орхидее. А может их тоже в Сибирь надо сослать? (Я имею в виду орхидеи, а не цветоводов и дам). Пусть у черочков ума-разума наберутся!
Впрочем, кое-чему и людям можно в Сибири научиться. Например, тому, как не умереть от голода, не имея супермаркета в ближайшем квартале. Не стану рассказывать вам небылицы, как я суп из лебеды ела. Не ела я его, потому что после войны родилась и голодных времен, слава богу, не застала. А вот витаминами мы точно в лесу запасались. Начиналась эта фитнес-диета с черемши (см.фото). Она не большая любительница жары, потому стоит только снегу сойти, сразу же из земли тонюсенькой трубочкой проклевывается. Это будущий лист. Вот когда он полностью на свет вылезет и развернется, тогда и шли собирать. И обязательно брали с собой краюху хлеба. Это чтобы в желудке не пекло. А то ведь молодая черемша задириста не хуже чеснока, а удержаться, чтобы прямо на лугу не попастись, вряд ли получится. Считаете, что нельзя немытое в рот совать? Бросьте, там мороз на сто лет вперед все продезинфицировал. Да и некоторое количество бактерий здоровью не помеха.
А собранную черемшу приносили домой, резали, солили, клали в нее сметану и ели с дымящейся вареной картошечкой. Если были яйца, то варили их вкрутую, рубили и замешивали вместе со сметаной в салат. И не было ничего вкуснее этой немудреной пищи. Хотя, зря я так уничижительно отрекомендовала вам ее. В наши дни в Германии черемша считается настоящим деликатесом, продается далеко не во всех магазинах и стоит почти так же, как красная икра. Но я все равно иногда по весне покупаю ее, делаю салат и ностальгирую.
После черемши следовал сезон щавеля. И мы снова брали сумки и мешки и шли на солнечную поляну. На обратном пути прихватывали возле какого-нибудь жирно унавоженного огорода немного крапивных листьев и варили из всего этого богатства зеленые щи. Тут тебе и витамины, и «железо» в придачу. А раз железо – значит и гемоглобин, а с ним больше кислорода к мозгу поступает, лучше соображаешь, чем еще в лесу можно поживиться. А там уже марьин корень, сосна и медуница цветут. От марьина корня народные целители корень берут и делают из него горькое лекарство. Ну, кому ж из детей горечь по вкусу? Мы ели сладенькую серединку цветка, там, где пестики-тычинки. Сунешь лицо внутрь цветка и выкусишь аккуратненько желтую, пахнущую медом мякоть. Вся физиономия в пыльце, но вкусно… (И никакой тебе аллергии, а теперь… Эх!) Те растения, которые по нашему недосмотру исхитрились-таки опылиться, тоже без дела не оставались. Стоило семенам в коробочках созреть, нанизывали мы их на нитку и делали красные «коралловые» бусы и «гранатовые» браслеты и щеголяли в них по селу, пока те, засохнув и сморщившись, не теряли своего «драгоценного» вида.
Насчет цветов сосны открою вам страшную тайну: это ведь и не цветы вовсе, а побеги нынешнего года. Липкие, рыжие и освежающе кисленькие. Не удивлюсь, если ученые там пропасть витамина С обнаружили, иначе не накидывались бы мы на нее после долгой зимы словно саранча. У детей ведь, как известно, природные инстинкты еще не успели бесследно под напором знаний исчезнуть. И медунице от наших нашествий тоже доставалось: снимали мы с чашелистика крохотный цветочек, и, конкурируя с пчелами, высасывали из него нектар. Но стоило созреть на болоте красной смородине, как предыдущая экзотика теряла для нас всякий смысл. Мы брали лукошки и шли по ягоды. Сначала наедались до того, что скулы от кислоты сводило, потом собирали для дома, и мама варила вечером кисель. Варенья из кислицы (именно так сибиряки называли красную смородину) не делали. Во-первых, на нее сахара не напасешься, во-вторых, впереди были действительно ценные ягоды: черная смородина, клубника, малина и черника. Но до них не только люди охочи. Собирали мы как-то всей семьей малину на гари за пасекой. Переговаривались тихонько, да потирали ладошками «ужаленные» крапивой места. Солнце в сторону леса склонилось, на поясе бидончики с ягодами уже ремешок оттягивают, вдруг, видим, отец нам украдкой за наши спины показывает и не спеша в сторону дороги, где мотоцикл стоит, идет. Оглянулись мы, а шагах в пятидесяти от нас медведь стоит. Разглядывать его мы не стали, да и малину собирать тоже как-то расхотелось. Без суеты и стараясь быть незамеченными мишкой, убрались мы из малинника подобру-поздорову, – он в лесу хозяин, и споры с ним неуместны. Даже если на плече у отца двустволка.
Ружье отец в лес на всякий пожарный случай всегда брал, но охотником никогда не был. Самым серьезным его трофеем был хорек, повадившийся по ночам таскать только что вылупившихся цыплят из клетки. Жили-то мы рядом с лесом. Два раза утром недосчиталась мама по цыпленку. Следующей ночью затаился отец в засаде, подстерег воришку и хлопнул его дробью. Он очень любил животных, но всю жизнь придерживался железного правила «взаимной любви»: мы тебя не трогаем, и ты нас не трогай. Помню, как однажды петух угодил в суп за то, что напал на меня из-за угла и клюнул в ногу. Увидав кровь, стекающую узенькой дорожкой в мою сандалию, любящий папуля тут же схватил топор, петуха и крикнул: «Скажи маме, чтобы вскипятила воду». Вы ведь знаете, что гораздо проще ощипать птицу, ежели она ошпарена.
Охота и собирательство – это удел человека каменного века. Мы же в Сибири на пару лет позже жили, потому у нас уже и скотоводство с земледелием были развиты. В хлеву обитали кролики, коровка и поросята. А это значит, что летом для них нужно сена накосить и картошку вырастить. Сеном занимались отец с братом, на нашу же с мамой долю выпадало упирающееся прямо в лес картофельное поле. Сначала предстояло его освободить от зубастого осота, а потом окучить борозды тяпкой. Отец, по мере возможности старался облегчить нашу участь: черенки у всего «инструментария» отшлифовывал до блеска, а тяпки и косы отбивал и натачивал до остроты скальпеля. Но все равно ни одно лето не обходилось без волдырей на ладошках: у меня от тяпки, у брата от косы и граблей.
Впрочем, на прополку и окучивание уходило всего две-три недели, столько же времени отец с братом проводили на сенокосе. Когда главные летние дела были сделаны, засовывали поутру в мотоциклетную коляску резиновую лодку и ехали вверх по течению нашей Усолки. Потом мужчины накачивали ручным насосом лодку, мы с отцом спускали ее на воду, а брат садился за руль мотоцикла и ехал домой. Мы же устраивались поудобнее в нашей посудине и сплавлялись по тихой воде почти до самого дома. Если солнышко слишком припекало и становилось невмоготу, подгребали к берегу, плескались в воде, бродили по тенистому сосновому бору, или лакомились сочной ароматной костяникой на прибрежной лужайке. Плыли дальше, иногда доставили удочки и ловили рыбу. Если удача нам улыбалась, то вечером мама варила душистую уху и посыпала ее сверху молодым рубленым укропом. Если везло несказанно, то на ужин была жаренка. Вычищенных пескариков и окушков плотно укладывали на дно здоровенной чугунной сковороды прямо в раскаленное масло и от души поджаривали. Потом одним движение переворачивали весь этот рыбный блин на другую сторону и набирались еще чуточку терпения. В награду получали хрустящие от головы до хвостика рыбешки, съесть которых можно было так много, что сколь ни налови, все равно не хватало.
Плохой погоды не бывает не только у природы, но и в детстве. Это у взрослых то засушило, то залило. Для них вообще было бы очень желательно, чтобы над огуречной грядкой шел теплый летний дождик, а над рядом растущими помидорами светило солнце. И даже если будет именно так, они все равно найдут к чему придраться. Дети же радуются любому распоряжению небесной канцелярии. Жарко? Прекрасно! Айда на речку купаться и на песке валяться. Или с кружкой в лес за земляникой. Отчего только с кружкой, а не с лукошком или ведром? Да вот такая она интересная ягода эта лесная земляника, все мимо посуды норовит в рот залететь. Ешь ее ешь, и все наесться не можешь.
А если после духоты гроза разразится, то уж это невероятное зрелище вовсе грех пропустить. А грозы в Сибири нешуточные. Выплывет царицей иссиня-черная туча из-за леса, молнии начнут небо полосовать. Моментами так светло станет, хоть гладью вышивай. Гром зайдется в гневе и, вдруг, хлынет на землю вода стеной. Все впадинки вмиг заполнит, потоками в трещинки и норки хлынет – спасайся, кто может. Потом затихать начнет и вот уже все лужи покрыты оспинами тихого теплого дождя. Расцветет над селом крутобокая радуга и выскочит из домов ребятня босиком по лужам поноситься. А утром уже и по грибы пора, ведь говорят же, что они за одну ночь вырастают. И тогда садились мы снова на мотоцикл и в лес. А там уже подосиновики, боровики да обабки поджидают, только сумей отыскать. Но самое большое чудо – это белые грузди в конце лета. Идешь по лесу – ни одного гриба не видно. Но запах! Ошибиться невозможно: здесь они! Здесь! И точно: наклонишься пониже, присмотришься и заметишь небольшую совершенно невинную кочку. Разгребешь почерневшую прошлогоднюю листву, а там белая кокетливо изогнутая шляпа притаилась. Срежешь ее аккуратненько ножом, перевернешь и видишь, как по кругу ножки крохотные молочные капли выступают. Положишь груздь в корзинку и опять к земле приникнешь, потому что если один нашел, то и остальные где-то здесь рядышком спрятались. Иногда вот так по-пластунски выползаешь десять квадратных метров и корзина полная. Перемоет дома мама грузди в трех-четырех водах, вымочит горечь, да и засолит их с чесночком да укропом. И не будет зимой ничего вкуснее этих пряных и хрустящих грибов с жареной картошечкой.
Потом приходит пора черных груздей, опят, брусники и клюквы. Но вместе со всеми этими бесспорно замечательными вещами приходит и осень. А это уже песнь особая, осенняя.
Свидетельство о публикации №210112500813
Мая Пакшан 18.08.2012 20:11 Заявить о нарушении
Имя Бога я пишу в соответствии с правилами русской орфографии, т.е. в устойчивых выражениях со строчной буквы. В остальных случаях, если Вы прочтете дальше, -- с большой.
Что касается названия улиц и их количества: повесть НЕ автобиографическая. Она о детях моего поколения, об их мировоззрении, о том, какими мы видели людей, которые были рядом с нами, о том впечатлении, которое произвела на нас природа Сибири. И героиня-"я"-- образ обобщенный, т.е. какие-то события, действительно, имели место в моей жизни, а какие-то произошли с другими такими же, как я девочками.
Да ведь и улицы с названием "Другая" тоже реально не было, но в жизни моей героини она существовала, потому что она от рождения была "второсортным товаром". А вот это уже реалия и выражать ее можно по-разному. Мне захотелось сделать это именно так.
С уважением,
Автор.
Альбина Гарбунова 19.08.2012 00:08 Заявить о нарушении