Дневник ненастоящей матери

(отрывок из повести)

2 ноября 2008 года
На моей кухне – восемь шагов от двери до окна. От кухонного стола до газовой плиты – четыре. Четыре и еще чуть-чуть…
На самом деле это не моя кухня. Не моя квартира. С не моими телевизором, диваном, шкафом.
Это – моя тюрьма. Ну, или почти тюрьма.
По крайней мере, я не могу отсюда выйти без разрешения. Я готовлю себе из привозных продуктов, одеваюсь в купленное мне и слушаюсь чужих команд, как сторожевая собачка. Эти команды: не заводить знакомства. Не водить никого в квартиру. Есть по расписанию. Не заговаривать с соседями. Долго не болтаться по городу…
Незнакомому, чужому, кстати, городу…
Сказали бы мне раньше, что я буду выть от одиночества. Бред! Всегда находила, с кем и как общаться. И получалось это запросто. Зато сейчас…
Конечно, ко мне регулярно приезжают Юля с Андреем.  Мои «хозяева». Кстати, неплохие люди. И общаемся мы почти по-дружески. Вот только они никогда не приглашают меня к себе, избегают появляться со мной в каких-то особо людных или знаковых местах.  Юля с Андреем – люди в городе довольно известные. Конечно, может, не каждый знает их в лицо, но в какой-нибудь один из сети их магазинов ходит наверняка…
В новенькой, огромной квартире с минимумом мебели – только самое необходимое – я изучила, кажется, каждую ворсинку диванного пледа, каждую полоску орнамента кафельной плитки в роскошной ванной…
За два месяца мне опротивело здесь все. Все абсолютно. Плюс к этому – меня мучает жестокая тошнота. Токсикоз. Есть вообще ничего не могу.
Хочу домой. Домой хочу!!!

6 ноября
Вот уж не думала, что решусь завести дневник. Сроду их не вела, даже в школе, когда многие девчонки поголовно строчили : «Сегодня «нечаянно» наступила на ногу Валере. Макс на алгебре передал записку» и прочую лабуду.
А теперь вот будто исповедаться решила.  Мучит меня мое же решение, мучит… Раньше думала: мне абсолютно «ровно», осудит ли кто меня. А теперь сама боюсь себя осудить. Не так это просто все оказалось…
А с дневником – будто с кем-то разговариваю, и этот кто-то – не только меня понимает – но и сочувствует.
Я говорю этому «кому-то»: я делаю доброе дело. Помогаю людям, которые не могут иметь детей. Ради нашего будущего – моего и сына.
А этот кто-то спрашивает: «А как ему теперь, твоему Артемке, там, вдали от тебя?».
Это удар под дых. Потому что сама я об этом стараюсь не думать…
Мы считали дни до моего отъезда вдвоем с моим сыном. Девятилетний Артемка попросил: «Мам, можно я с тобой последние дни поночую». Он имел в виду – на одной кровати. Однажды я задремала первой и почувствовала, как детские ручонки натягивают на меня одеяло, кутают в него. Мой сын заботился, чтобы мне было теплее…
Я уезжала рано утром, и Артемка попросил разбудить его, во что бы то ни стало. У меня рука не поднялась. А он потом не хотел говорить со мной по телефону: обиделся. Мать говорит, проревел все утро, обняв мое одеяло…
Правильно ли я сделала, решившись уехать? Решившись ТАК  заработать деньги?


 8 ноября
Сегодня мне получше: вчера Юля свозила меня к «личному» гинекологу, Елене Александровне, слегка полноватой,  ярко наманикюреной молодой докторше с немного рассеянным взглядом. Та предложила «прокапаться», пообещав, что на другой день после системы обязательно будет получше и эффект продлится несколько дней.
Когда я ходила Артемом (десять лет прошло – подумать !)  такого токсикоза у меня не было. Сейчас меня даже не тянет курить – а я боялась, что с наступлением беременности бросить будет трудно.
Смогла немножко поесть. Слава богу, гормоны, которыми меня пичкают уже несколько месяцев,  решили поубавить – а то у меня уже чуть ли не на все подряд  продукты пошла аллергия. «Да, подсадили печень…» -  с улыбкой констатировала Елена Александровна.
Смешно им, видите ли! Конечно – ей платит Юля, а она –то уж получит ребенка готовенького, свой организм ничем не утруждая. Да и я раньше думала – родить ребенка – раз плюнуть. 
Оказывается, в нашем случае, даже не взирая на мое почти стопроцентное здоровье – беременность надо постоянно «поддерживать медикаментозно».  «Наш случай» - это подсаживание суррогатной матери уже готовенького эмбриончика.
Суррогатная мать – это я.
Вот ради того,  чтобы ребеночек «прижился» и потом не отторгся, меня и пичкают всякой дрянью… Я даже научилась сама себе делать необходимые уколы в живот – как мне объяснили, «для разжижения крови».
С моим Темкой у меня не то что в беременность – но и в роды проблем никаких не возникло. «Молодец, Надька, не зря спортом занималась» - нахваливала меня наша деревенская акушерка, которая, едва успев проводить меня в «родовую», уже подхватывала маленькое, красненькое тельце моего сынишки, тут же испустившего громкий возмущенный рев.
Короче – «была здорова, как корова», как говорят у меня дома. Не то, что теперь. Ешьте, говорят, кашки и кефир пейте. Да я эту кашу с детства терпеть не могу!
Я уж не говорю о том, что меня разнесло с этих гормонов, как воздушный шарик… Никогда больше шестидесяти не весила, а тут - семьдесят пять кило! И это – при беременности в семь недель!
Так часто хочется все бросить и уехать, убежать домой!  Обнять Артемку, вдохнуть его теплый цыплячий запах в излучинке у основания шейки – мое самое любимое место – и долго-долго не отпускать от себя самое родное на свете существо… Теперь, после предательства Стаса – и единственное родное существо…
Только и греет душу надежда: хоть бы все получилось, хоть бы получилось. Выдержать, выносить, родить здоровенького ребеночка. И тогда у нас с Артемом будет свой угол, у меня появится приличная работа, и мы заживем, как нормальные люди. Такие, как Стас, будут гроздьями валиться к моим ногам. Гроздьями! 

7 ноября
Сегодня у меня – день рождения. Приезжали Юля с Андреем, свозили меня в кафе на «праздничный обед».
Ели «чебурят». Это обычные мясные чебуреки, только крохотные, очень сочные, и к ним – соус  на выбор. Вкуснотища, конечно.
Юля подарила кучу дорогой косметики, предупредив, чтоб не увлекалась... Подумала бы: для кого мне увлекаться? Для чего? Если только «замазать» свои заплаканные «очи»…
Вот и сегодня ждала с утра одного: остаться одной и вдоволь нареветься. Перед поездкой в кафе было нельзя: Юля опять устроила бы «выволочку». «Побольше думай не о себе, а о ребенке,  мы оплатим тебе только здоровенького малыша» и все такое…
Так что стойко перенесла эту поездку в кафе. Знала, что буквально через час останусь одна и буду ощущать себя самым одиноким человеком на свете…
Сегодня мне исполнилось двадцать семь. Кто бы мне сказал, что, подойдя к этому очередному в своей жизни рубежу ( а каждая «днюха» после двадцати – уже рубеж), я буду сидеть одна, в далеком незнакомом мне городе, и со мной рядом даже в день моего рождения не будет никого из моих близких… И что  во мне будет жить ребенок – причем совершенно чужой ребенок. Моя надежда на лучшую жизнь…
Я вспоминаю свое решение стать суррогатной матерью и диву даюсь: я ведь ни на каплю не представляла, что именно меня ждет.  Ни на каплю…
С чего все началось?
С задушевного разговора с моей одноклассницей Инной – деловой  «бизнес-леди», приехавшей в деревню к родителям в отпуск из соседнего с нашим краем областного центра. Стоп, нет, все началось раньше: с моего развода со Стасом. С его измен и моих унижений… Господи, даже писать об этом больно! Короче – со Стасом я развелась. В одностороннем порядке. Хотя он не возражал, и даже кольцо мне вернул. Наглая, беспринципная свинья! Интересно, с кем он теперь…
Надо заметить, Стас – мой второй муж. Первый брак, случившийся «по залету от большой любви»,  длился ровно полгода и окончился  для меня реанимацией от мужниных побоев. От этого скоропалительного замужества – практически со школьной скамьи - у меня и растет Артем. Сын уже ходит в четвертый класс и живет сейчас с моими родителями. «Первый бывший» окончательно спился и живет там же, в деревне, где живут мои родители, и Стас,  и где до недавнего времени жила и я сама…
Тот, первый развод, дался мне легко. Видимо, то действительно была только кажущаяся любовь, вспыхнувшая и погасшая, как отсыревшая спичка. А вот после развода со Стасом мне было так мерзко на душе, что хоть вешайся. Я без конца звонила своему «Тасеньке», иногда «нарывалась» на него в кафе, один раз даже закатила публичный скандал, увидев с ним очередную «любовь всей жизни». Позорище…
Стас – он такой. Человек-фейерверк. Смазливый, умный, особенно в деле «окучивания» таких доверчивых лохушек, как я. Влюбляется сразу и «навсегда». Кидается дарить цветы  и подарки. Говорить «родное мое солнышко».
Быстрее бы проскочить эту часть рассказа, раз уж я решила все описать. Боже, до сих пор мне больно, хоть и не стоит он того, этот лживый ублюдок…
Ну вот, а тут приехала Инка, мы встретились с ней в кафе (единственное, кстати, в деревне место, где можно посидеть более-менее культурно). Выпили, естественно, разговорились. Она мне, типа, с твоими внешними и внутренними данными (это она о моей смазливой мордахе и успешной учебе сначала в школе, потом – в колледже, на менеджера), - ты сидишь и киснешь в деревне… А то, что творится сейчас в деревне, и вправду…

8 ноября
Вчера прервала записи: позвонила подружка, Валька, я ее «скинула» и набрала сама: у меня безлимитка. Специально перешла на такой тариф на «сотовом»,  чтобы побольше болтать с домашними, и особенно – Темкой.
Конечно, у меня целая куча друзей и знакомых, но разговаривать с ними сейчас настолько напряжно... Надо постоянно врать – где живу, кем работаю, сколько получаю и, главное, быть готовой ответить на какой-нибудь ничтожный, мелочный вопрос, который – вдруг! – я в своей легенде упустила продумать… Для всех я – живу у Инки, однокашница же и устроила меня в крупную строительную фирму старшим менеджером – само собой, с классным заработком.
Словом, подолгу я, кроме Артема и матери, могу болтать лишь с Валькой – и то потому, что моя подружка настолько увлечена своей персоной, что больше говорит, чем спрашивает. Вот и вчера проболтали почти до двух ночи. Зато я как никогда быстро уснула, просто «вырубилась», отключившись ото всего…
Ладно, возвращаюсь к своим «историческим» записям. На чем там я? Не терпится перейти к сути, но сдержусь, опишу все по порядку.
Я остановилась вчера на том, что «люди в деревне киснут». Мы со Стасом, когда поженились, уехали сразу жить в город. Уже тогда в деревне оставаться не было никакого резона. Я устроилась работать в одну торговую точку и даже стала старшим продавцом, пока это место не понадобилось какой-то знакомой хозяина. Меня уволили под смешным предлогом, а когда я сказала, что подам в суд, пригрозили «устроить сладкую жизнь». Снимать квартиру на одну Стасову зарплату стало тяжело, к тому же даже таких гениальных компьютерщиков, как он, в городе стало куда не плюнь, и найти работу с нормальным заработком он не смог. Зато позвали в деревню – зав отделом информатизации администрации района. Местечко – мама не горюй, называется. И, хотя мое трудоустройство было под вопросом, мы вернулись. Перевели Темку в нашу сельскую школу и стали жить у моих родителей. Первые несколько лет – ничего, очень даже счастливо, и к Артему Стас всегда относился нормально, а потом началась та самая «полоса новой Тасенькиной любви». Отлучки, задержки, таинственные звонки и эсэмэски… Тьфу-ты, опять я на больное свернула…
Ну так вот, что сейчас в деревне творится – караул.
Работы нет совсем, никакой. Из бывших совхозов если выжили, то единицы, все поля сорняком заросли. Мой отец, бывший комбайнер, за голову хватается – сколь, говорит, земли пропадает без рук хозяйских…
Мужика непьющего днем с огнем не найдешь, а «квасят»-то пятилитровыми канистрами, да еще технический спирт! А чего – дешево и сердито! Наш сосед через дорогу, дядь Коля, однажды до того «Антиледа» наглыкался, что увезли в больничку чуть тепленького, еле откачали. Так с тех пор у него «гуси летят», заговаривается. Хотя уже и то чудо, что жив остался. Тетка моя, медсестра терапии, говорит – мы, медики, уже всякого насмотрелись, так, наверно, чума раньше народ косила, а теперь самопальная водка, что для увеселения неприкаянной души принимается…
Большинство семей в нашей деревне только за счет коров и свиней выживают – где мясо сдадут, где молоко. Только вот корм для скота выгоднее украсть или купить по дешевке за тот же технический спирт у какого-нибудь забулдыги-скотника. Иначе, как говорится – «не рентабельно».
Ну, это все так, для пущей ясности. В общем, пошла я работать в один магазин, в другой… А это вам не город – платят продавцам гроши, на грузчиках экономят, в помещении не то что санузла – плитки суп себе подогреть нет. Потому, вопреки безработице, и текучка в сельских магазинах.
На тот момент, когда я со Стасом развелась, я опять стояла «на перепутье», искала место поприличнее, куда бы «свалить» можно было.
Ну так вот, моя бывшая одноклассница Инка мне и говорит: «Ты, при твоей фактуре, да здесь пропадаешь… В город тебе надо!» Дураку понятно, говорю, я всяко-разно перспектив здесь не вижу, однако ж в городе главное – жилье иметь, вдвоем с Артемкой мы съем не потянем. А Инка мне – есть шанс заработать, причем шанс фантастический…
Боже, как с непривычки от писанины затекла рука! Завтра продолжу.

9 ноября.
Вчера поздно вечером позвонила домой. Сын неожиданно расплакался по телефону и вдруг «выдал»:
- Мам, скажи честно, ты там новую семью себе завела?
У меня дыханье остановилось… Не выдавая дрожь в голосе, тараторю:
- Да ты что, сынок, Бог с тобой… Ты для меня – моя семья, и так всегда будет, всегда…
Уж потом успокоились оба, я говорю – приеду, новые игры тебе на компьютер привезу, и вкусненького кучу, чего ты сам больше всего хочешь? А он – устало так, совсем по-взрослому:
- Ничего, мамочка. Ты лучше сама быстрей приезжай…
 Уже сегодня я в первый раз задумалась: а вдруг мой сын позже узнает, как мама зарабатывала деньги, и осудит меня? Решила – тогда покажу ему эти записи.  Я ведь стараюсь для нас, Артем. Для нас двоих…
Я в первый момент Инкины слова о суррогатном материнстве за бред приняла. Нет, есть такое, конечно, по телевизору не раз  показывали, но чтобы я… Чтобы со мной…
Однако, се ля ви – я стала-таки суррогатной матерью.
Все обговорив с Инкой – юристом, кстати, по профессии, я по истечении ее отпуска поехала с ней в ее город – «на разведку». Я ведь не дура – все взвесив, поняла, что попытаться стоит.
Во-первых, ехала я не куда-то, а в медицинский центр с официальной и широко известной клиникой ЭКО. Эко – теперь я уже выучила назубок это трудное слово - означает экстракорпоральное оплодотворение. Это когда оплодотворение производится не естественным путем, а  в клинических условиях, и суррогатной мамашке подсаживается уже несколькодневный эмбриончик.
Во-вторых, в этой клинике работала Инкина родная тетка, и это давало какие-то гарантии надежности.
А что касается душевных переживаний, Инка горячо убеждала меня: «Ребенок-то будет не твой!» И я подумала – а ведь и вправду, я просто сделаю доброе дело – помогу людям, которые хотят, но не могут иметь СОБСТВЕННОГО ребенка.
Этот же аргумент я пыталась «вдолбить» в голову падающей в обморок от моих планов матери, которая тоже поначалу осуждающе вопрошала: «Да как же ж ты сможешь?»
В общем, «утрамбовала» я  дорожную сумку почти до отказа (в случае, если я подойду и понравлюсь будущим родителям, мне надо было остаться на детальное обследование, а это не быстро), и - отправилась в путь с бывшей одноклассницей.
Клиника, конечно, меня поразила: все сверкает , панели мозаичные, огромные пальмы в холле. Везде стерильность, естественно, бахилы на ногах, кулеры с питьевой водой. Даже в санузлах, кажется, только вчера новенькие унитазы поставили. А в кабинетах приема такое оборудование, что абзац просто!
Инкина тетя, Марина Львовна, меня быстренько, по-деловому опросив, обрадовала: оказывается, мне повезло, сейчас на прием как раз должна подъехать очень состоятельная пара из крупного города соседней области (вот это да!), и, если только я им сразу же понравлюсь… «Обследование очень дорогое, и проводим мы его только после  соглашения с клиентами. Иначе кто оплатит  стоимость – каждый анализ  стоит в пределах полутора тысяч!» - скороговоркой вещала Марина Львовна, поправляя перед модным карманным зеркальцем макияж. И, прерывая мой вопрос, продолжила: «Знаю, знаю, тебя интересует прежде, сколько вообще у нас стоит суррогатное материнство – на руки исполнителю, ты хочешь знать. Обычно речь идет о пятистах-шестистах тысячах рублей, могу тебе сказать. Но все сугубо индивидуально. Так что смотря как найдешь подход к клиентам»…

Тоже  9 ноября
Только что приезжали Юля с Андреем.  Понапривезли мне «молочки»: сыра, йогуртов, какого-то «супер-пуперского» масла. А еще – баночку самой настоящей черной икры. Многое из того, чем они меня время от времени «потчуют», я ела от силы пару раз в жизни. Все баснословно дорогое, но зато –  настоящее, а не консерванты-наполнители.
Все бы ничего, но Юлю я выдерживаю уже с трудом: она меня буквально замучила своими предостережениями : «Пожалуйста, вари себе на один раз, чтобы есть только свежее», «Почаще мой руки», «Даже не смей прикасаться к уксусу» и прочее. И все сопровождается угрозами – подхватишь таксоплазмоз или еще чего, заболеешь, закровишь… Я ведь не даун – так со мной разговаривать! И вообще – «накаркает»… Я, знаете ли, верю, что беду можно запросто накликать самой себе…
Юля вообще считает себя вправе проводить «инвентаризацию»  – лезть с проверками в холодильник, шкаф, являться неожиданно, требовать отчета о проведенном дне, вплоть до «по часам»… Меня тошнит не то что от ее команд – скорее, от фальши. «Провозглашая» постулаты о правильном питании и поведении, сама она ведет себя далеко не так…
Я вспоминаю нашу первую встречу. Не только я Юле, но и она мне сразу очень понравились.
Тогда, в кабинете Марины Львовны, я прождала встречи с потенциальными клиентами часа два. Хорошо, что это время Инка осталась со мной  - Марина Львовна унеслась на прием (она – не только одна из гинекологов, но и завотделением клиники ЭКО), а меня от волнения затрясло так, что пальцы рук онемели…
Пока наконец не заглянула Инкина тетка, перво-наперво обратившаяся к племяннице :
- Инночка, тебе придется либо подождать на этаже, либо заехать за одноклассницей позже. – Ничего далее не объясняя, она провела меня в соседний кабинет.
Когда мне навстречу из глубокого кресла поднялась стильно одетая, красивая женщина лет тридцати пяти, я «онемела» от неожиданности. Юлю я почему-то представляла себе другой. Странно – но с этого момента, как потом выяснилось, все наши чувства с ней стали совпадать: Юля потом призналась мне, что и сама «не ожидала встретить столь красивую и умную молодую женщину». Каких-то страшил мы с ней, что ли, себе напредставляли?
- Юлия Владимировна, Надежда,  - представила нас друг другу Марина Львовна, тут же не преминув дать мне «характеристику». – Это подруга моей родной племянницы. Девушка из деревни, порядочная.
Затем  Инкина тетя покинула нас, мы перекинулись парой-тройкой ничего не значащих фраз, легко перейдя на «ты», и Юля начала было рассказ о себе…
- Извини, Юля, но я бы хотела признаться, что у меня есть главное условие, и, если оно вам не подходит, то и дальнейший разговор, как мне кажется, теряет смысл. – Я сразу решилась на откровение и прямоту – такая уж я есть.
Получив Юлино согласие, я коротко и честно поведала нехитрую историю своей жизни, признавшись, что то, что заставило меня решиться предлагать себя для суррогатного материнства – мечта о собственной квартире в городе.
- В нашем краевом центре, где я хотела бы жить,  квартиры подешевле, чем здесь, так что «цена вопроса» - два – два с половиной миллиона рублей.
- А если я решусь выплатить тебе два миллиона? – неожиданно спросила Юля.
-Тогда я соглашусь, - просто ответила я, добавив – Более того, пойду на все ваши условия, касающиеся места, условий проживания и всего остального.
Дальше было легко: все главное было сказано.

12 ноября
Позавчера, уже ближе к вечеру, услышала на лестничной площадке, за дверью, странные звуки: там то ли плакали, то ли скулили.
Дом Юля с Андреем – новый, они удачно «вложили» деньги, успев прямо перед разразившимся финансовым кризисом приобрести кой-какую недвижимость, в том числе – эту самую квартиру, в которой я теперь живу. Так что звуками дом переполнен с утра до ночи самыми разнообразными – голосами грузчиков, вносящих мебель, визгом дрели, стучанием молотка. Но чтобы таким вот нытьем...
Долго под дверью прислушивалась: дураков всяких в городе хватает. Потом решилась, выглянула. Смотрю: в уголке на площадке маленький рыжий клубочек. Пушистый и жалобно попискивающий.
Я позвала:
- Кис-кис-кис, иди ко мне, малышок…
Он подошел и довольно самоуверенно сразу – нырь – в квартиру.
Господи, как я обрадовалась! Теперь у меня будет живое существо рядом!
Тем более, мой пушистик довольно приличным котенком оказался: чистеньким, не капризным. Я его покормила сразу, но он поел немного, как мне показалось, деликатничая (точно – приличный) и улегся рядом на диване, прижавшись ко мне тепленьким тельцем.
Да, но позволит ли мне Юля «прописать» в квартире еще одного жильца?
Все разрешилось на следующий же день, по приезду моей «хозяйки» и ее не очень-то разговорчивого мужа.
- И когда ты его подобрала? Еще вчера, поди? Ну, ты даешь, удивляюсь тебе… - дальше, по традиции, из Юлиных уст полилось про токсоплазмоз и прочую гадость, заражению которой я себя, по ее словам, чуть ли не намеренно подвергаю.
- А спал этот кот где? А руками ты его трогала? А в туалет он как?
Мое настойчивое заступничество не помогло. А после слов Юли о том, что, приручив котенка, я и после своего отъезда буду ответственна за его судьбу ( «а девать его некуда, и домой ты его такую даль не повезешь»), я и сама начала сомневаться.
После отъезда Юля с Андреем выпустила пушистика снова на лестничную площадку, втайне надеясь, что он отыщет-таки своих хозяев. Захлебываясь слезами, закрыла дверь…
Больше я котенка не видела.

15 ноября
Позвонила мать:
- Господи, как я устала с этим оболтусом! Учиться совсем не хочет! И к отцу наладился бегать. А тот пьет да свою Верку то с ножами, то – на неделе – с бензопилой аж! -  гоняет. Вот представь, ребенок насмотрится. Да еще, не дай Боже, под горячую руку отцу попадет…Ох-ох, сил моих нет…Свесила ты все  на меня, обрадовалась…
Ну вот. Я так и знала, что рано или поздно эта песня начнется. А ведь я советовалась, спрашивала.  «Да, доча, мы с отцом тебе не помощники. Тем более – квартиру в городе купить. Где такие деньги взять, если сами, вишь, перебиваемся…»
Отец всю жизнь проработал комбайнером, после развала совхоза устроился дорожником. Однажды зимой на трассе чуть не замерз, когда трактор отказал, ушел на пенсию по инвалидности.
Мать всю жизнь проработала  бухгалтером в комхозе, и – была вечным там парторгом. «Коммунистка хренова» - так называет ее отец в моменты крайней злости и обиды. Сколько помню из детства - мать такую общественную деятельность вела, что не успевала для домашней время выкроить. Не понимаю, чего им так нравилось всякие пятилетки обсуждать… А за то, что в личную жизнь людей лезли – вообще бы главных инициаторов куда подальше посылала. Желательно – без возврата…
Мать и сейчас не может дома сидеть, хоть и на пенсию пошла в этом году: поет в хоре при местном клубе. У них там эти спевки по два раза на дню  бывают…
А дома – полный сарай : гуси, утки, куры, корова. Да огород еще соток семь…«Успевай только, поворачивайся…» -  говорит моя мать. Иначе в деревне не проживешь. Только вот на рекламные слова «Хорошо иметь домик в деревне» - отец молча зубами скрежещет, а мать митинг на кухне устраивает, привлекая наше внимание не столько голосом – раздраженным звоном посуды.
- Мам, я и так с ним уроки делаю, неужели все остальное так сложно?
Мы с Артемом и впрямь приспособились: я по телефону слушаю, как он заданное на дом читает, пересказывает.  Должно быть, мой сын мухлюет где-то: недавно с помощью матери поймала его на том, что, отвечая мне слова по английскому, он в словарь подглядывал. После «крупного разговора» Темка обещал больше так не делать…
Мать разрыдалась в трубку:
- Ни совести у тебя нет, ни сочувствия, матери такое говорить!
Зарыдать моей матери – все равно что высморкаться. Мгновенно, по любому поводу может начать и столь же мгновенно закончить. Не зря в молодости в театре играла. Что за человек такой – постоянно все драматизирует, нагнетает, душу из тебя выворачивает.  И кричит вечно, как подорванная…
Отец – он другой. Идет молча и делает. Без стонов и плача пупок свой надрывает, пока без сил не рухнет. Но и рухнет – молча.
С Артемом, конечно, не так легко. Может, и моя вина есть, что учится сын как придется. «Скатывался» потихоньку, пока мама личную жизнь устраивала,  дед  потихоньку спивался на работе, не сильно-то стремясь домой, в постоянный ор своей жены, бабка – ловила кайф от лидерства в доме и солирования сначала – в родной организации, потом - любимом хоре…
- Мам, ну ладно тебе. Дай Артему трубку, я с ним сама поговорю…


16 ноября
- Мам, я хочу к тебе… - эти слова Темка произносит по телефону все чаще и чаще. А я вспоминаю…
 Когда мы еще жили в городе, все каникулы – с первого до последнего дня – сын проводил у бабушки с дедушкой, в деревне. Он и в рабочие-то дни меня почти мельком видел – я до поздна на работе, так же как и Стас, сын после школы  дома один… Поэтому понятно, что в каникулы быстро по мне соскучивался. Помню, вот так же скучал по мне летом целый месяц, я твердо пообещала, что приедем в определенный день… А в пути Стасу позвонил друг, и мы, не заезжая в родную деревню, отправились на следующем автобусе тут же дальше… Сын в этот день ждал до самой ночи. А мама, то есть  я,  приехала только спустя четыре дня. И только на день приехала, чтобы потом – опять – на месяц в город умотать…
С какой готовностью Артем стал на мою просьбу называть Стаса папой – а тот с той же готовностью частенько предлагал оставить пятилетнего мальчика одного «на часик», пока мы сходим в кино или кафе. И тогда, поддаваясь на Стасовы вразумительные доводы, я и впрямь считала это нормой! Включали ребенку компьютер, выставляли на быстрый дозвон сотовый – Артем рано научился пользоваться тогда еще редким типом связи – и спокойненько уходили развлекаться… Однажды таким образом чуть не случился пожар – сын засунул в микроволновку подогревать себе еду не на той тарелке… Когда мы, после его суматошного звонка, срочно примчались домой на такси, Стас, увидев дым в съемной квартире, чуть зубами не скрипел – орать он никогда на Темку не орал. И тогда начала орать я. А сын, бледный, перепуганный, шарахался от меня и все ждал, что ударю. И когда я, не удержавшись, все же замахнулась на него, вдруг закричал истошно:
- Ты… Ты не настоящая мама!
Мне тогда показалось, сын хотел обозвать меня, но, опомнившись, «свернул» на такую вот нелепость: «не настоящая мама». Теперь думаю: что он имел в виду, мой так рано повзрослевший маленький мальчик?


17 ноября
Сегодня позвонила Инка, и, почти сразу:
- Ты заключила наконец с ними договор?
«Тянучка» с оформлением официального договора, который бы гарантировал мне получение обговоренной суммы, меня, по-честности, и саму напрягала. Еще в клинике мы обе – я и Юля – подписали бумаги: я – о согласии стать суррогатной матерью для таких-то, она – о согласии дать свою клетку для вынашивания такой-то.  Мне объяснили,  что эти документы помогут потом без проблем оформить рождение ребенка в ЗАГСе на биологических родителей.
Как я поняла, принудить меня отдать ребенка в руки пусть даже настоящих, биологических родителей не может никто. А вот вознаграждение в случае передачи обговаривается тем самым договором, который Инка, как юрист, призывала меня оформить сразу же, без промедлений.
- Пойми, подстава может быть всякая, и потом никому ничего не докажешь. Ты ж ко мне прибежишь помощи просить, но без официального договора ничего доказать будет невозможно, не-воз-мож-но! – надрывалась Инка, честно «блюдя» мои интересы.
У меня нет оснований не доверять Инке. И что юрист она сильный – убедилась сама, поприсутствовав на суде, где «Инна Николаевна» представляла интересы своего подзащитного в качестве адвоката.
Дело в том, что тогда, после того, как Юля дала «добро» на мою кандидатуру, предварительно познакомя меня с мужем и заручившись и его согласием, дело пошло вовсе не так быстро, как я представляла.
Если коротко: до того, как я наконец забеременела, было еще две попытки, окончившиеся ничем. «Подсаживали» эти два раза мне не «свежих», а замороженных эмбрионов Юли и Андрея, на тот момент уже хранящихся в клинике. Юля тогда, во время нашей первой, памятной встречи, честно призналась, что ей бы хотелось, чтобы я забеременела именно в начале лета: «Мы все держим втайне, даже от близких. Поэтому мне придется имитировать беременность, а на более поздних сроках делать это, сама понимаешь, гораздо удобнее зимой».
Однако быстро не получилось: меня подвел мой нерегулярный женский цикл (депрессняк после развода сделал свое дело), да еще ушло время на подробнейшее обследование и подготовку. В результате первую «подсадку» сделали только второго августа. Через две недели тест показал отрицательный результат.
Дождались критических дней – через две недели сделали подсадку номер два, и снова – «замороженными». Результат опять – нулевой.
Все это время я и жила у Инки, в порядке компенсации за проживание и питание нянчась с ее трехлетней дочкой. Капризница малышка оказалась еще та, надо сказать! Намучилась я с ней порядком.
Да и с Инкой, бывшей поначалу такой радушной, отношения заметно охладели. Видимо, мою подружку «перекосило»: чем больше я добровольно брала на себя хлопот по дому, тем больше бывшая одноклассница чуствовала себя моей хозяйкой. Поди туда, принеси то…
 Я не из тех, кто терпит помыкание собой. Вначале тактично дала понять, что мне такой «тон» наших отношений не очень-то по душе, а потом прямо спросила: «Ин, может, мне и впрямь пора уже «честь знать»?»
Не знаю, на что рассчитывала, куда бы пошла. Хотя Юля обещала свою помощь, ее мне, пока не было конкретного результата, напрягать не хотелось. А увезти меня в свой город они с Андреем могли только после того, как я забеременею.
Инка после откровенного разговора поменялась. Деликатнее стала. Может, испугалась, что опять няню за бешеные деньги нанимать для дочки придется…
Вот в те дни я и побывала у Инки на процессе. Как она выступала – надо было слышать. Свободно, четко и очень убедительно. Куда там до нее даже дутым профессионалам из телевизионного «Часа суда»… Это была уже не Инка, запросто сидящая со мной в деревенском кафе за кружками с пивом...
На самом деле я Инке очень благодарна: хотя у меня и есть сомнения, я думаю, переживает она за меня все же искренне.
А сомнения родились, когда мы с Юлей поняли, что нас в клинике «немножко за нос водят»…

18 ноября
Хотела поговорить о договоре с Юлей прямо сегодня. Хоть она и не любит эти речи («Ты нам не доверяешь, что ли?»), но Инка права: мне надо себя обезопасить. Однако Юля, позвонив, объявила, что сегодня много работы, и они с Андреем приедут только завтра.
Так что пока продолжу свои записи.
Что я имела в виду, говоря, что нас с Юлей в клинике водят за нос и  при чем здесь Инка?
   После второй неудачной попытки в клинике было принято решение пойти по другому пути: готовить параллельно со мной Юлю и подсаживать уже не замороженных, а свежих эмбрионов. Как выяснилось, в первом случае вероятность того, что оплодотворенные клетки приживутся,  составляет всего восемь-двенадцать процентов. В то время как при подсадке «свеженьких» эмбрионов - целых сорок восемь! Получается, меня дважды «мурыжили» с сознательно ничтожными шансами!
Зато денежки, по признанию Юли, ею тратились немалые: каждая процедура подсадки обходилась в десятки тысяч рублей! Не была ли Инка, которой тетя, как я поняла, очень доверяет, быть в курсе сознательного выкачивания денег? Да и ей самой, как я поняла, мое присутствие в качестве бесплатной рабочей силы в собственном доме было очень кстати…
Но даже в этом случае – я не могу их осуждать. Бизнес есть бизнес, и собственные интересы, понятно, каждому ближе, чем здоровье и самочувствие какой-то девки из тьмутаракани, пусть даже и приятельницы…
К тому времени, как я узнала эти самые цифры вероятности (уже накануне третьей подсадки), я уже почти выла от отчаяния. Я не видела своего ребенка почти четыре месяца, и то, ради чего я пошла на сознательную разлуку с сыном, никак не получалось. Оказывалось также, что и для того, чтобы с первого раза попасть в вожделенные сорок восемь процентов, надо было быть настоящим везунчиком!
Я была настолько измучена, что уже не знала, радоваться мне или бросать все к чертовой матери, когда тест после третьей попытки дал-таки «плюс». И тут мне позвонил Стас…

19 ноября
Юля, конечно же, обиделась. Или «продемонстрировала» мне свое недоумение: мы тебе, значит, доверяем, а ты нам?
- Пойми, для меня этот ребенок правда бесценен. Деньги не играют здесь абсолютно никакой роли. Я тебе даже больше скажу: то, что ты при нашей первой встрече назвала такую необычно высокую сумму за свои услуги, мне даже понравилось! Если ты так высоко ценишь себя сама, то, и впрямь, мы наконец встретили то, что искали! – Юля говорила очень эмоционально, мне даже захотелось тут же сказать: «Извините Христа ради, паны. Вопрос о договоре я снимаю…»
 Я неплохо разбираюсь в людях, - может быть, от того, что многие чувствуют в общении со мной такую легкость, что предпочитают не прятаться «за масками».
Но такие люди, как Юля, настолько старательно и осознанно «приращивают» эту маску к лицу, что начинают сами искренне полагать, что она и есть – их истинное «я».
Юля – сама в прошлом провинциалка из обычной деревенской семьи – «нарисовав» себе образ преуспевающей, а значит, тонко во всем разбирающейся и высококультурной «бизнес-леди», изо всех сил старалась этому самому образу соответствовать. Но при мне она то и дело невзначай  «открывалась», и получался какой-то смешной диссонанс.
Например, провозглашая правильное питание, исключающее жареное и жирное, Юля вместе со своим во всем ей подчиняющимся мужем уминали зажаренного мной цыпленка табака так быстро, будто в затылки им дышала стая голодных псов. Причем Юля, выбирая кусочки пожирнее и побольше, не уставала пенять мне на «неправильные способы готовки мяса». В другой раз эта утонченная леди между делом запросто перемежевывала свой рассказ такими матами, что уши в трубочку заворачивались. Ну, и так далее…
И мужа себе Юля подобрала под стать: ходит за ней молчаливой тенью, во всем в рот заглядывает. Муж - телохранитель. И муж - телопочитатель. При этом то и дело говорится: «Это как Андрей скажет… Как Андрей решит…». Можно подумать!
Имея несколько магазинов и получая баснословные прибыли почти не прикладывая никаких усилий, Юля и Андрей нет-нет, да и демонстрировали свою «рачительность». Например, покупая мне продукты, Юля «невзначай» не просто напрашивалась на ужин, но еще и диктовала меню нашей совместной трапезы. Роль шеф-повара и официантки, естественно, отводилась мне, а процедура практически ежевечернего ужинанья провозглашалась «на самом деле» скрашиванием моего одиночества.
Но сказать, что я плохо думаю о Юле – будет неправильно. Как и то, что я не доверяю ей. Однако в тот день, когда произошел наконец этот важный разговор о заключении договора, я твердо сказала:
- Юля, пожалуйста. Так мне будет спокойнее.
И Юля, пренебрежительно пожав плечиками и гордо тряхнув своей роскошной шевелюрой, наконец сдалась: мне пообещали, что договор будет заключен в ближайшее время.

22 ноября.
У Артема тоже есть свой «сотовый». Старенький, но рабочий.  Это удобно, когда я хочу поговорить с сыном без бабушкиных ушей. Хотя, привыкнув всех и во всем контролировать, моя мать зачастую безапелляционно и грубо вмешивается в любую нашу беседу – не важно, по ее телефону или темкиному.  Вот и на этот раз – сыну предложили для заучивания выбрать из предложенных трех стихотворений Фета одно. Я выслушала все три произведения, вместе с сыном мы выбрали одно, которое я себе под Темкину диктовку переписала.  Начали уже учить, как вдруг в сынову спальню как ураган ворвалась бабушка: какое вы учите? Нет, надо было вот это, слушайте… И началась старательная декламация…
- Мам, ну почему, когда речь идет о письменных предметах, в которых я не могу помочь сыну по телефону, ты ссылаешься на занятость, а тут мы бы и без тебя прекрасно справились… - я, прослушав материно выразительное чтение, попыталась было отстоять свое право на общение. Однако мать, не выслушав до конца, опять заголосила:
- Какая ненавистница! Ты прямо специально настраиваешь против меня своего сына…
И понеслось…

24 ноября
 «С добрым утром, родная моя. Знай, что я всегда рядом».
Что за черт! Опять началось!
Теперь, так как я не отвечаю на Стасовы звонки, он решил «пробить мою броню» эсэмэсками…
Когда раздался первый после развода Стасов звонок, я, как уже писала, раздумывала: а не бросить ли мне всю эту нервотрепку с бизнес-материнством, и не рвануть, ни у кого не спрашиваясь, в родную деревню, к сыну?
И тут, совершенно неожиданно, позвонил мой бывший муж.
-Здравствуй, родное мое солнышко. Я так соскучился по тебе…
И – все. Моя гордость улетучилась, как легкий дымок от сигареты. Улетучилась и клятва не отвечать, вычеркнуть, забыть…
- Хочешь, я брошу все и приеду? – спросила я, рассказав Стасу все. В том числе – о двух маячивших мне миллионах.  Теперь уже – реально маячивших, потому что попытка забеременеть чужим ребенком наконец-таки увенчалась успехом. И мой прагматичный, но о-о-чень любящий муж ответил:
-Знаешь, Надь, такого шанса может больше не выпасть.
Если кто-то подумает, что мне ничего не стало понятно, он ошибется. Но я так истосковалась по этому родному голосу, что право рассуждать имел кто угодно, только не мой трезвый рассудок.
И – начался наш счастливый телефонный роман. Вперемежку со Стасовыми реальными романами, как я позже узнала…