Вечер памяти Владимира Климова в Чеховке

Сегодня в Чеховке в 19.00 состоится вечер памяти эссеиста, поэта, критика, организатора частного Музея Бертольта Брехта, театраловеда - Владимира Климова.

Приходите.

Татьяна Зоммер          
                Эссе об эссе = эссе в квадрате!
"Климопись" так и не увидела при жизни Володи печатный свет.
Напечатано в газете "НГ-Экслибрис" 15.04.2010 - спустя 15 дней после смерти.

                КЛИМОПИСЬ

     СМЕРТЬ И ВОСКРЕШЕНИЕ КЛИМО-ПИСЬМА В ЭССЕ ВЛАДИМИРА КЛИМОВА
   
 
Если попытаться подобрать эпитет к климо-письму, то, скорее, получится так: сумбурный, тягучий, емкий, текучий. Дважды в одного Климова не войдешь. Климова только климом вышибить можно…

                ПЕРМАНЕНТНЫЙ АКЦИОНИСТ

Климовские эссе о людях искусства можно сравнить с сеансом одновременной игры в шахматы. При этом доски – персонажи Климова. А черные и белые фигуры – он сам. Поэтому независимо от реальных – поэтов, композиторов и художников – результат всегда один и тот же. Для Климова. То есть выигрышный. А все остальное так: нет поэзии – своей добавит, нет живописи (буквально цвета) – и графику расцветит. Надо будет – и «Петрушку» Стравинского станцует за персонажа. Да так, что заставит читателя признать – и этот человек в мире искусства существует. По крайней мере, имеет право на существование.   

Не зря Климова обвиняют в том, что он всеяден в искусстве – потребляет и самое изысканное, и самое непотребное. А потом сразу выдает на гора. И при этом, совсем как Ксанф у Эзопа, любопытно оглядывается: что же на этот раз «вы-родили» его мозги – стих, рассказик, эссе или сценическую феерию? Ведь современному творческому человеку свойственно считать любое свое отправление актом искусства. Этакий перманентный задорный акционизм. Климов мелькает туда-сюда как «быстрые сны» одного из персонажей фильма Джармуша «Кофе и сигареты». Это сколько ж кофе (с коньяком, конечно!) нужно выпить, чтобы один Климов так быстро сменял другого. И хороводился, и плясал, и балетничал, и оперничал со всеми своими множителями и много-жителями на страницах книги!

Маленький, но атомный – сверхэнергетически насыщенный человек. Думаешь, взял в руку – понял, осознал, опознал. А он шасть сквозь пальцы – и уплыл как невиданное чудовище мутантно-коллажное в неизвестном даже ему самому направлении. Что ни ход, то – луноход! Скажем, искусство еще и не вышло из пункта А в пункт Б или уже дошло до последнего пункта (буквально, точки). А он – Сизиф! – нагружает точку как тачку тяжелыми эпитетами-словесами, везет в гору, а потом сбрасывает читателю на голову. Грузит, в общем, по полной программе. Это чтоб порожними не ходили. Читайте, читайте.

Каждый тусовочный персонаж – заложник им же созданного памятника-образа. Так и ходят годами на поэтические вечера – кто в строительной каске, кто в робе, кто в нелепой кожаной шляпе. А Климову и создавать ничего не надо. Вот природа-мама: лоб Сократа, внешность Эзопа, потребности в быте – Диогена. Узнаваем и четко прописан в сколько-нибудь значимых литературных кругах. Так что смело можно косить под самого Климова – что-нибудь эдакое да «отклимачить» на вечере. Читают, к примеру, со сцены титулованные бонзы длиннющие стихи-поэмы. А какая-нибудь фитюлька у Климова в зале родится, и он ее тут же без зазрения совести прочтет. Так с его единственной «картинкой» и уйдешь с поэтического вечера, задумавшись глЫбоко.

Востребованные писатели сейчас закрыты как редакции газет после терактов. Хочешь познакомиться поближе, а у бонзы – табличка как у Милна в «Винни-Пухе»: «Посторонним В.». Хочешь в кружок тесный протиснуться к собратьям по перу. А там – ты да я да мы с тобой. Прям, по-чеховски – «Мы-с-Ванечкой». И только Климов – как сквозной ветер – катается по всем салонам. Поэтому в газетах и журналах проходной балл – сам Климов. Пусть не творчество персонажа, но хотя бы климовская статья о нем – точно достойна публикации. А раз все климовское печатают, значит, его «неформат» уже давно и прочно превратился в «формат».

                КЛИМОПИСЬ

Статьи короткие, а читаются как самые длинные. И дело не только в природной изобретательности ума. А в вынужденной приспособляемости критическо-художественой мысли к печатной верстке. Ведь, зачастую, бескупюрный черновик автора значительно превышает «заданный» объем. Вот и этажит и множит эпитеты Климов. Это вам не вертикали власти строить. Это небоскребы из метафор возводить. Слово можно написать слева направо, справа налево (криптографическое зеркальное письмо). А пробовали писать по вертикали? Тогда каждое слово – кроссворд. Или матрица. Вот и получается матричное, емкое до шифра – письмо. А все потому, что так много всего хочется выплеснуть в мелкую газетную форму.

Череда навороченных, идущих через запятую образов – тавтологична и самоуничтожима. Смерть и воскрешение письма одновременно. Письмо у Климова – вербальный бумеранг: всегда в никуда и всегда возвращается. Жонглирует словами, потом подкидывает их в пространство и ждет, когда вселенским эхом свалятся на голову. А людям лестно – вроде бы о них написано. Его меняющий персонаж взгляд – акт искусства. Один взгляд – одно эссе. В следующем он непременно разобьет то, что сам сложил по образу и подобию… Его статьи об одном и том же похожи на стиль «do breik» - технику многократного разбивания вазы, скрепленной изнутри латексом. Каждый раз ваза – художественно! – вдрызг разбивается по-разному. Но не разлетается на мелкие кусочки, а становится еще интереснее. Поэтому читать эссе Климова лучше в контексте себе подобных.

После прочтения двух-трех статей вербальные метаморфозы становятся закономерны. И уже спокойно воспринимаешь над- и под-строительную речь, автоматически вычисляя «матку» его пчелино-словесной матрицы. Логично: на смену «смерти письма» Жака Деррида приходит «возрождение письма» Владимира Климова. То есть смерть письма вербального знаменует рождение письма вербально-визуального – с его вздыбленными этажными образами. Климовские метаморфические слова-уродцы – и есть визуализированная мысль, записанная вербально.

Череда образов – вот что мы видим при прочтении климо-письма. Визуальные образы древнее вербальных выражений. И действеннее – не зря же они используются как 25 кадр в суперсовременных техниках НЛП. В климо-письме – и синкретика изначальной природы мысли, позволяющей с помощью образов общаться со всем живым миром, и полет в космос – одновременно. Кстати, климопись – хороший способ избавиться от идиосинкразии, затертости слов до неузнаваемости. Поэтому климовское выду-придумывание языка с его новыми текучими формами можно использовать в качестве литературного тренинга.
______________________________

Свое детское фото Володя Климов
подарил мне
на долгую-долгую память...