Эффект Осени

                ***
Ой... Где это я?
 Ого... Ангел... Неужели вот так и все?..
Та-ак... Спрошу-ка вот этого с мечом, он не выглядит таким занятым, как остальные...
- Простите, не подскажите, а я что - того, да?
Головой кивает, а сам от чтива своего не отрывается.
- А что же мне теперь делать?
Тыкает пером в огненные буквы, висящие прямо в воздухе. Круто! Выглядит просто здоровски!
"Охрана справок не дает"- читаю я и мне становится немного обидно.
Ладно, не дает и не надо. Но к кому же обратиться? Озираюсь по сторонам, все выглядят очень занятыми.
Обхожу ангела-охранника со спины, заглядываю через плечо: "Церковный ENTER".
- Аминь - говорю - пять по вертикали -"Аминь".
Тот удовлетворенно хмыкает и вписывает слово, отрывается от кроссворда, смотрит на меня, потом указывает пером в сторону очереди и произносит неожиданно глубоким и до дрожи приятным басом:
- Все новопредставившиеся должны пройти регистрацию в четвертом окне.
Я киваю головой, примного, мол, благодарен и двигаюсь в сторону горящей в воздухе четверки.
"А все-таки неплохой он парень, этот ангел, просто утомился немного, вот и неприветлив".

                ***
- Простите что? Я п-просто не понял... - от волнения даже заикаться начал.
Хорошенькая как ангелочек девушка раздраженно повторяет какой-то непонятный мне термин, только что ей пришлось общаться с группой арабских то ли террористов, то ли просто солдат, и терпение у нее после этого, как говориться, на исходе.
- Не, не понимаю я..
- Ну жизнь перед глазами промелькнула?
- Нет - говорю - ничего не мелькало.
- А тут-то Вы как оказались? - смотрит на меня как на школьника какого неразумного.
- Да не знаю я... Сам хотел спросить...
Вздыхает.
- Секундочку... (В сторону) Альфарда, куда не прошедших отправлять?
Подошла еще одна, шепчуться о чем-то, на меня то и дело поглядывают, потом моя говорит:
- Идите значит до того (показывает) облака, поднимитесь на два уровня вверх, найдете кабинет 12а, покажите им вот это направление, там Вас направят дальше. Только не тяните, у них перерыв через десять минут. Идите сейчас, успеете еще.
- Ааа.. Ясно. - беру бумажку, она словно из тумана соткана, мягкая, невесомая, слегка прохладная. - Спасибо.
Но девушка уже не слушает: "Следующий"!


                ***
Уже на стол накрывают, а я тут приперся, неудобно как-то, но все же протягиваю направление:
- Вот меня к Вам послали, посмотрите, пожалуйста.
- Кто Вас послал?
- Девушка из четвертого окна.
- Кто?! Вы что, новопредставившийся?
- Ну, наверное - говорю - вот направление.
- Дайте, посмотреть - читает, качает головой, - Ладно, что с Вами делать, идемте.

Приводят меня в комнату какую-то, темно, стулья в несколько рядов, белое полотно экрана, проектор старый такой, как в детстве видел, в кинотеатре "Родина", даже уголок так же сколот.
Пожилая ангелесса (ну или как ее назвать, не знаю) держит в руках бабину  "Жизнь раба Божиего П." гласит надпись на приклеином листочке.
- Это что же, вся моя тут жизнь записана?
- Да.
- Не может быть! На одной пленке?
- Ну Вы за это не переживайте, это просто форма такая, для более легкого Вами восприятия сделана, а так все намного сложнее. Вам запрещено в исходном виде давать. Для Вас это как вся жизнь заново пойдет, только с заранее предрешенными событиями.
- Вот бы здорово было!
- На самом деле нет, было бы очень скучно - говорит, а сама фильм заряжает.
Щелкнула чем-то, аппарат легко зашуршал пленкой вызывая в памяти радостные и волнительные воспоминания детства. На белом экране промелькнули цифры от пяти до одного, звездочки какие-то, в общем как самая обычный фильм, что в школе на уроке биологии показывают. Потом темно стало...

                ***
Темно и очень уютно. Только не долго это длилось, чувствую толкают меня куда-то, а скорее что и выталкивают. И темнота становиться не такой непроглядной, а другой, бардовой. Как если через плотно закрытые веки на солнце в яркий день смотреть.
Ух! Так это рождение мое!
Вот и звуки поменялись, раньше такие приглушенные были, а теперь резкие сделались. Ой, мама кричит. А я-то насторожился сразу, не так что-то. Предупреждает она меня, что мир внешний недружелюбен.
Та-ак... Еще чуть-чуть... Вот и свет... Надо же, он совсем не такой, каким я его представлял. Колючий, глазам неприятно, я жмурюсь, куксю маленький ротик. На влажной коже чувствуется дуновение сквозняка, мне холодно. Мне тут не нравиться. Щелкают ножницы, разъединяя нас с мамой. Тут плохо, хочу как раньше! Не понимая, что со мной происходит, я разражаюсь  громким первым в своей жизни плачем. Доктор в белом халате делает довольное лицо, ему только этого и надо. Обида нахлынывает, я кричу еще сильнее, хочу к маме... Но меня увозят в неизвестном направлении. Я окончательно сбит с толку, как же так? Как мама это допустила? От отчаиньия реву еще громче. Злюсь на нее,  за  то что нет рядом, еще мне страшно. Страшно быть одному. Если мама придет сейчас я готов простить ей все. Но она не приходит. В конце концов силы оставляют меня и я засыпаю тревожным сном, в котором время от времени дергаю ручками и всхлипываю...

Следующее воспоминание. Мне год или около того. Осень. Мы гуляем с родителями в парке. Ночью был сильный листопад. Мне не странно, что листва пожелтела, но отчего она на земле? Этого я никак не могу взять в толк! Кто ее обрывал? Как это произошло? Я неуклюже варежками собираю кленовые листья и ношу их маме и папе, мне хочется чтоб они прикрепили их обратно, но они не понимают, только смеются над мной, очень я смешно выгляжу сейчас с круглыми от удивления глазками-пуговками...

... А здесь мне уже четыре. Я спрятался в шкафу, вся семья ищет, бабушке дают валерьянку, отец ушел к остановке. Я уже понимаю, что сделал что-то не то, но выходить не хочу. Боюсь будут ругать, продолжаю упрямо сидеть прикрывшись одеялом. Когда я все же выбираюсь из своего укрытия, меня встречает испуганная мать, прижимает к груди, бабушка плачет, отец ругается громким голосом. Мама спрашивает где я прятался и зачем я это делал. Показываю пальчиком на шкаф, хочу объяснит, что пытался пошутить, но вместо этого вдруг и сам начинаю плакать. Мне обидно, что никто не понял мою шутку, еще я чувствую себя виноватым перед бабушкой.

Ого! Новый велосипед! Это всего лишь "Школьник", но мне он кажется очень большим, почти что "взрослик". Здорово! Я сажусь на него и легко обгоняю товарищей на детских "дутиках". Мне одновременно радостно и боязно, когда велосипед начинает заваливаться на поворотах. Я чувствую себя мотогонщиком-каскадером, каких мы видели с папой в цирке. Ощущение усиливается от громкого треска прищепленной картонки по спицам. Я уверен, что мой "Школьник" звучит как настоящий мотоцикл. Я смеюсь и рассекаю колесами лужи на асфальте...

Новенькая... Какая она красивая. "В нашем классе нет ни одной девочки хоть немного такой же красивой как она"- думаю я в тот момент. Раньше мне казалось, что Верка Лучинина красивая, и что она мне нравиться, но теперь я понимаю, это было просто мимолетное увлечение. Новенькую зовут Маша Саркостян. Ольга Петровна стоит положив руку ей на плечо, выбирает глазами место куда посадить. Я сижу один, и, о чудо! этого просто не может быть! ее сажают со мной!
- Только не болтать - строго предупреждает Ольга Петровна.
Я энергично киваю голой пока она не передумала, румянец заливает щеки. В голове как-будто пузырики из лимонада.
- Привет - голос у новенькой низкий, слегка с хрипотцой, но ей это очень идет.
- Привет - отвечаю, а сам чувствую, что краска заливает лицо.
Конечно же нас рассадили, потому что болтали мы постоянно, помогая друг другу в заданиях, если требовалось и просто так, если все было сделано. Но это случилось лишь через месяц, в течении которого я ходил в школу как на праздник.

А вот уже шестой класс. Зима. Первый липкий снег. Мальчишки собрались после школы и поджидают девчонок, лепят красными от мороза руками снежки, варежки и перчатки целомудренно берегут на потом, в них можно будет погреться по пути к дому. А если сейчас намочить, то толку от них немного, только мешают.
  В этом году к нам перевели второгодника. Коля Беседин, неприятный парень, но все его терпят, он из нас самый сильный. Коля лепит свои снежки подолгу, греет их в руках, потом снова скрепляет. От этого они становятся ледяные. Получить таким ох как неприятно, на собственной шкуре убедился...
Вот прячась друг за дружку в проходе появляются девчонки.
- Мальчики, пропустите нас, нам срочно домой надо!
Ага, держи карман шире - залп из как минимум двадцати снежков накрывает школьное крыльцо. Девочки с громким писком и смехом прячутся обратно в здание. Так повторяется несколько раз. Потом мальчишки придумывают военную хитрость. Часть отходит к школьному стадиону, делают вид, что потеряли интерес к девочкам. Остальные прячутся за широким крыльцом. Через некоторое время одноклассницы вновь выглядывают на улицу, видят что путь открыт. С недоверием и осторожность, но все же покидают свое убежище. Дав им отойти на приличное расстояние, ребята как по команде разом бегут в их сторону, девочки с громким криком и смехом поворачивают к школе, где их встречает вторая группа. Они кричат еще громче. Всем весело, кого-то уже закапывают в снег, в этом и я принимаю активное участие. Вдруг слышу приглушенный вскрик, поднимаю голову. Маша стоит зажав нос белой шерстяной варежкой, из-под которой понемногу начинает проступать алая кровь, кажущаяся еще ярче из-за повсеместной белизны нового чистого снега. Я замираю в растерянности. Ситуация представляется мне совершенно нереальной, неестественной. Вижу Беседина, он нахально, но вместе с тем смущенно улыбается. Игра прекратилась. Кто-то из девочек успокаивает Машу. Я закипаю от злости и негодования. Подхожу и толкаю Колю в грудь. На его лице отображается удивление:
- Ты чего?! Ты чего, влюбился в нее что ли? - он пытается смеяться надо мной, перевести в шутку - Смотрите, влюбился...
Я бью его по лицу и улыбка его сразу сползает, смотрит на меня, нехорошо прищурившись. В следующую минуту мы уже катаемся по снегу. Мой нос разбит, я сижу на Коле верхом, растягиваю концы его шарфа с оленями и звездочками-снежинками в разные стороны. Коля перестал меня бить и пытается убрать шарф от горла. Но я держу крепко, не смотрю ему в лицо. Разглядываю белых оленей и снежинки, капля крови попала точно в центр одной из них. Я начинаю водить головой, стараясь, чтобы кровь из носа попала в середину другой. Коля дергается и мне никак не удается. Надо подержать его еще немного, его сопротивление становиться все слабее. У меня почти получилось... Кто-то поднимает меня сзади за плечи. Зинаида Николаевна - старший завуч, ее я боюсь больше чем кого-либо в школе, даже больше чем директора. Но сейчас никакого страха перед ней нет. Она что-то мне говорит, я стою опустив голову, смотрю как на белом снегу появляются красные кругляшки, это очень красиво. Коля лежит - у него обморок.
На следующий день очень болели перетруженные кисти...

Лето. Деревня. Я первый раз на рыбалке с друзьями. Гена объясняет мне различные премудрости. Каким узлом привязывать крючок - в его руках это кажется не труднее, чем завязать шнурки, у меня же уходит уйма времени. Как скрепить порвавшуюся леску. Как подкармливать рыбу, на какую наживку ловить. Как подсекать и когда. Не шуметь. Одевать лучше белые вещи. В общем через некоторое время в моей голове столько всего нового, что я чувствую себя заядлым рыбаком. Мы сидим на озере с самого утра, лениво переговариваемся тихими голосами.  У меня еще ни одной рыбки, у остальных с этим не сильно лучше. Только Гена поймал трех небольших окушков...
  Что это? Клюет? Точно, вот кружки на воде, и поплавок вроде как подрагивает.
- Клюет, кажись... - я не в силах скрыть своего волнения.
Та-ак... Дергаю удочку вверх и в сторону - она изгибается. Тяну на себя - мне никак не вытащить рыбу из воды, здоровая значит!
- Ведет, пацаны! - стараюсь сказать спокойно, но в голосе слышыться ликование.
Сматываю леску и вожу ее из стороны в сторону, чтоб не сорвалась. Натяг слабеет, рывком дергаю удочку на себя, да так резко, что падаю на спину, но удилища не отпускаю.
Все смеются - на крючке болтается башмак. Гена тоже хохочет. Мне очень стыдно и обидно чуть ли не до слез. Ладно бы коробку какую вытащил или еще что-нибудь, но ботинок, да рваный, весь в тине... Как будто специально сделанный, чтоб надо мной посмеяться. И ребята малознакомые, перед своими не было бы так неловко, единственный Генка давнишний товарищ, мог бы и поддержать, а он ржет пуще всех!
  Хотел было уйти, но остался. Перешел на другое место, чуть подальше. Там повезло побольше. Вытащил несколько рыбешек, не знаю какой породы, Гена сказал - "кошке".  Понемногу инцидент с ботинком перестал всех смешить и про него забыли, но настроение уже совсем не то.
Вот уже и уходить пора. А я смотрю, поклевка у меня вроде как. Все парни собрались, только меня ждут. Думаю может и черт с ней, не охота перед всеми опозориться под конец дня, если что не так пойдет. Но поздно уже, заметили, стоят ждут. Ладно, была не была... Подсекаю, удочка гнется дугой - "Только не снова", - мелькает в голове, но тут явно чувствую, как ее тянет в другую сторону.
- Пару себе ищешь? - подкалывает кто-то из деревенских, но на шутку не обращают внимания, видимо поняли, что в этот раз без дураков.
Стараюсь как можно быстрее - в образовавшейся тишине слышны только потрескивания катушки, в коленках слабость, в животе сразу от волнения пусто. Раз! - над водой мелькнает серебряная чешуя и снова скрывается под водой. Удочка совсем согнулась, чувствую, что не справлюсь.
- Помогай! - ору я.
Первым около меня оказывается Генка.
- Тащи! - кричит он мне.
В четыре руки мы вытаскиваем на берег леща, да такого здорового! Никто не может похвастаться ничем похожим. Я смотрю, как он высоко подпрыгивает в траве. Один из пацанов лупит его палкой по голове, оглушает. Другие стоят полукругом чуть сзади, наперебой восхищаются моим уловом.
- Гляка-се... Здоровый какой!
- Килограмма мошь три!
-  Больше!
- Да где больше? Мне дядь Леша рассказывал, он вот такого брал, так там четыре было...
- Да брехло твой дядя Леша!..
Я стою, слушаю эти разговоры, смотрю на пацанов немного даже свысока и улыбаюсь.
На обратном пути я перекладываю тяжелую сумку из руки в руку. "Своя ноша не тянет" вспоминаю я и звонко смеюсь.

Последний вечер в деревне, завтра сутра уезжаю в город.
Мама с отцом пришли из гостей, отец немного пьян и весел.
- Идем, - он мне заговорчески подмигивает и выходит в сени. В руках у него свернутая куртка, в ней что-то есть, и мне кажется, я знаю что!
Мама разговаривает с бабушкой и не замечает этого. Стараясь не шуметь обуваюсь, накидываю рубашку и выхожу.
Уголек от сигареты освещает немного хитрое и как-то помолодевшее лицо отца. Так и есть! В руках у него двустволка! Мы идем за огороды. Отец держит ружье, я спускаю курки.
Ба-бах!!! Немедленно отзываются деревенские собаки, но я их слышу как-будто из далека - уши сразу же заложило. Стреляю еще раз и еще, это салют в честь нашего отъезда, думается мне.
Вот пора уже идти обратно.
Я прошу папу, и он соглашается дать мне стрельнуть самому. Как только двустволка оказывается в моих руках, я уже готов передумать. Все же решаюсь. Прижимаю приклад плотнее к плечу, зажмуриваю один глаз, целюсь в большую желтую луну.
Буммм...  Плечо сразу же гудит от боли. Чуть не роняю ружье стволами в землю, но отец успевает его подхватить.
- Ты как? - спрашивает он, - Нормально?
Вместо ответа киваю. Папа взъерошивает мои волосы своей большой жесткой, но в то же время нежной ладонью. Приобнимает за плечи, мы идем в дом.
На следующий день, в городе я хожу по двору в майке, чтобы друзьям был виден вертикальный синяк на плече. Когда меня спрашивают откуда, небрежно отвечаю, мол, от приклада. Ровесники делают вид, что ничего сверхестественного в этом нет и даже заводят споры о калибрах, патронах и прочих сопутствующих вещах, ребята помладше смотрят с нескрываемым восхищением. Сегодня я герой вечера.

Выпускной. Мы уже порядком выпили. И стоим сейчас курим в туалете для мальчиков. Обсуждаем девочек. Я рассказываю о своих чувствах к Маше. Странно и почему мне казалось раньше это чем-то зазорным и подлежащим утайке? Я  говорю об этом легко, мне даже хочется, чтобы Маша меня слышала, меня совершенно не смущает то, что у нее роман с третьекурсником. Одноклассники понимающе кивают головами.
На выходе мы натыкаемся на девчонок с параллельного, едва завидев нас они смеются и прибавляют ходу, мы что-то кричим им вслед. Всем весело.
Входим в актовый зал, тут идет общая дискотека. Замечаю Машу, она в компании тех двух девчонок, они о чем-то разговаривают, посматривая в мою сторону, хихикают. Маша улыбается. Я поднимаю бокал и киваю ей, она отвечает мне тем же. Отхожу к своим приятелям. Танцуем.
Кто-то касается моей руки, это Маша, она указывает на дверь. Мы выходим из актового зала, потом из школы, идем на задний двор. По дороге пытаюсь найти тему для непринужденного разговора, но ничего не выходит. Останавливаемся, Маша поворачивается и подходит ко мне близко-близко. Я чувствую как от нее пахнет вином и немного сигаретами, едва уловимый запах, скорее приятный нежели наоборот. Касается ладонью моей щеки, и губами губ. Все настойчивее. Сначала опешивший теперь я отвечаю ей.
Ее руки находят бляшку моего ремня.
- Ничего не говори - шепчет она своим чуть хрипловатым голосом и присаживается на корточки.
Сердце готово выскочить из груди. Я не знаю куда девать руки и просто держу их на ее плечах.
Когда мы возвращаемся назад, я чувствую себя чуть взрослее. Чуть взрослее своих друзей.

Теперь пленка идет быстрее. Как на ускоренной перемотке. События мелькают одно за другим. Вроде бы и понятно, что происходит на экране, но нет возможности уловить его суть, прочувствовать момент.
Радость первой закрытой сессий, мы идем в ближайший кабак, мы уже взрослые, нам можно, звучат призывы "надраться этой ночью" и слегка надменные смешки девушек. И сразу же "экватор", лиц за столом меньше и, что удивительно, они выглядят ощутимо старше, разговоры чуть серьезнее, глаза не блестят детским  предвкушением праздника. Институтский выпускной теряется в воспоминаниях.
А пленка все набирает обороты, и вот я уже ощущаю себя попавшим на небольшой островок в половодье реки памяти, несущейся куда-то пестрой лентой. Я выхватываю глазами отдельные наиболее яркие ее образы, провожаю их и снова ищу взглядом за что зацепиться.
Первая работа. Даже не помню, кем я устроился. Помню только, как приятно было вставать с утра, завтракать и отправляться на службу, смотря на встречный рабочий люд, как на равных. Солидно здороваться с коллегами за руку.
Несколько несвязанных воспоминаний, как будто случайно, перебирая письма и другие когда-то важные бумаги,  наткнулся на старые фотокарточки или забытые детские рисунки.
Я и Маша. Вспоминаем за чашечкой кофе школу, друзей. Тепло и уютно. Говорит, что любит меня. Я киваю и понимающе улыбаюсь - она замужем, у нее уже дети, да и я тоже несвободен. Мы можем позволить себе эти разговоры.
Вот и моя свадьба. Яркий, но совершенно смазанный росчерк на кинопленке.
Две девочки на фотографии. Дочки. Совсем крохи. Через секунду у них за плечами ранцы, они быстро вытягиваются и передо мной две девушки в пышных выпускных платьях.  Потом рядом с мужьями. Внуки.
А это еще до их рождения мы с женой где-то на море...
Теперь пленка идет как карточки в альбоме, страницы которого перелистываются сами собой все быстрее и быстрее. День за днем, год за годом укладываются в круговерть: работа - дом - работа - отпуск, мелькают дни рождения, новогодние праздники в семейном кругу. И вроде нет ничего проще, протянуть руку и придержать страничку, остановить эту непонятную кутерьму, но я, как завороженный, слежу за ней не в силах что-либо изменить. Через некоторое время мельтешение замедляется, и вот  уже вновь начинаю разбирать отдельные места и лица... С мягким шелестом переворачивается еще один лист и замирает - дальше некуда.
На последней фотографии шестидесяти восьмилетний старик, с веселыми морщинками вокруг добрых глаз и немного грустной улыбкой. Он сидит в своем кресле о чем-то задумавшись и подперев голову рукой, смотрит вдаль сквозь экран телевизора, по которому бегут снежные помехи.

                ***
  Я опять заснул за просмотром фильма. Программа давно закончилась и комната наполнена чуть синеватым светом и легким, как шум дождя за стеклом, шорохом стационарных помех. Аккуратно, чтоб не потревожить больные колени, встаю, выключаю телевизор и направляюсь в свою комнату. Какой чуднОй сон мне приснился. Очень чудной... Очень...
Размышляя о нем я мирно засыпаю в своей кровати.