Добрая канава

     Жил-был на белом свете ручеек. Был он маленьким и озорным, прозрачным и чистым. Он родился совсем недавно, когда в горах начал таять снег и мрачные ущелья наполнились шумным ревом потоков талого снега, веселым перезвоном больших и маленьких ручейков.
      Наш ручеек был маленьким. Может быть, самым маленьким из всех ручейков.
      Мощные потоки падали с обрывов, пронизанные радугой и, скатываясь в долины, питали русла рек. А ручейков в долинах с нетерпением ждали канавы и канавки. Каждую весну, когда начинал таять снег, они наполнялись талой водой, жадно пили ее, а, напившись сами, поили деревья, растущие по их краям. И деревья, спавшие все зиму, просыпались: поднимали склеенные долгим сном ресницы листочков, сладко потягивались, вытянув к солнцу ветви, жмурясь солнечными зайчиками на клейких листьях.
      Солнце пригревало все сильнее и воды в ручейках становилось все меньше и меньше.
      И опускали ивы ветви к воде, последний раз касаясь чела умиравших ручейков, и листья блестели, как медные пятаки.
      На могилах ручейков распускались, разбуженные их влагой цветы, а спохватившееся небо проливало слезы дождей.
      Потом цветы засыхали и наступала осень. А идущая вслед за ней зима, укрывала канавы теплым снеговым одеялом. И канавы засыпали – до новой весны, до новых ручейков…
    
      Но вернемся к нашему ручейку, – наверное, самому маленькому из ручейков. Когда он добрался до долины, глаза его разбежались от открывшегося простора. Но путь в долину преграждали камни – большие и маленькие. Наш ручеек хоть и был маленьким, но хвастунишка был большой! (У ручейков всегда так бывает: чем меньше ручеек – тем  больший он хвастун!). Поэтому ручек выбрал самый большой камень, разогнался, подпрыгнул и… очутился в канаве. Он испугался:  канава ему не понравилась – в ней было слишком много мусора (у канав, ведь, свои проблемы: чем они больше – тем больше мусора скапливается в них за долгую зиму), но выбраться обратно уже не мог. Ручеек понял, что попал в большую, может быть, самую большую канаву в долине. Он беспомощно барахтался в первой же попавшейся на его пути ямке и, даже, не мог толком осмотреться.

      Но куда же попал наш ручеек? Это была, действительно, большая канава. Наверное, самая большая канава в долине. Ей нужно было много воды. Чтобы напоить деревья, растущие по ее склону, и травы, и цветы. И еще была у канавы мечта: стать руслом большой реки. Реки впадавшей в синее море. Она и камень у входа нарочно поставила побольше. Чтобы лишь большой ручей мог попасть в нее.
      А тут этот глупый шалун?! Но был он такой упрямый, так весело зазвенел между камушками: «Какую канаву я себе нашел! Я потеку по ней далеко-далеко! До самого синего моря!»(Замечено, что чем меньше ручьи –тем больше они звенят. Наполняясь водой, они уже не звенят, а журчат. Становясь реками, текут тихо и плавно. Правда, бывают и шумные реки: в них водится вкусная рыба форель, на них строят электростанции, но жить возле них хлопотно). И когда канава услышала желанное «синее море», что-то дрогнуло в ней. И улыбнувшись пересохшими губами, она не сделала глотка, погубившего бы ручеек: «А вдруг действительно?» – подумала она. И деревья, которым пришлось пить лишь талую воду долины, замерли вначале изумленно, но услыхав веселую песенку ручейка, склонили над ним тенистые ветви: «А вдруг действительно?» – подумали они.
      И наш ручеек дождался дождей! И слезы неба по умершим ручьям были слезами спасения для нашего ручейка. А первая весенняя гроза стала датой рождения мощного шумного потока.
      Он шумел так громко, что деревья затыкали листвой уши. Но шумел он потому, что быстро тек. Так быстро, что камни, попадавшиеся в канаве, переворачивал вверх тормашками! А тек он так быстро для того, чтобы, ударяясь о стены канавы выплескиваться на листья тысячью большущих брызг! Брызги сбивали с листьев летнюю пыль, и листья начинали блестеть ярко и зелено! Как весной!
      И так прошло лето, и по воде поплыли желтые листья, и наступила зима. А потом вновь была весна и лето, осень и зима. И наш поток был таким же шумным и быстрым. Правда, иногда он замерзал и умолкал, а в оттепели, даже, плакал сосульками. Но это с ними случалось, обычно, лишь зимой и канава, как могла, согревала его. И оттаяв, поток вновь устремлялся вперед, пробивая дорогу все дальше и дальше – к синему морю.
      Канава была доброй и ласковой, умной и …

      Нет, канава была ужасно нетерпеливой! Ей хотелось как можно быстрее увидеть синее море. А поток, казалось, совсем не спешил. Ему до всего было дело. Вот он остановился, чтобы напоить чахлый кустик, вот забежал на огород ветхого старика – и это повторялось каждый день! И канава потеряла веру в поток. Ей подумалось, что не хватит воды дождей и талых снегов, чтобы восполнить все то, что поток раздает на все стороны. И однажды зимой, когда поток замерз, она попросила злого колдуна поставить на пути потока огромный камень. Канава решила избавиться от нашего потока, чтобы впустить в свое русло другой гораздо больший поток, который быстро-быстро донесется до синего моря. Оттаявший поток, увидев камень, вспенился, вскипел, но ничего не смог поделать с большущей глыбой. Тогда он выплеснулся из канавы и потек в долину. И лишь маленький ручеек – частица потока –остался течь в канаве.
      Прошла весна, а канава так и не дождалась другого потока. И тогда она стала звать наш поток обратно. Но поток, совсем обессиленный путем вне русла, обрадовался сначала, но вдруг подумал: « А, может, канава просто боится оставаться без воды? Боится, что засохнут ее деревья, что не будут расти по ее краям цветы и тогда, напившись и окрепнув, она вновь преградит потоку путь – он то остался прежним?».
      А пока он думал и не знал что решить, дотек до долины, на которой лежало русло пересыхающей речушки. Местами в нем еще журчала вода, но уже злая тина обволакивала его, грозя погубить совсем. Не раздумывая, наш поток бросился ему на помощь. «Напоить, напоить!» – стучали в нем камешки. Поток влился в русло и почувствовал огромную радость! (Течь можно лишь в русле. Без русла вода не течет, а растекается и, смешиваясь с пылью, превращается в грязь).
      И вновь зашумели дожди и ударили грозы – и наш поток стал небольшой шумной речушкой, которая потекла между полей и деревень. И на ее берегу заиграли дети, заскрипели колесами водяные мельницы.
      А канава все звала, просила вернуться. «Маленький ручеек – твоя частица, пересохнет без тебя» – умоляла она.
      Но как же теперь вернуться?! Разве можно оставить тех, кто поселился на берегу речушки. Она ведь, знает каждого и любит их всех.
      Вот в этом доме живут дедушка и бабушка с внучкой Машенькой. По вечерам дедушка с внучкой выносят постель прямо на берег реки и под мерцающими звездами начинаются бесконечные дедушкины сказки.
      А вот в этом доме живет черноглазый мальчик Ромка. Он такой хороший! И хотя его папа выливает иногда в реку помои (он считает, что лучше видит, куда выливать помои) – это хороший папа. Не может быть плохого папы у Ромки! А у его мамы такие глаза!.. Почти как у Ромки.
      Да, что там говорить! Сколько домов в деревне – и в каждом живут люди. Они ловят в реке рыбу, разбивают на ее берегу сады, копают землю, расширяя и продлевая русло реки.

      А если вернуться? Та малая часть воды, что останется после долгого пути, лишь разжижит грязь на дне канавы. И грязь эта замутит чистый ручеек  – частицу потока. А вода дождей превратит канаву в болото, на которой вокруг прекрасных лилий свернутся лишь злобно шипящие ужи.
      А если вернуться? Тогда произойдет самое страшное: погибнет река, пересохнет ее русло. Нет на земле ничего страшнее пересохших русел рек. Вода не должна оставлять свое русло. (Впрочем, почему «не должна»? Вода, просто, не может этого сделать, если русло достаточно просторно).

      Нет. Вода знает больше людей. Она знает, что где-то там, – еще до горизонта, – маленький ручек и наша река встретятся, и потекут вместе. И что там синее море!  Они потекут в Океан! Потому что вода всех рек, в конечном счете, впадает в Океан. И вместе с ними поплывут бумажные кораблики Ромки. И добрый волшебник на берегу Океана превратит их в большие океанские корабли.
      И Ромка будет плавать на них капитаном!
      Исполнится мечта канавы: она будет руслом реки впадающей в Океан.

      Ну, а что будет за Океаном  – этого не знает ни вода, ни люди. Этого не знает даже Волшебник, рассказавший мне эту удивительную историю о доброй канаве.


                Ноябрь 1979г.