Запасной вариант. Глава 11. Надо убрать

Глава 11.Человек, которого надо убрать. Шрам на левой скуле

Всё-таки это совсем неплохая работа — быть «теляком». Так на своем контрразведчицком жаргоне окрестили мы воспетую Голливудом и Уитни Хьюстон благородную профессию. К слову. Новоявленных толстосумов, гордо величающих себя «бизнесменами», мы на том же жаргоне величаем «бизнюками». Фольклор всегда подмечает самое важное: деловые да богатые, но шибко бзделоватые. Господин Савченко, конечно, не афро-американская звезда. Но чем я не Кевин Костнер?

Если кто-то считает, что телохранитель должен на всех мероприятиях являть собою угрюмого истукана в тёмных очках, это ошибка. Конечно, и патлы до жопы, как и лысина с бычачьей шеей, — тоже форс-мажор. Истинный профессионализм как раз состоит в том, чтобы слиться с публикой, держаться естественно, ничем себя не обнаруживая. Так что — хошь не хошь, а лопай ананасы, хрусти на зубах нежными косточками рябчиков, запивая импортным винишком. Без этого никак. Потому как такая служба — сплошные фуршеты, презентации и приёмы иностранных гостей. Вчера выпивали со шведами. Сегодня столовались с китайцами. Те самые двое, что сидели в «Центральном» за одним столом с Сашей из РУОПа, оказались коммерсантами из Харбина. На следующей презентации они явились — не запылились. И господин Дон Хон Ли, лучезарно улыбаясь, обсуждал через переводчицу Олю, выдерживающую стиль суперделовой женщины в стрекозиных очках, вопросы международных поставок чёрного металла. Суть такова. Нам требуется ремонтировать железнодорожные пути на перегоне Новосибирск — Тогучин, и почему не могли бы две-три сотни китайцев заняться этим нелегким делом? А в качестве платы гастарбайтерам так называемые «второгодние» рельсы. Это рельсы, которые  могут быть использованы вторично. Ну и придумают же словечко — «второгодние»! Короче, наш паровоз, вперёд лети! А как же иначе, если не лететь? Рельсы-то — через Амур и — в Поднебесную! Из тех рельсов потом накуют самурайских мечей для войн XXI-го столетия. А нам — одни гнилые шпалы. Теперь мы как бы на правах второгодников у мировой цивилизации.

Господин Дон Хон Ли с похожим на Кона узкоглазым китайцем-телохранителем был принят в особняке хозяина. На презентации всё же деловых бумаг не подпишешь. Презентация — она просто так называется презентабельно, а в общем-то — заурядная пьянка в стиле советских оргий партайгеноссе с девочками для развлечений, только не на подпольной загородной пасеке, а где-нибудь в Доме актера или ресторане «Никольском». Проводив господина Дон Хон Ли, Савченко пригласил меня в свой кабинет.
Был я уже и в бассейне с чистой воды синевою, оправленной мрамором. Был и в заваленном гирями и штангами для поддержания формы тренажёрном зале, соединяющемся с сауной и бассейном переходами. Здесь еще не был. Войдя в кабинет, я поймал себя на мысли, что это всё очень походит на антикварную лавку. Коллекция икон на стене. Великолепная мебель в стиле рококо. Фарфоровая китайская ваза, с которой скалится и грозит когтями дракон. На киргизском ковре со свастиками по краям — шашка в ножнах с украшенной серебром рукоятью. Конечно, это не тот ковёр, о котором сболтнул засланному в тыл Николаю Кузнецову подвыпивший эсэсовец, а в итоге была раскрыта спецоперация нацистов в Тегеране и наши «сделали» Отто Скорцени, тщательно подготовившего покушение на «большую тройку». Да и Савченко не потянет ни на одного из триумвирата союзников — хоть сигару в зубы, хоть усы на губу, хоть благородные морщины на щёки. Он сидел за столом в кресле с резной спинкой, напоминающей трон средневекового монарха в расслабленной позе Уинстона Черчилля. «Что это — мания величия? Или тяга к красивым позам и старинным вещам?» — шевельнулся засевший во мне.
— Садитесь, — воркующим голосом пригласил Петр Степанович.
Я опустился в кожаное кресло.

Савченко выдержал паузу и продолжил.
— В том, что вы профессионал, теперь я не сомневаюсь. Вашей выдержке можно позавидовать. Вы даже не спросили, зачем был устроен этот дешёвый фарс с проверкой...
Я молчал. Я изучал старинные иконы, прикидывая, какая из этих древностей, перекочевав из музея, заменена теперь подделкой. Это, конечно же, подлинники. Подлинники, которые выламывались из алтарей русских церквей моими коллегами в кожаных куртках лет этак шестьдесят-семьдесят назад для улучшения мира и мировой революции. Эх, не знали дяди в кожанах и с тяжеловесными маузерами в деревянных кобурах на боку, чего стоят эти доски! А может, и знали, потому и жгли, ломали и крушили...
— Толик, конечно, как всегда, переборщил, — сжал Савченко кулаки в перстнях на подлокотниках своего трона. — Сильно уж он эмоциональный. Ну, трепетная лань, да и только...

«Значит, так. Вот под этой иконкой с Богоматерью и Христом-младенцем, похожим на прогрызшего шелковичный кокон червячка, сейф, а в нём — бриллианты. Те самые, что впитывают солнечный свет и излучают его затем в виде сияния даже в непроглядной темноте», — оттарабанил рапорт засевший во мне, только что не использовав для этого мои голосовые связки. Не преминул он также в качестве попутной ассоциации заметить в скобках про китайскую «тактику шелковичного червя». Это такая стратегия завоевания соседнего государства без единого патрона — контрабанда, подкуп, внедрение в управленческие структуры, экономическое порабощение. Глядь — там, где ещё вчера налитые соком плоды радовали глаз, кишат черви, всё затянуто липкой паутиной.
— Вы уж меня извините, Владимир, мои коновалы не могут работать ювелирно, — рокотал Савченко. А я буравил взглядом доску с потрескавшимся изображением Богородицы, почти полностью уверенный: алмазы там, за этой иконой, за металлической бронированной дверкой с наборным замком.
— Потому я и хочу доверить это ювелирное дело вам, — завершал свою речь Савченко, — что если поручить Толику или Кону, они всё испортят. Считайте, что это знак особого доверия...
— Да, конечно, Пётр Степанович. Я понимаю...
— Вот и хорошо. Мне как раз и нужен человек, который бы понимал... Суть дела проста... Надо убрать одного надоевшего мне конкурента... Вот его фотография...
В этот момент, уже оглядев комнату, я перевёл взгляд на хозяина. Он сидел ко мне в пол-оборота, и на левой его скуле хорошо был виден небольшой бледный шрам. Откуда он? Что-то прежде я его не видел. Или он замазывает его гримом? Савченко положил передо мной фотку, на которой был запечатлён мужчина лет тридцати пяти. Рядом с ним — эффектная блондинка. Вместе с фотографией на стол лёг револьвер системы «Бульдог».
— Сами понимаете, — пояснил Савченко. — Из «Макарова» стрелять в гостинице — людей напугаете. Уж больно громко бахает эта «пээмка». Да и в кого попадёшь из этого хлама! — словно прочёл он мои мысли. — А «буля»... Лает не громко... Но зато кусается!
Он улыбнулся, пододвигая ко мне фотографию и оружие. Я сунул «пушку» во внутренний карман пиджака и принялся разглядывать фотографию. Парень был симпатяга. А его подруга — просто класс.
— Кто она? — спросил я, чтобы хоть что-то спросить.
— Его секретарь-референт. А он — Валентин Карагодов, ещё недавно был брокером на товарно-сырьевой бирже, а теперь... Ну, да этого вам знать не нужно. Завтра днём он будет на бирже и часов этак в шесть-полседьмого зайдет поужинать в «Центральный». Должен зайти. А потом, по всей вероятности, отправится в гостиницу. Он, в общем-то, из Питера. А сюда приехал по сырьевым делам...
— Ясно. Какие ещё будут инструкции?
Лучше всё сделать так, чтобы не было шума. Сможете?
— Постараюсь. В Афгане подобные задания доводилось выполнять. Правда, для этого приходилось обряжаться в душмана...
— Ну, а тут обряжаться не нужно...
— Ясно...
Выходя от Савченко, я был больше озабочен своими соображениями насчёт сейфа с бриллиантами, нежели всей этой ерундой с питерским биржевиком, которого хозяину срочно нужно было шлёпнуть. Где же он всё-таки держит камушки? Под полотном кисти авангардиста, изображающим якутско-бурятского идола? Или под иконой? Я дважды повторил «ясно», но на самом деле никакой ясности-то и не было.