Латунная степь. дневники 2009

   Поздно вечером 11.08 прибыл в районный центр Озинки, где меня встретили и во мраке проводили на южную окраину, в самый последний дом. Натуральное хозяйство без канализации, но с курами, в здешних степных краях есть вещь накладная - с мая не было дождей, и соседи ведут борьбу за артезианскую воду для полива, каковая борьба особенно обостряется по ночам... Познакомившись с хозяйкой Л. и её сыном Д., курсантом ВУ, с трудом отбоярился от ужина и упал спать. На следующий день после обеда отправился осматривать степные "владения": шёл на солнце по выжженной мёртвой равнине, пыля мигом "мимикрировавшими" сандалиями, и дышал полынным терпким духом. В недавней передачке слышал о психологическом тесте, когда объекту предлагают, к примеру, слово КРАСНОЕ, написанное зелёным цветом, и т.п., а потом просят рассказать о прочитанном - при этом у объекта возникают затруднения ассоциативного толка; мне подумалось, что жители средней полосы воспринимают светило "написанным" пастельно приглушёнными, обманными цветами - истинное же солнце суть огненное жерло, чьё имя дОлжно ставить раскалённым клеймом на живой коже... Топая во вроде бы "безопасном" направлении, вскоре таки упёрся в щит "ЗОНА ТАМОЖЕННОГО КОНТРОЛЯ 15000 м" - пришлось зигзагами двигаться между пограничной зоной слева и населёнными пунктами, видневшимися в отдалении справа. Прошёл через заброшенную скотоферму: на огромной площади сплошь руины корпусов, мусор да белые коровьи черепа; пофоткал, сидя на корточках, винтовые линии рогов и поразительные теменные выпуклости. Далее дорога вилась вдоль изгибов речки, из-за засухи распавшейся на цепочку стоячих прудов, воняющих болотом - шёл, наблюдая семенящие вдали малые отары овец; раз прошёл мимо стада коров - пастух плёлся позади и ревел в жестяной рупор нечто протяжно-ритуальное, напоминающее попытки пьяного вспомнить собственную фамилию. Подивился, как овцы и коровы могут есть совершенно сухую жёлтую траву - давно мёртвую... Когда время пёха приближалось к двум часам, выбрал в качестве финального ориентира ярко-голубые пятиэтажки, очень странно выглядевшие в голой степи. Оказалось, это маленький посёлок городского типа "Сланцевый Рудник" - в отдалении виднелись горы белого крошева и угловатые корпуса самого рудника. Купив бутыль воды в магазине-пенале, пошёл обратно в Озинки по шоссе. Приближался вечер, и солнце багровой каплей висело под сиреневым брюхом тучи; машин на дороге было мало, однажды навстречу проехал на велике пожилой азиат, худой и чёрный, как головешка - царапнул по мне узенькими скучными глазками. "Домой" вернулся около 20.00, уже в сумерках, пропылённый и довольный - спина, вроде, держит нагрузку.
   Ночью поднялся ветер - выл-свистел во всех щелях, а утром небо оказалось плотно затянуто серым. Вскоре закапал долгожданный для местных дождик и с перерывами поливал весь день - похоже, куда бы ни приехал, о горе мне!, привожу с собой хмарь и сырость. К вечеру прояснело, и я отправился в город за провизией; грунтовые дороги развезло до состояния месива, по коему елозил, ругательски ругаясь. В россыпи "напёрсточных" магазинчиков искал привычные сыр, творог и т.п. - но всюду мне немытыми руками протягивали ядовито жёлтые ломти "Российского", а за самодельным творогом отправляли на рынок. Фууу!.. Деформации рациона - это совсем-совсем нехорошо. За это я сорвал с хозяйской грядки два крупных помидора!

   Пару дней было облачно и прохладно - плюс ко всему, тот дождик, видимо, стал сигналом для кровососов всех калибров к активизации репродуктивной деятельности: теперь кусаются мухи, мушки и почти невидимые козявки. Меня здесь явно недолюбливают - и я подумываю, не свалить ли ранее запланированных сроков. Не ходите, бармалеи, в саратовскую Африку гулять!
   
   15.08, решив не входить в соприкосновение с пограничной стражей, отправился на север, вглубь РФ. Верхняя северная часть города, судя по домам и магазинчикам (они там не столь напёрсточны и занюханы, как в южной части) - это край элитариев. Миновал колоритную "Озинскую Мельницу N24" (где скрываются остальные 23, осталось загадкой), кругленькую черепашкоподобную мечеть с недобеленным минаретом (гундосые завывания муэдзина из торчащего на минарете мегафона я уловил вечером на следующий день - со своей южной окраины), полуцилиндрические ангары и двух пасущихся коров (живых!), проводивших меня младенческим глазом. На этом цивилизация иссякла, и раскрылась латунно жёлтая степь в патине полынных узоров. Решив ориентироваться по километровым столбам, чередовал час темпового пёха (скорость около 6,3 км/ч) часом расслабленного (5 км/ч); ветер тёплой массой натекал на грудь и лицо, а солнышко красиво просвечивало чрез пёстрые облака. Здесь странные камни: колотый щебень с трапециевидной "огранкой" искрит неверными гранями, сам полупрозрачен и цветом бледно-коричнев, как старая вода в крУжке для акварельного письма - не знаю почему, но я решил, что это кремень, и теперь с сим геройским щебнем на "ты". На самой обочине дороги увидел окровавленного, едва живого ужика - он, лёжа вверх брюхом, корчил петли и разевал маленькую розовую пасть; отнёс его в траву и полил водичкой, впрочем, безо всякой надежды. Сперва грешил на автомобили, но ужик не был раздавлен - верно, его метко клюнули, а после моего ухода - доели. Вскоре надо мной закружил тот, кто как раз весьма мог клюнуть - с крыльями, слишком широкими для сокола, с хвостом, слишком узким и длинным для ястреба, мелкий хищник вроде кобчика долго вертелся надо мной (я уж даже заподозрил, что вот-вот буду клюнут);  раскинув руки, "полетал" вместе с ним и, "полетав", помахал ему ими на прощанье. Весь путь составил примерно 30 км и занял 5,5 часов чистого времени - устал до жженья в бёдрах. Спина, скотина неблагодарная, разнылась - пришлось следующий день её вылёживать. Кстати, назавтра опять было холодно и ветрено, оловянные тучи забрали всё небо и вогнали меня в тоску. В тоске написал хокку:
   
    В чреве вечера
    меркнет пУрпурная нить.
    Слушаю ветер...

   17.08 утром - солнечным и бодрым - сделал на крыльце зарядку и привычно отправился на грядку за парой спелых помидоров. Нашёл пунцовые, шершавые и тёплые - и в который раз задохнулся от их живого, пряно-сладкого аромата. Через какое-то время запах "обмелел", выронив сию солнечную нить, словно саму жизнь из ослабевшего узла. Не без грусти записал:

    Сорвал помидор -
    сгусток сахарной крови
    остынет в руке.

   18.08 был истошно солнечный день, и я потопал проститься со степью: наплевав на запретительные щиты, отправился в сторону границы - к подобию рощи. Роща оказалась искусственно насаженной и давно полумёртвой: деревья в большинстве сухие, исковерканные безводьем (грунтовые воды здесь неглубоко, но они солоны, губительны для растений) и пеклом. Миновал маленькое мусульманское кладбище, в окрестностях коего количество валявшихся костей крупного скота заметно превышало количество камней - облюбовав совершенно "космический" позвонок с острым обломком ребра, сфоткал его и даже собрался увезти домой, но передумал. Недавние дожди разбудили семена в грунте, и изо всех трещинок затвердевшей дорожной пыли проросли крошечные, с ноготь, зелёные травинки - пришлось идти по этой "детворе", мысленно прося у неё прощенья. Сделав круг километров в 10 прогулочным шагом, с долгими остановками для фотканья, вернулся "домой" через 3,5 часа - надышался полынью и раскланялся с солнцем.

   19.08, в предпоследний день своего пребывания в Озинках прошёлся по "центру" - напоследок полюбовался заборами, собранными из блоков мобильных вертолётных площадок, брошенных бывшей когда-то в Озинках вертолётной частью (такие милитаристские заборы, ввиду дефицитности древесины, украшают большинство частных дворов, детских садов и т.д.), а также вывесками магазинов: в магазинчике "Папирус" продаётся "всё для школы и офиса", в норке "Моцарт" - DVD и mp3, перед входом в "Золушку" выставлены цветастые велосипедики (подозреваю, что в полночь они превращаются в кабачки и баклажаны), "Глобус" предлагает косметику, парфюмерию, галантерею и т.п. (а вовсе не туристское снаряжение или географические карты). Верно, это провинциальная слабость - дать своему заведению звонкое имя, обезоруживающее отсутствием "рифмы" с сутью.
   Наблюдая степную и горную флору, с некоторым удивлением констатировал, что эстетическая привлекательность растительных форм часто привязана к анормальности, "завихренности" последних, зримому свидетельству экстремальных условий существования; осыпи грунта, воздействие ветров, недостаток или избыток света, безводье - тени смерти. К примеру, для бонсая отбирают молоденькие деревца, уже "красиво" исковерканные цепляньем за обрыв, постоянной борьбой с ветрами и гравитацией (скалолазы, поставляющие таковые мэтрам бонсая, хорошо зарабатывают); планомерно угнетая их корневую систему и ветви, мэтры доводят уродство до градуса эстетического совершенства... В ХХ веке видный культуролог (имя, увы, забыл - кажется, немец какой-то) озадачился выявлением общечеловеческой эстетической "константы" - и в итоге сформулировал тезис "S-образной линии красоты". Органичность оной руслам рек, гребням холмов и т.д. не проясняет сугубо человеческого аспекта явления - мало того, мне шибко кажется, что классическая эстетическая "константа" за последнюю пару веков сделалась динамичной "переменной", начав зловеще мутировать в экспериментах экспрессионистов, постэкспрессионистов, кубистов и иже с ними, а также с развитием и доминированием дискретных, "разрЫвных" моделей в научном мышлении новейшего времени (все нелинейные динамики, теории фракталов, теории катастроф говорят языком пороговых, "катастрофических" изменений режимов устойчивости системы - с тенденцией к сваливанию в динамический хаос). Мне также кажется, что течения, близкие психоанализу, объективирующие иррациональное, рвано изнанное сознания, внятно легли в указанный сумеречный контекст. Эргосум, строивший язык понятий и образов как трамплин для качественного прорыва "в гибельные выси", оказался схвачен им, как капканом - "энергия заблуждения", трудами многих поколений креаторов "закачанная" во вселенную рацио, заигравшегося в реальность, так организует топологию подобий, что сознание неотвратимо сверзается в иллюзию, в небытие. И мутации эстетической "константы" есть один из симптомов реализации истинной природы эргосума.
   Вот такие мысли посещают бармалея на лоне природы.

   Напоследок жанровая сценка: 18-летний сын хозяйки, курсант-отпускник, затеял стирку и "глажку" формы; спрашивает у матери:
   = Ма, а где марля лежит?
   = Марля - рядом с носками новыми.
   = А что, есть носки новые?! (весьма оживившись)
   = Нет, новых носков нет, но есть место для них.