00. 00 по летнему времени

  В одном старинном доме с длинным коридором, теплым камином и высокими потолками жило самое маленькое привидение. Обитало оно на чердаке, в верхнем ящике комода, куда жители дома никогда не залезали, а потому даже не знали о существовании Малютки-привидения. Работу свою наше привидение выполняло хорошо, можно даже сказать, отлично: ровно в полночь вылезало оно из своего пыльного убежища и тихонько стонало. Иногда оно спускалось в дом – посмотреть, как люди живут, но тут же возвращалось назад, боясь попасться кому-то на глаза. Собственно, жизнь его текла так же, как и у любого привидения его возраста. Лишь с одним исключением: Малютка никак не мог вырасти. Из-за своих маленьких размеров он почти никогда не общался со своими сородичами. Только призрак Захарыч из соседского дома заглядывал иногда к нему чаю попить.
-Да ничаво, - часто говаривал он, - все у тобе хорошо будет. Вон Васька-то из Егоркинского дому все не рос, да не рос, а потом как дал маху! Все нынча на него и равняются: вон де как пугать-то надо, чтоб силу-то таку заиметь! Ничаво…
Но Малютка слушал его мимоходом, зная, что все равно не быть ему большим. Ведь, как известно, привидения растут от страха человеческого: чем сильнее боятся люди призрака какого-нибудь, тем быстрее растет сам призрак. А наш Малютка с самого начала не смог жильцов напугать. Как говорят, плохое начало – и дело стало. Так вот и жил он: днем отдыхал, вечером с Захарычем чай пил да былое вспоминал.

Был один из таких вечеров. Погода за окном стояла ненастная – дождь лил не переставая, гремел гром, молния сверкала. Захарыч сидел в кресле-качалке, укрытый клетчатым пледом, и пил горячий чай с малиновым вареньем. Малютка сидел напротив, задумчиво слушая, как дождь барабанит по крыше.
-Да-а-а, погодка нынча скверная, - начал Захарыч, - давненько такой не было. Однако ж до наводнения, думаю, не дойдет дело-то. Что скажете, Павел Вонифатьевич?
Малютка привык, что по имени его называл только Захарыч. Для остальных оно было забыто и иначе, как Малютка, его не звали.
-Да-с, пресквернейшая погода. Вот помню, в 1908-м долго такая погодка стояла. А после-то и наводнение было. Да-с. Меня в ту пору в Москве не было-с: сам лично не застал. Друзья рассказывали. Да-с. Пресквернейшая погода. Пресквернейшая. Да-с.
-Я-то в девятьсот восьмом жил еще в Казани. Потому не могу вспомнить про потоп-то твой, батюшка. Ты, чай, в Москве часто бывал?
-Приходилось. По службе-с. У приятеля жил. Он в ту пору еще коллежским асессором был, как и Ваш покорнейший слуга-с.
-Да…Ты, батюшка, голубых кровей человек, енто сразу видно. И должность-то у тебя какая важная-то была. А вишь как все вышло-то. Теперича вот вместе свелось нам жить. Вернее, существовать. Потому как жить мы…кхе-кхе, ужо не можем. Енто ж надо-ть. Кто б мог предположить, батюшка, что…
Захарыч перестал раскачиваться в кресле и прислушался. Малютка встрепенулся и тоже стал слушать. Откуда-то снизу доносился звон посуды и девичий смех.
-Что ж енто, батюшка, у тебя жильцы такие неугомонные? Время-то ужо половинка двенадцати! А они все шумят. Али ты не пугаешь их, Павел Вонифатьич?
-Как же-с, Захарыч, пугаю-с, пугаю-с, ровно в полночь. Да в таком мире разве можно напугать? Ребенок – и тот не побоится! Да-с. Сам иногда боюсь. У них ведь нынче и слова-то такие пошли страшные-с. Мне и не понять, хоть грамоте-то с малолетства обучен. Да-с.
-Ну ничаво, Павел Вонифатьич, ничаво. Не горюй. Век протянется, всякому достанется…
-Да я, Захарыч, даже не знаю-с, как и напугать-то их. Ведь ходят они такими толпами, что хоть сам бойся. Редко когда удается что-либо подобное сотворить.
-Да неужто, батюшка, и впрямь ни разочку не получалось? Давайте же спустимся и поглядим: как да чаво. Авось и попугаем маленько. Как раз к полуночи поспеем.
С этими словами Захарыч поднялся с кресла и уверенной походкой двинулся к лестнице. Малютка, семеня своими маленькими ножками, побежал за ним, приговаривая: «Только ради Вас, любезнейший мой. Исключительно ради Вас. Потому как знаю-с, что из этой затеи-с ничего путного не выйдет. Потому только и иду-с, что из-за уважения к Вам и вашему почтеннейшему семейству-с».
Тем временем Захарыч спустился в дом и с видом хозяина пошел в ту сторону,  откуда он слышал шум.
-Да ты погляди, батюшка, чаво делается-то! Средь ночи-то! Да нисколько не боятся! Совсем ты, Павел Вонифатьич, видать не пугаешь их. Енто не дело, братец, совсем не дело.
Малютка, не находя слов в ответ, тихо стоял за спиной Захарыча. Они были в гостиной, соединенной с кухней. Слева от них весело пылал огонь в камине, освещая мягким светом диван, стоящий перед ним. По обе стороны камина виднелись двери в спальни. Свет там не горел – видимо, хозяева комнат давно спали. Справа от себя Малютка видел красивую арочную дверь, чуть отворенную. Оттуда лился тусклый свет от настольной лампы. Это была комната дочери жильцов, Малютка знал это. Выглянув из-за спины Захарыча, он, наконец, увидел, из-за кого, собственно, им пришлось спуститься со своего уютного чердака.
На кухне, которую от гостиной отделял всего лишь длинный стол, что-то увлеченно делали две девочки. Росту они были примерно одинакового, но одна из них явно была старше другой. Которую была помладше, Малютка узнал сразу – это и была та самая дочка. Да и как не узнать такую красавицу! Ее светлые волосы небрежно ниспадали на плечи, глаза сверкали, как искры в камине, а милый, чуть вздернутый кверху носик так и говорил: «Я люблю соваться не в свои дела». Ее худенькие ручки суетливо доставали различные продукты, а ножки, выглядывавшие из-под халатика, так и летали в воздухе, плавно перенося свою обладательницу по кухне. Она говорила тихо и мелодично, время от времени смеясь над шутками подруги, которая стояла в стороне и наблюдала за происходящим. Последняя красотой похвастаться не могла, но было в ней что-то такое, что заставляло смотреть и любоваться ею. Темно-русые волосы были собраны в хвостик, а глаза выражали весьма странную смесь чувств: то ли гордость, то ли радость, то ли насмешку. Своими длинными пальцами она крепко держала себя за плечи, как будто тепло от камина не согревало ее бледное тело.
-Ах, батюшка мой, давайте-с уйдем отсюда, - начал Малютка, перестав смотреть, как девушки жарят картофель, - Ну ведь пустяк, с Вашего позволения. Сущий пустяк-с. И спускаться не стоило. На сих дам я, не давеча, как вчера, пробовал произвести впечатление. Сие бесполезно, батюшка мой, более того – глупо. Уж Вы простите меня за острое словцо… Но я настаиваю-с, что б мы немедля прекратили глупостями этими заниматься! Поверьте мне, любезнейший, я ведь…
-Да ты-ко, я погляжу, больно чёй-то боишься, Павел Вонифатьич. Не вижу причины не попугать ентих прелестных дам.
-Захарыч, уйдемте-с отсюда. Сии дамы… Много хлопот от них. И я…Я бы не хотел стать посмешищем в Ваших глазах, любезнейший мой.
-Перестань, Павел Вонифатьич, перестань! Как я погляжу, вчерася у тебя с ими не заладилось чей-то, да ничаво! Мы ж им сёдня покажем, где раки зимуют! Главное, Павел Вонифатьич, напугать так, чтоб страму не наделать: ни себе, ни дамам ентим. Так что давай-ка не робей, айда за мной.
И Захарыч тихо прошел сквозь арочную дверь девичьей комнаты. Малютка долго медлил. Он понимал, что от успеха этой операции многое зависит, но в то же время съеживался в комочек только от одной мысли, что может пойти что-то не так, что вдруг он что-нибудь сделает неправильно, или, чего доброго, вообще никого напугать не сможет. Но взвешивать все «за» и «против» было уже некогда: девочки, держа в руках тарелку и вилки, на цыпочках пошли к себе. Малютка мигом протиснулся в щель и притворил дверь. Прямо перед ним стояла большая кровать, освещенная настольной лампой, находившейся неподалеку на тумбочке. Слева от кровати Малютка увидел небольшой столик, по которому были разбросаны листы бумаги, карандаши, книги, карты, бусы; около него стояли два плетеных кресла. И Малютке сразу вспомнилось его скромное убежище, где бы они сейчас сидели и спокойно пили чай…Захарыча нигде не было видно. Голоса девушек приближались: еще чуть-чуть и они будут в комнате. Малютка подбежал к лампе, намереваясь выключить свет. Он был так напуган, что не заметил даже зеркала справа от себя, не заметил, что не испугался, вновь не увидя свое отражение, хотя в любой другой ситуации он непременно бы затрясся от страха. Он протянул уже было руку к выключателю, как услышал тихий голос Захарыча. Он раздавался откуда-то сверху.
-Ты чаво енто, Павел Вонифатьич, делаешь-то? Неужто думаешь, что дамы не заметят, что ты свет потушишь? А ну-ка полезай сюда, - и Захарыч подвинулся, освободив место на шкафу напротив кровати. Малютка легонько оттолкнулся и был уже возле своего друга.
-Все-таки, дражайший мой, я вынужден повторить, что затея-с наша неудачна. И я всеми силами пытался остановить Вас, но увы!
-Да хватит тебе, Павел Вонифатьич! Вот погляди, что за штуку интересную я нашел. Такой даже у бабки моей не было. Мастерски сделано!
И он показал Малютке маленькую шкатулочку, вышитую бисером. В это время дверь в комнату отворилась  и, все так же на цыпочках, вошли девочки. Они были увлечены беседой и потому, когда сели на кровать, даже не заметили плавающую в воздухе шкатулку. Но Малютка живо сообразил, что, в конце концов, они поднимут наверх голову и обнаружат это непонятное для них явление. Он быстро выхватил вещицу из рук Захарыча и поставил ее около себя. Девочки продолжали беседовать и жевать, не обращая внимания на  все остальное. Из их разговора призраки поняли мало. Зато Захарыч узнал имена «ентих прекрасных дам». Малютка не мог понять, зачем же надо знать имена своих будущих «жертв», но положился на опыт старого приятеля. Дочерь жильцов звали Рая. Ее подругу – Ксюша. Пока Захарыч выяснял их имена, часы на стене делали свое дело: стрелки уже показывали без пяти минут двенадцать.
-Ну, батюшка мой, приступим. Ты как хочешь: первым начать али меня сначала послушаешь?
-Как знаешь, Захарыч. Я ведь упомянул уже, что идея-с эта мне не по душе. Давайте, почтеннейший мой, уж начинайте, а я потом подхвачу-с.
-Ну, договорились. А ты, Павел Вонифатьевич, гляди на ихнюю реакцию. В нашем деле енто очень важно. Потому как от ентого зависят наши дальнейшие действия. Гляди в оба, Павел Вонифатьич, а я начну ужо, - и Захарыч издал жалобный стон.
Малютка пришел в восторг. Подобное ему и во сне не снилось. Как давно, оказывается, он никого по-настоящему не пугал! Как здорово, оказывается, ощущать людской страх, пусть он и вызван не тобою! Захарыч с улыбкой смотрел на Малютку и тоже был счастлив за него. Только два человека в комнате не разделяли этой радости. Рая даже картошкой подавилась от неожиданности. А Ксюша просто молча уронила вилку на кровать. Какое-то время стояла тишина. Девочки прислушивались к каждому шороху, стараясь понять, откуда доносился этот странный звук и не послышался ли он им? Захарыч на шкафу молча выжидал. У Малютки аж дух захватило. Он не мог вымолвить ни слова. Так прошло минут пять, не больше. Наконец, девочки сделали то, чего так ждал от них Захарыч: стали шепотом строить догадки.
-Слушай, Павел Вонифатьич, слушай. Ужо самое антиресное начинается. Каких только небылиц енти дамы сейчас не напридумывают, только чтобы себя успокоить. Слушай, батюшка мой, слушай…
Захарыч мог этого и не говорить – Малютка и так с жадностью слушал все, что только можно было уловить, во все глаза смотрел за каждым движением девочек. Он хотел запомнить даже самые мелкие детали своего первого, настоящего дела.
-Ксюх, эт че такое? – первой заговорила Рая.
-Не знаю…Собака, наверное, во дворе воет…Вроде больше некому…
-Не, эт в доме. Ты же слышала. Не надо себя обманывать. Эт точно в доме. Совсем рядом… И животные, между прочим, так не воют…
-Рай, может просто папа твой все еще телевизор смотрит. Вот там и был этот звук. До нас просто долетают обрывки какие-то…
-Обрывки?! Долетают?! Издеваешься, что ли? Да чтоб до нас че-нидь долетело, надо знаешь как громкость врубить? О-го-го!...Тем более что папа уже давно спать лег. Все спят. Во всем доме спят абсолютно все, - Рая сама не понимала, зачем она доказывает подруге сверхъестественность этих звуков, но и сослаться на какой-либо более реальный факт ей не хотелось. Захарыч тоже не понимал странное поведение Раи и потому держал совет с Малюткой.
-Знаешь, Павел Вонифатьич, на моей практике енто встречается впервые. Чтоб человек сознался самому себе, что есть окромя него в доме еще какие-то силы…Енто мне ново…
-Как же так-с, Захарыч? Что ж мы теперь делать будем? Неужели ничего-с не получится?
-Да нет, Павел Вонифатьич, получится-то оно получится, я думаю. Только вот странно себя ведет она. Очень странно, батюшка мой. Ну да ничаво. Ужо послушаем, а посля и посмотрим, чего да как, - и Захарыч с тем же вниманием принялся следить за ходом разговора.
-Ну, Рай, перестань, это же глупо. Насмотрелась ужастиков всяких. Вот и начинаешь придумывать небылицы всякие.
-Знаешь, что я подумала?... А давай-ка шторки закроем. Вдруг действительно маньяки какие-нибудь на улице. Мне не по себе как-то…
-Ну давай, - и Ксюша посмотрела на подругу, как бы говоря: «Вперед! Закрывай!». Но Рая и не пошевелилась. Ее взгляд ясно говорил: «Ни за что!». Метание взглядов быстро прекратилось. Ксюша решила уступить.
-Ладно уж, закрою я шторы. Ты только меня не пугай, ок? Мне, конечно, не страшно, но нервы…Сама понимаешь.
-Хорошо, хорошо. Ты только задвинь шторы, ага? Подойдешь так, в окно не смотри – мало ли кто там – быстро-быстро так шторки задернешь. И быстро назад. А потом второй рейс сделаешь – второе окно прикроешь. Ага? Если что – кричи. Я рядом.
-Рай, хватит уже. Не страшно мне, понимаешь?  Не страшно! И не собираюсь я никакой рейс делать. Сразу два окна закрою. И все.
Ксения уверенно встала с кровати и пошла к окну. Закрыв одну штору, она оглянулась на подругу. Та сидела не жива, не мертва от страха. Усмехнувшись, Ксения демонстративно посмотрела в черную пустоту окна и задернула вторую штору.
-Теперь пора, - прошептал Захарыч Малютке. И Малютка повторил жалобный стон своего друга. Реакция была незамедлительной. Рая взвизгнула и нырнула под одеяло, а Ксюша бросилась со всех ног к кровати и повторила действие подруги.
Малютка просто светился от счастья. Да и не только. Он рос. Рос на глазах. 
-Ишь ты, батюшка, вона как вымахал. Скоро и меня догонишь, Павел Вонифатьич! Ну молодца, - Захарыч был рад за своего друга. Конечно, Малютка не так сильно подрос, как сказал Захарыч, но факт роста был налицо. Малютка так ободрился своим успехом, что повторил вой с новой силой. Казалось, не только девочки, но и само одеяло, укрывавшее их, затряслось от страха.
-Ну-ну, Павел Вонифатьич! Рановато пока. Дай дамам в себя прийти, а посля продолжишь. А то ведь енто так и до смерти напугать можно, что было бы с нашей стороны, кхе-кхе, нехорошо, Павел Вонифатьич, нехорошо…
-Прошу меня покорнейше простить. Просто давненько такого со мною не происходило-с. Я, Захарыч, все прекрасно понимаю. Более не буду делать что-либо без Вашего указания-с. Да-с.
-Да ничаво, Павел Вонифатьич, ничаво. Не извиняйся. Вона послушай лучше, что дамы наши говорят. Интересный случай…
В это время из-под одеяла уже успела показаться голова Ксюши. Следом нарисовались испуганные глаза Раи, за ними – любопытный носик и другие части тела. Молчание прервала Ксюша.
-Блин, ведь реально кто-то…кто-то…не обычный, наверно…Рай, а?
-Я ж тебе сразу говорила. А ты все на своем… Мне так страшно. А вдруг оно к нам придет? А у нас дверь на замок не закрывается! Что делать? Мамочки…
-Не паникуй. Сначала нужно понять, кто это.
-Че тут понимать-то? Дураку понятно! Этот кто-то придет сюда рано или поздно. Дверь у нас не закрывается, так? Обмотаем ручки резинками моими и заколками. Это хоть как-то его остановит. А как оно войдет – ты кричи и беги справа, а я слева. Оно растеряется и…
-Ты че городишь? Кто бы это ни был, а он не пойдет сразу к нам. В доме полно комнат. С чего ты решила, что он выберет именно нашу?
-Точняк! Оно воет во дворе. Значит оно должно пройти еще через коридор…и…Мама! У него на пути комната мамы! Нет, лучше бы он к нам сразу пошел! Я за маму боюсь…Она же еще ничего не знает…
-Рай, хватит. С мамой все в порядке будет, слышишь? Ты меня слышишь? У нее комната закрыта. Он не пойдет туда. А вот Колька…
-Ха. За него как раз не беспокойся! Уж он-то ему вмажет…Стоп. Это идея. Мы пойдем и разбудим Кольку! И он нас защитит.
-Ну да. А для этого нам необходимо пойти прямо навстречу этому существу. Не знаю, кто это, но встреча будет явно не из приятных…
-Ах, да, что ж делать-то?
-Рай, давай решим, кто это. У вас в доме…как бы это сказать, - тут Ксения перешла на шепот, - никто не умирал? Может это призрак?
-Конечно умирал. Много народу. И не вспомнишь…
-Рай, это кто-то из них. Кто-то…А самоубийством никто не кончал?
-Что ты говоришь-то такое? – Рая уже чуть не плакала, - Может и кончал, откуда я знаю? Мама…
-Не реветь! Соберись! Че раскисла? – командный тон Ксюши привел Раю в себя, - вот так-то лучше будет…Я кажись кой-чего придумала, - но тут раздался новый стон.
 Он был совсем не похож на предыдущие. Его нельзя было как-то охарактеризовать. Сначала казалось, что это стонет от боли живое существо, а потом с той же уверенностью можно было бы сказать, что это ветер дует в окна. Он был тихим, каким-то даже робким, но в то же время внятным и дерзким. Но эти особенности были ничто по сравнению с той, которую заметили не только барышни, но и Захарыч с Малюткой: он доносился из другой комнаты. Девушки в оцепенении застыли. Захарыч вопросительно посмотрел на Малютку. Последний затрясся от страха, что привело к возврату его в былые формы. Он снова стал таким же маленьким, каким был всегда. Именно этот факт заставил Захарыча поверить в услышанное: кто-то был в этом доме кроме них. Кто-то гораздо могущественней и опытней. И этот кто-то был совсем рядом. Захарыч не на шутку перепугался:
-Кто ж енто, Павел Вонифатьич?...Может…Может это призрак какой стращает нас?
-Д-да как же так-с, Захарыч! Мы ж это…сами призраки-то…
-Так может окромя нас в доме еще призраки имеются?
-Как же-с, Захарыч…Уж я бы про это знал. Я ведь в этот дом поставлен-с, а окромя меня…
-А вот чаво думаю, Павел Вонифатьич. Енто ж призраки для призраков. Для нас, то бишь они призраки, а для дам ентих они…прапризраки…
-Да что ты, Захарыч! Чепуху несешь какую-то. Уж я так не для обиды говорю, и не для красного словца, а просто знаю-с: чепуха-с.
Захарыча его слова явно не убедили.
-Павел Вонифатьич…чаво ж енто тады делается-то? На твоей территории…в такой час…Кто ж енто мог бы быть? Не понимаю…Да как осмелиться на такое можно, батюшка мой?
-Д-д-да, Захарыч. Это ж т-такое дело-сс. Даже и не знаю-сс. Никогда такого не бывало. Никогда. Ведь сколько лет я тут-с, а т-такое…впервые-сс.
-Ну да ничаво, Павел Вонифатьич, не робей! Можить обойдется. Послушай-ка, - и Захарыч прервался на полуслове и стал слушать, о чем говорят девочки, - Как мы енто…оплошали, Павел Вонифатьич…
-Ксюх, оно ваще всякий страх потеряло! Оно где-то там теперь…Обалдеть…
-Нда, Рай. Вот история. Может нам все же показалось и надо  попробовать уснуть? Сколько времени-то?
-Так…на моих пол-первого. А часы перевели седня, значит…пол-второго. Знаешь че?...
-Че?
-Я поняла, привидение временем ошиблось. По старому времени, когда оно выть начало, было 12. А на самом-то деле уже час! Вот блин… Тогда, по идее, оно не может в это время здесь быть, а?
-Смелое предположение, но…Правдоподобное.
Пока до Малютки медленно доходил смысл услышанного, Захарыч уже стаскивал его со шкафа.
-Вот ить как, Павел Вонифатьич! Енто ж надо! Временем ошибиться! Как я енто сразу-то не понял. Ждет нас теперича выговор, Павел Вонифатьич. Как же мы так с тобою…быстрей наверх, быстрей. Ой, чаво теперича будет…
Малютка пришел в себя только на своем чердаке. Он не мог понять, как такое могло случиться. В его маленькой головке не укладывалась мысль о том, что все их старания пойдут крахом.
-Уф, Павел Вонифатьич, - Захарыч пробирался к окну, - вот это мы с тобою дали…Век не забуду…Енто ж надо было! Нда. Слов нет.
-И что же, позвольте спросить, теперь будет с нами-с?
-Да кто ж енто знает…Коли проведают, так могут из дома выгнать, могут…Ох, да наказаний много. Не все хлыстом, ино и свистом…
-Да как же так-с, Захарыч, как же так-с? – Малютка суетливо разливал остывший чай по бокалам.
-Эх, да не робей, Павел Вонифатьич, не робей! Ладно, пошел я. И так запозднился. Ты не боись – я завтра с Васькой-то поговорю, авось он замолвит за тебя словечко-то...Ех…Где наша не пропадала? Ну, до свиданьица, батюшка мой.
И Захарыч уже был за окном, исчезая в черной ночи, лишь ветер изредка доносил его ворчание: «Енто ж надо-ть. Дом-то какой неблагодатный. Ну Павел Вонифатьич, держися…А я, дуралей, на своих жаловался…Э-эх!» Малютка подумал-подумал, да и лег спать. А внизу тихо спали девочки. Спал кот Кузька, спала мама, спал и Колька…Спал и продолжал страшно храпеть дядя Раи, который приехал накануне к ним в гости и своим странным храпом так перепугал Малютку, Захарыча, и девочек. Все спало, чтобы завтра с новыми силами продолжить свою жизнь, полную приключений, радостей и маленьких побед.
Вот и конец сказке о самом маленьком привидении на свете, который – кто знает – может когда-нибудь и станет большим. Как говорит Захарыч, чей черед – тот и берет.