Иллюзии

   Он сидел на берегу ледяного озера, погружённый в немые мысли одиночества. Иссохшие губы, под движением жёсткого ветра покрылись треснувшей серой плёнкой. И всё его тело, казалось, начало трескаться, теряя вид здорового, живого человека. Мутные глаза были похожи на парализованные звёзды, которые забыли как двигаться.
   Он сидел и думал, почему так произошло, почему он скатился до такого состояние и теперь истекает муками тут. В этих размышлениях всплыл образ Другой. Лицо человека облачилось злобой, и он, тряся бледными руками, достал из кармана тонкое лезвие и сделал на левой руке не глубокую засечку. Там уже было несколько красных дорожек от порезов, ведь он больше обещал никогда не думать о Другой, ведь это так грязно по отношению к Той Которой Нет. Затем маска злобы осыпалась, и лицо послушно приняло форму тяжёлой грусти и боли. Не выдержав этого, он снова схватил лезвие и сделал насечку на другой руке, радом со старыми порезами. Ведь ему было так больно вспоминать о Той Которой Нет… Он не мог убежать от этих воспоминаний, они были его проклятием, его кругом мученика, и он был не в силах его разорвать.
   Сколько бы он не старался контролировать своё сознание, сколько бы не закрывался, крупинки прошлого просачивались сквозь его стены и наносили очередной удар, и он снова брал тонкое лезвие.
   Так продолжалось изо дня в день. Порезы не успевали заживать, поэтому его руки всегда были покрыты кровью. Постепенно, кожи на них становилось все меньше и меньше, и руки превратились в палки, покрытые засыхающим на солнце мясом. Но он продолжал резать их, до тех пор пока не была срезана последняя мышца, пока не лопнуло последнее сухожилие. Его руки повисли беспомощными костями.
   Но ему нужно было как-то успокаивать своё горе от воспоминаний, и когда они возвращались, страдалец обхватывал кости ногами, подтягивал ко рту и со всей оставшейся силой впивался зубами в сухую поверхность. Рот наполнился вкусом тёртого кальция. Кости стали выглядеть как игрушки собак, которым и положено грызть кости. Уродливые трещины изрисовали их от самого предплечья до последних фаланг пальцев. Но этот человек был не собакой, поэтому зубы его в скором времени стёрлись в порошок, и когда он снова пытался укусить свои обвисшие конечности, его дёсны дробились до костей челюсти.
   Тогда человек истошно закричал, измученный своим бессилием, опрокинул отяжелевшую голову между коленей и ушёл ненадолго в сон. Когда он очнулся, мысли снова заворочались, терзая его бичом прошлого. Человек поднялся и пошёл шаткой походкой по берегу круглого озера, а руки его свисали словно тонкие ветки мёртвых деревьев. Берег озера был каменистым, поэтому, когда он обнажённой стопой касался заостренных каменных краёв, оставались глубокие порезы, но он этого не замечал. Мысли  гнали его вперёд, и он как безумец подчинялся им. Ноги оставляли на берегу кровавые следы, которые потом слились в ровный красный круг.
   Он чувствовал нестерпимую боль, но не мог остановиться, не мог найти себе места. Боль, от которой он бежал, гнала его всё сильнее к новой, ещё большей, боли. Его тело облепили голодные птицы и нагло вырывали обнажившиеся куски мяса. Он не пытался от них отбиться, да и не мог, ведь руки то были безжизненными костями.
   Но вдруг, словно стрелой, человека пронзила мысль. Откровение, которое спустилось к нему, после столь долгих мучений. Он осознал, что ни Другой, Ни Той Которой Нет, никогда и не было, это всё иллюзии, они просто были рядом, но были как воздух, как пустота, и никогда искренне не хотели быть с ним вместе. Он остановился, не потому что хотел, а потому что ноги стёрлись уже почти по бедро, и он не мог шевелиться. Даже птицы решили его оставить, хоть и еды с него свисало ещё достаточно.
   Он хотел заплакать едкими слезами, но у него ничего не получилось, не было сил. Тогда он просто закрыл глаза и стал ещё одним прибрежным камнем.