Откровение грозы

И горят на нами, горят
Помрачая рассудок
Бриллиантовые дороги
В темное время суток.

Илья Кормильцев               
               

 Эда родилась, чтобы быть свободной. Она поняла это еще в детстве, после одного случая.
Прямо напротив окна комнаты, в которой росла девочка, торчала водокачка – высокий цилиндр красного кирпича, накрытый приплюснутым конусом жестяной крыши. Из-под крыши, как из-под ладони, смотрел редкий ряд маленьких окон. Водокачка казалась крепостью. Эда так себе и фантазировала, будто через улицу у нее в окне, за обычными домами высится  именно крепость, а никакая вам не обычная водокачка. И на крепости был длинный громоотвод. Он спал много лет, но однажды летней ночью старику пришлось пробудиться.

Они проснулись разом – он и Эда.

   Когда подошла Гроза, с какой стороны накрыла собой весь небольшой район Подстанций, неизвестно. Эпицентр был здесь, прямо над ними – Эда поняла это сразу, едва удар первого разряда беспощадно рухнул на громоотвод.
    Голубая зима зарева за окном длилась долго. Подброшенная шквалом грома девочка, сидя на кровати, успела разглядеть все окна испуганного дома напротив. Он стал еще темнее, еще старше в леденящем свете, который дает только молния. И едва погас ее властный фонарь, как в громоотвод страшно вломился следующий разряд, и мгновенно стало светло вновь.

 Небесный гнев бил и сотрясал атмосферу, его бешенство швыряло тучи друг на друга так, что грохот почти не умолкал, и молния, повиснув в воздухе оголенным сияющим проводом, не гасла. Ужасающая красота и сила происходящего сначала так захватила Эду, что она сидела без единой мысли в голове. Потом голова включилась и спросила, не страшно ли. Страшно не было. Напротив, было весело и прекрасно.

  После третьего удара в громоотвод водокачки Эда стала считать их. В эти моменты холодный огонь был столь ярок, что округа тонула в белом, и только при угасании вспышки Эда могла видеть, выдержала ли старая водокачка. Гроза не думала уходить, и теперь восхищение сменилось состоянием наблюдателя, понимающего происходящее. Эда заметила, что Гроза была сухой. И, заметив, почувствовала прямую связь между ее безводностью и не утоляемой яростью.
 
 Молнии били и били над домами, они словно хотели заставить район лечь на землю и закрыть голову руками.
 
  В ту ночь только в «крепостной» громоотвод ударило десять раз. Девочка сидела в лавине грозовой страсти, и не было стен, не было дома, кровати - только Гроза. Она вещала, требовала, звала проснуться, трясла за плечи… Маленький человек вибрировал навстречу, как струнка, зашевелились волосы на затылке - приятно, словно от ласкового прикосновения. Голова сзади и шея слегка онемели, тело сделалось легким… Вот так должно быть, чтобы летать…
 
  Захотелось открыть форточку, чтобы прикоснуться к Грозе лицом и легкими. Но она вспомнила, как мама говорила о влетающих в окно шаровых молниях, и не открыла. Что поделать, она была еще маленькой девочкой строгого воспитания. И поняла только много лет спустя, что этого и хотела Гроза, и то был шанс слиться с нею, напитаться сумасшедшей, веселой силой. Сделай девочка это тогда, и как знать, может быть, ей не пришлось бы прорываться сквозь тернии судьбы: пронесло бы через все препоны, как ветер несет песчинку сквозь железные решетки…

 Эда лежала на постели, голубой от зарева бури, и улыбалась Грозе, а та перестала лупить пожилой громоотвод, но не уходила. И Эда решила спать прямо в Грозе. Получилось здорово – когда проснулась, Гроза уже была, а когда снова уснула – еще не ушла.

 В ту ночь Эде приснился сон, что она стоит у окна, а над домами, что напротив, идут буквы, похожие на неоновые. Разноцветные прописные буквы, и идут они по небу парами: маленькая ведет заглавную. Друг за другом, что-то поют или говорят. Зрелище это взволновало Эду больше, чем Гроза. Она-то была своя, родная, в ней хотелось купаться, она пришла, как к себе домой, и это было правильно. А буквы не были гостями или друзьями, они несли какую-то весть, и не ей, а почему-то мимо. И что это значило, Эда не понимала, она любовалась шествием и тревожилась.

  И до сих пор Эде кажется, что это не было сном. Она сомневалась, спала ли тогда вообще. Хотя… Когда Эду еще крохой на саночках возили, она глядела в темное небо зимнего вечера. И в нем висели такие звезды, как на новогодней открытке, что лежала у нее в «сокровищнице» вместе с бусинками и обертками от шоколада. Пятиконечные, большие, и звезд было много-много, они густо накрывали друг друга лучами. Красные, бронзовые. И она тоже долго думала, что это было на самом деле.
   Только когда подросла, стала понимать,что, наверное, все-таки, приснилось…


Июль 2004 года

Художник Поль Дельво