Прогноз погоды

Лето жарило, что было мочи. Почти два месяца - ни облачка. Не дождались дождя умершие газоны. Глядя на сожженную траву и поминальный сухостой цветов, хотелось плакать, но даже слёз не было - и эта скудная влага испарялась раньше, чем достигала своего естественного источника.
Листья на деревьях обвисли словно бельё, вывешенное после стирки на просушку и забытое хозяйкой – давно высохло, запылилось, сбилось в кучу и выгорело. От зноя страдали все – люди, бродячие собаки, городские птицы. Собаки валялись целыми днями в тени домов, без сил и признаков жизни (тут я задумалась: дома без признаков жизни, или собаки? Пожалуй, по любому будет верно), и завидовали птицам, собравшимся стайками под плачущими кондиционерами, - тем и капли довольно, чтобы утолить жажду.

Жара. Не хотелось жить, не то что работать.
Пчёлкин шоферил, ничего другого в жизни не умел, да и не хотел. У него отец был автомехаником, старший брат – водителем автобуса, даже мать работала когда-то на сборочном конвейере известного на всю страну автозавода. В семье всегда говорили и спорили об автомобилях; мать участвовала в мужских спорах на равных. Если вопрос вставал, например, о том,  сколько гаек надо открутить, чтобы снять кардан на ГАЗоне, - перешибить её авторитет никто не смел.  Поэтому свою профессию Пчёлкин не выбирал. 

Трудился Пчёлкин честно, не левачил. И работу свою любил. Машину содержал в полном порядке, ни одному слесарю не доверял ремонт, все неисправности устранял сам. Одно не переносил в своей работе – летнюю жару. При тридцати с большим «гаком» на улице, в замкнутом, обшитом металлом пространстве кабины температура доходила до пятидесяти по Цельсию.  Солнце, словно раскалённая докрасна сковорода, лежало прямо на коленях. Казалось – прожжёт брюки, и кожа пойдёт волдырями. Пчёлкину приходилось стелить на колени толстое махровое полотенце, свернутое в несколько раз – так ещё можно было терпеть. К тому же тракторный двигатель содрогался практически под подошвами; рычал и грелся, весь жар шёл в кабину. Пчёлкин содрал полики и проложил изоляцию из войлока. Стало немного тише, но не прохладнее. Эх, автопром, наш родимый: одно хорошо в автомобиле «Валдай» - печка. Но летом… летом на юге – посадить бы в эту кабину проектировщика и заставить отработать хотя бы одну смену.
И Пчёлкин решил взять отпуск. Жаль, что отпуск короче лета, но хоть в самую жару отсидеться дома.

Дома у Пчёлкина бесшумно работал конвертерный Panasoniс – охлаждал две небольшие комнаты. Двери в  коридор и кухню были закрыты, чтобы не выпускать прохладу, не охлаждать подсобные помещения, - Пчёлкин был экономным. Вообще, как вы могли уже догадаться, Пчёлкин в нашей истории исключительно положительный герой. Мастеровой, хозяйственный, бережливый, верный.

За закрытыми дверьми гремела кастрюлями жена. Жену Пчёлкин тоже не выбирал – оказался поставленным перед фактом – безвариантно.

Жена готовила обед. Делала она это талантливо, каждый раз придумывала что-нибудь эдакое. Пчёлкин любил поесть со вкусом. Какую-нибудь отварную картошку вприкуску с текущей маслом сайрой, выловленной  из консервной банки, воспринял бы как личное оскорбление. И выпить слегка любил – именно под хорошую закуску; поэтому предпочитал принести бутылочку домой, а не распивать в шофёрском коллективе, где на три склянки одна колбаска «Сникерса».

Пчёлкин лежал на диване и скучал. Прошёл в кухню к жене – всегда чувствовал вину, когда она была занята делом, а он бездельничал.
Жена стояла у стола и шинковала светлые продолговатые кабачки - на икру. Время от времени бросала нож, поднимала руку, и, проводя тыльной её стороной по лбу, отирала прозрачные капельки пота, сбивая намокшую чёлку на один бок.
Именно в такие моменты, когда жена парилась на кухне или, подоткнув подол юбки, мыла пол, переставляя большими бросками крепкие голые ноги, то есть представляла собой готовую натуру для скульптуры Мухиной «Женщина, отирающая пот со лба» или «Женщина с половой тряпкой. Скульптурная композиция», - Пчёлкин испытывал к ней необыкновенную нежность.

Он подошёл  сзади, прижался, обхватил её за талию и положил подбородок на женино плечо (тут, чтобы не было путаницы, оговорим, что жену Пчёлкина звали не Женей, а Клавдией), – хотелось пожалеть, приласкать, но помогать не хотелось. Вообще, Пчёлкин считал, что не мужское это дело – готовка, уборка и прочие санитарно-хозяйственные мероприятия.
 
Жена передёрнула плечами, сбрасывая  ласки: «Уйди. Жарко. И я занята».
Пчёлкин отправился на балкон - покурить. Прямо под балконом рос старый карагач – сильное дерево. «Не каждое живое существо приспособится жить в таких условиях: летом невозможная жара, зимой – холод, и всё время – ветер. Карагач приспособился. Зеленью не бушевал – листки маленькие, тёмные и жёсткие. Летом такой лист почти не страдает от солнца, да и влаги испаряет мало. А при ветре легко пропускает порывы между ветвями, не создавая парусности. Зимой – крепко вгрызается корнями в почву. Неженки-ивы погибают на корню, вековые тополя валятся всей громадой, обнаруживая беззащитную белую мякоть ствола, а карагач стоит себе. И не скажешь по нему – старик или подросток – поджар и сух», - так размышлял Пчёлкин, пока курил. Думаете, простому водиле не могут прийти в голову мысли о сущем? Ошибаетесь. Ещё и не такие мысли в голову приходят!
На ветке карагача «анфас» сидела серая ворона. Пчёлкин наблюдал за вороной и размышлял. И, размышляя, часто начинал мечтать. Ведь грань между размышлениями о реальном и мечтами о несбыточном так зыбка…

Вот, например, какие мысли крутились в голове Пчёлкина, смотревшего на ворону: 

«Сказать «сидела» про ворону - неправильно будет. Ну, не на ж.. же (простите) она сидит! Хм… «висела» - тоже не скажешь…
Каким же действием обозначить положение вороны на ветке? (Ну, если я вдруг вздумаю кому рассказать про эту ворону), которая, одурев от жары, развела крылья на ширину плеч  (блин, и здесь тоже с определениями косяк какой-то. Да, маловат словарный запас..), открыла клюв (не до сырУ!), и.. был бы у неё язык, как у собаки – мягкой влажной лопатой, - высунула бы и закинула на плечо.. пардон, - крыло.
В общем, держалась как-то эта ворона на ветке серым безвольным кулем и тупо смотрела на меня. Я  густо выпускал дым из лёгких, а она не имела сил возмутиться. Другой бы раз обязательно каркнула во всё свое воронье горло, но… ж а р а..»
Ничего себе миниатюра получилась!

Довольный собой, Пчёлкин загасил окурок в смердящей никотином банке, скудно сплюнул - туда же, вернулся в комнату и включил телевизор.
Смотрел и опять скучал – всё одно и то же. Крутят шарманку по кругу с утра до вечера. Единственное, что можно  смотреть с интересом – «Прогноз погоды на НТВ». Пчёлкин был в отпуске и никуда из дома не выходил, но по привычке хотел знать, какую температуру обещают сегодня. Убедится, что над ним опять область высокого давления, и края её не видно, услышит «..а на Северном Кавказе до сорока градусов», и радуется про себя – «Как хорошо, что додумался отпуск взять!»

Но не только атмосферные фронта, температура и осадки занимали  Пчёлкина. Пчёлкин был нормальным мужиком, и, чего уж скрывать, очень  нравилась Пчёлкину ведущая Ирина Полякова. Глазками стреляет, грудь вздымает, ножками перебирает – нетерпеливо, словно породистая кобылка, готовая перемахнуть заграждение загона и пуститься в полный опор за огненным жеребцом-степняком, поманившим на волю диким ржанием; по всему видно – заводная баба.

Сегодня Полякова была в узкой юбке и строгой блузке на пуговичках. Пуговичек было целых две дюжины, и чёртова половина из них – не застёгнута. «Чертовка!» - подумал Поляков, стараясь заглянуть в ямку у последней застёгнутой пуговицы. Как будто дразня  Пчёлкина, пуговица держалась из последних сил; натягивая прорамку, рвалась вон. Ещё немножко, и..   

Но Пчёлкин отвлёкся, привычно превратившись в слух, когда карта местности на экране начала перемещаться и остановилась на Юге России. Полякова смотрела прямо в глаза Пчёлкину, улыбалась во все тридцать два отбеленных, но стояла так, что задом прикрывала точку с надписью «Ростов-на-Дону». Зад, обтянутый короткой юбкой, был хорош. Полякова могла себе позволить и узкую, и короткую  юбку – фигура была безупречна. Но не юбка сейчас интересовала Пчёлкина, тем более что сшита она была из плотной ткани, и сквозь неё, как ни старайся, нельзя было рассмотреть даже фасона, не говоря уже о цвете трусиков. Можно было намечтать, что это эластичные и прохладные на ощупь, точно змеиная кожа,  стринги, но Пчёлкина интересовали сейчас цифры по шкале Цельсия, рядом с названием родного города, и он сосредоточился.

- Да отодвинься же ты чуть левее! – в сердцах крикнул Пчёлкин.
Полякова плавно переступила с правой ноги на левую, и её фигурка чуть подалось влево.

- Так, хорошо! Ещё чуток сдвинься… - тыча в сторону телевизора пультом, указывал Пчёлкин. Он не отрывал взгляда от карты, на Полякову не смотрел. Она улыбалась так широко, так откровенно дышала всем декольте, а он смотрел на долбанную карту; и девушка обиделась. Карта поплыла выше – «В Петербурге сегодня гроза..»

Поняв, что от этой куклы ничего не добьёшься, Пчёлкин надавил на пульте кнопку переключения каналов. Не сработало. В нижнем углу по-прежнему светилось зелёным, обнимая  земной шар - «НТВ». Пчёлкин поднял вопросительный взгляд на Полякову. «Наконец-то!», – обрадовалась ведущая, и, откинув голову назад, взмахнула волосами, задвигала бёдрами и начала освобождаться от кофточки. Музыка за кадром поменялась: до этого ныла дождём, теперь стелилась в ноги розовым туманом «Baby, take off your coat please slow, slow..». Ещё немножко, и Пчёлкин схватил бы микрофон, ввалился бы в кадр и заструился рядом с Поляковой сексуальным баритоном Джо Кокера. За дверью перестали греметь кастрюлями – явно прислушивались.  Это немного отрезвило Пчёлкина.

- Обалдела?! – проглотил вместе со слюной Пчёлкин. И добавил, оправдываясь, - у меня жена  дома…

Ноль эмоций! Вроде специально – с тайным умыслом погубить несчастного Пчёлкина, - «прогнозная» девушка выпростала расстегнутую уже блузку из юбки, сделала ею несколько кругов над головой, придавая ускорения не без помощи всё тех же бёдер, и, точно рассчитав траекторию, выполнила десятиочковый бросок - прямо в лицо Пчёлкину.
Пока блузка не сползла к ногам (о, что это были за мгновения!!!), Пчёлкин успел ощутить  волнующий аромат незнакомых тонких духов,  шелк  прикосновений изумительной ткани, скользящей по его голому торсу и парализующий тело не хуже яда кураре. 

Дверь из кухни открылась и появилась супруга – вся в испарине.

- С кем ты тут разговариваешь?

Пчёлкин подскочил, сбрасывая  наваждение, замельтешил, задрыгал ногами, стараясь запихнуть подальше под диван шёлковую блузу.
 
- Да, так… телевизор смотрю.., – Пчёлкин справился с куском материи и теперь встал между женой и телевизором.
Загораживая собой экран, пряча пульт за спиной, он изо всех сил давил на кнопку «Power».

Телевизор не выключался, видно пульт словил кайф конкретно. Или это бунт на корабле?

С третьей попытки, и Пчёлкин успел за эти секунды вспотеть будто бы  сам отшинковал в мелкую соломку десять кэгэ овощей в раскаленной как духовка кухне, - экран всё-таки потух. «Надо бы сменить батарейку в пульте», - облегчённо вздохнул Пчёлкин.

Рано радовался.

- Ты прогноз погоды смотрел? – уточнила жена, - Зачем выключил?! Что обещают – опять жара?

Пчёлкина тяжело осела на диван.

- Передохну чуток, запарилась. Дай пульт! Да отойди же ты, чего стоишь как вкопанный!

Пчёлкину ничего не оставалось делать, кроме как отдать пульт. Притихнув, не дыша, он осторожно опустился на самый краешек дивана.

- Может не надо..? – безнадежно протянул Пчёлкин, но Клавдия уже отжала зелёную кнопку, и изображение  начало разворачиваться.

Пчёлкин не поверил своим глазам – ведущая, туго и безупречно затянутая до самых ушей в гольф белого цвета, стояла по стойке «смирно» - только  что честь супруге не отдавала.

«И когда только успела одеться?! Хорошая школа, однако. С такой и в разведку можно», - подумал Пчёлкин и облегченно развалился на диване.

Полякова была в отличном настроении – одним опытным взглядом она оценила другую особь женского пола, имеющую права на Пчёлкина, и быстро вынесла вердикт – не соперница.

- На Черноморском побережье погода благоприятствует летнему отдыху – солнечно и ясно, температура воды +23, - вещали с экрана. Так Полякова намекала Пчёлкину, что не прочь была бы провести с ним денёк-другой на солнечном берегу. Но он не понял. Мужчина вообще становится возмутительно непонятлив именно в тот момент, когда женщина ставит на его сообразительность всё наличествующее обаяние. Умные женщины это знают и всегда дают чёткие команды – как дрессированной собаке.

- Вот что! – скомандовала жена, - Едем к морю!

- Ты чё, перегрелась? – несмело возмутился Пчёлкин. – И тут от жары подыхаем! А у нас, между прочим, СЕВЕРНЫЙ Кавказ. А ты предлагаешь - ещё южнее! Хочешь загорать – вон, на речку иди. - Пчёлкин махнул головой в неопределенном направлении.

- Ты не понимаешь?! Здесь я не отдохну. Даже если на речку будем ходить, не отдохну. Тебе хорошо – пришёл домой, растянулся на диване и ждёшь, когда на стол подадут. А продукты, МЕЖДУ ПРОЧИМ, - Пчёлкина нарочно повторила интонацию мужа, - надо вначале купить, а потом ещё и приготовить. И посуду я устала мыть. Сколько можно?! У тебя отпуск, и я тоже хочу отдохнуть – не от жары, так от кастрюль, мать их. Всё! Решено – завтра и едем. Готовь машину.

Пчёлкин ехать никуда не хотел. Ему и на родном диване было хорошо. Его и здесь неплохо кормили. Но спорить с женой – себе дороже. Пчёлкин это ясно помнил.

- Поедешь со мной! – набравшись смелости после ухода жены, распорядился Пчёлкин  в сторону телевизионного экрана. Полякова расползлась в улыбке. «Согласна», – догадался Пчёлкин.

. . .

Номер взяли с двуспальной кроватью, двумя бра в изголовьях, туалетным столиком, и со всеми удобствами – индивидуальный санузел с душевой кабиной и функцией «массаж со всех сторон», сплит, холодильник, и конечно же – TV. О том, что всей его экономии пришли кранты, Пчёлкин старался не думать.

Пока жена распаковывала вещи и обустраивалась, Пчёлкин вышел на балкон покурить (как здорово, что балконы не надо возить с собой!), познакомился с соседом. Парень из Сургута наполнял лёгкие воздухом:

- Кра-со-тааа..! Хоть отогреюсь здесь. На год вперёд.

- А у нас такая же жара, - вяло поддерживал разговор Пчёлкин, выпуская из лёгких дым.

- А воздух.., воздух какой ароматный! – вскричал сосед.

- Да - «RICHMOND» вишня, - согласился Пчёлкин, скосив глаза на дымящийся кончик своей сигареты.

- …а цикады, цикады хором… слышите? – не унимался сосед.

- Это лягушки. Вон, смотрите, - болото.

И действительно - прямо под домом протекала мелководная от жары речка. Берега её затянула ряска, лягушки праздновали брачный период.

- Хорошо же, чёрт! – не унимался сосед.

- Скучно…, - отзывался Пчёлкин, - телик что ли пойти посмотреть…

Жены в номере не было. Её оптимистическое выступление доносилось из душа, сопровождаемое его же мягким аккомпанементом. А Полякова была на месте. Чудо, а не женщина! Тут Пчёлкин чуть ли не первый раз в жизни пожалел, что не выбирал жену.

- Привет! – Пчёлкин поднял ладонь, свободную от пульта и перелистал пальцами воздух.

- Здравствуй, Жжужжакин мой, - промурчала Полякова тембром дикой кошки, - Я соску…

- Тоже, - подтвердил Поляков, заводясь от её шипящих, но виду, как и надлежит настоящему мужику, не подавал.

Свидание с Поляковой было недолгим. Они только обменялись заговорческими взглядами, как из душа, завернутая в большое полотенце, вышла Клавдия.
Пчёлкин сделал предупреждающее: «Кхе..», - и теледива, отойдя к краю экрана, защебетала-затараторила про какой-то чудо крем: «Приехали на Юг? Берегите свою кожу! Защищайтесь от ожогов! Втирайте «Кожелюб»!»

- На-ка вот, разотри меня, чтоб не сгорела - протянула Клавдия тюбик крема и опустилась подле мужа, распахнув полотенце.

Пчёлкин посмотрел на маркировку тюбика, и его прошиб пот: «Кожелюб».
«Неужели что-то заподозрила?» - промелькнуло в голове. На всякий пожарный на Полякову он больше не смотрел. Но каждой клеточкой своего мужеского организма ощущал её присутствие.

Растирая Клавдию, он вдруг вошел во вкус. Надо же, а ведь он почти забыл, как восхитительны её изгибы, и как волнует её постанывание. «Права всё-таки была шельма – надо! Надо было ехать на Юг! Погрязли в быту, забыли, как сладко это бывает..»

Была уже тщательно намазана женина спина, плечи, руки.. Но Пчёлкин снова и снова выдавливал новую порцию крема и любовно разлаживал его на участках, где загар даже не предполагался. «Э-эй, дорогой.., - шептала Клавдия, - здесь мазать не обязательно, здесь купальник будет..»
Но Пчёлкина уже было не остановить.
Кстати вспомнилось, что за всем этим наблюдает Полякова, и ещё больше подзадорило. «Ничего, - думал Пчёлкин, - сильнее любить станет. Пусть не думает, что у меня, кроме неё никого нет. И правами на меня – пусть не слишком-то кичится. А то, ишь, удумала – норов свой показывать. Пусть с самого начала знает, кто в доме хозяин!»

Однако Полякова была не из тех, кто стерпит и смолчит. Одним движением властной руки повелительницы циклонов, она стянула со всей подведомственной территории облака, скрутила из них тугой жгут, приправила негодованием, сдобрила обидой и послала с ураганным ветром точнёхонько по адресу: «Пчёлкину, До немедленного востребования».

Тучи собрались вокруг гор, окружавших приморский посёлок, тяжестью намокшего ватного одеяла придавили его к земле, застили собой свет - плотно.
Лягушки в болотце, испугавшись стихии, одна за другой затихли. Последняя рявкнула что-то акапелла, да и застыдилась своего голоса.
Случилось затишье, какое бывает перед грозой. 

- Дождь собирается, - прошептала Клавдия.

- Вот и хорошо. Не отвлекайся, - ответил Пчёлкин.

Измученная тяжёлой работой, Полякова собралась с последними силами, и в момент наивысшего напряжения, метнула гром и молнию.

С треском расколовшегося воздуха, с потоком упругих  струй небесного эякулята на иссушенную засухой почву, огненный трезубец прорезал всю толщу неба-гор и вошел точно в телевизионную антенну. В секунду он достиг номера Пчёлкиных и рванул двумя огненными пучками из глаз Поляковой. Телевизор отключился, запахло палёным.

- Ты был великолепен, милый, - проворковала горлицей Клавдия на ухо мужу.


Пляж в виду погодных условий отменялся. Да никто уже и не хотел никуда идти.
Пчёлкин отвалился на свою половину и забылся тревожным сном. Мерещилось, будто Полякова - topless (ничего особенного, между прочим), и Клавдия в поляковской блузке, которая бесстыже её обтягивала и разъезжалась на груди, - митингуют под пчёлкинским балконом с плакатом: «Гада Пчёлкина – к ответу!»

Опасаясь, как бы к митингующим не присоединились другие: диспетчерша Любочка, которой Пчёлкин регулярно отпускал комплименты, а на 8-ое Марта подарил конфеты, незамужняя соседка Зойка, которой он чинил розетку, и зойкина дочка – ранняя и дебёлая девица, щеголявшая перед Пчёлкиным голыми ляжками, а также хозяйка здешней гостиницы, с которой Пчёлкин успел флиртануть, когда оформлялся, - любитель помечтать постарался поскорее уснуть.

Перед тем, как окончательно провалиться, он повторял, чтобы не забыть: «Надо будет что-нибудь придумать с поляковской блузкой по приезду, пока Клавка не успела её обнаружить. Соседке Зойке что-ли подарить? Нет! Женщины такие коварные, как оказалось. Подарю вороне, пусть щеголяет».