Мой брат

       Я родился в небольшом провинциальном городке, не буду называть его. Таких городов  множество, у нас было четыре начальных школы, больница, детские сады, не помню, сколько их было. Конечно, в городе, как и везде, был роддом, пекарня, баня. Ведь в то время  квартиры  строились без ванных комнат.  Что ещё? Да, мельница, элеватор. Маленьким я видел большое сооружение из серого камня, когда мы проходили с мамой мимо него, я всегда останавливался, мама просто не могла оттянуть меня от этого места. Мне нравилось слушать, как там кричали звонкими голосами воробьи. Они сидели на проводах, их было великое множество.
          – Ну, хватит, пошли домой, – тянула меня за руку мама. Они там зёрнышки подбирают, на мельнице всегда падают зёрнышки, вот они и клюют...
       Элеватор был на нашем пути, когда мы шли из садика домой. В городке ездили небольшие скрипучие автобусы, но мы с мамой предпочитали ходить пешком. Может быть, у неё не было лишних денег? Не знаю. Мы всегда жили с ней вдвоём, и нам трудновато приходилось. Я только сначала спрашивал, где мой папа, а потом перестал. Я видел, как плохо некоторым ребятам, у которых есть папа. Один жаловался, что папа его бьёт, другой говорил, что мама всегда покупает ему конфеты и мороженое, а папа – никогда. Кто его знает, что лучше, быть с папой или без него.
       Когда мне исполнилось шесть лет, меня приняли в школу, хотя большинству ребят было по семь лет. Просто я умел хорошо читать и писать. Чего же мне сидеть дома! Ничем особенным моя жизнь в школе не отличалась. Мне было частенько скучно на уроках, я всегда очень быстро выполнял домашние задания прямо тут же в школе на переменках или на уроках, каким-то чудом мне удавалось ещё и слышать, что говорит учитель. Мне ставили отличные оценки, а ребята, и мальчики, и девочки со мной дружили, хотя обычно к отличникам плохо относятся.
         Пролетели годы, я окончил начальную школу, нужно было учиться дальше, но мама не могла оставить работу. Так я попал в интернат в соседнем городе, который был намного больше нашего. По воскресеньям я ездил домой. Это было блаженное время. Подъезжая к дому, я всегда искал глазами элеватор, выходил из автобуса, так как дом уже недалеко, воробьи сидели на своих местах, они оглашали окрестности криком. «Ага! встречаете!» – думал я, с радостью узнавая старых друзей. У меня в то время был простенький фотоаппарат, мыльница, как его называют шутя. Вот я всегда фотографировал воробьёв на проводах, мои снимки всем нравились, хотя они и были чёрно-белыми. Глядя на эти фотографии, я и сейчас, по прошествии многих лет, слышу воробьиное щебетанье.
         Дома... Я всё время по приезду домой спал. На каникулах тоже спал. Иногда мне хотелось спать и на уроках, когда я возвращался в интернат. Там не выспишься, в спальне вечно возятся, спорят. За мою способность отключаться и быстро засыпать, меня прозвали «пожарным». Многие считают, что пожарные всегда спят, так как теперь редко случаются пожары. Дома каменные, особо гореть нечему, хотя иногда бывают замыкания в электропроводке.
        Ну, всё как у других, интересного в моём детстве было мало. Пришло время мне поступать в вуз. Мне было 17 лет, я как-то ещё по-настоящему не определился, кем бы мне хотелось быть. И не потому, что меня ничего не интересовало, скорее, наоборот. Меня интересовало всё, буквально всё. И спорт, и языки, и строительство, и пожарным настоящим хотелось бы стать.  Иногда летом я подрабатывал с археологической экспедицией, деньги-то нужны всегда, мама у меня на низкооплачиваемой работе, почтальон она. Бегать с сумками тяжело, а куда идти без образования. Так у неё в  жизни получилось.
       А тогда объявление подвернулось, что нужны рабочие на раскопки. Это оказалось безумно интересным и, в конце концов, я решил, что буду археологом. Поступил в вуз легко. Там и конкурс небольшой, и учёба для меня не могла представлять сложностей, тем более что у меня опыт работы в экспедиции.
          Нам уже вручили в зале студенческие билеты, все пошли за преподавателем в аудиторию по лестнице на второй этаж. И вдруг я увидел парня, похожего на меня как две капли воды похожи одна на другую. Он в таком же тёмно-сером костюме, с такой же стрижкой, даже туфли, как мне показалось, у него такие же, как у меня. Я остановился и с удивлением уставился на него. Мне показалось, что передо мной зеркало. Он остановился тоже.
        – Ого! – сказал он.
        – Проходите, что там такое – крикнул кто-то.
         Образовалось небольшое завихрение, нас обходили, останавливались, спрашивали о чём-то.
        – Ну, что, братцы, отчего стоим?
          Я опомнился первым.
        – Ты кто?
        – А ты кто? – в свою очередь спросил он.
        – Я Александр, Саша, – сказал я.
        – Интересно, и я Александр, Саша.
          К этому моменту все уже прошли наверх, за нами никого не было.
        – Пошли, – предложил я, – после занятий поговорим, мне кажется, что ты мой двойник.
        – Пошли, удивительный человек, пошли... мне тоже так кажется. И это очень странно.
         После занятий мы тут же ринулись в небольшой садик неподалёку, присели на лавочку.
       – Скажи, – начал я, – а когда ты родился?
           Я услышал, как он назвал мой год и день рождения, нужно сказать, что я уже ожидал чего-то такого.
       – А в каком городе ты родился? Здесь?
        Он назвал тот город, где родился я, где и теперь жила моя мама. Мы долго сидели на лавочке и говорили, говорили. Мы никак не могли свести концы с концами.
       – А отец у тебя есть?
       – Нет, а у тебя?
       – И у меня нет отца... Тут что-то не так. Нужно раскопать всё. Кто твоя мама?
       – Моя мама врач, работает в местной больнице.
       – А твоя?
       – Моя почтальон. Тут не совпадает. Я уже испугался. А как зовут твою маму?
       – Моя – Вера Ефимовна. – А твою как зовут?
        – Анна Ивановна. Не совпадает. А ты посмотри на свой костюм и на мой. Как это могло получиться? Насколько мне известно, моя мама никогда не говорила о Вере Ефимовне.
       – И моя никогда не говорила об Анне Ивановне. А костюм я сам себе купил, заработал, летом подрабатывал на стройке.
       – Фу, слава богу, а я подрабатывал в археологической экспедиции, на раскопках. Потому и поступил в этот вуз.
          – А я был в археологическом музее, там так здорово, мне понравилось всё – и камни, и скелеты животных. Ты был там?
          – Нет, я ещё не был, я же сам из того города, где родился ты, не отсюда.
          – А чем ты увлекаешься?
          – Больше всего фотографией.
          – Опять совпадает. И я – фотографией. Ладно. Подведём итоги. Я придавлю свою маму, а ты – свою. Нужно всё раскопать. Нас ведь недаром назвали братцами. Я бы хотел иметь брата. Мне с тобой как-то хорошо.
           – И мне с тобой хорошо. Я согласен. Завтра уже будут новости. Я свою маму прижму, она мне всё расскажет.
          – А я только в выходной день поеду домой. Я же в общагу устроился.

          В выходной день приехал я домой. Студент. Мама приготовила праздничный пирог с яблоками. Я быстро поел, мать рядышком сидит, смотрит.
        – Что там, сынок? Трудно влиться в студенческую жизнь? – заметила во мне что-то необычное.
        – Нет, ты же знаешь, мама, что я к общагам привык, заниматься люблю. Тут другое. Короче, признавайся, ты отдала моего брата-близнеца кому-то?
        – Ты что? Как это отдала. И откуда ты знаешь про близнеца?
        – Я теперь много чего знаю, но ты расскажи мне всё по порядку.
        – Да мне и рассказывать нечего! Рожала я тяжело, была как в тумане. Мне, правда, сказали, что два мальчика, а потом сказали, что один слабеньким родился, не выжил... Что я могу ещё рассказать?
        – А документ о том, что один ребёнок умер, тебе дали?
         – Нет, не дали. А  зачем он мне, документ этот. Отчитываться не перед кем, отец твой оставил меня в положении, когда я ждала ребёнка. Да, расскажи мне, что случилось. Как-то  странно слышать мне всё это.
         – Случилось то, мама, что я встретил парня, точно такого же, как я сам. Он поступил в тот же самый вуз. Когда мы увидели друг друга, просто остолбенели.
         – Господи. А не совпадение ли это?
         – Нет, не совпадение, он родился в этом городе, в тот же год и день, что и я.
         – Сынок, нужно всё узнать. Я просто не могу себе представить. Кому нужен слабенький, нежизнеспособный младенец, как мне сказали? Кому? Давай думать, как узнать, что тут кроется.
           – Узнаем обязательно, я отдохну, а после выходного послушаю, что мне скажет тот парень, что он  открыл, поговорив со своей мамой.
            Утром мама сказала, что не могла заснуть всю ночь. Ведь если младенец остался жив, то целых семнадцать лет он жил с чужими людьми, а мать не знала, что у неё есть ещё один сын.  Как это может уместиться в голове. Я пообещал, что позвоню, как только узнаю всё.
        Поехал в институт. Встретились мы с Саней, договорились, что я буду Сашей, а он – Саней. Он выглядел озабоченным. Мы вышли на перерыве в садик, Саня сказал, что его мама долго плакала, пытаясь всё объяснить ему, что она в следующий выходной день вместе с нами обоими поедет к нам в гости.
         – А  пока приходи ко мне после занятий. Узнаешь много интересного. Вместе пойдём. Мама обещала приготовить к твоему приходу что-то вкусненькое. Пойдём?
        – Отчего же не пойти? Пойдём.
        Ну, не  буду расписывать, как меня приняла мама Саньки, кормила с удовольствием, целовала меня в макушку, удивлялась тому, что мы встретились именно в этом вузе, удивлялась нашему сходству, одинаковым костюмам. А позднее вечером всё рассказала.
         Моя мама рожала тяжело (это я уже знал), знали в роддоме, что муж её оставил, а Вера Ефимовна оказалась родной сестрой главврача того самого роддома, где рожала моя мама. Вот и придумали они вместе, что моей маме никак не выходить слабенького малыша, да ещё и без мужа, а Вера Ефимовна тоже осталась без семьи, хотелось иметь ребёнка. Лучше момента не придумаешь, чем помочь одинокой женщине, оставив ей одного младенца и заодно обеспечить Вере Ефимовне такое вот скупое семейное счастье... Конечно, главврач знала, что фактически идёт на преступление, но с самыми благими намерениями.
        «Благими намерениями вымощена дорога в ад», – так, кажется, говорят. Я слушал Веру Ефимовну и вспомнил, как мама сказала, что это преступление – разлучать близнецов.
         А с другой стороны, если подумать трезво. Кто его знает, как моя мама с её зарплатой справилась бы с двумя детьми, один из которых был слабеньким... А Вера Ефимовна рассказывала, как трудно ей было найти ребёнку кормилицу, сколько денег ушло на самые лучшие лекарства, как медленно выздоравливал Санька. Она сказала, что поедет с нами к моей маме, что всё, всё ей расскажет, раз уж так вышло.
        А потом мы общались с Санькой. Он показал мне свои фотографии. Я был в восхищении, но больше всего мне понравились воробьи, да, воробьи, которые сидели в кронах двух огромных деревьев и пищали, заливисто и весело, как на моём фото у элеватора. Санька сказал, что мама говорила ему, когда он был маленьким, что на этих деревьях собираются воробьи на свои собрания и на футбольные матчи. А он верил... Неужели даже увлечения могут быть такими похожими. Чудо.
        Мы оба с Санькой с волнением ждали выходного. Вера Ефимовна взяла такси, чтобы быстрее доехать к нам. Ну, тут у меня просто нет слов, чтобы рассказать, как это всё было. Они обе плакали, Вера Ефимовна стояла на коленях перед моей мамой. А что мама? Ну, не пойдёт же она в суд через семнадцать лет после события. Кто виноват, что всё так вышло? Кого судить? Мама обнимала Саньку, он тоже плакал. Мама заметила, что у нас с Санькой одна прядь волос на голове как будто приподнята вверх. Мама всегда говорила мне в шутку, что это меня,маленького,коровка в лоб лизнула... И Саньку, значит, лизнула коровка?!
        А я рад. Я показал ему свой снимок у элеватора. Мы вместе смеялись и плакали в моей комнатке. Потрясающе! Я на самом деле так рад! Теперь у меня есть самый близкий, родной человек, моё второе «я», мой брат-близнец.