Матушка

Из файла Воспоминания в деревенской глуши Угличского уезда

http://www.proza.ru/2010/11/05/1839

     Как сотрудник народного музея Чехова, Танеева, Левитана матушка дважды за свои деньги летала на конгрессы чеховедов на Сахалине. Там она познакомилась с главным чеховедом Японии Набуюки Накомото, который определил какими духами прыскалась Дама с собачкой.
Конгресс 1990 года был посвящен путешествию Чехова на Сахалин, а в 1995 отмечали девяностолетие выхода книги Чехова о Сахалине.
Матушка никогда не летала на самолетах, и, остановившись на верхней площадке трапа, была не в силах переступить «порог» двери в салон самолета. Стюардесса помогла ей справиться со смертельным страхом. Ради Чехова матушка решилась лететь. Летели прекрасно, матушка была в восторге. В Южно-Сахалинске, где проходил конгресс, она снимала комнату на окраине города и посещала доклады, и мероприятия. Если бы ей представилась возможность выступить, она бы сделала доклад о том, что путешествие Чехова на Сахалин начиналось со Звенигорода, где Чехов работал земским врачом, именно тогда у него возникла идея путешествия. Свою статью она передала в комитет по проведению конгресса. Чтобы лететь на Сахалин, в Москве нужно было брать справку разрешение из милиции, с деньгами помог Никита Вячеславович Зволинский (инок Никита). Как человек решительный он поддержал матушку, хотя все окружающие и я в том числе, отговаривали ее от этой безумной авантюры. Матушка хотела везти с собой кофр, который Чехов возил с собой во время эпидемии холеры. Этот черный кожаный дорожный сундук передала нам некая Полина Игнатьевна Фидлер, она в годы своей молодости, будучи студенткой, снимала комнату у женщины, которая была прислугой в Мелихово. Когда Мелихово было продано, какие-то старые вещи отдали прислуге или тем людям, которые работали в усадьбе. Очевидно, в двадцатые годы эта женщина уже на старости лет и передала кофр Чехова своей жиличке студентке Полине, которую хорошо узнала по совместному проживанию. Полина Игнатьевна передала нам кофр в году восьмидесятом (?). Матушка хотела торжественно пронести его с улицы Мархлевского, где проживала Полина Игнатьевна, по Садовому кольцу мимо дома Чехова, к нам домой на Гранатный переулок. (Идти с кофром пришлось бы несколько километров)
Я предпочел ехать троллейбусом по Бульварному кольцу, чем вызвал страшную бурю негодования. Гнев матушки был ужасен.
      Много позже в девяностые годы, когда я предложил продать сундук Чехова, матушка ответила: «Продать это предать» В первую поездку на Сахалин она не решилась брать кофр с собой, хотя списалась с директором Чеховского музея в Александровске на Сахалине Миромановым Ильей Георгиевичем о возможности отправить кофр на Сахалин. В ответ Мироманов с благодарностью прислал кандалы. (Чехов вспоминал, как тюремное начальство разрешило ему присутствовать при заковывании в кандалы, при условии, что он не будет вмешиваться в это дело, и не будет защищать заключенного) Матушка передала кандалы в Мелихово. Потом Мироманов умер, а матушка посчитала, что его сын, ставший директором музея, не такой энтузиаст музейного дела как отец, им движут коммерческие интересы, и решила Чеховскую реликвию ему в руки не передавать.
За символическую сумму она передала сундук в Мелихово, и то потому что музей настоял на оплате. В музее очень обрадовались возвращению третьего сундука, два других уже были в экспозиции, не хватало именно этого. Почему матушка не передавала сундук в дом музей Чехова на Садово-Кудринской, который находился от нас в двухстах метрах, трудно сказать. Как-то не сложились отношения между Дюдьковским музеем и музеем на Садовой. Но все оказалось промыслительным, сундук вернулся в свой дом, который покинул много десятилетий назад.
(Сундук долгое время находился у нас дома, поскольку народный музей Чехова, Танеева, Левитана был закрыт, и через несколько лет в Дюдьково был создан уже государственный дом музей Танеева)

На второй конгресс чеховедов я уже не мог проводить матушку. Она отправилась одна и заблудилась в Аэропорте. Тщетно она спрашивала дежурных, они объясняли ей куда пройти, но найти выход к самолету сама матушка не могла. Она стояла у колонны и заливалась слезами. Все рухнуло, и как обидно из-за какой-то мелочи. Самолет стоял где-то рядом, но выйти к нему она не могла. «О чем вы плачете?» – спросила ее женщина проходившая мимо. Матушка объяснила. «Я как раз иду к этому самолету» – ответила женщина. Это было спасение. Вместе они добрались до Сахалинского самолета. В салоне поменялись местами с другим пассажиром, и сидели уже в одних креслах рядом друг с другом. В полете не могли наговориться. Людмила, так звали женщину, оказалась женой чуть ли не главы Южно Сахалинска. Она очень удивлялась, что матушка сама по себе как энтузиаст летит на Сахалин, да еще за свои деньги.
На Аэродроме Людмилу встречал муж на черной служебной машине, она предложила матушке ехать с ними до Южно Сахалинска, но тут подъехала другая черная Волга, это организатор Конгресса приехал за почетными гостями, но никого не нашел. По рекомендации Людмилы он взял матушку в свою машину, убранную коврами, и они вместе отправились в путь. Матушка очень жалела, что они не успели обменяться с Людмилой адресами, больше она уже не встретилась со своим добрым Ангелом, ведь ее саму тоже звали Людмила.
Организатор конгресса, расспросив матушку, тоже удивился ее решительности. Заговорили о Чехове, о его скромности, и тут мнения разделились. Матушка считала скромность достоинством человека, а организатор высказывал мнение, что скромность бывает неуместной и иногда мешает делать дело. Так в дискуссиях о чеховской скромности они добрались до городской гостиницы Лада. Организатор дал распоряжение устроить матушку в гостинице, и уехал. Однако оказалось, что гостиничный номер стоит девяносто пять рублей в сутки, а у матушки на путешествие было всего двести рублей. Она отказалась от прописки в гостинице. Ее попросили подождать. Когда организатор вновь появился в гостинице, ему объяснили ситуацию, тогда он оформил матушку как почетную гостью Конгресса. А это и проживание, и питание (роскошное, поскольку Конгресс был международным), и все поездки, мероприятия были бесплатными. Очевидно, на устроителя Конгресса произвели впечатление скромность и решительность матушки. Ее соседкой за столом в ресторане была другая почетная гостья Елена Боннер. А когда участники Конгресса на поезде ехали в Александровск на Сахалине, ее соседом по купе оказался профессор Набуюки Накомото. Полночи они провели в беседе, стараясь не разбудить других почетных гостей, спящих на верхних полках купе.

После выхода на пенсию, матушка стала работать смотрительницей в музее Горького на Малой Никитской, это бывший особняк Рябушинского построенный Шехтелем. Первое время ей было очень трудно, поскольку она принадлежит к стихии огня, а интерьеры Шехтеля это подводное Царство. Тем более она располагалась в комнате секретаря Горького Крючкова агента НКВД. В своем доме, который Алексей Максимович не любил Горький оказался как в золотой клетке. Кажется, Набуюки Накомото побывал в музее Горького на концерте японского пианиста, и они встретились вновь.
Незадолго до прихода матушки в музей там работала уборщицей некая татарочка Фатима. Предание повествует, что как-то утром перед открытием музея, Фатима с ведром и шваброй поднялась по знаменитой мраморной лестнице и на площадке второго этажа увидела перед собой даму в дореволюционном наряде, она смотрела прямо на Фатиму. Фатима, поняв, что видит перед собой призрак хозяйки дома*, страшно перепугалась. Заикающимся голосом она обратилась к ней: «Я-я  тебя не трогаю, и Ты меня не трогай», - и бросилась бежать вниз, бросив ведро и швабру. Призрак исчез. Когда наверх поднялись сотрудники музея, там уже никого не было. Но перепуганная Фатима не захотела больше работать в музее, и скоро уволилась.
(*Хозяйка дома - Рябушинская)

Когда в музее состоялся вечер цыганской песни, то во время последующего за концертом застолья в молельной башне Рябушинского произошло явление Горького. Он был выше входной двери в зал, и из потусторонности с удовлетворением взирал на гостей, попивающих вино и ведущих душевные разговоры о цыганской жизни. Среди нас был некий писатель Адольф, который ушел за женой в цыганский табор, и пробыл там пять лет. После чего составил цыганскую энциклопедию. Я сказал матушке, что вижу Алексея Максимовича взирающего на нас, матушка ответила, что Горький очень любил, когда в его доме собирались гости и происходило застолье. Адольф рассказывал о том, что на сто тысяч цыган, существует только одна непререкаемая гадалка «патриарх», и если совершается ею гадание, предсказание, то ни копейки денег не должно быть подано в качестве платы, иначе это ложное гадание. Поведал он и о том, как в одном таборе насмерть засекли молодую цыганку за связь с деревенским парнем, как она пела во время ударов плетьми, а родители стояли рядом и по закону табора не защищали свою дочь. А в другом таборе молодая оказалась умнее, она прислала своего парня просить барона и старейшин отдать ее в жены ему. Парень пришел к шатру барона и встал на колени.
«Что тебе?» - спросили его старейшины.
- Прошу отдать мне в жены Машу
- Сейчас подумаем, жди.
Парень стал ждать.
- Ну, вот тебе наше решение, - сказали старейшины, выйдя из шатра. - Плати выкуп двести тридцать рублей, и бери нашу Машу в жены, и живите счастливо.
Двести тридцать рублей тогда стоила бутылка водки, вот Машу за нее и отдали.

Писатель говорил, что Николай Сличенко не мог поверить, что такое могло произойти в цыганском таборе, засечь девушку на смерть, но речь шла о настоящих, кочующих цыганах, а не о ресторанных актерах. Поведал он и о том, как во время пения самых сокровенных цыганских песен, загорелся шатер. Цыгане допели «священную» песню до конца, и только после этого принялись тушить пожар.

Хранительница Крюково Галина Матвеевна Зволинская вся трепетала, услышав цыганские песни, в ней кипела цыганская кровь ее бабушки, в юности увезенной из вокзального ресторана богатым офицером. Родители лишили его наследства, но он был счастлив с бабушкой Галины Матвеевны. В этом браке родилось двенадцать детей. Супруги стали изнемогать, и обратились к старцу за советом. Старец ответил, что дети это милость Божия.

Грузины принимали матушку за грузинку, и на Тишинском рынке оказывали особое почтение. Цыгане за цыганку. Сама она проводила родословную рода Терехиных чуть ли не от царя Вахтанга или его кучера, времен пребывания грузинского посольства во главе с царем в России. Матушка безумно любила свою бабушку Степаниду Федоровну, у которой воспитывалась во Владимирской деревне, но хорошо знала по опыту, что бабушке открыты потусторонние силы. Эти силы были явлены и ей самой. Она не могла спать от ужаса по ночам, и спала только при свете. Частично гипнотические способности прабабушки и матушки передались и мне, однако я сильно пострадал от них, они вели к демонизму. В молодости матушка очень увлекалась способностью выходить на контакт с мистическим миром, но потом очень испугалась, поняв, что цена за эти контакты смерть души. Она перекрыла все каналы общения, и старалась никогда не использовать эти силы даже в помощь людям, ни тем более против людей, к которым всегда относилась хорошо. Нужно было очень сильно задеть ее, чтобы вызвать глубинный гнев, и тогда (против ее воли) последствия были ужасными. К сожалению, смерть людей, так поступивших по отношению к ней, была реальностью, хотя она никогда, никому не желала смерти.
Как-то к нам пришел южный товарищ с двумя племянниками, претендовавший на опустевшие комнаты бывшей коммуналки. Он жил над нами, но захотел заполучить еще и половину нашей квартиры. Борис Алисович и молодые люди стали угрожать мне и матушке, что они проломят мне голову, если я не пущу их жить в освободившиеся комнаты. Заявили, что я сам буду ползать на четвереньках, умоляя поселиться у нас. В милиции, куда мы обратились с заявлением, сначала встали на нашу сторону, а на следующий день другой офицер стал «катить на нас бочку» обвиняя уже нас самих. К нам просился жить и участковый, но мы решили стоять насмерть. Можно понять переживания матушки, когда на ее глазах угрожают проломить голову сыну. Но по прошествии нескольких месяцев Борис Алисович умер от разрыва сердца, и нам уже никто не угрожал.
Померла от разрыва сердца и соседка, которая решила выжить нас из квартиры. Они почти дрались с матушкой: «Матросы так не ругались, как ругалась Катя» Соседка не могла простить себе, что когда-то из-за пяти рублей отделила свою свекровь, разделила жировки. Свекровь умерла, а в ее комнату временно поселили нас. Но матушке понравилась комната, и мы остались в этой квартире, пока самих соседей не сдуло как ветром. И мы не остались одни на девяносто пяти метрах.
Матушка очень огорчилась за архимандрита, который выгнал меня из монастыря. Через месяц архимандрит выбрасывался из окна, спасаясь от разбойников. А через год он умер от гематомы и перелома позвоночника.
Померла и Юля, оскорбившая меня, другая дама с которой  у нас были романтические отношения сошла с ума.
Когда в детсве матушка заболела, и ей вызвали врача, она очень не хотела чтобы пришла участковый врач, поскольку плохо к ней относилась. Но вместо нее пришла другая врач, оказалось, что участковую только что сбила машина, слава Богу не до смерти.
  Матушка очень переживала, что не может попасть на концерт в Дом композиторов. В результате концерт не состоялся, потому что в зале обрушилась часть балкона.

Посещение Псково-Печерского монастыря. ... ... Хотя при входе в монастырь ей на голову слетел голубь, и так и плыл на ее голове, вызывая восторг и изумление окружающих.
Потому меня так поразили слова двоюродной сестры сказавшей: «Я заметила, что те, кто нас обижают, через год умирают»
Вестником смерти родственников или наших близких для матушки был ее отец. Перед смертью композитора Пантелеймона Ивановича Васильева, за которым матушка ухаживала последние годы его жизни, отец Иван Михайлович явился ей во сне, он поставил в доме ящик. Через несколько дней Пантелеймон Иванович умер.
Вскоре после смерти отца у матушки произошло воспаление надкостницы зубов. Она уже умирала сама от боли. Обхватив голову руками, она сидела за столом и стонала, почти впадая в забытье. Находясь в таком состоянии как бы между небом и землей, она увидела отца летящего в белых одеждах как в тоге. Он опустился на стол прямо перед матушкой и, кажется, сказал несколько слов о том, что ей еще рано умирать, надо терпеть. Матушка обхватила его ноги и сказала: «Не пущу, пока не скажешь, есть ли загробный мир?
- Есть, - ответил отец.
На этом явление окончилось. С тех пор прошло почти пятьдесят лет, и за эти годы  для матушки отец был вестником смерти кого-либо из близких нам людей.
При жизни их отношения не сложились. Матушка воспитывалась у бабушки Степаниды Федоровны, она заменила ей родителей, и когда незадолго до войны отец с матерью забрали ее в Москву, матушка никак не воспринимала их как родителей, поскольку все детство пробыла в деревне с бабушкой, (по линии отца).

Я был категорически против того, чтобы матушка опять вернулась к изучению оккультных наук в Политехническом музее, и даже прошла обряд посвящения в группе Дионис который прошел на природе, нужно было прыгать через огонь. Мы конфликтовали, я говорил, что это может очень плохо кончиться, даже смертью, и если не ударит по ней, то ударит по мне. Матушка уверяла, что она защищена от воздействия этих сил. Однажды я пережил ее смерть. В это время она направлялась в музей, я к своим старушкам. По дороге словно игла вонзилась в сердце, меня охватила смертная тоска и ужас, я стал молиться за матушку, как никогда не молился. В молитве меня поддержали и мои старушки, . Когда я пришел к ним, они начали читать канон Божией Матери о младенце перевернувшимся в утробе матери, а потом уже мы молились и о матушке. Когда поздно вечером она бледная пришла домой, то сказала: «Я тебя очень вспоминала, то, что ты сказал» Из политехнического музея она возвращалась тем путем каким никогда не ходила. Впереди нее маячила одинокая фигура мужчины, кругом никого не было, и как-то автоматически она шла за этим человеком. В районе Госплана, она услышала высоко над головой шум съезжающей лавины снега и льда, и в секунду бросилась к стене дома. Раздался грохот как взрыв, ее обдало ледяными крошками, содрогнулась земля, у матушки подкосились ноги. Лед и снег, месивом заполняли пространство перед ней. Мокрого бы места не осталось от нее, сделай она два шага вперед. Не случайно за три часа до этого я пережил ужас за нее. Вечером встал на молитву благодарение за спасение матушки, читал канон Божией матери, помянул и младенца которому угрожала опасность. «Алексий имя ему» – прозвучало в метафизическом пространстве. Младенец родился удачно, но родители никак не могли подобрать имя ему. Мать хотела одно, отец другое. Обратились к пятилетнему первенцу: «Как бы ты хотел назвать братика?
- Назовите его Алешей, - ответил мальчик. Так и назвали.
Потом матушка сказала мне, что в тот день накануне во сне она увидела свою умершую бабушку. Их разделял зимний ручей. Бабушка подошла к берегу и ждала, чтобы матушка перешла к ней через ручей. Она долго стояла, потом повернулась и стала медленно уходить одна, так и не дождавшись внучки. Миновало.

Прочитав книгу Джуны «Учитесь слушать свои руки» матушка захотела встретиться с нею (как колдунья с колдуньей). С большим трудом удалось уговорить ее не делать этого, хотя они уже договорились о встрече в Доме журналиста, где проходила выставка картин Джуны. На одной из картин Джуна изобразила себя в виде Троицы, она называлась «Сколько во мне лиц»  Джуна представала в виде египетской, индийской и ассирийской верховной жрицы одновременно. Только рассказ о.Владимира Воробьева о том как Джуна посетила мать умирающего ребенка и мальчик стал кричать: «Мама, мама у нее рога!», после чего Джуна озлобилась, и, сломав крестик у младшей сестры мальчика, всадила в нее проклятие, и ребенок психически заболел, остановил матушку. О.Владимир говорил, что эта женщина пригласившая Джуну ходит к нему, она и поведала ему всю эту историю. Встреча Джуны и матушки не состоялась, но матушка сказала, что Джуна выходила в духовный космос и долго-долго смотрела на нее, почему же матушка не захотела встречаться с ней?

Позже матушка оставила это увлечение оккультизмом. Я просил молитвенной помощи о.Иоанна Крестьянкина, он сказал: «Йога это страшно». Советовал молиться Иоанну Кронштадтскому и сам молился за матушку, о чем упомянул в третьем письме ко мне.

Когда Никита Вячеславович Зволинский присутствовал на сеансе Вольфа Мессинга, он начал читать про себя молитву Иисусову. «Вы мне мешаете» – очень строго сказал Мессинг Никите Вячеславовичу.
Я тоже побывал на выступлении Мессинга, оно проходило в летнем театре за кинотеатром Зенит. Мессинг отгадывал мысли, находил вещи, выполнял задания, в частности вытащил на сцену Юрия Никулина, сидящего в зале. Подойдя к авансцене, произнес: «Сейчас женщина в шестом ряду подумала – Да, не хотела бы я иметь такого мужа» – Смех в зале.
К сцене подошел какой-то агрессивно настроенный человек, до этого он кричал из зала: «Зрителям не видно!»( сидел он рядом со мной). Он как-то развязано стал обращаться к Мессингу. Мессинг отвечая ему, поднял палец вверх и под конец  произнес фразу: «Но есть еще и закон», - агрессивно настроенный товарищ как-то быстро затерялся среди толпы, а сбоку от сцены появился человек одетый в милицейскую форму.

Матушка приняла участие в обретении останков стариц Спасо-Влахернского монастыря схм.Серафимы и Марии 2 октября 1987 года, и в первую же ночь после перенесения стала свидетельницей явления схм. Серафимы в фаворском свете. Не мудрствуя лукаво и не желая себя вновь утруждать описанием этого события, решил просто привести отрывок из своей статьи о старицах, опубликованной в журнале «Православные вести». Статья писалась в деревне, и дата явления была указана приблизительно, на самом деле явление света произошло в эту же ночь после перенесения останков.

«На первом перенесении останков присутствовала и моя матушка Людмила Ивановна Федорова. Весь месяц она переживала со мной все этапы в хлопотах по спасению останков. Поддерживала меня, говорила, что надо все оставить и заниматься только этим делом. Она приняла схм.Серафиму в свое сердце как святую. На фотографии схм.Серафима удивительно похожа на мою прабабку, и ее бабушку Степаниду Федоровну жившую в деревне Владимирской области.
Матушка моя ясновидящая, в молодости она ошеломляла людей своим ясновидением, люди иногда пугались тому, как она могла их видеть, не присутствуя рядом. Однако она скоро поняла, что цена за это ясновидение – душа. Она перекрыла все каналы, и старалась никогда не использовать эти силы. Частично и мне передались какие-то способности, хотя я очень сильно пострадал от этого.
Матушка была в восхищении от грандиозности события, хотя человек она более церковно-сочувствующий, чем церковный, очень редко посещала церковные службы, чаще лекции о.Александра Меня. (Она запечатлена почти на половине фотографий сделанных во время первого перенесения.)
На третий день после перенесения останков, утром  4 или 5 октября матушка сказала: «Мать Серафима дала мне знак. Она приняла это перенесение» Но ничего более моя матушка рассказывать не захотела. В эти же дни о.Владимир Воробьев дал мне поручение написать очерк  о схм.Серафиме и Марии, и о самом перенесении останков. В это время о.Анатолий высказал сильное сомнение в святости схм.Серафимы, поскольку она ему не явилась и не поблагодарила за доброе дело. Спрашивал меня, было ли кому-нибудь явление схм.Серафимы? Я помнил, что матушка моя упомянула о явлении света во сне, но поскольку она не хотела об этом говорить, то и сказать о.Анатолию ничего конкретного не мог. В Деденево я записал Марию Петровну на магнитофон. Была сделана запись и Зои Васильевны и Екатерины Васильевны Киселевых. Нужно было свидетельство моей матушки о видении света. Но она категорически отказывалась что-либо рассказывать, хотя почему-то очень хотела опять посетить могилу матушек в Перемилово. Понимая, что матушка  ни за что не будет говорить перед микрофоном, я решил записать ее тайно. И сделал это, когда она пришла с работы на обеденный перерыв. Первые фразы это сплошное препирательство, матушка серьезно рассердилась моей навязчивости. Я объяснял, что это надо для очерка, что сейчас священник очень соблазнился, поставил под сомнение святость схм.Серафимы. «Нет, он не прав,- сказала матушка,- Когда ты поедешь в Перемилово?
-На днях.
- Я поеду с тобой и расскажу ему о явлении Серафимы.
Все-таки мне удалось разговорить матушку и тайно записать этот рассказ на магнитофон.
    Во сне она увидела себя в новой могиле м.Серафимы и м.Марии. Она сама лежит между двумя гробами. Мрак, тишина вечности. Но ей не страшно, она знает, что рядом м.Серафима и м.Мария.  «Лежим. Внезапно на гробе м.Серафимы вспыхивает свет, сначала  это была тонкая полоса света (по плоскости гроба). Потом этот свет стал подниматься, усиливаться, становясь все сильнее и сильнее. В жизни я не видела такого света.  Как золотые купола горят на солнце, таким был и этот золотой свет. Но только он был еще жарче, еще сильнее.  Этот свет был живым, этим светом была сама матушка Серафима.»
Я спросил: «Ты видела лицо Серафимы в этом свете или какое-то другое видение?»
  - Никакого лика не было. Никаких образов не было. Был только свет. Он клубился, вибрировал, поднимался и наполнял собою все. И этим светом была матушка Серафима.
- Ну а ты что в это время делала? – спросил я.
- Я сама стала таким светом. Матушка Серафима как бы вобрала меня в себя, и мы вместе с ней поднимались, клубились. Я вращалась в этом свете.(Я поневоле вспомнил Симеона Нового Богослова, его описание света, когда он пишет, что ум соединившийся с Божественным светом, сам становится светом, вращается и движется во свете, как в некоей глубине вод.) -Свет был ослепительный, - продолжала матушка, - и чернота могилы только подчеркивала его яркость.
- Как чернота могилы?
- Свет  был другой природы. Он не рассеивал мрак. И свет, и мрак существовали одновременно.
Вот это больше всего меня поразило в разговоре о свете. Я абсолютно точно знал, что матушка не читала творения исихастов, описание того, что свет и тьма сосуществуют одновременно. Не помнила она и первые строки Евангелия от Иоанна: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»
- А что дальше было?
- Свет поднимался, мы поднимались вместе, свет достиг уровня земли (поверхности) и остановился, а я оказалась вне могилы. Она как бы вытолкнула меня из могилы. Вижу перед собой Перемиловский храм, деревья, кресты на могиле матушек, а потом все исчезло»
После этого видения мама очень хотела иметь фотографию храма и могил матушек»

Матушка подарила одной женщине сто рублей, и пошла сдавать бутылки по двенадцать копеек за штуку.