Сказка о волшебном перстне

                СКАЗКА   О   ВОЛШЕБНОМ   ПЕРСТНЕ

     - Бабушка! Бабушка! Я колечко нашла! Смотри, во! – бежала от калитки девочка, шлёпая по лужам босыми ногами, зажимая что-то в кулачке.
     - Вот я тебе сейчас хворостину покажу! Такая страшная гроза прошла, а тебя дома нет. Я чуть умом не тронулась. Все глаза проглядела. Бог знает чего только не передумала… Где тебя носило, горе моё?
     - Мы с Галькой, там, за мостом купались. А как загремело, мы к её тётке побежали, утят надо было домой пригнать. На тёткиной веранде мы ливень и переждали. Галька через сад по тропинке к своему дому пошла, а я босиком по дороге пошла. Грязь така-ая после дождя!..  Колечко это само мне на палец на ноге налезло. Я ещё подумала: что это такое прицепилось. Хотела выкинуть. Во!
     Девочка стояла на нижней ступеньке крыльца, держала в одной руке беленькие туфельки, а в другой, чуть ли не по локоток перепачканной грязью, что-то виднелось.
     - Вот, отпишу я матери твоей, пусть приезжает и забирает тебя от греха подальше… А случилось бы чего, я б рядом в могилу легла, - ворчала старушка. – Ну, пошли к бочке. Вон, сколь в неё воды натекло! Дождь-то нешуточный был. А гремело, а полыхало как! Страсть Господня…
     Черпая горстями дождевую воду из бочки, бабушка вымыла ноги внучке, вытерла своим фартуком. Когда уже Катюша стояла обутая в белые туфельки, бабушка взглянула на её ладонь.
     - Ну, покаж, чего ты там нашла?
     - Колечко, бабушка, колечко! Большое, видишь какое! Наверно дяденька потерял…
     - Потом, потом. Давай, сперва, руки вымоем, а то ещё платье запачкаешь.
     Женщина, прихорашивая девочку, мельком взглянула на находку. Но через минуту сама взяла в руки. На ладони поднесла к глазам и задумалась.
     - Так ты говоришь, что оно само тебе на палец налезло?
     - Ага, на палец левой ноги. Сразу почувствовала, тяжёлое…
     - Золотое, старинное.
     - Ага. Я его маме покажу. Мама отнесёт его мастеру. Мастер переплавит, мне серёжки сделает, - щебетала внучка.
     - Дед, ты слышишь? Пигалица писклявая, а туда же. Серёжки ей золотые подавай! А то, что может быть ищут его. Много лет ищут, ты подумала?
     - А кто его ищет? Э-ге-гей! Кто ищет колечко? Ау, отзовитесь! – приплясывая на крыльце, смеялась Катюшка.
     - Глупое дитё! – сплюнула в сердцах бабушка и пошла запирать курятник.
     После ужина бабушка мыла посуду, а внучка поочерёдно надевала на растопыренные пальцы находку. Потом хитровато сощурила глазки и сладенько спросила:
     - А кто ищет это колечко? Ба-абушка! Ну, не сердись! Скажи, пожалуйста. Кто может искать это колечко?
     - Да, откуда ж мне знать, кто? Дед, а дед! Возьми очки, посмотри, что там у неё. Заладила, не успокоится, пока не узнает.
     - Катерина, неси сюда. Поближе к свету. А-а, дорогая вещица, почистить бы его надо. Перстень это. По всему видать – фамильный перстень это. Богатые люди такие перстни носили. От отца к сыну переходил. Это тебе не колечки со стекляшками, которые сотнями на базаре продают. Такой перстень, может быть, год целый по заказу мастер делал. Нигде больше и нет такого. Потому «фамильный» и называется.
     - А что ж тогда потеряли, коли так дорожили? – хмыкнула бабушка, вытирая полотенцем посуду.
     - Почему-почему! Мало ли что случиться могло. Сколько войн по этой земле прокатилось. Сколько горя людского время крылышком прикрыло. Вот, вернёшься в город и, с мамой вместе в музей и отнесёте его. Там люди знающие, может и отыщут: какому знатному роду принадлежала оно.
     - Бабушка, а может, и правда ищут его, вот обрадуются…
     - А это ещё неизвестно, обрадуются или нет. Вот, ещё бабушка моя рассказывала случай один. Где-то недалече было дело. Да ты чего уши развесила. Полезай на печь, поздно уже.
     - Я не хочу спать! Я сказку буду слушать, - захныкала Катюшка.
     - Тебе, что ни расскажи, всё сказка. Пустое дело объяснять. Подрастёшь, сама разберёшься, где сказка, а где быль. Давай-ка, милая, ложись, пока печь не остыла.
     - Всё, бабушка! Легла! Давай рассказывай!
     - Ну, слушай, коли охота. Давным-давно, за морями, за лесами, в краю далёком, под небом высоким, в одном царстве-государстве правил грозный царь. Все, как огня, боялись его. А бояться было чего. Сам-то он на вид маленький, плюгавенький. Сапоги обует, идёт и спотыкается. Сапоги таскать и то силы нет. Но хитёр, стервец! Вот, придумал он, чтоб самому не ходить, а чтоб куда надо, слуги его везли. Повелевает царь мастерам-работникам своим, чтоб те ему высокий трон соорудили, на колёсиках. А он на нём сидеть будет и свысока на людишек глядеть.
     Ладно. Люди простые, подневольные. Вздохнули, чихнули, почесали в затылке, пораскинули умом, покумекали, да ровно к сроку сделали царёв заказ. Так сказать: царю – на радость, себе – на беду. 
     - А зачем же они слушались этого плюгавого недомерка? Зарядили б ему пинка и жили б  себе долго и счастливо, - послышался с печи голос Катюшки.
     - Дед, ты слыхал, как они там, в городу, разговаривают? – всплеснула руками бабушка.
     - Тю-у, нашла чему дивиться! Город не село. Там надо чего, сходил в магазин и купил чего хотел. А откуда в магазине картошка-моркошка взялась, они знать не знают и думать им об этом неохота. Так и с царём им всё просто представляется: не по нраву, под зад коленкой и вся недолга… Нет, любезная Катерина Витальевна. Плох или хорош пастух, а стадо в кучке держит. Спокон веку царя слушались. А ослушников палками били, а то и похуже чего придумывали.
     - В том царстве не только побоев страшились. У царя родовой перстень был, - продолжала рассказывать бабушка. – Тот перстень он ни в спальне, ни даже в бане не снимал. А хоть бы и снял, что толку? Слова волшебные только ему одному ведомы. Эти слова ему отец при последнем вздохе на ухо прошептал. Без этих слов перстень – всего лишь дорогая безделица.
     - Да-а, - дробно постукивая перстами о столешню, со вздохом молвил дед. – Русь-матушка умельцами от веку славилась. Гребешки там, табакерки делали. Но не всегда цена вещицы в её красоте. Бывает, что иная в ней сила запрятана. Посмотришь, враз не догадаешься.
     - Верно говоришь. Тому плюгавенькому царю редкий перстень был завещан. С виду – так себе, невзрачненький. На печатке что-то вроде сердечка выгравировано. Вот, ежели взять грушу, разрезать пополам, то вроде этого и получится. А посерёдке того сердечка башенка. Как бы теперь сказали: в два этажа. В верхней части добрая Фея жила, зато в нижней части – злодей дракон. Вот как царю понадобится важное решение принять, он закрывается в потайной комнате. Ставит на стол золотое блюдце. Снимает перстень и с левой руки бросает на него. Тот перстень и начинает вертеться, как наш Бобик сдуру за собственным хвостом гоняется. Долго так вертится. И не смей ему мешать. Да и боязно к нему руку протянуть. Над золотым блюдцем молнии так и ширяют. Это, милые мои Добро и Зло меж собой схлестнулись. Но как не страшна война, а есть в ней начало и конец. Так в мире заведено. Ну, как всё уляжется, перстень тот и упадёт на бок. Но и тогда его руками не ухватишь. Либо горячий он, как огонь, либо холодный, как любая железка в лютый мороз. Долго дует на него царь, да всё какие-то слова нашёптывает. Наконец над блюдцем туманец взвихрится. Ага, вроде пара над кипящим горшком. Тогда уже царь, зажмурясь, возьмёт тот перстень левой рукой и на указательный палец правой руки наденет. Вот, тогда-то сразу ясно станет: которая сила верх одержала. Либо добром засветятся царёвы глаза, либо огнём полыхнут, будто бы в него сам дракон вселился. Три дня и три ночи правит царём сила волшебная. А как сила волшебства кончается, опять в башенку перстня переселяется.
     Но трое суток, срок не малый! Их же надо как-то пережить. Вот, за это время много чудного, необъяснимого происходило в том царстве-государстве. То жарптицы на деревьях пели и дарили каждому простолюдину всё, что он пожелает. В другой раз прятались все от ярости звериной. Сам царь летал над царством своим на трёхглавом драконе. Тот дракон пожирал всякого, на кого укажет перстом царь.
     В обычное время царь не отличался резвостью. Сладко пил, сытно ел, подрёмывал в тишине. Не то, что воевать, ему и ссориться с царями-соседями лень было. Те посмеивались над ним и, нет-нет, да и пошаливали на окраинах царских земель. От грабежей и разбоев страдали сёла и дальние хутора. Крестьяне шли жаловаться царю-батюшке. И когда жалобщиков собиралось много под балконом царских покоев, допускали к царю выборных. Те рассказывали о нуждах людских, о тех обидах, которые чинили налетавшие из-за границы вороги. Царь слушал до той минуты, пока последний луч солнца не угасал. Потом людишек выпроваживали и велели идти поскорей домой. Царь же запирался в потайной комнате и испрашивал совета у перстня.
     В эту ночь горел яркий свет в одном-единственном окне царского замка. Этот свет виден был из дальнего-далека. Люди знали, что это значило и запасались водой и едой. На три дня запирались в погребе. А в это время по улицам, в сторону царя-обидчика ползли змеи или здоровенные чёрные пауки. Через границу они переползали в соседнее царство-государство и направлялись прямо ко дворцу. К утру дворец кишмя кишел мерзкими тварями. Они ни на кого не нападали, но только до той минуты, пока кто-нибудь из придворных не обидит которую из них. Тут же жуткое шипение прошелестит по всем комнатам и тогда начнётся самое страшное. В считанные минуты твари умертвят всех, кто находится в стенах дворца.
     Отведав крови человеческой, начнут расползаться по всему царству и жалят всех, кого встретят. Ни коня, ни корову, ни даже слабую трусливую мышку насланные убийцы не трогают. Виноваты люди, они и будут наказаны.
     Ни огня, ни меча так не боялись соседние государства, как змеиного нашествия. Вот уже несколько столетий всячески задабривали, из поколения в поколение, плюгавеньких царей с волшебным перстнем на пальце. Присылали ему богатые подарки. Соседи считали за великую честь, если царь брал себе в жёны их дочь.
     Последний царь был очень разборчив. До первых седин всё привередничал. Многие царевны, мечтая стать царицею во дворце грозного царя, оставались незамужними. Им всё грезились богатства и роскошь при удачном замужестве.
     Только провидцы и мудрецы вздыхали и удрученно качали головами.
     - А почему, бабушка? – спросила внучка.
     - Ты лучше у деда спроси.
     - Да, тут особой мудрости и ненужно, - не дожидаясь внучкиного вопроса, ответил дед. – Беды и горести закаляют человека. А ленивы, стало быть - мельчают. Потому-то род грозных царей с каждым поколением всё меньше и меньше ростом. Даже на высоком троне царь выглядел, как десятилетний пацан. Не только царь, но и его подданные, в свою очередь тоже мельчали. Этакие, толстенькие карапузики, ленивые и беспечные, населяли города и сёла. Сладко жилось им, пока царь владел перстнем.
     - А куда же он девался?
     - Этого, внученька, никто толком не знает. Наверняка были люди, которые знали, но они молчали. Опасаясь царского наказания, - ответила бабушка.
     - А что с царством случилось?
     - Всему приходит конец, внученька. Даже самому хорошему. Другое дело, когда не ждёшь беды, то она всё равно приходит, только втрое страшней. Да-да, золотце моё, за всё приходит расплата, и за плохое, и за хорошее. В этот раз всё случилось неожиданно не только для царя, но и для многих людей. Вот как это было.
     Кончиком платка бабушка утёрла губы, вздохнула и стала дальше рассказывать.
     - В соседнем царстве подрастала царевна. И была та царевна солнца ясного краше. Женихов у неё было, что травы на лугу. Но полюбился ей царевич из чужедальней стороны. Виделись молодые всего один-единственный раз. И она ему приглянулась. Ждали только времени, чтоб девица в пору вошла.
     Но, тут, как снег на голову, тайные люди прислали весточку, будто бы пришлёт сватов плюгавенький царь-коротышка. Девица в слёзы.
     - Не пойду я за коротышку! Батюшка, матушка, не невольте меня! Чем век с нелюбимым прожить, лучше руки на груди сложить…
     Царевна плачет. А родителям каково? И дочку единственную, дитя родимое жалко. И царя-коротышку боятся. Что стоит колдуну проклятому наслать бесчисленное полчище гадов и пауков или самому прилететь верхом на треглавом огнедышащем драконе. С волшебством не поспоришь. Силой его не осилишь. Тут хитрость нужна. И всё тайком сделать нужно. Чтоб не прослышал и не догадался грозный царь.
     Ранним утром, когда царица ещё и глазоньки не открыла, в окошко кухарки постучалась сестра её родная. Удивилась младшая сестра. Думает: «С чего бы это она в такую рань?»
     А сестра и говорит:
     - Всю ноченьку к тебе шла. Месяц-батюшка дороженьку освещал. Ноженьки притомила, а дошла таки.
     - Что случилось, родная моя? – обнимая гостью, спрашивает сестра.
     - А ты будто бы не знаешь? Наш царь-коротышка сегодня к вашей царевне сватов зашлёт. Ваша, слыхала, ерепенится. Не хочет. Да полно её судить! Я, старая, вдовая, всего богатства – душа в груди теплится, и то б за этого уродца не пошла. Где уж ей, молодой да горделивой…
     - А ты чего всполошилась?
     - Что я? Я бы до этого не додумалась. Свекровь доченьки моей, старшей, к тебе прислала. Помнишь доченьку мою, Глашу? Я её на дальний хутор замуж выдала. А люди на том хуторе скрытные. В глаза не глядят, что думают – не говорят. По ночам на мётлах летают и наперёд, всё как есть, знают.
     Вот, проведали они об этом сватовстве и решили промеж собой вмешаться. Так сказать – упредить беду.
     - Какую беду?
     - Сватовство может большой кровью обернуться.
     - О-ой, как же упредишь горе лютое? Дело-то царское! Мы чего сделать можем?
     - Дела царские, а кровушка прольётся крестьянская! Вот в чём заковыка. Иди сестрица во дворец и, хоть на изнанку вывернись, а сведи меня с глазу на глаз с царицею вашей. Только ей одной и то на ушко всё обскажу. Иди же, не мешкай! А я у ворот буду твоего знака дожидаться.
     Как уж там повариха подступилась у царице, этого я не знаю. Однако позвали таки её сестру перед светлые царские очи. Ну, та, как полагается, поклонилась матушке-царице и попросила всех отослать из светлицы. А, оставшись наедине, сказала:
     - Государыня, царица-матушка! Тебе жаль доченьку свою. Я тоже мать. И мне жаль детей своих и внуков. Позволь мне слово молвить, крестьянской мудростью попотчевать.
     - Где уж тебе, неучёной, моему горюшку помочь? Советники и те руками разводят.
     - Моё дело слова передать, а тебе, светлейшая царица, решать…
     Рассказала она царице, как умела, всё в точности, как её сватья научила. А потом восвояси домой через лес поспешила. Царица же поразмыслила и велела спешно покои убирать, дорогими яствами столы накрывать. Сватов поджидать. Дочке шепнула:
     - Ты доченька, дорогого вина гостям поднеси. Не убудет красоты твоей, коли улыбкою их одаришь. Пусть гости пируют от души, чтоб не догадались, о чём было замыслено в тиши…
     Царевна-умница слёзоньки вытерла, умылась, принарядилась и вышла к гостям, что роза красная, свежа и румяна. Сваты языками прищёлкивают, вино попивают, а того не ведают, что в вино отвару сонной травы подмешано. Усну-ули родимые, где сидели. Спят, похрапывают. А царевна у окна сидит и на дорогу глядит. Весточки дожидается.
     - Вот, скачет парнишка на серой кобыле, прямо к царскому дворцу подъезжает. А царица-матушка уже ждёт его у ворот.
     - Государыня царица! – с поклоном говорит ей крестьянский сын. – Позволь на ушко тебе слово молвить?
     Наклонилась к нему царица, слушает.
     - Матушка моя к царю-коротышке ходила. К свадьбе его готовила. На травах мазями натирала. В баньке разморила его. Уснул родименький, сном младенческим. С тонкого пальца перстень и свалился. Подхватила его матушка и за окошко бросила. Я уже там стоял, дожидался. Перстень тот, проклятый, поймал. Сел на коня и к вам поскакал. По дороге в пропасть глубокую колдовскую безделушку и выбросил. Матушка так велела, чтоб никому больше и на мысль не пришло нас гадами ползучими пугать…
     Царица поцеловала в лоб крестьянского сына, звонкой монетой одарила и во дворец поспешила. Велела слугам опоённых зельем сватов связать и в старую телегу, словно снопы скидать. От любопытных глаз дырявым рядном прикрыть. В скрипучую телегу проворные слуги впрягли старую беззубую кобылу. Тайно к самой границе довезли и оставили одних среди чистого поля.
     Только ветер да пролетавший ворон слышали храп незваных гостей. Проснулись сваты только к завтрашнему утру. Оглядываются, икают, что с ними было вспоминают. Кое-как  от верёвок освободились, побранились и в родные края покатили. Приехали во дворец, к царю с докладом просятся. А им говорят, что царь перед свадьбой отсыпается.
     Советники видят, что дело неладное, разбудили царя. Посланные сваты поклонились, перед царём повинились, расплакались. А напоследок попросили рассолу. Видать худо им было с похмелья.
     Плюгавый царь, сроду не знавший ни в чём отказа, взбесившимся тушканчиком вокруг своего высокого царского трона скачет. Злится, кулачками машет, страшной расправой грозится. А как пропажу перстня узрел, присмирел. Лично сам под кровать свою лазил. В пыли и в паутине вылез, ещё больше рассвирепел. Велел всё во дворце вверх дном перевернуть, перстень найти и ему принести.
     Слуги, как велено, во всех комнатах всё перетрясли, перевернули, а потом и сами взгрустнули. Делать нечего, предстали перед царём с поникшими головами.
     Закрылся царь в потайной комнате и разревелся, как дитё малое. Не привычно ему обиду терпеть. Решил войско собрать и войной идти на соседа-обидчика. Только, пока коротышка в бессильной злобе бесился и над слугами своими глумился, из чужедальней стороны царевич с царевной-красавицей обвенчался и счастливую и весёлую увёз её на родную сторонушку.
     Наш же герой-коротышка поерепенился, швыряя подушками в своих советчиков, забился в уголок и совсем сник. Оказалось, что у царя ни войска настоящего нет, стрелять нечем и некому. Всё что умеют ряженые мужики, это царю «Ура!» кричать и каблуками щёлкать. В ратном деле ни они, ни даже деды ихние отродясь не бывали. Мало того в его царстве поля травой позарастали. Крестьяне уже много лет ничего не сеяли и не сажали. Как нужно хлеб растить давно уже забыли. А всё потому, что на дармовщинку жили. На перстень, на колдовство надеялись. Теперь нечем соседей пугать…
     Велел царь, как и что делать, у стариков спрашивать. Самим пахать, полотна ткать. Но его не больно-то слушались. Работать не хотели, хныкали и на печи сидели, пока последние сухари не доели. Почёсывая толстые бока, всё же засучили рукава. А как же, голодной смертью никому помирать не охота.
     - Вот так оно, внученька, в те далёкие времена было. Ну, с той поры много воды утекло. Старики внукам об этом рассказывали, а те в свою очередь через много лет своим внукам о царе-коротышке сказывали. Внуки внуков бабушкиным словам не верили, думали: это сказкой их забавляют. Как бы то ни было, а то ли быль, то ли сказку, люди до сей поры не забыли.
     Так-то, Катерина Витальевна! Хватит тебе, сударыня, зевать. Ложись-ка на бочок, под щёчку кулачок и спать-почивать на доброе здоровье, - пошутил дедушка и задул лампу.
     На другой день проснулась Катюша рано. Протёрла глаза. Глядь, а на подоконнике перстень. В солнечных лучах золотом горит. На том перстне сердечко виднеется и башня с двумя окошками. Из одного крохотного окошечка Добрая Фея выглядывает, а из другого – три огнедышащие драконьи головы высовываются.
     - Ой! Это ж тот самый волшебный перстень!
     Но в эту минуту вспомнила, сколько бед людям принесла эта безделица, нахмурилась. Стала думать: «Куда бы мне его спрятать?»
     Думала, думала и решила бабушку попросить спрятать понадёжнее это злополучный перстень. Бабушка похвалила внучку, завернула его в тряпицу и спрятала за икону.
     Лето кончилось. Катюша укатила с родителями в город, в школу пошла и забыла о том перстне. А, вот, бабушка с дедушкой не забыли. Взяли лопату и пошли далеко за село. Вырыли ямку, бросили в неё перстень, а сверху дубок посадили.
     - Дуб много веков расти будет, а заодно тайну перстня хранить будет. Без колдовства, в трудах и заботах люди счастье себе добудут, - утаптывая землю вокруг деревца, говорил дед. Бабушка согласно кивала головой.
     Лет этак через двадцать, Екатерина Витальевна вспомнила о том перстне. Хотела его в музей отнести. Но дедушка с бабушкой покинули этот мир, а где спрятали тот перстень, никому не сказали. На том всё и кончилось.

                25 февраля 2007 года.