Разгар рабочего дня. Терри, Марго Степ

Разработка плана действий.

- Вам приходилось подозревать, что чрезмерная эмоциональность, как правило, фальшива?
- Боюсь, что правило не так уж однозначно. Предполагаю, что люди имеют определенное право как на чрезмерную эмоциональность, так и на неестественность. В любом случае, не думаю, что выйдет закон, который мог бы запретить им такие проявления.
- Наверное, мне не нравятся люди, склонные к эмоциональной фальши. Мне неясно, почему им так сложно сразу сказать правду тем, кого они называют своими единомышленниками.
- Иногда действительно сложно говорить правду, а тем более единомышленникам. Как можно быть уверенным в чистоте своих помыслов, а не то что помыслов собеседника?
- Мы говорим о причинах паранойи? Ложь рождает ложь, и так до бесконечности?
- Давайте посмотрим. Например, девушки никогда не верят ничьим словам с первого раза. Если вы скажете девушке  «у тебя лебединая шея» только один раз, она, разумеется, подумает, что вам от нее что-нибудь нужно. Это утомительно, когда кому-то что-то от тебя нужно, и поэтому, скорее всего, девушка почувствует скуку, вину или отвращение, это зависит от девушки и от состояния ее дел на фронте общения…
- Прошу извинить. Фронт общения?
- Да, необходимо понять: общение с лицами мужского пола – это священная война каждой дамы. Война ведется в целях достаточно тайных, но в основном это захват противника.
- Вот как. Что-то такое я предполагал, конечно, но… Прошу вас, продолжайте.
- Итак, если вы повторите исходную фразу снова, девушка может застыть в нерешительности: возможно, вам и вправду от нее что-то там нужно, причем довольно-таки срочно. Если же вам не лень повториться и в третий раз, то, возможно, она, наконец, поймет, что речь идет именно о шее, причем даже о ее шее. Но почему же упоминался лебедь? Тень недоумения все еще останется при ней. Возможно, в случае четвертого повтора она догадается, что вам просто-напросто понравилось, как она выглядит, но и это вряд ли, особенно если вы говорите тихо, смотрите в другую сторону и теребите пальцами свои волосы.
- Изумительно. Познавательное сообщение. Но не кажется ли вам, что это совершенно напрасное усложнение?
- Именно многоступенчатость сомнения? Позвольте напомнить вам мнение Декарта: лишь сомневаясь, я существую. И потом, сомнения девушки не всегда начисто лишены оснований.
- В таком случае, выходит, что вы тоже не верите с первого раза?
- Это зависит от того, насколько я чувствую себя девушкой в данный момент. Например, с вами я только работник, то есть существо бесполое, а не девушка, поэтому говорю начистоту.
- Начистоту? То есть, будучи девушкой, необходимо фальшивить?
- Будучи девушкой, необходимо быть девушкой. В общем-то, это весь секрет.
- Мне кажется, я не намерен в этом разбираться.
- Права не разбираться в этом, как и в чем-либо другом, разумеется, никто у вас не отнимет. Но, обратите внимание, вас дико раздражает неисчислимое количество вещей: скрип стула, на котором я сижу; люди, которые говорят слишком медленно или слишком громко; люди, которые любят жаловаться на жизнь или задавать не относящиеся к делу вопросы; когда вам нечего вертеть в руках; когда вам смотрят прямо в глаза; неожиданные сквозняки; люди, которые хлопают дверью; люди, которые заставляют вас повторять по десять раз одно и тоже. Этого ведь тоже никто не обязан понимать либо хотя бы брать в расчет. Но разве вам бы не стало легче, если бы кто-нибудь удосужился обратить внимание на  вашу раздражаемость, на ее причины?
- Ваша мысль мне ясна. К сожалению, она, как и весь этот разговор, совершенно не относится к сути дела.
- Абсолютно согласна. Иначе и быть не могло.
 


Следствие по разработанному плану.

- Давно хотел спросить у вас: что вы думаете о так называемых роковых женщинах?
- Извините, но я нахожу здесь терминологическую неувязку.
- В самом деле?
- По-моему, любая женщина может стать роковой, если на нее смотреть с нужной позиции. Это зависит только от того, кто смотрит.
- Ясно. Позвольте поинтересоваться, вы действительно в этом разбираетесь?
- Скажем так: не понаслышке.
- То есть вам уже приходилось оказываться роковой?
- Этот вопрос, конечно же, ставит меня в тупик. Дело в том, что так называемая роковая женщина далеко не всегда осведомлена о своем, казалось бы, несомненном воздействии на пострадавшую, то есть мужскую сторону. Для удобства любую пострадавшую таким образом сторону я буду называть мужской.
- А бывает, что страдают и женщины?
- О да, говорят, что бывает и так. Итак, почему же это происходит. Вы можете находить решающими и роковыми те ее признаки, к которым она настолько привыкла, что уже не склонна их замечать. Подождите, стоит, наверное, начать с общей несклонности женщин к поступательному анализу?
- Что-то подобное мне уже приходилось слышать.
- Отлично. Необходимо отчетливо уяснить, что же все-таки это значит: для вас мир является последовательной и четкой схемой, чаще всего ригидной, а для женщины, в том числе той, которая может оказаться для вас роковой, мир – это слабооформленный, мягкий и чаще всего подвижный комок. Это, конечно, совсем общая дихотомия, но на всякий случай лучше иметь ее в виду. Потому что из этого факта вытекает то, что мужчина стремится структурировать изменчивый, непокорный и податливый мир женщины, а женщина – размыть схему и растопить строгий мир мужчины.
- Мне кажется, это не слишком разумно.
- Неразумно? Конечно же! Это так: одновременно и крайне неразумно и крайне логично. И потом, что же еще нам делать? Все пытаются перекроить все по-своему, и, разумеется, не замечая, что это совершенно безнадежно, так как победивший останется один. Структурированная женственность, как и размытая схема мужественности, слабо функциональны. Таким образом, возникает вопрос: если мир равен войне, то за счет чего он выживает? Неужели только за счет нашей слепоты? Почему вселенная, каждый отдельный отрезок времени стремящаяся к самовзрыву, все еще не взорвалась? Очень интересно бы решить это уравнение.
- У вас уже есть какие-то наработки?
- Боюсь, что только несовершенные. Скорее всего, я, как и вы, в недоумении. Но вернемся к началу. Вы согласны верить мне на слово? Насчет того, что любая женщина может оказаться роковой?
- Да, вполне. Я слушаю вас с интересом.
- Итак, очень часто она является роковой совершенно бессознательно. Невольность действия гарантирует цементировано надежный результат.
- Казалось бы, логично, если бы наоборот.
- …Например, вас могут делать слабовольным какие-то неповторимые модуляции ее голоса, какие-то ее уникальные жесты или особенности, допустим, у нее невероятно мягкие руки, и пальцы могут гнуться в обе стороны, вас это может почему-либо умилять, или у нее какая-то личная манера перепрыгивать из одной темы в другую – так делают все женщины, но вас-то завораживает именно она. И где-то здесь в этой схеме располагается ее неверность – вам, данному слову, самой себе; вот это уже можно считать настоящим бичом. Вы не понимаете ее, потому что вы понимаете только последовательность, которой, как вам кажется, здесь нет и в помине, она не понимает сама себя, потому что не склонна к поступательному анализу; и, следовательно, нет никакой возможности хоть как-либо это осознать. Да… это так.
- В этом во всем мне как раз и мерещится что-то грязное.
- Вы необъективны! Всего-навсего.
- Может быть. Это вечная проблема.
- Да... Но допустим, что какая-то определенная женщина настойчиво становится роковой уже для целого ряда людей. И как вы думаете, о чем это может свидетельствовать?
- О том, что ее признаки делают безвольными многих?
- Это, конечно, так, но я про другое: скорее всего, эта женщина глубоко несчастна.
- Удивительный вывод!
- Тем не менее. Посмотрите, ведь женщине свойственно чувствовать не только за себя, но и за других. Она безошибочно угадает ваше настроение, и, если вам в какой-либо момент особенно несладко, она с легкостью это учтет и, возможно, постарается помочь. Таковы следствия из ее устройства. Но…
- Но?
- Но если ей слишком больно самой, она может и не обратить внимание на окружающих, на посторонних. Вы понимаете? Если кто-либо разодрал ее сердце настолько, что она смотрит только в его сторону, даже когда его не видно, если ее неистовая любовь в какой-то степени безответна, то, хочет она того или нет, но она чувствует обиду. Которую она никогда не выскажет тому, кого любит: потому что эта обида не на него, а на мироустройство, которое, как мы сказали выше, является войной по определению. Но обида не может остаться совсем невысказанной: потому ее выскажут всем остальным. ...Если хотите, то это проклятие, быть такой женщиной.
- Как все неоднозначно. Я в растерянности.
- Можно мне озвучить тот вывод, который сделали вы?
- Можно.
- «Я кристально прав, изолируясь».
- Вы знаете… по крайней мере, я не чувствую дискомфорта, связанного с непониманием, если поступаю так. Не думаю, что изолированность должна беспокоить того, кто изолируется.
- Вы необъективны, опять-таки. Но, по крайней мере, у всех у нас есть неотъемлемое право на необъективность.
 



Анализ следственного эксперимента

- Но если следовать из ваших предыдущих рассуждений, то вы не являетесь типичной женщиной? Вы же все-таки структурировали эту проблему?
- Увы, этого не следует. Мировая ирония состоит в том, что качественный анализ ничего не меняет, если он проделан женщиной, а я все-таки являюсь именно ею.
- Вы имеете в виду?..
- Да, конечно. Бессознательная жестокость, желание размыть и соединить все чересчур стройные схемы, страдание от невозможности это сделать – всё то же самое. То, что я понимаю, как это работает, этого всего не отменяет. Я прекрасно осознаю, что, если, к примеру, вы признаетесь мне в любви, вы скажете два каких-нибудь незначительных слова, например, «небо сегодня поразительно голубое», вы скажете это тихо, как бы между прочим, глядя в сторону, как будто бы равнодушно, теребя пальцами волосы. Я более чем отлично понимаю, что вы не сможете сказать этого иначе, потому что ваш характер со всеми вытекающими последствиями – это ваша частная собственность; мне известно все это заранее, но, если я совершенно случайно вовлечена в это действие, если я тоже люблю вас, то…
- То?..
- То, конечно же, я не поверю вам с первого раза, мне будет мало и двух, и трех, даже десяти; я буду продолжать сомневаться, я буду срываться и безудержно рыдать ночами, и, конечно же, я и не подумаю показать этого вам. Так как невозможно обвинять того, кого любишь, я буду обвинять мир, себя, окружающих, походя разобью чье-нибудь ни в чем не повинное сердце, но, конечно же, не со зла, а от обострившейся неосторожности, и так далее, и тому подобное.
- Какой ужас. Неужели даже вы будете поступать так?
- Увы, я уже так поступаю.
- Честно говоря…
- Да, вы кристально правы, изолируясь. Глядя на все это, на покалеченные схемы, на бесформенные комки, завязанные в узел и истекающие флегмой, и на себя, такую же покалеченную и завязанную в узел, я иногда думаю так же, как вы, но с другой стороны – как же иначе решить интересующее меня уравнение? Пока что я знаю только, что смерть – уравнение из банальнейших, которое и решать-то не стоит. А вот жизнь – здесь гораздо сложнее…
- В чем-то я согласен. Хотя я бы счел эти выводы предварительными…
- Подождите, может быть, все гораздо проще? На самом деле женщине, в том числе той, которая является для вас роковой, нужно совсем немного. Ей хочется, чтобы вы ее поняли, или хотя бы спросили у нее, кто она и какой хочет быть.
- Разве этого хотят только женщины?
- Понимаете, женщинам этого не нужно много, достаточно, если это случится раз или два.
- Это не так просто.
- Да, я догадываюсь, как непросто переступить то, что принято называть мужской гордостью, то, что я бы назвала самодовольством. Поэтому, устав от непонимания, женщины сдаются странствующим соблазнителям – даже зная, что ими манипулируют, что с ними ведут себя лицемерно, что их нагло используют в корыстных целях, они все-таки остаются с теми, кто, казалось бы, причиняет им только страдания и неудобства. Всего лишь потому, что существует иллюзия понимания, пусть и ясно, что всего только иллюзия: просто за то, что такой беспринципный ухажер, и не спрашивая, безошибочно угадает, какой, кем она хочет быть, она почувствует благодарность; и, даже если она стопроцентно уверена в низости его намерений, она позволит себе обмануться и поддаться на все его дешевые уловки.
- Да, это действительно крайне непросто.
- Только на первый взгляд.