Запасной вариант. Глава 17. Бриллиант на ладони

Глава 17. Бриллиант на ладони

Бриллиант сверкал и переливался на ладони Лысого. В этот момент Лысый походил на разбойника из «Тысячи и одной ночи»: крючковатый нос, торчащие в стороны уши, загадочно-садистская улыбка, блеск хитрых зелёных глаз.
— Вот так камень выглядит после огранки, — сказал Толик.
— А вот так — в виде сырья...
И он показал мне неброский полупрозрачный камушек, какие я уже видел в мешочке, вынутом из-за пазухи задержанного нами с Андреем армянина, и на столе в кабинете шефа, на том самом месте, к которому, по «утверждению» засевшего во мне, как раз прижималась уложенная на китель попка Алёны; потом они, понятно, переместились на стулья.
— Дело тут не во внешнем виде, а в цене, — пояснил и без того ясную истину умный Толик. — Цена выше на порядок, на два, если, конечно, камень удачно отшлифован. Всё-таки готовый бриллиант...
— И кто же шлифует?
Давай, Корнеев, пользуйся моментом, может, тебе сразу и скажут, где дислоцируется этот подпольный ювелирный заводик. А там — по рации, запрятанной в часах, как у Джеймса Бонда: пи-пи-пи... И вот уже парашютный десант сбрасывается с борта пикирующего бомбардировщика на таёжную заимку...
— Да есть тут один умелец на зоне, — сказал Толик, выдержав паузу. — Но с ним связь держать — это уж наша забота, а ты... Ты должен...
«На зоне! — вскинулся засевший во мне. — Стало быть, и начальство ИТУ вовлечено в эту паучью сеть!»
— Скажу только, — словно прочитав мои мысли, продолжил Аятолла. — Что на этой зоне производят ювелирные изделия с фальшивыми камушками. Так, безделушки для девчушек-школьниц. Ну а мы организовали свой канал, есть там один вертухай продавшийся, организовавший кооператив из соображений трудотерапии. А начальство лагерное даже и не догадывается…

«Убедительно излагает! — прокомментировал засевший во мне. — Но почему он сказал «трудотерапия». Может, всё-таки речь не о зоне, а о психушке, куда ещё до недавнего по установленным нами диагнозам диссидентов упрятывали? И речь не о «вертухае», а о «медбрате»? (Увы, нам с Андрюхой приходилось в качестве «преддипломной практики» исполнять роль «санитаров», как только у того или иного гражданина из завлабов обнаруживалась «вялотекущая»).
— Впрочем, всё это — не твоё дело! — в сущности, верно заметил Толик, потому как с недавних пор всех психов выпустили на волю, и теперь уже не в белых халатах, а в чёрных очках и без смирительных рубашек с длиннющими рукавами наподобие пожарных шлангов, мы, не вмешиваясь, наблюдаем на площадях, как разгорается пламя всенародной паранойи. Всё это называется красивым греческим словом «демократия».
— Короче, ты должен передать, — топя улики в арыке, закончил наводить тень на дувал Аятолла.
— Но я же ещё не дал согласия... И потом, я никому ничего не должен…
— Когда узнаешь, какие это бабки, — дашь согласие! Хоть я понимаю, ты не какая-нибудь там честная давалка! — грязно намекнул Толик на Алёну, рискуя быть вызванным на дуэль. — Да и какая тебе разница: так и так одна статья — хищение в особо крупных... От семи до пятнадцати. Тут расклад такой. Савченко скупает алмазы на кимберлитовой разработке в Мирном по лицензии «Металлалмазинвеста». Это всё делается официально, за что он платит колоссальный налог и мало что с этого имеет. Но, кроме того, есть Геолог, который организовал скупку неучтённых алмазов. Но Геолог — не один такой шустрый. Есть ещё люди. И я с ними имею связь. Дело в том, что я после Афгана пахал на кимберлитовой трубке в Мирном, поэтому хозяин меня туда и посылал. Но я не такой лопух, чтобы горбатиться на него, а себе — ничего. Дело я организовал так: забираю у Геолога алмазы и пускаю лучшие из них в оборот.

А в мешочек с камушками подсыпаю по весу алмазов помельче. Эти алмазы я покупал у скупщиков ворованного на обогатительной фабрике. После обработки алмазы становятся бриллиантами, и продать их куда легче. Да и деньги не те. Всё шло хорошо, но я попробовал организовать параллельный канал сбыта и напоролся. В общем, на таможне, вот здесь, в аэропорту, сначала изъяли резцы с вмонтированными в них бриллиантами и завальцованными таким образом, что при внешнем обзоре непонятно, что это бриллиант: так, торчит грань из железяки, и всё. И допуск на провоз был оформлен, и всё как надо, но попался дотошный таможенник... А недавно тут же, в Толмачах, армянина повязали с партией алмазов и бриллиантов. Тут уж без кагэбэ, — назвал он «контору» по старинке, — точно не обошлось! А могли быть хорошие деньги, потому что это канал в Турцию, а на Востоке умеют ценить камни... Короче, Савченко понял, что его монополия на скупку краденых алмазов разрушена... Вначале он связывал это с появлением в городе питерского Карагодова, из бывших биржевиков... Потом кто-то собрал для хозяина о Карагодове подробную информацию и оказалось, что он чист...
— А он меня посылал этого Карагодова шлёпнуть...
— Да ты что, не понял, что это туфта была? Проверочка... Он нам с Коном дал указание, чтобы, если что, мы отбили Карагодова... Карагодов так сказать, честный бизнесмен, он с такими, как Савченко, не связывается. Вполне законно, за взятки разумеется, накручивает на бирже свои капиталы. Голова у него. А наш... Только и умеет, что жульничать... Но убивать боится. От мокряков его трясти начинает. Впечатлительный...

— Значит, этот милицейский подполковник... — нагнетал я, продолжая разыгрывать  невинного агнца.
— Да повязаны они: выпивки, проститутки, картишки до утра. На все на это ты насмотришься ещё. Вернёшься из Москвы, он тебе всё раскроет. Он давно искал такого вот, как ты. Верного и непобедимого пса. Думал из Валеры Ширяева такого сделать, потом из Кона, из меня. Но нам с Коном он больше не доверяет.
— После вашего фиаско в сквере?
— Да при чем тут сквер! Просто босс  заподозрил, что эта самая конкурирующая фирма по скупке алмазов — мы с Коном.
— Ну и чего же вы с Коном от меня хотите?
— Мы хотим, чтобы ты сделал то, что раньше делал я. Кроме Геолога — в Мирном, в Якутске живет некто по кличке Идол, сочинитель эпических поэм по мотивам тюркского эпоса. Возьмёшь у него алмазы...
— А если я не соглашусь?
— Мы тебя берем в пай. Твои двадцать пять процентов. То есть ровно четверть от выручки...
— Надо подумать, — тянул я резину, соображая, не использовать ли мне сальный намёк Толика в качестве повода для дуэли. Ну, конечно, не мушкетёрские шпаги или гусарские пистолеты, а пару ударов ребром ладони — и сдать боссу весь этот подпольный синдикат, чтобы закрепить своё внедрение, а там уж…
— Ты что, хочешь пятьдесят? Ребята не поймут, — вскинулся Толик.
Тем временем я соображал: а не получу ли на этот раз сдачи? Кто знает — чего там за пазухой у Лысого? Что, если вслед за камешком выхватит что-нибудь поувесистее и приличного калибра?
— Дело не в этом. У меня обязательства перед Савченко, — затягивал я время, хотя регистрация на мой самолет уже заканчивалась.
— Обязательства перед этим подонком? Вспомни Афган — в какое пекло они нас посылали погибать. Да у него уже в швейцарских банках счета... Дочь в Штатах, в Гарварде... Жена...

Перед моим взором возникла фотография: две восхитительные женщины в обнимку с боссом. На фото, наплывая и зыбясь, наложился текст криминальной хроники о расчлененных трупах, расфасованных в целлофановые пакеты. Но тут же всё это истаяло, так как Толик продолжал:
— Жена нежится на пляжах Флориды. А тут — так, Диснейленд для таких дураков, как мы с тобой! Сауна, бассейн, спортзал с тренажёрами. Он скоро намылится за бугор, за большую воду — и всё. В октябре, когда у Белого дома заварушка получилась, не отлипал от экрана. Ельцинист, в натуре...
— Да ты что, парень, не понимаешь, — ввинтил уже слышанную мною из тех же уст фразу Лысый. — Такие, как они, Россию разворовывают...
— А мы хотим здесь своё дело организовать, — продолжал Толик-Аятолла.
Нам бы только первоначальный капитал и твёрдая власть. Мы бы своё производство наладили. Вот Алексей хочет купить оборудование для выпуска кроссовок. Через Кона уже с одной фирмой договаривается. Но им нужны бриллианты...
— Всё равно: у меня есть сомнения...
— Ну, какие сомнения! — напирал на меня Толик. — В Якутске позвонишь вот по этому телефону, — он сунул мне в руки бумажку. Потом вместе с Идолом замените алмазы по весу. Они взвешиваются на караты, а не поштучно пересчитываются... Есть у него, правда, эта причуда — всем подсовывать свои книжонки про юкагирских шаманов, но ты не обращай внимания… И в самолете на Москву передашь крупные алмазы стюардессе Тамаре. Вот её фотография, возьми...
Я даже не успел как следует рассмотреть эту фотографию, как отворились двери, и из снежной пелены явилась вся в слезах и губной помаде голова Алёны.
— Ах, вот как! — вытаращила она глаза на Лысого, будто Варлей в фильме «Кавказская пленница»: как-никак Лысый по нашей рабочей версии был злодеем-убийцей её мужа Ширяева, и уж никак не должен был он мирно сидеть и толковать со своим преследователем. То есть со мной.
— Вот как! — выкрикнула она ещё раз. — Так, значит, вы все заодно! — А Валеры уже нет в живых... Сволочи, ах, какие сволочи!
Дверца захлопнулась, чуть не прищемив пальцы дёрнувшегося было схватить Алёну за полу пальто Аятолле. Хорошо хоть, женщина в сердцах забыла про револьверчик в сумочке, а то бы тут могла образоваться пара трупов. Мы вывалились из салона. Алёна бежала к светящему зелёным глазком такси.
— Ладно. Далеко не уйдёт. Догоним, — тормознул меня Аятолла. — Ну, так соглашаешься?

Такси с Алёной на борту лихо разворачивалось, набирая скорость с места в карьер. Следом тронулся Лысый, мечтающий выпускать кроссовки для будущих Алёниных детишек. В этот момент почему-то вспомнилась одна из милицейских ориентировок. Сашок из РУОПа любил пересказывать их вместо «жутиков». Так спокойно, даже скучающе, возьмёт и скажет: «Вчера в контейнере для мусора в районе Толмачёво обнаружили трупик ребенка мужского пола с последом, оборванной пуповиной и окровавленными колготками. Трупик аккуратно расчленен и упакован в коробку из-под детских корейских кроссовок двадцать девятого размера...»
— Соглашаюсь, — сказал я. — Только в том случае, если с Алёной будет всё в порядке...
В самом деле. Какая там дуэль со стрельбою с десяти шагов, если тут за пять шагов ни зги не видно, а самолёт уже ждёт на взлётно-посадочной, чтобы вознести меня под небеси.
— Понял! — хлопнул дверцей хозяйской иномарки Толик.