Сёстры

(авторский перевод с украинского языка)

         Когда шасси самолёта коснулось земли, Виктор с женой почувствовали облегчение, так как длительный полёт завершился, но, главное, сейчас вот-вот, они наконец-то смогут увидеть сына, с которым расстались пять лет тому назад.
      Суета в аэропорту Канады, милые женщины в цветастых украинских платках всем прилетевшим этим рейсом дают какие-то афишки, приглашения посетить «Украинский дом». Как говорят, в самый раз, в руках чемоданы, сумки, узлы... Напряжённое ожидание встреч... Виктор засунул приглашение в карман и тут же забыл о нём.
        Вот он, сын, немного погрузневший или повзрослевший. Слава богу! Вопросы, поцелуи, волнение и тщательно скрываемые слёзы. Чего ещё нужно! Сын хорошо устроен, он настоящий компьютерный гений... Привёз родителей на квартиру, где всё подготовлено, даже цветы на столе, а ведь здесь настоящая зима! Правда, сын быстро убежал, тут, говорит, гулять некогда, в выходной отметим ваш приезд в ресторане, как полагается. Пока, пока, чмок, чмок.
        И началась жизнь Виктора на чужбине, теперь многие уезжают из страны, где родились и выросли! Виктор полагал, что к нему относились несправедливо, и в этом была, конечно, доля правды. Живёшь один раз. Одно напрягает, а будешь ли тут, в чужой стране, востребован.  Да хоть кем, хоть где, а работать нужно, не сидеть же у сына на шее, там своих забот хватает... Мать осталась там, на Украине. Вот где боль. Не захотела поехать. «Не могу оставить тут сестру». А сестра уже два года как на кладбище! Ничего, со временем всё образуется.
        Вскоре Виктор устроился в большой магазин, супер, где ему предстояло раскладывать продукты в холодильной камере. «Хорошая работа» для инженера по холодильным установкам, ничего не скажешь! А что делать? Кто ж тебе предложит работу по специальности, если тебе уже под пятьдесят, да ещё и  неважный английский... Работа оказалась нелёгкой, Виктор сразу понял, что без валенок пропадёт в этой огромной камере, похожей на библиотечное хранилище. Он закладывал в ботинки бумагу, тряпки, но холод проникал всюду. Тряпки и бумага оказывались мокрыми, когда он разувался дома. Скоро уже начали ныть колени, пальцы становились неживыми. Как ни спеши, раскладывая на свои места продукты, успеешь промёрзнуть до кости. Вот почему и устроился так быстро!..
       Жена Виктора оказалась в парикмахерской после окончания специальных курсов, она делала маникюр дамам. А ведь в «прежней жизни» она была учительницей. Досадно, конечно.
         Сначала Виктор довольно часто звонил на Украину, в Киев, говорил с мамой, а она не жаловалась, у неё всё в порядке, хорошие соседи, помогают... Потом Виктор стал звонить один раз в неделю, как договорились с мамой, в пятницу. Иногда он писал «домой» письма, но старался передавать их с оказией, всё оказалось очень дорогим, и бумага, и марки, и конверты.
          Но холодную зиму как-то пережили. Наступила долгожданная весна. Виктор наконец-то смог сбросить дублёнку. Перед тем, как отправить её на хранение на антресоль, он освободил карманы, обнаружил афишку, которую ему вручили в день приезда в аэропорту...      Какая тяжёлая была зима! Теперь чуть теплее, но, разумеется, в  его морозильной камере  по-прежнему холодно. Он научился так быстро раскладывать продукты, что его стали продвигать по службе, назначили бригадиром, немного прибавили  зарплату. Уже и валенки появились, и толстый слой войлока достал, чтобы вставлять внутрь...
          А афишка-приглашение  вдруг как-то опять попалась ему на глаза. Хорошо бы сменить обстановку хоть на день.
       – Давай пойдём в этот «Украинский дом», – предложил Виктор жене.
       – Привет! Чего я там не видела! – хочешь, иди сам, если по Украине соскучился!
        – И пойду, – сказал  Виктор. – Слушай! А ведь это совсем близко от нас, завтра как раз можно пойти!
       – Не больно надо! Я же сказала тебе, что не пойду. Иди сам!
       Раз решил, пошёл Виктор в этот дом. Неожиданно снова выпал прощальный лёгкий весенний снежок. Открыл Виктор двери, впустив в большую светлую комнату лёгкое облачко пара. Он увидел столы, людей в украинских национальных нарядах, его встретили, поприветствовали, посадили за стол, где уже сидели две пожилые женщины. Они были сёстрами, одна представилась Маричкой, а другая сказала: «Марта, а можно просто Мартоха». Они любезно спросили, откуда Виктор приехал, с кем, когда... Разговорились.
           Потом появился хор...  Это – немолодые женщины в старинных нарядах – в длинных юбках, в белых расшитых блузах-«вышиванках» с коралловыми бусами на шее, они поклонились и тихо запели. Песни сменяли одна другую, сидящие за столами тихонько подтягивали, они пели, подперев щеку рукой, покачиваясь. Виктор никогда не слыхал ничего подобного. Видимо, это были старинные эмигрантские песни украинцев из Западных областей...   

( параллельный  перевод автора)

              «Заспіваймо си в Канаді,              «Запоём мы тут в Канаде,
              Хоч робота нам не в ладі»            Хоть с работою не ладим»

            Ой Канадо, ти чужино, ти чужино,         Ой Канада, ты чужбина, ти чужбина.
            Та що ж в тобі так студено?              Отчего ж тут так студёно?
            Тільки сніги та морози,                Только снеги да морозы,
            Повні очі дрібних слозів.                А в глазах лишь горьки слёзы.

    По Канаді ходжу та й думку думаю –             Хожу по Канаде и так размышляю:
    Злетів би-м до краю, та крилий не маю.         Летел бы домой я, но крыл не хватает...
    Пустив би-м сі в море, та не вмію плисти,      Пустился бы в море, так плыть не умею,
    Рад би відіслать хоч до родини листи.          Письмо бы отправить, а денег не имею..
       Поніс би-м на пошту, та грошей не маю...

Ой, якби ти, жінко, знала, що в Канаді біда,    Если б ты, моя жена, только  знала,
Ти би мені передала горобчиком хліба.           Что в Канаде тяжело, хлебца бы послала.
Ой, якби ти, жінко, знала, що в Канаді горе,    Посылала бы ты мне с воробушком хлеба.
Ти би мені передала синичкою солі...         Если б только знать могла, что в Канаде горе.
                Ты бы мне передала с синичкою соли...

         Виктор старался незаметно стереть слёзы, но они текли по щекам помимо его воли.
         Это заметила Мартоха, она подтолкнула Маричку и зашептала ей в ухо:
         – Глянь, как человек душевно плачет, а ведь не нашей нации...
           Между тем, женщины закончили петь, они низко поклонились. Виктору показалось, что он проснулся, он устыдился своих слёз и покрасневших глаз,  хотел незаметно уйти, но обе соседки стали удерживать его:
         – Ну, нет, мы вас не отпустим! А ну, девчата, накрывайте!
           И тут же из-за ширмы выкатили стол на колёсиках, перед каждым гостем поставили тарелочку, да не пластиковую, а старинную, расписную. Тут же появилось домашнее печенье, пирожки, а Мартоха нагнулась и вытащила из сумки настоящую украинскую горилку-перцовку. Появились стопки. Женщины угощали Виктора так сердечно, что вскоре он перестал стесняться, подробнее рассказал о себе, о своей боли, что пришлось оставить на Украине маму...
            Сёстры поведали о своих приключениях. Они жили тут свыше 30 лет. Своё родное село не видели ни разу с тех пор, как уехали... Виктор подтвердил, что он еврей по национальности, а сёстры наперебой стали рассказывать, что в их селе был прекрасный сапожник, настоящий мастер, Пинхас. «Ни один модельер так не сшил бы сапожки, как Пинхас! А потом такое началось. Поджоги, стрельба. Вот и поехали «світ за очі» (куда глаза глядят).
        Так состоялось это знакомство. Когда Виктор возвратился домой, жена удивилась.
       – Интересно, где же это ты успел выпить? Такого тут ещё не бывало.
          Виктор рассказал жене об «Украинском доме», о сёстрах, о неслыханных песнях.
       – Говорил же тебе, нужно было идти со мной, тем более что это совсем близко.
       – Нечего мне больше делать. Иди ужинать!
       – Да я уже поел, непонятно, что ли?
        Ночью Виктор плохо спал, он вспомнил, как мальчиком с мамой ездил в село к далёким родичам своей довоенной няни. Он так явственно вспомнил вкус чудесного яблока сорта денешта, оно просто светилось, такого не купишь нигде... Вспомнил Виктор и поезд, что дышал углём, пуская на виражах облака чёрного дыма, ему, маленькому, казалось, что поезд вот-вот перевернётся на этих поворотах...
           Но настало утро, нужно было идти на работу в морозильную камеру. До Виктора тут сменилось много работников, никто долго не задерживался. Этот еврейский парень оказался настоящим мужиком. Хозяин стал выплачивать Виктору и отпускные, и праздничные деньги. Теперь он смог бывать в «Украинском доме» почти каждую неделю. Знакомые сёстры, как всегда, тепло принимали Виктора, а однажды его ожидал сюрприз. В тот день Виктор надел свой светлый плащ, костюм, белую сорочку. Приятно было прилично одеться хоть один раз в неделю. Жена, как и раньше, не хотела составить ему компанию...
        – Давай, Мартоха, бутылочку. Садись, Виктор, у нас для тебя подарочек есть.
         Через минуту Виктор держал в руках какой-то пакет, а сёстры дружно просили развернуть его. Развернул он пакет и только ахнул. Там были изумительные вязаные носки грубого плетения.
        – Вот теперь тебе будет тепло. Это не простые носки, у нас собака есть Бурштын, это из его шерсти. Молодой кобелёк. Мы когда его расчёсываем, всегда складываем шерсть, потом  прядём, у нас и прялочка есть старенькая, и красим шерсть, чтобы рисунок получился...
       – Красота какая! Да их и надевать жалко! Чем же я отплачу вам?!
       – А вот скоро будут у нас праздники, Великодень, Пасха значит, приходи, наконец, к нам домой, посмотришь, как мы живём.
      – Обязательно приду, – пообещал Виктор.
       И в самом деле, на праздник Пасхи Виктор вместе с сёстрами отправился к ним домой. Их весело поприветствовал пёс-колли, такой славный, с золотой длинной шерстью. Виктор не ударил лицом в грязь, принёс сёстрам два одинаковых тёплых халата и пакет апельсин. Угодил, как говорится, женщины радовались подаркам, как дети.
         В гостиной уже был накрыт стол, а Виктор, спросив разрешения, рассматривал старинные картины, развешенные по стенам. Небольшие полотна потемнели, они были покрыты лаком, почти на каждой – село, хатки под соломенной крышей, обязательный журавль над домом, вербы вокруг пруда...  Под каждой картиной на специальной палочке были распялены рушники, вышитые красными и чёрными нитками яркие полотенца.
         Остановившись перед одной из картин, Виктор спросил:
        – Кто ж это из вас такую красоту вышил?
        – Хороший вкус у тебя! – похвалили гостя сёстры. Тут и наши работы есть, но это старинная, вышивальщицы в монастыре делали на заказ.
       – Это просто чудо! Прошло свыше 30 лет, а цветы яркие, бархатцы просто горят!
          В красном уголке светился огонёк под иконкой, женщины, подойдя к ней, перекрестились и сказали, чтобы Виктор не смущался, так как бог один, а верит каждый по-своему... Тут же крутился и пёс Бурштын. Спросил Виктор и о том, что означает имя собаки.
        – Так смотри, он же просто золотой, как янтарь, а у нас янтарь называется бурштын...
        Потом пошли к столу, старшая сестра Мартоха поставила в керамических плошках красный душистый борщ, заправленный сметаной, да ещё и с пампушками, пропитанными маслом и чесноком. Потом на стол поставили душистый, пахнущий ванилью кулич с изюмом, орехами, присыпанный сверху крашеным пшеном.
        Потом сёстры сели под портретом родителей и тихонько запели.

Ходжу по Канаді і мілі рахую,                Хожу по Канаде и вёрсты считаю,
Де мі нічка захопила, там переночую.            Там, где ночь застанет, там и скоротаю...

В Вініпегу доріженька ковбочками вбита,         В Винипеге дороженька бляшечками бита
Ой, мав же я великодні дуже сумні свєта.        Ох, и грустно было мне в пасхольные дни.
А в неділю ранесенько дзвони задзвонили,          В воскресенье раненько зазвонили,
Заспівали: «Христос воскрес», – церкву обходили.  Пели дружно: «Христо воскрес»,
Я, сирота, гірко сплакав та й собі думаю:         Церковь обходили. А я, сирота,
– Ой Боже мій милостивий, як то в старім краю?!   Горько плачу, всё переживаю –
                Как же там у нас, в моём старом крае.               
               
      — Ну, хватит грустить! Сегодня у нас хорошие Пасхальные праздники. Гость у нас. Поживём ещё! Расскажи же, Виктор, как твоя жена. Устроилась уже? Мы её никогда не видели.
      — Ох, моя жена – это моё горе. Работает сейчас в парикмахерской, каждый день теперь поздно приходит домой, говорит, задержалась, уже не знаю, что и думать, неужели до позднего вечера женщины делают себе маникюр?
      — Смотри, парень, может быть, это не маникюр вовсе. Не спускай с неё глаз.
        Когда Виктор возвратился домой, супруга уже легла спать, хоть было ещё очень рано.
      - Ты уже нагулялся со своими бабами? –  тут же вскинулась она:
      – А ты? Нагулялась со своим кавалером? – Виктор решил опередить события.
      – О! Может быть, ты ещё и приревнуешь меня к кому-нибудь.
      – Может, и приревную, что-то часто тебе стали повышать в парикмахерской зарплату.
      – А тебе и завидно! Да, хозяин мой всё время удивляется, как такая женщина, как я, живёт с таким недотёпой, как ты. Да, он ко мне очень хорошо относится, в рестораны приглашает. А ты ничего не видишь, даже того, что у меня колечко новое! Вот так.
       Виктор ошарашенно смотрел на жену. Что делать? Если честно, они давно друг друга с трудом понимают, тут на работе Виктор уже стал начальником смены, зарплату опять набавили, а ей всё мало. «Колечко новое» – какое счастье! Она стала совсем чужой.
       Через несколько дней пришло письмо от соседки матери Виктора. Это была страшная весть. Мама скончалась, её похоронили чужие люди, и Виктор даже не смог отдать ей последний долг.
        – Еду! – Решил Виктор.
        – Правильно! Что тебе ещё делать? Только-только начал зарабатывать. Еду! – жена недовольно хлопнула дверью.
        Виктор всё же отпросился у начальства на две недели, поехал. Это было тяжёлые, горькие дни. Всё время, пробегая по улицам родного когда-то города, Виктор чувствовал, что он здесь чужой, люди какие-то другие, незнакомые, даже улицы преобразились. Невыносимая тоска. У друзей свои заботы, если в первые дни его принимали просто восторженно, то потом он уже чувствовал неловкость... Лишний. Чужой. Не сидеть же целый день на кладбище и просить прощения. Прощать ведь некому...
          Убрал, нанял женщину, чтобы ухаживала за могилками матери и её сестры, оплатил все расходы на год вперёд... И что ещё? Нет, прощения не будет. Нужно ехать обратно. Виктор не забыл добросердечных женщин из Украинского дома, купил два ярких украинских платка (чёрный фон, красные розы по всему полю) в подарок женщинам...
         Но, когда Виктор возвратился, его ждал сюрприз. Он сразу же почувствовал, что какая-то особая тишина в квартире... Открыв двери, Виктор понял, почему так тихо. В комнатах было пусто – ни мебели, ни вещей, ни жены... Он долго сидел на кухне, перебирая старые мамины фотографии. Одиночество и тишина. «Всё не так, всё не так», – повторял он про себя. Ведь на самом деле, и сыном настоящего контакта не было, и жена теперь не с ним.  Она ушла туда, где водят в рестораны, покупают колечки.
         В спальне Виктор увидел на своей кровати те самые шикарные носки, связанные пожилыми и такими милыми сёстрами. Он улыбнулся. «Завтра на работу, а потом пойду в «Украинский дом». Подарки ведь привёз».
           Но в тот день, хоть и были гости в «Доме», но сестёр не было. Виктор посидел немного и пошёл к знакомому домику, где жили женщины. Радостным лаем встретила гостя собака. Виктор был растроган, один только раз был здесь, а собака помнит.
         – Вот хорошо, что пришёл, – встретила Виктора Маричка, – а Марта заболела у нас. Совсем плохая стала... Пошли к ней, развеешь её разговором.
        В спальне, где была Марта – полумрак, включили свет, Марта улыбнулась, но Виктор отметил, что она побледнела, казалась желтоватой. Он тут же развернул свои пакеты с платками, которые так и заиграли при свете яркими красками.
         – А успею ли я хоть принарядиться в платок этот, – с грустью проговорила Марта. – А мы думали, куда ты, сердечный, пропал, не приходишь.
        – Я ездил в Киев, мама у меня скончалась. И похоронили без меня. Не прощу себе никогда... Пробыл там две недели, места себе не находил. Чужой везде.
        – Ах ты, бедный парень. Скорбишь... Ты не стесняйся, поплачь. А жена ездила с тобой?
       – Куда там. Она вообще из дому ушла. Пусто в квартире, один я остался...
       – Беда. Ничего не скажешь. А всё равно, мы видим, что ты человек хороший, трудяга. Вот и Бурштын узнал тебя и сейчас всё возле тебя крутится. Собаки понимают, кто хороший человек. Не горюй! Жена тебе найдётся, увидишь. А знаешь, пойди, погуляй с собачкой. Лучше нет ничего на свете, чем погулять с такой красивой собакой. Развейся. А?
       – Да я с удовольствием. Дома так тихо. Просто сил моих нет. – Виктор погладил густую шерсть собаки, надел на него ошейник и оба с радостью вышли на воздух.
        И в самом деле, настроение улучшилось, и, когда нагулялись с собакой, Виктор спросил, можно ли будет ещё приходить, выводить Бурштына на прогулку. Получил, конечно, согласие. Посидел ещё немного, а потом пришёл врач, и Виктор отправился домой.
        Позднее Виктор несколько раз приходил, выводил Бурштына, сдружился с собакой, сроднился как будто. А Марту вскоре увезли в больницу. Прогноз был плохим. Маричка сидела около больной целые дни, она дала Виктору ключи, попросила пожить пока у них дома, нужно ведь и цветы поливать, и с собакой гулять... Виктор старался приготовить что-то для Марты, сварить картошечку, покупал продукты, какие заказывала Маричка.
        Но вскоре Марте стало так плохо, что её отпустили домой... умирать. Целые дни преданный пёс сидел у кровати больной, склонив свою умную голову... А потом Марты не стало. Виктор, который недавно потерял мать, очень близко к сердцу принял смерть этой чудесной женщины.
        – Вот мы и остались с тобой одни – приговаривала Маричка, гладя собаку... И никто уже не назовёт нашу Марту Мартохою. Приходи завтра, Виктор, обязательно, я тебе передам что-то от Марты на память, как она завещала. Плохо мне. Всю жизнь вместе с сестрой прожили. Ей было 86 лет, я понимаю, что возраст достойный, она так долго держалась, не жаловалась... А теперь  – разве  я долго протяну без Марты?  Надо нотариуса вызвать, решить все вопросы по наследству. Спасибо тебе, что горевал со мной...

         Эпилог: Прошло пять лет. Теперь Виктора назначили инженером по наладке оборудования морозильной камеры, он хорошо выглядел, по утрам можно было видеть, как он гуляет с чудесной собакой колли в парке. После смерти Марты Маричка прожила два года. Все ценные старинные одежды Маричка сложила в сундук, который Виктор по её указанию доставил в «Украинский дом», где открыли музей украинского быта.
        Виктору Марта оставила маленькую нательную иконку, где была изображена божья матерь Мария, на обороте иконки значился 1863 год, всё изображение покрыто золотым окладом, сквозь прорези в котором выглядывают два лика – матери и младенца. Рамка из витого серебра. Это настоящий раритет, но для Виктора главным было  тепло, память о чудесной женщине, с которой посчастливилось познакомиться.
        Жена не вернулась к Виктору, он жил теперь в маленьком домике сестёр, как завещала младшая из них Маричка.
         Как-то гуляя с собакой, Виктор познакомился с милой женщиной Евой, которая тоже выгуливала собаку, она залюбовалась Бурштыном, завязались доверительные отношения и с его хозяином... Жизнь продолжается.