Декабрь. История одного заключенного

1.
Наша планета представляет из себя приплюснутый шар, грубо говоря, эллипс. Наша жизнь похожа на безумный хаос, приплюснутый неведомыми нам силами неизвестного характера. А наш мир? Дааа… Вот это вопрос. Я думаю, он похож на коробку или, может быть, клетку. Всю жизнь человек искал себе укрытие от врагов, от невыносимых природных явлений, будь то адской жары или нестерпимого холода, от хищников… Ну это не столь важно. Все прекрасно понимают, что эти функции защиты людской жизни до сих пор актуальны, однако мы начинаем бестолково, почти машинально, без какой-либо здравой мысли в голове запираться внутри своих коробок, или клеток, что, в принципе, одно и то же. После того, как люди поняли, что им уже ничего не угрожает внутри таких прекрасных сооружений, они начали вводить в оборот слово «комфорт» и наводить, так сказать, красоту, что первоначально не являлось приоритетным, но со временем вышло на первый план. Вот так: интерьер возобладал над здравым смыслом. С этим можно не соглашаться, но данное суждение имеет право быть. Благодаря всем существующим на сегодняшний день технологическим нововведениям мы имеем прекрасные архитектурные идеи и абсолютно дорогое жильё, хотя при этом каждый человек имеет на квартиру или нечто подобное неотчуждённое право, которое должно охраняться государством, но не каждый в состоянии это право реализовать. И поэтому скитается по каким-то трущобам, живёт впроголодь, лишь бы только не выселили из его, но не собственного гнезда. Да. И так бывает.
А ведь бывает и ещё хуже. У человека есть жильё, даже машина есть, и прекрасная работа, и красивая жена, и детей уже планируют. Но, в один прекрасный день его обвиняют в том, чего он не делал, судят перед всеми его друзьями и родственниками и зачитывают приговор. Ещё пребывая в шоке, человек начинает медленно осознавать, что у него уже больше нет ничего, он остался один, а краем глаза видит свою жену не с заплаканными от горя глазами, а с усмешкой на губах, при этом твой лучший друг шепчет ей на ухо какие-то пошлости и мерзкие любезности, что заметно по его самодовольному и пылающему лицу. Шок не отпускает, человек опускает глаза и видит как правая рука медленно скользит по оголённой ноге его возлюбленной жены. Шок нарастает. Голова наливается чугуном. Его предали самые близкие. Самые любимые. Те, от кого он этого уж точно не ожидал. Они его подставили, сорвали большой куш, лишили жизни и отправили… Да в клетку, только не для защиты от врагов, не погоды и хищников, не для развлечений, а для перевоспитания и ограждения нормального гражданского общества от ненормальных субъектов, нарушающих его спокойствие. Эта клетка не с золотыми прутьями, не с красивыми обоями, не с дорогой мебелью. Это просто грязная вонючая коробка с решеткой на маленьком окне под самым потолком и удобствами в углу, поганой едой и старыми затертыми книжками. Одиночная.

Прошло пять лет. Сказать, что они пролетели или протянулись? Нет, ни то и ни другое. Они просто безумно медленно ползли секунда за секундой, как маленькая улитка, преодолевающая расстояние в километр. Заканчивался один серый день в четырех грязных стенах и начинался абсолютно такой же. Пятнадцать минут прогулок каждый день, никаких разговоров, никаких вольностей и развлечений, кроме книг и ледяной баланды. Просто ничего не менялось. Решетка все так же была ржавой, потолок все так же тек какой-то вонючей слизью, пол покрылся гнилью, а металлическая кровать с когда-то белым бельем была покрыта зеленой краской и следами запекшейся крови, неизвестно откуда здесь взявшихся. На стене мелким почерком на фоне всех остальных каракуль каллиграфическим почерком было выведено: «Уверуй в Нас Боже, также как мы уверовали в Тебя». Это надпись прямо до рези в глазах врезалась в память и рождала жгучую безысходность и неудержимую печаль.

Оставалось всего ничего. Один месяц, и он на свободе. В том мире, который его предал, но который он не разлюбил и не забыл. Мести не было, он просто не хотел больше видеть ни свою бывшую жену, которая, кстати, в одностороннем порядке развелась с ним буквально через несколько недель после того, как он сел, ни своего друга, ни родных, которые от него отвернулись, никого, он хотел начать жизнь сначала, с чистой тетради в клетку… нет, лучше с альбома для начинающего художника, чтобы разбавить 256 оттенков серого миллионом ярких красок счастья.

Вчера была прекрасная ночь. Безлунная, беззвездная, просто темная. Небо, черное как бездна, абсолютно без всяких границ сливалось с горизонтом. Стояла кромешная темнота, едва нарушаемая хрустом свежего снега под сапогами уставшей от очередного бестолкового дня охраны. Иногда с веток деревьев, которые никак нельзя было увидеть из этого маленького окна в решетке, на землю падали хлопья снега, который сносило легким ноябрьским снегом. Даже внутри камеры чувствовалось, что на улице мягкий мороз укутывает природу в свои крепкие объятья, готовя ее к настоящей стуже, вьюге и нескончаемым снегопадам. Где-то далеко крикнул ворон и улетел куда-то за темный вековой лес. Прекрасная ночь. Всего месяц и свобода раскроет свои объятья навстречу уставшей душе и изможденному телу, солнце озарит лицо улыбкой и декабрь войдет прямо сердце, уколов его ледяной стрелой, и разгорится новая жизнь, совершенно девственная и нерастраченная на бестолковые обиды, жгучую зависть и безудержную ненависть. Будет декабрь. Будет новая жизнь. «Я верю!»

Каждый день новая запись в потертой общей тетради в 48 листов мягким графитовым стержнем, дабы не сойти с ума в совершенном пугающем одиночестве в клетке с номером «108». Каждый день это мучительное напряжение ума, вытягивание из себя простых слов, которые никак не вяжутся с окружающими стенами. Не сдаваться значит для него быть всегда готовым к счастью внутри себя, в противном случае он просто увянет как цветок, затоптанный ногами тысячи людей. Он просто умрет. А радостные слова наполняют светом его телесный сосуд, разгорают в нем надежду и веру в новый мир, который он сам себе создаст. Очень мелким почерком, очень аккуратно печатными буквами написано: «Всё будет лучше!», «Я люблю людей!», «Жизнь прекрасна», «Скоро все закончится, и я обрету свободу», «Наслаждение приносит утренний свет в окне», «Звезды сегодня восхитительные», «Я никогда не умру!» и так далее, только положительное, только позитивное, только дарящее надежду на завтрашний день. Иначе зачем жить. Когда не видно света после тьмы?...

А еще он играл со стеной в крестики-нолики, но не так как обычно играют в них на переменах школьники и студенты. Хотя вряд ли это можно было назвать игрой. Он просто помечал каждый день нулем, а потом, вечером зачеркивал его сверху крестом. Вот такая игра в жизнь заключенного со своим долгим сроком. А ночью, когда мучила тягучая бессонница, он просто закрывал глаза и строил в своем воображении города будущего, полные счастья, любви и заботы. Потом представлял лазурные берега стран, названия которых трудно выговорить не то, чтобы запомнить, и наблюдал за серыми дельфинами в свете заходящего солнца. Он не давал себе расслабляться, просто продолжал выживать.

Очередная прогулка по кругу: над головой решетка с колючей проволокой, сверху два автомата смотрят зияющими дулами прямо в темечко, человек десять на прогулке в пятнадцать минут и непроходимый, скрипящий под валенками свежий настоящий снег, пахнущий свободой облаков и вобравший в себя ослепительную белизну солнца, такую сильную, что глаза режет не переставая. Но это настолько приятно, что хочется смеяться, есть его целыми горстями, играть в снежки. Но нельзя, пора в камеру.

Осталось две недели. Пора собираться. На волю. В мир. Туда, где решетки ставят по своему усмотрению, а люди в клетках живут в удовольствии и достатке, а не гниют вместе с их бетонным вместилищем. Странно, когда человек мечтает лишь об одном: побыстрее выйти из клетки и побыть наедине с миром, которого он не видел пять лет! Не видел не по тому, что не хотел, был занят, не обращал внимание, ему было все равно, а по тому, что его лишили радости самому выбирать смотреть ли ему на небо или сидеть в интернете, гулять по лесу или глядеть футбол по ТВ, собирать грибы и ягоды или есть фастфуд. У него все это забрали на целых пять лет. А в это время он мог бы сделать себя и мир вокруг лучше. У него бы обязательно уже были дети: два мальчика и две девочки. Жена, не та которая его бросила, другая, которая любила бы его безумно, а он бы страстно любил ее. Он бы поднялся по карьерной лестнице до начальника департамента или даже до директора компании. Купил бы красивую дорогую машину, загородный дом, ездил бы каждые полгода в путешествия, туда где крайне редко ступала нога человека, обязательно бы делал каждый день прогулки, чтобы видеть как медленно, но заметно меняется окружающий мир. Странная штука, не правда ли? Вот это условное наклонение в русском языке. Вроде бы человек говорит о возможных событиях в будущем, а время ведь прошедшее плюс две буквы бы. Может и не надо этого условного наклонения совсем? Ведь определенно все будет, а не все было бы.

За пять лет назрел список наиболее важных дел в первый год его новой жизни. Он помнил его наизусть: 100 наиболее важных неотложных дел. Первой в этом списке стояла поездка к Северному ледовитому океану, чтобы увидеть чудо природы: Северное Сияние. Конечно, он видел его по телевизору и на картинках, конечно, он хотел бы увидеть эти чудеса в той, в прошлой жизни, но ему все время не хватало на это времени, да ему его вообще не хватало ни на что, кроме двух бетонных коробок: своего офиса, где он работал допоздна, чтобы получить повышение и порадовать свою жену новой машиной или шубой, и своей новой квартиры, где все пахло краской, кожаным материалом и красным деревом, где он садился за ноут-бук, брал пиво или виски с колой и смотрел допоздна первый сезон доктора Хауза. Тогда ему все это казалось жизненно необходимым, теперь же это превратилось в пыль, рассыпалось и разлетелось по ветру. Он просто бестолково прожигал свою жизнь, тратя ее на вещи и людей, которые этого не стоили. Дорогая цена для пустяков.

Ну не время о прошлом. Впереди будущее, то, которое он построит с нуля, сам и без ошибок. И не важно, кем он станет, что будет делать в жизни, куда отправится и найдет ли свое место среди каменных джунглей. Ведь главное – он уже нашел самого себя. Того, кто был запрятан очень глубоко в душе.

2.
- Пиров, на выход! – камера была настолько маленькой, что голос охранника звучал слишком приглушенным. Тем более сам он, видимо, вчера неплохо посидел с друзьями: его лицо излучало опухлость и красный нездоровый цвет, а голос ко всему прочему еще и хрипел.
В камере было невероятно тихо. Казалось, что там никого нет. Однако на нарах лежал человек и смотрел в потолок. Его грудь мерно поднималась и опускалась. Если бы охранник прислушался, он бы даже уловил, как громко дышит заключенный, как будто бы он пробежал марафон в несколько километров. Но охраннику было не до этого, у него жутко болела голова, и страшно хотелось пить.
- Пиров, я второй раз повторять не буду! Оставлю тебя гнить здесь дальше! Вставай, урка, мне еще в другой корпус идти за новой формой! – охранник сделал жест, что закрывает дверь.
Тут человек пулей встал с нар и подбежал к выходу из камеры.
- Извините, начальник, просто я так долго ждал этой минуты, этих слов, что даже растерялся… - Пиров расплылся в улыбке, его глаза горели в полутьме камеры, а голос  был настолько счастливым, что охранник невольно поморщился. Судя по всему, он был новеньким и не знал, что этот заключенный отсидел здесь в одиночке целых пять лет. Тогда бы охранник понял, почему он такой радостный. Однако ему было ровным счетом все равно: заключенные это грязь, отбросы и ему плевать, как они тут мучаются, это их проблемы, они этого заслужили.
- Ты чего так орешь? – недоуменно спросил охранник. – Урка, не видишь что ли? Плохо мне. Так что заткнись и не произноси больше ни слова! А то вернешься обратно в камеру!
- Так точно! – снова с радостью выкрикнул Пиров.
- Заткнись, сказал же! – охранник поморщился от звонкого голоса в голове. – К стене лицом, руки за спину! Вперед!
Пока заключенный и конвоир шли по коридорам тюрьмы, второй ради интереса стал разглядывать уже почти бывшего арестанта. Высокий, худой молодой человек с интеллигентными чертами лица и тонкими длинными пальцами как у пианиста был похож на какого-то американского актера, но охраннику никак не удавалось вспомнить какого, поэтому он просто переключился на другие мысли и стал смотреть на мелькающий под ногами кафель.
А у заключенного с каждым шагом все сильнее разгоралось пламя в его зеленых глазах, губы время от времени озаряла счастливая улыбка, а походка становилась все увереннее и увереннее. Он чувствовал себя свободным после пяти лет одиночной камеры.

- Стоять, лицом к стене! Все готово. Так вот твои личные вещи: мобильный телефон, костюм, наручные часы, портмоне, ключи от машины, еще какие-то ключи и кейс, - уже другой человек из службы охраны выдавал Пирову его личные вещи. Он был добродушным и с радостью улыбался в ответ. – Здесь все?
Пиров забрал вещи, на всякий случай заглянул в кошелек и обрадовался насколько честными бывают люди: в портмоне лежало около пятидесяти тысяч рублей пятитысячными купюрами и какая-то мелочь.
- Да, абсолютно все! – все стой же улыбкой на лице произнес заключенный.
- Тебя кто-нибудь встречает? – спросил вежливо охранник с добрым лицом.
- Нет, – на долю секунды лицо Пирова помрачнело.
- Как так? А как же родные и близкие? Ну там друзья, родители… - охранник стоя в недоумении.
- Нет никого больше, – отрезал заключенный.
- Неужели все умерли? – охранник снова состроил вопросительную гримасу.
- Можно и так сказать… - усмехнулся собственным словам заключенный.
- Понятно, ну тогда извини, - охранник улыбнулся и показал на последнюю дверь, которая отделяла Пирова от свободного мира. – Извини, но сюда только привозят, Уезжать тебе придется уже своим ходом. Через 5 километров будет село, там есть железнодорожная станция. Доедешь до близлижайшего города, а там уж куда глаз глядят. И вот еще что: не попадай больше сюда, живи…
- Спасибо, - Пиров оборвал охранника, не дослушав его до конца, и отправился вниз по дороге.

3.
Свежий морозный воздух утром на свободе – это все, о чем он только и мог помечтать. Он хотел выйти именно в декабре, он знал, что так будет. Завтра его день рождения, настоящий, а сегодня его новый день рождения, когда он переродился и вышел в новом свете в этот чудесный мир.
Хруст наста под ногами, давно тут никто не ходил. Значит, до станции всего пара километров. Это прекрасно: слева от дороги скрипит льдом вставшая речушка, справа смешанный лес, где-то вдалеке виднеются столбы от ЛЭП. Дорога петляет по небольшим холмам и уходит за горизонт, где видно поднимающийся дымок от печи. Это так чудесно! «Я свободен! Я здесь!»
Тут неожиданно по телу пробежала дрожь. Все сознание Пирова охватил необъяснимый страх. Он не понимал откуда исходит угроза, да и исходит ли вообще: поблизости никого не было.
Он остановился. Легкие отказывались вдыхать воздух. Начался припадок. Такое уже бывало, когда он сидел в камере и терял всякую надежду на будущее. Но вскоре это все прекратилось, он научился себя контролировать. Но вот снова, и, главное, непонятно почему. 
Кровь в висках, достаточно перенасыщенная углекислым газом, медленно опускалась к легким, которые были пусты и не могли обеспечить голову кислородом. Это продолжалось минут пять. Бывший заключенный уже был готов проститься с жизнью, но тут неожиданно его вдруг отпустило. Однако приступ самого страха на этом не закончился. Он то нарастал, то отпускал, словно волны накатывали на каменные рифы у скалистого берега.
Пиров пытался собраться с мыслями. На это ему понабилось минут пятнадцать. Внезапно он понял в чем таится корень всего зла. Он пять лет просидел в одиночке, мечтая о свободе, и вот он вышел, а вокруг бескрайнее пространство вместо четырех стен и окна с решеткой. Эта мысль придала ему сил и помогла справиться с неожиданным приступом панического страха.

Где-то через час он пришел в село и позавтракав с гостинице на железнодорожной станции, пошел прогуливаться по этим широким чистым улицам, дабы убить время, так до поезда было еще часа три.
- Молодой человек, подсобите, пожалуйста, - аленький старичок пытался завезти во двор во время не убранную телегу, однако ему мешали сани, которые в одиночку он бы никак не вытянул.
- Да, конечно, без проблем! – Пиров с радостью вызвался помогать деду.
- Да что-то вот я приболел немного, не успел телегу убрать, а сейчас же снег, морозы, а телега одна. Ее надо беречь, а то как же летом возить хворост да на ярмарку в соседнее село ездить. А какая там прелестная ярмарка, вы даже не представляете, - улыбаясь, быстро тараторил старик, вытягивая сани во двор.
- Да, я уж точно этого никак не могу представить... – с грустью в голосе произнес недавно освободившийся. – Ну ничего, я еще все успею!
- Конечно, милок, успеешь, какие твои годы! – подмигнул дед Пирову. – Сейчас телегу затащим, и я тебя чайком угожу наивкуснейшим с той самой ярмарки, а то уж что –то больно холодать стало быстро.
- Хорошо, - Пиров кивнул в ответ, и они через сугробы потащили телегу во двор.

- нет, дорогой, ты точно через два часа отсюда никуда не уедешь. Там пути занесло, их будут до вечера расчищать. Так что ждать тебе не меньше часов восьми придется. – прихлебывая чай, дед потянулся за печенькой.
- Жаль, ну ничего, мне у вас нравиться. Хорошее село, - Пиров осматривал избу старика. Старая русская печка, выполненная по всем обычая, большой прямоугольный стол, за который свободно уселось бы человек двадцать, большая высокая кровать и все. Больше в избе ничего не было.
- Так ты оставайся, нам помощники нужны, а то вся молодежь уехала, остались одни старики, - с искрой в глазах заскрипел голосом старик и закурил трубку, из которой выходил едкий пряный дым сизого цвета.
- Не могу, дед. У меня мечта есть. Я хочу на Северное Сияние посмотреть. А потом, может быть и вернусь, но ничего не обещаю, - улыбаясь с ноткой доверия произнес Пиров.
- Хорошо, будем ожидать, - причмокнул дед в ответ.

К перрону подошел долгожданный поезд, Пиров вошел в вагон, расплатился на месте, потому что кассы уже не работали. Кондуктор нагрела руку на нем, но ему было как-то все равно. Он вернулся. Вернулся в мир.

4.
Электричка совершенно пуста. Никого, он один и толстый слой льда на стёклах, так что окружающая мчащийся поезд среда видится мутными, расплывчатыми пятнами, что в свою очередь придаёт какой-то блеск зимнему вечеру, первому на свободе. И никаких мыслей, только безудержная радость и сладкая улыбка на лице. За окнами проносятся одна за другой маленькие сёла и деревни, сосновые боры и берёзовые рощи, бесконечные замерзшие болота и озёра, отдыхающие до весны поля, электрические вышки и просто пустыри. Вот она великая русская земля, настолько родная и настолько же унылая. Эта унылость у каждого человека в крови, как и алкоголь, который является неотчуждаемым атрибутом российского менталитета.
Станция Покров. На выход, а потом Сп-б или Мск. Надо выбрать, но, в принципе, разница невелика: два мегаполиса с огромными возможностями даже для отсидевших граждан.

5.
Билет на поезд в Москву куплен. Ещё два часа, а потом вперёд на несколько часов в другой мир. Мир поезда. Всегда кажется, что в поездках человек на время исчезает из реальности за окном. Вагон становится домом, пассажиры – соседями, ресторан – кухней, проводницы – мажордомами, люди в купе – новыми друзьями, курьёзные случаи – новыми воспоминаниями из жизнь. А та настоящая реальность пролетает со скоростью 100-200 км/ч за окнами поезда Покров-Москва. Пролетают минуты, часы и дни, а человек уже находит себя здесь, забывая про жизнь за окном как в рассказе Пелевина «Жёлтая стрела».
А сейчас есть время, чтобы погулять по этому святому городу. Тут через каждые 100 метров часовни, церкви, храмы. Здесь хочется зайти в каждое здание с куполами, но Пиров больше не верит в это и не желает верить в будущем. Бог оставил его пять лет назад, теперь он один в этом мире.
Купить магнитик на будущий холодильник. Обязательно! Он будет их коллекционировать и в любом случае объездит все страны мира без исключения.
Тут куча новых магазинов и торговых центров. Вот только непонятно, кому они нужны, ведь город не такой большой, да и зарплаты здесь явно не хватает на столь дорогие покупки. Так что такое количество торговых зданий бессмысленно, но это уже не мое дело.
Город абсолютно чистый, даже стандартных плакатов на столбах нет, только на досках объявлений. Пыль на дорогах и тротуарах каждый день убирает дворник, стены и витрины моют специальные фирмы. Не город, а сказка чистоты.

6.
Снова поезд. Снова поездка. До конечной станции Москва Курский, а там уже другая, новая жизнь. Жизнь без оглядки назад, лишь воспоминая о психологической борьбе с самим собой и с одиночной камерой, о борьбе, из которой он в итоге вышел победителем.
Звук металла бьющихся о рельсы  колёс успокаивает и навевает дремоту. Вот только не заснёшь: шумные соседи приглашают на водочку и карты. Ну как тут отказать.
Пять человек в купе пьют «Русский Стандарт», закусывая сервелатом и малосольными огурчиками. Это невообразимый кайф. Под водочку идёт игра в дурака и играет Трофим из динамиков старенького мобильного телефона. Ну и, конечно, шутки-прибаутки и занимательные истории из жизни. Как обычно в поезде.
- знаете, ребята, у меня была такая история. Как-то раз мы с приятелем поехали за город на подлёдную рыбалку. Куда-то в сторону Нижнего, достаточно далеко, - начинает своё вещание молодой рыжий и весёлый как мартовский кот парень лет 20 по имени Влад. – Ну так вот. Высверлили ленки, хапнули по 200, присели и давай интенсивно удить. Рыбалка сразу началась в прогрессивном темпе. На перегонки даже начали рыбу вытаскивать. Видать, она там оголодала совсем. Тут странный такой звук. Как будто крадётся кто-то. Поворачиваю головку и вижу, как лисица совсем близко тырит нашу рыбу. Да нее даже дотронуться можно. Ну я руку и потянул, а эта сучка цап меня за палец, да так больно, и давай рычать, как будто это она рыбу наловила. Друг в шоке, мне и больно, и смешно, лисица в недоумении. Но всё ещё огрызается. Так она с нами и просидела часа два, пока не наелась, а потом как бы гавкнула в благодарность и посеменила в лес. Мы сидим удим дальше. А на улице оттепель, градуса эдак три. Никаких происшествий. Но тут внезапно друг начинает плавно уходить со стулом куда-то вниз, под лёд. Оба не двигаемся и смотрим на это всё с интересом. Хлюп. Друг исчез. Хлюп-хплю-хлюп, вылазит весь мокрый и матерится жестоко. Ну правильно, на озере под лёд провалиться. Не всем по душе. А мы на электричке приехали, до станции 2 км пешком, электричка старая, отопление не работает. Когда приехали, друг еле шёл, на нём вся одежда насквозь замёрзла. В итоге свалился он в этот же вечер с воспалением и гриппом. Так вот.
- Да ладно, не беда, жив остался, - ухмыляясь, произносит Вовка, мужик в возрасте с сединой на бороде и иссиня-чёрными волосам. – мы вот как-то на медведя в походе нарвались. Возвращались из природного парка обратно. Идти пешком км 25. Благо было лето, тепло, солнце, птички поют. И вот неожиданно тишина, беспросветная, гробовая, только слышно как одна за другой ломаются ветки деревьев. Все дружно наблюдаем картину: полуторагодовалый мишка идёт нам на встречу. Остановился, смотрит на нас, а мы на него. Молчим, страшно, наблюдаем. Слышим сзади рык. Поворачиваем голову туда: меж кустов двигается его мамка в 3 метра длинно, хорошо, что не на нас, а мимо. Мы начинаем орать как резаные и стучать по казанам, дабы отпугнуть медвежонка. Он не долго думая, поднимает свою лапу и отмахивается от нас, будто говорит: «Фу, какие вы шумные, не буду с вами играть». Он разворачивается и уходит вслед за своей мамкой.
- Забавно рассказываете, товарищи, - в разговор включается моряк в фирменной форме и с погонами. – А вы когда-нибудь видели синих китов? Этих морских гигантов, употребляющих только планктон. Видели вживую, не по ТВ? То-то и оно. Это прекрасно, особенно когда они собираются стаями и меняют дислокацию, а как они поют свои брачные песни. Божественно, одним словом. К тому же они безмерно умные. Был случай, когда мы с командой патрулировали на военном катере залив в поисках браконьеров. Нашли один баркас, хотели остановить, но они пальнули в нас из гранатомёта и скрылись из виду. Катер дал течь, приборы не работали, берег за несколько км от нас. Не знаем, что делать. Искать нас начнут только вечером, а сейчас 10 часов утра. Обидно. Смотрим, вдалеке вздымается из вод огромный хвост кита. Он вплотную подплывает к катеру и вытаскивает из воды свою голову, как будто приветствуя нас и предлагая свою безвозмездную помощь. Мы находим в каюте трос, кидаем киту на спину и смотрим, что будет. Кит медленно погружается, а мы с такой же скоростью начинаем движение к берегу. За полкилометра до порта, кит сбрасывает с себя трос, выбрасывает на прощание струю воды и уплывает в открытый синий океан.
- Ха-ха, вот это ты сказки рассказываешь. Книги для детей писать не пробовал? – Влад заливается своим звонким смехом на весь вагон, да так громко, что из соседних купе начинают появляться новые лица.
- Моё дело рассказать, ваше дело не поверить, - моряк, имя которого не знает никто, поднимается, берет из кармана куртки свои сигареты и уходит.
- Да не обижайся ты! – кричит ему вслед рыжий, приняв серьезное выражение лица. Но как только моряк скрывается за дверью в тамбур, Влад снова начинает смеяться. – Вот умора, фантаст-фэнтезийст, блин! Ха-ха-ха!
- А ты, новичок, что нам расскажешь? Сам откуда? Куда путь-дорогу держишь? – в разговор вступает вояк дядя Вася.
- Да нечего мне вас рассказать, - чуть опустив взгляд, произносит Пиров. – Вот сегодня из тюрьмы вышел, пять лет в одиночке. Совсем ничего интересного.
 Да уж, - все сидят с раскрытыми ртами. – Ну ничего, все будет лучше. За тобой уже тянется широкая белая полоса.
- Очень на это надеюсь, - отвечает бывший заключённый и выпадает из разговора. Задумывается, ведь за эти пять лет люди сделали так много, чего он не смог сделать за всю его прошлую свободную жить. Как-то обидно. И он засыпает под стук колёс и Бумбокс – Вахтёрам.

7.
О, Москва. 6 утра, а город уже мчится со скоростью света по блеклым улицам. Курский вокзал отреставрировали, но так он совсем не изменился, самый используемый вокзал всей России. Сюда приезжать со всех уголков нашей необъятной Родины.
Метро. Миллионы людей втискиваются по эскалаторам в вагоны поездов, идущих по туннелям в любые точки этого дорогого мегаполиса. А потом люди выходят из подземелья и продолжают движение, кто на работу, учёбу, кто домой с работы или ночного отдыха. Пиров же ещё не знает, к кому он в конечном случае прильнет, скорее всего, к первым. А пока просто к знакомому на поселение. Всё-таки остался человечек, который его ждёт, который иного присылал ему в тюрьму посылки, который был первым и единственным поздравил его с днем рождения и с освобождением. А ведь они никогда не были друзьями. Так, просто приятелями. И всё. Но это никогда не поздно исправить, ведь времени теперь предостаточно.
Станция Митино, Тёмно-синяя ветка, слева, в конец. 1, 2, 3… и так 40 минут, потом на автобусе 30 и он на месте.

8.
Месяц поиска работы. По нулям денег. Все смотрят на судимость, благо они не знают, что он сидел пять лет в одиночке и чуть было не сошёл с ума, но всё обошлось. Так что слали его далеко и надолго. Везде. Пора звонить приятелю под названием «когда совсем труба». Он не виделся с этим человеком более десяти лет, но выручить он всегда был рад, так что точно повезёт. Так и случилось.
Дали ему работу мойщиком стёкол в торговых центрах. Работа ненапряжная, но достаточно опасная. 30000 оклад, так что жить и не тужить.
Много раз он видел как офисные рабочие просто выходили из окон 10-го этажа без всякого смысла. Ада и какой смысл, ведь смерть бессмысленна. Видел, как не срабатывала страховка, и его коллеги с диком криком срывались вниз, разбиваясь о брусчатку. Иногда выживали, становились калеками или сразу умирали, прям до приезда скорой.
Проработал полгода. Съездил в отпуск в Германию и Францию. Был в восторге. Потом вернулся в грязную Мск и снова за работу. Как-то так и никак по-другому.
И так будет всю его новую жизнь.
Путешествия, театры, кино, клубы работа… цикл.

9.
Появились новые знакомые, но никаких друзей. Других людей он больше близко к себе не подпускал. Ночами ездил уже на собственной машине на Воробьёвы горы, посмотреть на ночную Москву и выпить Каппучино.
В эти минуты он вспоминал, что дал слово сопротивляться этой жизни всегда, идти напролом и никогда не останавливаться. В такие минуты усталость сразу покидала его, он становился неимоверно энергичен и бодр.
Порой он сидел с коллегами, такими же промышленными скалолазами, в RockCafe и пил хорошее разливное пиво. Его больше не беспокоило одиночество: ему было с кем пообщаться, провести время, было к кому поехать, даже за пределы его необъятной Родины, так как, путешествую, он знакомился с новыми людьми, включая и местных жителей. Его больше не расстраивала несправедливость этого мира. Он больше не стремился делать все по чести, ведь иногда и честь давала сбои, а жить нужно было дальше. Ведь, если всё делать по чести, запросто можно потерять ощущение реальности и оказаться в комнате с жёлтыми стенами. Он больше не вспоминал свою камеру, лишь когда ему становилось совсем худо. Он не понимал, зачем ему необходимо продолжать помнить те пять лет, которые чуть было не убили в нём человека. Одиночка научила по-настоящему ценить свою жизнь, бороться за неё.
Он всё также продолжал путешествовать. За три года он объездил практически одну четвёртую мира. Он уже побывал и в обеих Америках, и в Европе, и в Азии, и в Австралии, и на Карибах, и в Океании. Однако ни одна из стран этих континентов не смогла бы заменить ему Родину. В них не было простора для души. В них существовали обязательные рамки поведения, которых необходимо строго придерживаться. Это, конечно, хорошо, однако не для него. Нет также и той, настоящей природы: сосновых и берёзовых лесов, болот, бесконечно длинных рек, озёр, гор, пещер, … но больше всего ему не хотелось чувствовать себя иммигрантом. Ведь они как изгои. Вроде и живут в той стране, в которую переехали, вроде и гражданство есть, а вот до второго поколения они чужие, как будто в оцеплении native citizens. Да и работа обычно у них хуже, чем у местных. Конечно, нельзя этого сказать о тех, кого сюда пригласили на работу. Но ведь они там не живут, и они обязательно вернутся вскоре домой.
Как-то так он обосновывал свою жизнь на Земле, и ему нравилась его теория.

10.
Появилась у Пирова одно интересное увлечение. Он стал ходить на суды с присяжными, занимая место на скамье общественных судей.
Он прослушал около двадцати дел и принял активное участие в вынесении приговора. На третьем деле он уже понял, как несправедлива система. Так убийцу можно легко оправдать, если недостаточно доказательств, а невиновного упрятать за решётку только по тому, что он появился не в том месте, не в то время.
Первым делом, которое он посетил, было обвинение молодого человека 20 лет в изнасиловании. Причём изнасиловании несовершеннолетней. На его виновность указывали многочисленные синяки, ссадины, гинекологический осмотр и тот факт, что этот вечер он провёл с ней. Однако что-то было не так. Пиров заметил, что девушка смотрит на парня виновато, а он как бы прощает её ответным взглядом. Рядом с девушкой сидел её отчим, смотревший на обвиняемого со злой усмешкой. Это и насторожило Пиррова. Более того, в деле оказались несостыковки: половой акт был совершен позже того момента, когда они расстались, девушка путалась в своих показаниях, обвиняемый каждый раз подтверждал её слова, хотя они противоречили его первым показаниям. Что-то было не так и пока заседание суда имело место быть, пиров понял, что на самом деле её изнасиловал отчим и, видимо, пригрозил убить её, если она обвинит его. Может быть, об изнасиловании никто бы никто и не узнал, но девушка сразу позвонила в милицию, потому что сильно испугалась и не знала, что ей делать дальше. Отчим же придумал всё за неё. На заседании он был элегантен и спокоен как удав. Как будто ничего не произошло, а он просто пришёл читать лекцию студентам.
Удалившись в зал совещаний, присяжные начали своё обсуждение. Никто, кроме Пиррова, не заметили несостыковки, однако он объяснил всем, в чём тут дело. Объяснять пришлось часа два, потому что многие отказывались ему верить, ведь отчим девочки был человеком известны, преподавал экономику в МГУ и был профессором, а мальчишка был всего лишь оборванцем с улицы. Однако Пиррову удалось убедить коллег в невиновности парня. Так и решили.
Оглашая приговор, судья долго перечитывал одну фразу: «не виновен». Он с выпученными глазами смотрел на присяжных, в конце говорилось, что дело необходимо пересмотреть и привлечь к ответственности отчима девушки. Он был в ярости, так что из зала его вывели сотрудники охраны.
Следующим интересным делом было №13: групповое убийство двух выходцев из Африки бритоголовыми. На скамье подсудимых сидели четыре молодых человека от 16 до 25 лет славянской внешности со свастиках на руках и тату с надписью «Россия для русских». В деле было написано, что они, возвращаясь днём из какого-то питейного заведения, у всех на глазах забили насмерть двух камерунцев цепями от мотоциклов, плянули на них и разошлись по точкам. Это было жестоко. А они не отрицали своей вины. Они сказали, что убили бы «тысячи черножопых, дабы очистить свою Родину от этой мрази». Слава Богу, на заседание не пришли чёрные, а то бы эти скины поломали бы прутья у решётки и проломили бы головы им всем. В итоге присяжные дали им вышку, а ребята просто усмехнулись и сказали что, когда они выйдут, то очистят всю Россию от грязи и черноты.
Ну и последнее 23 дело. Когда убийцу и насильника хотели оправдать. На скамье обвинения сидит такой неприметный на половину облысевший человек лет сорока с выпученными глазами и очками линзами на поллица в роговой оправе. Эдакий маленький человек из рассказов А.П. Чехова.
Улики вроде бы есть и доказательства тоже, однако есть и другие. Которые напротив снимают с него всякие обвинения. Суд присяжных путается дело состояло в том, что этот человек изнасиловал в парке тринадцатилетнюю девушку, задушил её и сбросил в коллектор. Тело искали полтора года, опознали останки лишь по анализу ДНК. И вот теперь эта тварь сидит на скамье. А присяжные ещё думают обвинить или оправдать. Вот где она та несправедливость судебной системы. Это чудовище надо было бы вообще огню предать.
В этот раз они совещались больше восьми часов. В итоге общим голосование семь из двенадцати решили дать ему 10 лет строгого режима без права на апелляции.
Вот так решаются дела в России.

11.
Ну что? Вроде жизнь удалась, существование наладилась. Надо особо подчеркнуть. Что эта история без конца: каждый в меру своих возможностей может прожить жизнь, которая ему по нраву, просто надо захотеть и всё будет.

Обещаю
Сергей Рааа