Запасной вариант. Глава 27. Один против пятерых?
Я крался вдоль стены особняка. Окна первого этажа были забраны решётками. В щель между портьерами одного из них сочился свет.
Это было окно кухни. Над разделочным столом склонилась Магда. Волосы её заслоняли лицо, и ей некогда было поправить их, так как она что-то кромсала. В руке у неё тускло поблёскивал нож, который неделю назад я точил по её просьбе. На столе лежал кусок мяса. Слева от Магды высилась горка очищенных от мякоти костей, справа покоились два целлофановых пакета с уже наготовленными впрок ломтиками для отбивных. Внезапно аналитический центр выдал фрагмент текста из злополучной книжонки, и я столь явственно увидел лежащим на разделочном столе себя, что на мгновение помутнело в глазах. Да, я лежал на столе совершенно нагой, и кроме Магды надо мной склонились с остро отточенными ножами горничная Света и Савченко. Похоже, они намеревались вскрыть мою грудину, чтобы насладиться свежими внутренностями майора Корнеева. И выходило, что это заглядывание в окно, как и все мои приключения с перелётами — всего лишь работа воображения обречённого. Самое время было давануть на капсулу в зубе мудрости, чтобы избавиться от оцепенения… Какие бы фантастические картинки не выдавал аналитический центр, мне показалось странным, что Магда трудится в столь ранний час. Ещё даже и не светало. Аналитический центр продолжал молотить в автоматическом режиме. Перед глазами, словно считываемый с сетчатки, возник текст криминальной хроники, который я заложил в память, когда ехал с боссом в аэропорт и получал от него инструкции. Теперь моя феноменальная, хорошо тренированная в школе контрразведки специальными тестами память услужливо выдала на-гора строчки газеты, что лежала в машине на заднем сидении. Там было чёрным по белому написано про расфасованные в кульки из целлофана части человеческого тела... Я всматривался в куски мяса на разделочном столе, которые Магда вертела так и этак, и не мог разглядеть в них ни скрюченных в предсмертной судороге пальцев, ни синеньких отрезанных от головы ушей... Всматриваясь ещё пристальней, я почувствовал, как в мою спину упёрлось что-то твёрденькое. Даже через пуховик я ощутил, что это ствол того самого «Велодога», что выдавал хозяин Алёне для того, чтобы подстраховать меня во время поездки в аэропорт. На таком «велике» дважды два на тот свет прокатиться! Женский голос, по которому я узнал Алёну, приказал:
— К стене...
Внутри у меня потеплело: она не была захвачена бандитами в качестве заложницы! Оторвалась всё-таки от преследователей. Отсиделась у мамы на Богданке! И вот подкралась бесшумно, как рысь. Сзади. Чтобы прыгнуть на плечи и порвать вену клыком. Такие они — эти хищницы! А потом находят изъеденного лисами и муравьями таёжника под сенью кедров на брусничной полянке. Милая моя, солнышко лесное! Жива! А с тем, что она со своей женской логикой определила меня в убийцы бывшего своего мужа Валерия Ширяева, как-нибудь разберёмся! Я отошёл от окна и послушно положил руки на стену.
— Это ты убил Валеру, гад!
— Это неправда, Алёна!
— Почему тогда все — Лысый, Толик, Кон — говорят на тебя!
— Потому что это они!
— Повернись ко мне лицом, я увижу, врёшь ты или нет!
Я повернулся. Меня удивило и даже немного рассмешило то, что на Алёне поверх песцовой шапки была напялена даже в полумраке отсвечивающая оранжевизной строительная каска. В свободной от револьвера руке болталась верёвка.
Получается, она вняла советам газетной заметки приколиста А. Пышкина, в которой опасающимся маньяка-головолома милиция советовала носить строительные каски!
— Что смеёшься! Между нами всё кончено! И разве они не правы!
С Валерой мог справиться только ты. Ни Толик, ни Кон его бы не одолели...
— Выходит, одолели! Знаешь, против молотка... Постой, постой...
Тут вдруг в моей голове произошел какой-то перескок. Молоток, проломивший голову Ширяеву, который прежде представлялся мне в виде оружия команды Лысого — резиновой дубинки со свинцовым набалдашником, теперь словно бы выплыл из темноты в образе лучезарно сверкающего (ну, правда, похож на Оскара!) шипастого никелированного молоточка для отбивания мяса. Этот молоток был зажат в кулаке, а кулак принадлежал руке, которая принадлежала... «Вы искали?» — словно бы раздался рядом голос босса. Однако эти мои прозрения, как видно, мало интересовали Алёну. Она видела у фонтана, как я колочусь, и по-своему была права, выдвигая свою версию: кроме меня, классного каратиста, Валерия Ширяева вырубить было некому.
— Ну что ты молчишь?! — навела на меня зияющий дыркой ствол «Велодога» Алёна.
— Думаю... Есть одна мысль...
— Я пристрелю тебя за Валеру...
Револьвер в руках Ширяевой, в девичестве Скворцовой, ходил ходуном, и вряд ли бы она сделала то, чем грозила. Я уже хотел сказать ей что-нибудь ласковое, из тех слов, что срывались сами собой с моих губ в парилке, это на женщин действует лучше всего. Я опасался, что, пока мы тут толкуем, Аятолла, Кон и Лысый с командой приковали Савченко к лесенке в бассейне и подливают, подливают воды, чтобы выведать, где сейф. И как только рот президента СП «Трувор» скроется под водой или чуть-чуть не скроется, он расколется…
Мне уже представился этот искажённый криком рот, пузыри, барахтанье сорокапятилетнего, уважаемого всеми человека в бассейне, в пиджаке, хорошо отутюженных штанах, при галстуке, в штиблетах, прикованного наручником к никелированной лесенке, по которой мы взбирались, выныривая из кристально-чистой воды, чтобы потом голенькими прошлёпать в сауну, на полок, где можно быть таким же естественным, как античный бог, у которого случалось по нескольку жён, а от них рождались полубоги...
Мои мысли прервал шум, доносящийся со стороны входа в особняк. Я поднёс палец к губам и, прижавшись к стенке, поманил рукой Алёну. Как это ни странно, но она опустила револьвер и сделала то, что я ей предлагал. По стеночке, по стеночке, мы подкрались к углу.
— Куда денем труп? — донеслось до меня.
— Отвезём подальше, тюкнем по башке, и пусть милиция ищет. Будет ещё одна жертва маньяка. К тем двум...
Алёна прижалась ко мне. Она дрожала. Её версия истаяла как дым. Горячая волна прокатилась по моей спине, словно я был с нею в парилке, на тех досках, а она прижимала меня к себе, вдавливаясь в меня сосками своих грудей, впиваясь в лопатки ногтями...
— Так ведь тех двух — не мы...
— Ну и что! Вот на того, кто их мочканул, и подумают...
Я выглянул из-за угла. Лысый, Кеша и Баскетболист, обряженные в чулки, толклись у ворот особняка и запихивали что-то в багажник. Что-то не запихивалось. Свет фонаря над входом в особняк позволил мне разглядеть. (Алёну я прижимал к себе и к стене, иначе, увидев труп, она могла вскрикнуть.) У того «чего-то», что запихивали в багажник трое, вдруг прояснились очертания головы: её и свесившуюся руку осветило в тот момент, когда труп вертели по-всякому, чтобы утолкать в машину. Свет упал на мертвенно-синеватое лицо с открытым ртом, закрытыми глазами и раскосматившимися волосами. Это был президент СП «Трувор» Пётр Степанович Савченко.
Совершенно неожиданно один из троих в фантамасовских чёрных чулках на головах распрямился, насторожившись. Я тут же спрятался за угол.
— Нет. Показалось, — сказал он. — Но здесь слишком светло! Как бы кто нас не засёк!
— Да врежь ты по этому прожектору, — прошипел тот же голос Лысого. — И двери запри. Мы ещё вернёмся...
Раздался звон разбитого стекла, шум осыпающихся осколков, скрип запираемой двери — и всё погрузилось в непроглядную темноту. Хлопнули багажник, автомобильные дверцы, и «Тойота», негромко рокоча мотором, отчалила...
Свидетельство о публикации №210112800396