Летопись безделушек

Красота


– Холодные пальцы ветра касаются нежной бахромы листьев... Ты видишь, они волнуются? Они предвкушают приключения, спрятанные за горизонтом, они песчинки в руках стихии, но... Наступит рассвет, ударившись каплей росы о травинку, и они воспрянут, нальются упругой зеленью... Солнечные лучи соткут сонную чуть лукавую улыбку... А небесная лазурь...
– Ты посмотри, ты посмотри, какая прелесть! – Мари вертела в руках кленовый лист. – Тим, тут столько разных деревьев! Я никогда столько не видела! Только на картинках... И то не все!
Девочка, которую назвали Тим, нахмурилась.
– Ненастоящее...
Несколько минут они шли молча.
– Смотри! Смотри! – вновь улыбнулась Мари. – Птичка! Серенькая, а на груди – будто ожерелье с рубином! Прелесть!
Пернатая пигалица склонила крохотную головку, соглашаясь с девочкой.
– Украшения! – сердито фыркнула Тим. – Скорее уж стремительного покорителя небес ранили острые шипы брошенных ему на грудь алых роз...
– Опять выдумываешь! – в свою очередь надулась Мари. – Глупости!
Ситуация грозила обернуться не минутой тишины, как прежде, а ссорой. Тем более глупой, что всё равно бы помирились... Потом. Крепко уяснив, что никого, кроме них, в бескрайнем саду нет.
Однако, число душ в обозримой реальности внезапно увеличилось на одну, и у этой одной был свой взгляд на развитие событий в ближайшем будущем.
– Вы так примитивны. Квик-квик, – чёрные капли глаз прорезались над острым клювом. – Жалко вас оставлять здесь. Квик-квик.
Неожиданно громкое чириканье в наступившем безмолвии показалось девочкам похожим на смех лесного духа. Или демона.
– Квик-квик, – сказал птах и отправил их на первый уровень нарак-эль-михем.


Радость


Пропитанная пылью тропа прорезала лес насквозь, теряясь в нанизанном на горизонт зелёном массиве. Утоптанная, ровная, будто по ней утром маршировал взвод солдат. Левой, левой... Мари сладко потянулась.
– Ух, свежо-то как! Ветерок... – глаза-изумруды на миг заблестели ярче солнца. – Давай кататься? Ну, давай! Давай! Зима же наступила, надо лёд обновить!
Не к месту помянутый девочкой ветер испуганно шарахнулся в сторону, запутавшись в кронах.
– Давай-давай! Вечно ты хмурая, хоть повеселишься! Это весело, правда-правда! – уверяла девочка, которую совершенно не смущали летнее солнце и зелёная стена, нависшая над тропой. – Разбегись да скользи! Уи-и-и!
Провожаемая задумчивым взглядом Тим, Мари побежала вперёд. Что удивительно – девочка умудрялась скользить по пыльному грунту, будто по льду, правда, через десяток-другой шагов она упала, ударившись... о землю?
Тим моргнула, увидев, как исчезла подруга. Когда девочка закрыла глаза второй раз, она почувствовала, как и сама проваливается в пустотелую тьму. Последним звуком, коснувшимся её ушей, был грохот. Гром? Нет, скорее смех. Или слишком громкий щебет.
“Тьма его разберёт”, подумала девочка, продолжая падать в неизвестность...
Так Тим и Мари обнаружили, что у нарак-эль-михем есть и нулевой уровень.


Любовь


– Смотри! Смотри! – Мари подпрыгивала на месте, указывая на полянку. – Смотри, какая прелесть!
– Цветы? – Тим осторожно приблизилась к тому, что полагала клумбой. – Один... Всего лишь один росток прекрасного, пробившийся сквозь однообразие пустой зелени... Это...
– Это красиво! – Мари топнула ножкой. – А уж потом все эти твои ростки и однообразия! Ты посмотри! Ты посмотри!
Девочка указывала пальцем вверх, и её подруга увидела, что даже деревья расступились, чтобы солнце могло коснуться прозрачных лепестков.
– Он один... – голос Тим дрогнул. – Птицы не поют о его красоте, пчёлы не собирают его восхитительный нектар... Это так печально...
– Скажешь тоже! – фыркнула Мари. – Пчёлы, бабочки... Мы тут на что? Будем стоять и любоваться! Даже цветам нужны поклонники!
Тим вздохнула.
– Он всё равно увянет... – она неожиданно подалась вперёд, ухватив хрустальный стебелёк у самой земли. – Печальная участь...
Тонкая фигура в тёмно-серых тонах склонилась перед другой – воздушной, почти нереальной.
– Прекрасная дева! – на миг Тим стала рыцарем древних времён, а цветок в её руке – знаменем чести и доблести. – Воистину не отыскать в мире чистоты и безупречности равной твоей! Прими же этот плод любви неба и земли в знак моего восхищения!
– Ой! – Мари притворно смутилась. – Это так неожиданно...
– Теперь мои чувства открыты перед тобой, как хрупкие хрустальные лепестки, напоённые солнцем! – продолжала девочка, неуклонно повышая уровень пафоса. – Прими же этот дар, как символ распускающейся страсти...
– Ой! – второй раз сказала Мари. – Какая прелесть... Это правда мне? Можно взять?
– Конечно! – с готовностью отозвалась коленопреклонная Тим.
Мнением самого цветка опять никто не поинтересовался.
– Ой... – начала Мари.
– Ой, – послышался язвительный голос. – Ой ли? Поигрались и хватит!
Теперь вскрикнула Тим – от боли, когда хрустальные шипы пронзили её пальцы, окрасившись алым. Сам же цветок – уже бывший – превратился в маленькую змею с жёлтой полоской. Насмешливо шипя, новоявленное пресмыкающееся скользнуло вниз, исчезнув без следа пару секунд спустя.
Девочки вновь остались одни.
– Опять Кирре шутит! – притворно возмутилась Мари. А Тим уяснила для себя кое-что новое...
В нарак-эль-михем не любили высокие чувства.


Любопытство


На сей раз в лесу не нашлось торной тропы, зато деревья стояли редко. Так даже лучше, думала Тим, дальше видно и недруг не подкрадётся незамеченным. Да и свободы больше...
– Смотри! Смотри! – тонкий пальчик Мари показывал налево. – Смотри какой грозный!
– Кто? Где? – растерялась подруга, озираясь по сторонам. Её разноцветные, как цветы на весеннем лугу, глаза уступали в зоркости изумрудным глазам Мари. Потому девочка не сразу поняла, о чём идёт речь.
– Да вот же! Вот! – Мари, не выдержав, схватила Тим за руку и буквально потащила за собой. – Смотри!
Деревья услужливо расступились перед девочками.
– Смотри!
В обрамлении густой зелени, почтительно державшейся на должном расстоянии, высилась статуя рослого мужчины с мечом в руках. Оружие походило на застывший язык пламени, пустые глаза смотрели строго, а белоснежный плащ охватывал его, будто свёрнутые крылья.
– Сугооой! – воскликнула Тим, перейдя на язык древнего языческого культа, но сразу же исправилась. – Красота какая! Восхитительно...
– Старый, – фыркнула Мари. – И сердитый... Долго ему тут стоять.
Девочка отвернулась, но Тим не заметила этого – её вниманием всецело завладел каменный воин.
– Кто же это? Как его звали? – гадала она.
– Михаил, – отозвалась статуя.
– Ты живой? – Тим вспомнила о чувстве, называемом страх... и тут же забыла, поглощённая любопытством. – Ты, правда, живой? Потрясающе! Восхитительно! А на вид – статуя статуей!
– Ты говоришь так, будто в статуях есть что-то плохое, – обиделся Михаил. – Вот если бы ты сама была статуей – ты бы говорила иначе!
– А меч? А меч настоящий? – допытывалась Тим, чуть не подпрыгивающая от восторга. – Из чего он? Из адского пламени?
– Скажешь тоже! – воин отнял оружие от груди. – Этот меч – дар самого неба!
– Так ты райский страж? – расстроилась девочка. – Оби-и-идно! Все хотят быть ангелами и попасть в рай... Это банально, понимаешь? А я особенная!
– Потому мы и встретились здесь, – заметил нетеплокровный страж, оправляя крылья плаща. – Ты слишком любопытное дитя... И это интересно. Я не прочь поговорить с тобой. Но! При одном условии.
Он поднёс каменный палец к холодным губам.
– Никому. Ни. Слова.
– А Мари...
– Для неё я – лишь статуя, – Михаил склонил голову в печальном полупоклоне. – Я живой лишь для таких, как ты.
– Я?
– Ты... – страж вздохнул. – Ты любишь совать нос не в своё дело...

Тим ещё долго разглядывала славного воина и любовалась его небесным мечом, а Мари недоумевала: зачем подруга разговаривает со статуей?
Так прошёл день в нарак-эль-михем.



Мечта


– Тим, а почему тебя зовут Тим? – спросила Мари у подруги.
– Меня назвали Тимаат, но я сократила имя до Тим, - девочка смутилась. – Тиамат длинно и непонятно, а Тим – в самый раз.
– Мальчишеское имя, – теребила Мари свой розовый бантик. – Я бы не решилась.
– А мне в самый раз! – воскликнула Тим. – Знаешь, какая у меня мечта была в детстве?
– И какая же?
– Я хотела... Я очень хотела... Я очень хотела родиться мальчишкой! – девочка сладко зажмурилась.
– Ну... – сказала Мари, оставив бантик в покое, – хотя бы имя у тебя есть.


Свобода


Дойдя до предела нарак-ца-баот и ступив на землю элох-ве-даат, Тим и Мари встретили мудреца.
Старик, облачённый в белоснежную тогу, задумчиво поглаживал бороду и совершенно не обратил внимания на новоприбывших.
– Ой! Деда, деда! А что это ты тут делаешь? – поинтересовалась Мари.
– Выбираю, – ответил мудрец, не поворачивая головы. – Какую из двух открыть?
– Двух чего? – спросила Тим.
– Двух дверей, – сказал старик, и перед ним из воздуха появились два деревянных прямоугольника с круглыми медными ручками и номерами. “6” и “7” гласили золочёные цифры.
– Ой! Какая прелесть! – восхитилась Мари.
– А в чём проблема выбрать? – спросила Тим.
– Одинаковые, – укоризненно обратился к дверям старик. – Но за одной спасение, а за другой – гибель. Какую выбрать? Вчера я пришёл к выводу, что нужно открыть левую.
– А какая из них левая? – поинтересовалась Тим, зайдя с другой стороны.
– В этом весь вопрос! Пока я не определю свою по отношению к ним позицию – я не смогу осуществить свой выбор!
– Почему бы не открыть случайную? – предложила Тим. – Ту, что ближе?
– Пробуйте, – пожал плечами мудрец и исчез, будто и не было его, а девочки только что беседовали с причёсывающим листву ветром.
– Однако... – начала Тим.
– Давай откроем обе! Сразу! – захлопала в ладоши Мари. – Давай! Ну, давай!
– Ладно, – обречённо вздохнула её подруга, потянувшись к ручке. – Раз... Два...
– Три!
Двери распахнулись, открыв серую пустоту. Совершенно одинаковыми они были и внутри...
– У-у-у! – надулась Мари. – Нечестно!
– Нужно выбрать... – Тим прикусила губу. – Нужно... Нужно...
– Да ну-у-у! – протянула её подруга и улыбнулась, коснувшись пальцами бантика. – Давай обе проверим! Ну, давай!
Тим хотела многое сказать: что разделяться опасно, что лучше обойти злополучные двери стороной, чем рисковать зазря... Но девочка лишь улыбнулась, чуть грустно, с лёгкой надеждой.
– Давай!
Они дружно шагнули вперёд...
И вновь очутились на седьмом этаже бездны.


Надежда


– Красиво! – Мари крепко сжимала трофейный кленовый лист, только что изъятый у ближайшего дерева. – И ничего не изменилось!
– Ещё бы... Годы летят, меняя всё... Но и года не прошло... Так, горсть дней упала вниз, рассыпавшись... – Тим вздохнула. – Но что же нам теперь делать?
– А ничего, – прочирикала давешняя пичуга, опустившись на ветку прямо перед девочками. – Посидите тут. Пока. Немного.
– Опять ты! – фыркнула Мари. – Плохая птичка!
– Правда? – птах склонил голову на бок, с минуту изучал изумрудные глаза, потом отвернулся, точь-в-точь, как человек. – Ты, правда, веришь, что я птица? Или, быть может... Надеешься?
– Ты... – начала Тим.
– Шад-дай, – перебил девочку пернатый возмутитель спокойствия. – Я главный на седьмом этаже нарак-эль-михем. Можете называть меня боссом.
– Хулиган ты, а не босс! – тут же заявила Мари. – Над детьми издеваешься! Не стыдно?
– А, – поскучнел Шад-дай. – Вы всё выход ищите? Ну, ищите, ищите...
– Значит, он есть? – спросила Тим.
– Есть, – кивнул птах.
– А где?
– Везде, – пернатая вражина разразилась чириканьем, подозрительно напоминающим смех. – Всё, что найдёте – всё ваше.
– Опять издеваешься! – возмутилась Мари.
– Нет, – на сей раз Шад-дай был серьёзен. – Смотрите сами.
На дереве, облюбованном хозяином “седьмого этажа нарак-эль-михем” возникла табличка-указатель. Старая и выцветшая, она, тем не менее, ещё могла служить ориентиром... Для тех, кто умеет читать.
– Сами решайте, – заявила птица, замертво падая на землю. – Что важнее...
– Что... – Тим запнулась, так и не закончив фразу. А Мари молчала, в изумрудных глазах впервые показалась растерянность...
На одной стрелке ржавые буквы складывались в слово “Надежда”, а другая, чуть ниже, гласила: “Спасение”.
И указывали они в противоположные стороны.


Одиночество


Однажды утром, проснувшись, Тим не обнаружила подругу. Деревья присутствовали на отведённых им местах, солнце привычно пробивалось сквозь кроны, ветер колыхал листву. А Мари не было.
– Ау! Ау! – на весь лес кричала растерянная Тим.
Но единственным ответом ей была тишина... Даже эха не было – да и откуда ему здесь взяться? Оставались лишь деревья – но они были глухи к печалям девочки. Вот и оставалось Тим брести между ними, втайне надеясь, что там, впереди, вон за тем стволом мелькнёт белое платье Мари... Нет. Не мелькало. И крики “Ау” оставались безответными.
– Асмодей, Белиал и все демоны ада, – поперву ругалась девочка. – Куда она могла запропаститься? Тут же некуда бежать... Совсем некуда!
Деревья молча следили за её поисками, и от их безмолвного присутствия Тим становилось не по себе. Она была одна... Совершенно одна в окружении чуждого ей мира – а лес, это переплетение ветвей и крон, утверждённое на опорах стволов, казалось именно миром, целой вселенной... Где не было места чужакам.
– Ау! Ау! – уже жалобно звала Тим. – Где же ты... Мари... Как же я без тебя... Как бескрылый ангел... Падающий вниз... И никто не остановит стремительное движение вниз... К гибели...
Слова становились всё печальнее, а сердце сжималось от яркого ощущения одиночества и неприкаянности. Тим сама не ожидала, что так привяжется к своей подруге... Так привяжется, что и не развязаться никак.
– Ау! Ау! – ослеплённая горем потери девочка не сразу заметила широкую полянку, залитую прохладным утренним светом. – Мари... Где же ты...
– Да здесь я! Здесь!
Мари удобно устроилась на пригорке, откуда любовалась поляной ромашек, щедро освещенных солнцем.
– Ну что ты так кричишь! – сердито сказала девочка. – Даже минутку в одиночестве посидеть нельзя!


Символ


Однажды облака соткали на небе замысловатое полотно.
– Лошадь! – сказала Мари, указывая на бесформенный белый ком. – Вон голова! Вон грива! Быстрая, наверное!
– Сон разума рождает чудовищ... – вздохнула Тим. – А порою даже и лошадей... Я вижу в этом какой-то особый знак... Предзнаменование...
– В моей небесной лошадке? – удивилась обладательница белоснежного платьица и чистого взгляда изумрудных глаз. – И какое же? Что за знак? Расскажи! Расскажи!
Мари запрыгала на месте.
– Четыре всадника апокалипсиса... – начала Тим. – И их кони... Правда, здесь всего одна лошадь... Но это неважно... Правда, цвет не совсем подходит... Но это неважно... Не просто же так ты увидела в простом облаке небесную лошадь!
– Просто так, – созналась Мари. – А во-о-он там собака за кошкой бежит! Ой-ой! Сейчас схватит...
Девочка испуганно закрыла глаза ладошками.
– Такое видение может означать опасность... Опасность, которую избежать совершенно немыслимо... – для Тим по-прежнему существовали лишь бесформенные белесые сгустки воздуха... и восторженные образы, возникавшие в голове подруги. – Но что же ещё ты там видишь?
– Что... – Мари вновь посмотрела на небо. – Ой... А действительно... Что это? Какая-то линия, рядом цифра...
– Цифра? – переспросила Тим, видевшая ровно то же самое.
– Да, цифра! Ой... – сказала Мари.
И провалилась на шестой уровень нарак-эль-михем.


Развитие


– Ледяные пальцы ветра разрывают бахраму листьев... Ты видишь, они трепещут? Они предвидят непогоду, надвигающуюся из-за горизонта, они песчинки в руках стихии, но... Наступит рассвет, ударившись каплей росы о травинку, и они воспрянут, нальются упругой зеленью... Солнечные лучи соткут сонную чуть лукавую улыбку... А небесная лазурь...
– Ты посмотри, ты посмотри, какая прелесть! – Мари вертела в руках кленовый лист. – Тим, тут столько разных деревьев! Они другие... Не такие, как раньше! И они... Красивые! Очень красивые!
Тим нахмурилась.
– Ненастоящее...
Несколько минут они шли молча.
– Смотри! Смотри! – вновь улыбнулась Мари. – Птичка! Серенькая, а грудь будто огнём пылает! Мне так нравится!
Пернатая пигалица склонила крохотную головку, соглашаясь с девочкой.
– Такое же... – помрачнела Тим. – Крылатый ангел бросился на меч, чтобы дать потомкам повод для гордости... И метку... Которую не стереть...
– Опять выдумываешь! – надулась Мари. – Глупости!
Ситуация грозила обернуться не временным затишьем, а самой настоящей бурей. Глупо, но ничего не поделаешь... Нужно же как-то разрешать противоречия. Даже если это самое разрешение грозит разрушением того немного, что у них двоих было... Но...
Кроме них здесь был ещё кое-кто.
– Опять вы, квик-квик, – чёрные капли глаз прорезались над острым клювом. – Выросли. Но недостаточно, квик-квик.
Неожиданно громкое чириканье в наступившем безмолвии показалось девочкам похожим на перезвон колокольчиков. Или на тихий смех ангела.
– Квик-квик, – сказал птах и отправил их на второй уровень нарак-эль-михем.


Иллюзия


Холод сковывал и лишал воли.
– Бр-р-р, – стучала зубами легко одетая Мари. – М-м-м-ор-р-р-розец! Б-б-бодрит!
– Ад стонов и плача... – безучастная Тим хмуро брела сквозь снежную бурю. – Отсутствие тепла проникает сквозь кожу... Сквозь плоть... Она становится хрупкой... И стонет... И боль... Боль тоже замерзает...
– Прекрати! – не выдержала подруга.
И Тим замолчала.
Они долго шли вперёд, не разбирая дороги. Деревья? Тропы? Всё скрылось за белесой пеленой. Лишь холод был рядом, терпеливый и безмолвный.
– Эт-т-то крас-с-с-сиво... – бормотала Мари себе под нос. – Ес-с-сли с-с-смотреть из окна... Из тёплой комнаты... – она перешла на шёпот. – Когда пейзаж за стеклом похож на мираж... Обманка... Рисунок... Иней на стёклах... Вода...
– Замерзает, – Тим облизала обледеневшие губы. – Снег идёт уже тысячу лет... Но там, откуда он пришёл, он шёл гораздо дольше... Может быть – всегда. Это больно...
Разговор оборвался, разорванный резкими ударами шершавого ветра. Девочки шли вперёд, выжимая остатки тепла из продрогших тел... Выжимая остатки сил... Понимая, что если они останутся здесь – то останутся здесь навсегда.
– Не могу... – Мари рухнула на колени, утопив пальцы в снежном песке. – Всё...
– Нет... – еле слышно сказала Тим. – Не... Не сдавайся... Ведь...
Ведь это лишь мираж.
Солнце робко подмигнуло тёплым лучом, деревья, вдруг выросшие вокруг девочек, зашумели листвой, а холод... Холод исчез без следа, оставив лишь снежные слёзы на щеках.
Так, незаметно для себя, Тим и Мари оказались на третьем уровне нарак-эль-михем.


Победа.


Когда девочки вышли на широкую – много шире обычной – тропу, Мари заявила:
– Давай наперегонки!
– Ну, давай! – упрашивала она, не встретив энтузиазма в глазах Тим. – Чуть-чуть! До поломанного дерева и всё!
Расщеплённый неведомо чем ствол возвышался в двух десятках шагов. И это было первое сломанное дерево, которое они увидели в нарак-эль-михем... Что, впрочем, нисколько не смутило Мари.
– Давай-давай-давай! – подпрыгивала на месте девочка, сверкая изумрудами глаз. – Кто придёт вторым – тот проиграл!
– Проиграл... – Тим качнула коротко стриженой головой. – Победа лишь обманка... Эфемерная радость, тающая спустя мгновение... И оставляющая горький привкус усталости... Обречённости... Необходимости... Это... Печально.
– Ну, опять ты! – фыркнула Мари. – Давай просто пробежимся! И всё! Без всяких твоих рассуждений!
Солнце блеснуло в её глазах. Сталью... А, может, огнём. И было в этом что-то... Интригующее.
– Ну... – хмыкнула Тим. – Давай.
И тотчас сорвалась с места, не сомневаясь, что легко опередит подругу. Но... Лёгкая поступь девочки в белоснежном платьице была одновременно и стремительной – будто ветер промчался по тропе, остановившись у выбранной отметки.
– Я первая, – закричала Мари.
И первой провалилась на четвёртый уровень нарак-эль-михем.



Возвращение


Выбеленное пространство простиралось во все стороны. До бесконечности. Никаких ориентиров, никакой жизни. Ничего.
– Деревьев нет... – вздохнула Мари.
– Ничего нет... – Тим улыбнулась. – Чистота... Которой невозможно достичь... Сама упала к нам в ноги... Подарок... Или подачка... Кто знает...
– Я знаю.
Высокий мужчина в деловом костюме серого цвета возник перед девочками. Молодое лицо было перечёркнуто улыбкой, а в глазах застыли два кубика льда. А ещё... Ещё он светился изнутри мягким холодным светом, будто покрытая фосфором игрушка, брошенная в темноте.
– Это мой дом.
Четвёртый уровень нарак-эль-михем ответил согласным молчанием.
– Но... – растерянно пробормотала Мари. – Почему мы здесь?
– Вы искали выход, – он не спрашивал, он утверждал. – Вы его нашли.
– Здесь... – начала Тим, запнулась, продолжила, сбиваясь на пафосный слог. – Наш долгий путь найдёт своё окончание... Это правда... Если можно доверять незнакомцу, который говорит, что знает... Знающий истину? Не знаю... Я не встречала таких...
Улыбка мужчины стала шире.
– Шад-дай... Нет. Не моё имя... Мой символ. Смотри!
Он протянул руку, в которой оказался перстень – серебряный, с кленовым листом из тёмного металла.
– Это тебе, – он кивнул Тим. – Это твоё. А ты...
– А это – моё, – Мари прижала к груди невесть откуда у неё взявшийся лист, сорванный когда-то с дерева. – Ты же покажешь выход, Эль?
– Я предпочитаю другое имя... – лёд в глазах мужчины подтаял. Чуть-чуть. – Можешь... называть меня Кирре.
– Кирре, – повторила Тим. За её спиной возникла сияющая дверь из холодного пламени. Даже не дверь – просто ослепительный контур, открывающий путь в неизвестность.
– Идите, – сказал Кирре.
Тим робко оглянулась. Девочка ожидала увидеть радость в изумрудных глазах... Но взгляд подруги был печален.
– Я остаюсь, – сказала Мари. – Но перстень с кленовым листом у тебя на пальце и настоящий кленовый лист у меня в руке – тоже остаются. Эта наша связь... До и после смерти. Да, Тим, я остаюсь... Остаюсь, чтобы жить.
– Там жизнь...
– Нет. Там хуже... Хуже смерти.
Она закрыла глаза... А когда распахнула веки – ни Кирре, ни Тим рядом уже не было. И только кленовый лист говорил, что это был не сон...
Это была ирреальность.


P.S.


Кирре, злой бог ирреальности, создал нарак-эль-михем для своего удовольствия. Он разместил на восьми уровнях несуществующего всё, что встречалось в мире реальном. Но не сбылось.
Он же населил сотворённый райский ад никогда не рождавшимися душами. И, чтобы тем не было скучно – разделил каждую ментальную сущность на две половинки. Низшую и высшую. Ровно так же, как нарак-эль-михем сочетал в себе и божественное, и дьявольское, так и части души воплощали в себе противоположные качества. Приземлённость и возвышенность, рациональность и безрассудство, мечтательность и расчётливость.
Кирре не преследовал особых целей. Да и развлечением это не было... По большому счёту, бог ирреальности лишь хотел посмотреть, может ли из ничего родиться что-то. Может ли одна душа вмещать в себя больше, чем одну вселенную.
А ещё, когда Кирре создавал нарак-эль-михем, он всё приговаривал, будто опытный повар:

“Рецепт прост...

...капелька жизни...

...и солнце взахлёб”.

И хитро улыбался. Будто кто-то другой мог его видеть...