Провидение?

Я сидела за столиком  в «Таверне Тимми Нолана» и ела сэндвич с тунцом. Было  11 часов вечера. Мне не нужно было рано вставать, поэтому я неторопливо жевала, запивая сэндвич зеленым чаем. Оживлённая атмосфера. У бара троица ботаников. Смущённо хихикают, заглядывая в декольте барменши. Несколько байкеров потягивают пиво и громко обсуждают какое-то мероприятие. Несколько парочек крепко схватившись за лапки оставляют друг на друге засосы. Двойняшки – брат и сестра фотографируются в обнимку на айфон. Строят рожицы, прижимаются друг к другу. Ненавязчивый мотив из колонок. Хорошая погода за окном.  Выключенный мобильник рядом на столе. Хочу побыть одна. Сижу минут 40, вглядываясь в лица посетителей. Медленно поднимаюсь и направлюсь к выходу. Выхожу на Риверсайд драйв и иду в сторону Мариота авеню. Погода сказочная. Тепло, лёгкий ветерок. Слушаю плеер. Мне никуда не надо. Я гуляю. И вспоминаю, как приехала в Лос-Анджелес.


Это было год назад. Город моей мечты  встретил меня сурово. Лил проливной дождь и сильный ветер кидал мне в лицо сухие листья и ошмётки газет.  Дом, в котором я снимала свою первую квартиру был расположен в Южном  даунтауне. Когда я поднялась по лестнице и подошла к своей квартире мне на встречу из темноты коридора  вылетела немолодая мексиканка а ля Анна Ортиц, презрительно оглядела меня с ног до головы и, фыркнув,  побежала вниз по лестнице. Неудивительно – для неё я гринго. Говорить в этом районе лучше всего по-испански, но для меня это не имеет никакого значения – большую часть суток я буду проводить на работе или в центре. Бросив чемоданы  я отправилась к владельцу дома.  Оплатила квартиру на месяц вперёд и узнала, что Мэри Джейн и Стейси Энн шлюхи, что я – единственная белая девушка в доме (это меня испугало), что Кристина Агилера никудышная мать, а в булочной на углу самые плохие кексы в Лос-Анджелесе.
Я поднялась в свою квартиру. Мебелировка так себе. Полтора часа потребовалось на уборку и раскладывание вещей.  Я легла на диван. Обстановка, конечно, скудная. Диван, стол, кресло и шкаф. На кухне и в прихожей голые стены. Придётся привести это место в божеский вид. Я закрыла глаза. За стеной – ругань на испанском, хлопающие двери, женские визги и детский плач. Не так я представляла себе квартиру в ЛА.  Казалось, что моя квартира – это наполненный мечтами  мирок, существующий отдельно от  этого гетто и связанный с тонкой нитью с центром города, в который я успела влюбиться пока ехала в такси.
Первое время работала копирайтером в  фирме по производству ручек. Так же писала статьи и обзоры в разные журналы. Раз в месяц, стабильно, мне звонил Майк. Предлагал помощь и посылался на три советские. Я изображала эмансипированную женщину, свободную и блистательную. На вопрос: «И денег хватает?» отвечала твёрдым «Да!».  Хоть в доме и не было ни крошки хлеба, шкафы ломились от дорогих шмоток.  Больной желудок – ничто. Имидж – всё. При этой дурацкой жизненной позиции я продолжала дружить с уличными шлюхами, парнями из гетто (они были моими лучшими друзьями) и низкопошибными актёрами. Когда мои коллеги по работе видели моих знакомых, у них кровь стыла в жилах. Меня даже пытались сводить к психологу, чтобы он разобрался в моём душевном состоянии, заставляющем меня общаться с людьми из низших слоёв общества.

Я повернула на Мариота и подошла к неказистому домику. Он удивительно выделялся на фоне остальных домов этой улицы – ни второго этажа, ни гаража. Обшарпанные стены и разбитое окно, заткнутое периной. Я неоднократно видела, как соседи ускоряли шаг, проходя мимо него, и брезгливо передёргивали плечами. Звоню в дверь минут десять. Никто не открывает.  Устав звонить я разворачиваюсь и собираюсь уходить, но замок щелкает и в дверном проёме показывается мой давний друг – Амину. Жестом он приглашает меня войти. Внутри дом выглядит ещё хуже, чем снаружи. Стены нуждаются в новых обоях, с потолка периодически сваливаются куски извёстки. В середине гостиной диван, ободранный и залитый чем-то белым. Я сажусь на угол, предварительно постелив газетку. Он садится на кресло, напротив меня. Кивает головой в сторону открытой бутылки вина стоящей на полу, я отказываюсь, молча помотав головой. Я пришла к нему просто так, без звонка.  Когда я выходила из дома, у меня и в мыслях не было его посещать. Но даже если бы я предупредила его о своём визите за месяц, он вряд ли сделал попытку прибраться. Я достаю из сумки «Los Angeles Downtown News» и протягиваю ему. Благодарит и кидает на пыльный столик. Он не прочтёт её. Одна из ножек столика сломана на половину, и стоит на кипе Даунтаун Ньюс, аккуратно сложенных одна на другую. Я пришла к нему, потому что около «Хани Бэйкед Хам»  мне захотелось опять услышать историю о том, как он проснулся в Санкт-Петербурге. Около дивана кипа книг. На неё он ставит вазочку с фундуком. Фундук он хранит специально для меня. Я бросаю несколько фраз о погоде, курсе доллара, деятельности ПЕТА. Он наливает себе вина и делает глоток. Я грызу фундук. Он опускает глаза и морщит лоб. Начинает торопливо говорить, боясь упустить какие-то детали.
«Я ведь и не надеялся на твою помощь.  Даже не знаю, почему тогда о тебе вспомнил.  Проснулся уже в самолёте.  Как я там очутился – не знаю.  Был сильно пьян. Зачем мне ехать в Россию посреди зимы? Ты можешь предположить? Я – нет.  Я вообще не должен был никуда лететь! Когда вышел из аэропорта в джинсах и лёгкой курточке  подумал, что это страшный сон.  До сих пор корю себя, что не вернулся в аэропорт. Просто пошёл куда-то по прямой. Похмелье – не соображал. Около суток бродил по городу, не встретил никого, кто говорит по-английски. Помню, как споткнулся и расшиб бровь. Поднялся и хотел кого-нибудь прикончить. Меня душила злоба. Начал вертеть головой, в поисках того, на кого можно наброситься. Но когда я огляделся.… Не помню, что это была за улица. Но храм поразил меня.  Я забыл про холод, про то, что ничего не ел. Просто стоял и смотрел на купол. Минут 20. Ощущая какой-то духовный подъём , я начинал медленно соображать. Мне стало очень стыдно за свои мысли. Мимо прошёл парень с КПК, и я вспомнил о тебе. У него такой же КПК, как и у меня. Я вспомнил, как болтал с тобой в чате.  В памяти всплыла твоя фраза: «Мой город  более богат памятниками культуры, чем Москва».  Хорошо, что я полетел не в столицу! Каким-то чудом добрался до обменника.  Интернет кафе нашёл сразу – благо, «интернет» звучит одинаково по-русски и по-английски. Хорошо, что ты была в сети!»
Я обернулась - у меня за спиной висело распечатанное изображение Храма Серафима Вырицкого.
Как он смог добрести до храма и остаться целым и невредимым для меня осталось загадкой. Он с восхищением благоговейно произносит «Провидение» и допивает бутылку. Я откидываюсь на диване. Он прикрывает глаза и улыбается, вспоминая эти события трёхлетней давности.  Амину. Такой наивный. Он так и остался неверующим, но в провидение верит. Потом у него начинается истерика. Его трясёт,  плечи вздрагивают, он тихо стонет. Я прохожу на кухню – там темно, люстры нет а светильник разбит.  Включаю мобильник и при слабеньком свете, исходящем от экрана  роюсь в полках и достаю ещё одну бутылку.  Прохожу в комнату - протягиваю ему. Он судорожно её хватает, прилипает губами к горлышку и жадно пьёт. 
После этой пьяной поездки он вылетел с работы.  Теперь живёт продажей текстов песен начинающим исполнителям. Тексты нельзя назвать гениальными, но где-то раз в 2 месяца он получает неплохую сумму, которой хватает на оплату дома и выпивку. Он почти ничего не ест. Изредка  покупает себе сэндвичи в ближайших кафе.  Отказывается от помощи кого бы то ни было, потому что привык обеспечивать себя сам.
-Я сейчас вернусь. Дверь сама закрою.
Выхожу, закрываю дверь. Нужно его накормить – он слишком много выпил. Искать в его доме что-то съедобное бессмысленно, поэтому я  возвращаюсь к Тимми Нолану. Лучше бы, конечно, в магазин  «Хани Бэйкед» или ресторанчик «Суши Сьюзи», но эти места закрыты в час ночи. Бар заполнен. Все места заняты. Еле успеваю перехватить официантку. По плазменным телекам транслируют матч – люди взволнованы. Ор стоит неимоверный. Я беру с собой три порции куриных крылышек и пару бургеров. Вылетаю из таверны и прихожу в себя. Даже не подозревала, что это место настолько оживлённое.  Неспеша возвращаюсь к Амину. Он уже успокоился. Сидит, поджав под себя ноги, и о чём-то напряжённо думает. Я ставлю перед ним крылышки
-Подкрепись
Сама съедаю бургер. Он безропотно съедает две порции, а третью прячет на кухне.
-На потом.
Усаживается на пол, достаёт тетрадь, ручку и начинает писать. Я достаю из сумки плеер и втыкаю наушники в уши. Уже около трёх. Я закрываю глаза. В полусне слушаю Queen.  После Богемской Рапсодии поднимаюсь, выхожу на улицу и иду до Мурпак стрит. Потом разворачиваюсь и возвращаюсь к Амину. Он лежит на полу, свернувшись клубком. Я укрываю его пледом, допиваю бутылку и выбрасываю её. Запираю дверь изнутри и вылезаю во двор через окно и направляюсь к автобусной остановке. 96 едет прямо до Даунтауна. 5:15 утра я жду ровно три минуты и сажусь в подъехавший автобус.